***

Едва прозвучало последнее слово, а за ним — заключительный аккорд, взгляд барда встретился с взглядом Шинсо. На губах её сверкнула почти мальчишеская улыбка, и она опустила лютню.

Почти никто из знатных гостей, не считая скромной группки юных наследников (и Момо, со скромной улыбкой тихо похлопавшей ладонью по вееру), аплодировать не стал. Взгляды их едва ли утратили былое кичливое равнодушие.

И Шинсо с запозданием понял: все эти люди действительно не собрались на представление барда — и неважно, сколь искусным бы тот, в конечном счёте, ни оказался.

Быть может, все они ждали чего-то иного. Того, что должно было последовать после.

Внешне девушку-барда скудный отклик, однако, ни капли не смутил. Взяв лютню в одну руку, другую руку она приложила к груди и, поклонившись в три стороны, с достоинством сошла с площадки, держа голову высоко. Секундой позже Момо рванула с места и, с чувством извиняясь во всех направлениях и скрывая лицо веером, принялась проталкиваться сквозь толпу.

Но расходиться гости не спешили. Впервые за выступление Шинсо, отвлёкшись от общего нетерпения в преддверии неизвестного, обернул голову назад.

И обомлел.

За какие-то несколько минут бардовских песен и без того внушительная толпа гостей разрослась почти втрое. Десятки — нет, сотни знатных господ уже сгрудились вокруг пустовавшей мраморной площадки, нетерпеливо переговариваясь между собой, шурша тканями одежд, посмеиваясь — чего-то ожидая.

Шинсо с лёгким затравленным чувством оглянулся вокруг себя, оценивая масштабы трагедии. Выбраться из такой толпы, даже обладая изворотливостью ужа, возможным больше не представлялось. Кто-то толкнул Шинсо в плечо, пробираясь мимо, и тот качнулся, неловко проскользнув пальцами по резной колонне в попытках уцепиться хоть за что-нибудь. «Потеряю опору в таком столпотворении — и мне точно не поздоровится…».

Но не успел он мысленно выругаться на опять запропастившегося куда-то Каминари — переполненный зал накрыло тишиной вновь. Шинсо, замерев, невольно обернулся вслед за всеми.

На пустую сцену откуда ни возьмись чинно выступила группа людей, изысканно одетых, с торжественностью, блиставшей на лицах и в каждом движении. Каждый из них держал в руках по музыкальному инструменту, неся его словно высшую драгоценность. Скрипка, лютня, виола, флейта, арфа…

В мгновение ока зал вздыбился возбуждённой волной. Гости зароптали сотнями взволнованных голосов, женщины дружно заахали. Толпа пришла в движение. Шинсо, вцепившись правой рукой в рукоять, невольно попытался отступить в тень — и слишком поздно осознал, что отступать ему было уже некуда. Людскому потоку, казалось, всё не было конца, и знатные господа и дамы, не переставая двигаться, сновали из стороны в сторону, толкались, хихикали, взмахивали веерами, почти наступали на ноги. Вздохнуть полной грудью больше не получалось. «Да где же этот чёртов?!.»

— Людновато тут, а? — прозвенел над самым ухом весёлый голос. Шинсо резко развернулся — и едва не впечатался всем телом в стоявшего позади Каминари. Тот ловко удержал его за предплечье, не дав потерять равновесия, а другой рукой поспешно придержал собственную шляпу.

— Тише, тише, — кажется, Каминари над ним почти смеялся, — Потерять тебя в такой толпе было бы досадно.

— А как ты сам вообще меня нашёл? — пытаясь перекричать гул толпы, гаркнул Шинсо ему в лицо.

— Секреты ремесла, — Каминари подмигнул, и, обернувшись к площадке, вытянул шею, — О, вот-вот начнётся. Лучше быть готовым.

— К чему?! — почти с отчаянием рявкнул Шинсо. От нахлынувшего напряжения вытянуть клинок за сегодняшний вечер ещё не хотелось сильнее, чем прямо сейчас. Но он едва ли был способен пошевелить локтями. «Что вообще, чёрт побери, происходит?!»

И тут толпа рассыпалась.

Пространство вокруг них опустело, вмиг наполнившись воздухом. Прежде сдавливавшее со всех сторон столпотворение испарилось, и Шинсо в смятении машинально бросил взгляд через плечо.

Меньше чем за секунды беспорядочное сборище гостей преобразилось до неузнаваемости. Статные мужчины, изысканные девушки, важные господа и дамы старших лет, совсем юные наследники — все они, бывшие прежде нестройной толпой, разлетелись во все стороны зала, равномерно разошлись по мрамору, окружили столы, колонны — и соединились в пары.

Шинсо, сам того не зная, задержал дыхание.

Единственный, кто не испарился, стоял сейчас прямо у него за спиной, не двигаясь с места.

Собрав все имевшиеся у него силы, Шинсо медленно, на деревянных, почти не гнущихся ногах развернулся — и его глаза встретились с блестящим взглядом чистого янтаря.

Сердце предательски и без причины ёкнуло.

С губ сорвалось тихое ругательство.

В воцарившейся тишине с сияющей от света мраморной площадки раздался первый звук нежной арфы.

***

— Это шутка… — после секундного молчания кое-как выдавил Шинсо. Со всех сторон их окружали десятки пар, блиставшие золотом, светившиеся безудержной яркостью тканей. Лицо каждого из гостей было преисполнено волнующего предвкушения, и гордого ликования. Никто не двигался с места. Все ожидали.

Ладонь к рукояти меча в ножнах как будто приросла.

Ступни к мраморному полу — тоже. В окружении бесчисленной знати, рассредоточенной по всему залу и замершей без единого движения, у него не было права отличаться ещё сильнее — не было права двинуться иначе. Чувства «быть как на ладони» он никогда ещё не ощущал настолько явно.

Ускользнуть незамеченным Шинсо больше не мог.

И Каминари, судя по всему, знал.

— Есть варианты получше? — негромко проговорил он, качнув полями шляпы, и белозубо — не то извиняясь, не то откровенно смеясь — улыбнулся ему. И протянул правую руку в угольно-чёрной перчатке.

На бледном лице не было и тени злорадства.

Щёки еле заметно заныли. Шинсо моргнул, и лишь сейчас осознал — его собственные губы искривила широчайшая из ухмылок.

Кровь стучала в ушах, становясь для него единственным шумом. Каждый удар словно наполнял тело неведомой волной тёмного предвкушения, шевеля волосы на затылке, заставляя еле заметно подрагивать хладеющие руки.

Это ощущение было ему знакомо. Так чертовски знакомо.

Наконец, больше не в силах выдерживать этого натиска, Шинсо с трудом выдохнул, и издал хриплый смешок:

— Это вызов?

Каминари, фыркнув, только пожал плечами. Глаза его сверкнули янтарным огнём.

Шинсо прыгал в огонь с закрытыми глазами столько раз, сколько не смог бы и сосчитать.

С него станется, что однажды эта самонадеянность станет ему могилой. Но день этот настанет точно не сегодня.

Шинсо усмехнулся в опасном, почти устрашающем его самого нетерпении, шагнул вперёд — и ухватился за поданную ему ладонь.

«Так почему не станцевать на своих будущих костях?»

***

Арфа сыграла перебор с изяществом почти аристократическим — и следом мелодию подхватила, резво взяв на себя главенствующую роль, певучая скрипка. Чарующие, величественные звуки вмиг вознеслись ввысь, под самый золочёный потолок, и разлились плавной волной по всему залу. И едва к скрипке, гармонично вплетаясь в песню, присоединилась лёгкая как ветер флейта — весь зал, как по команде, сдвинулся, и пары сделали первый шаг.

…У Шинсо в голове — нелепейшая пустота.

Вампирская рука, облачённая в чёрное, с осторожностью, но безошибочно крепко перехватила поданную им самим ладонь. Прохладная кожа перчаток коснулась голых пальцев, и Шинсо непроизвольно сжал их. По спине волной пробежали мурашки. Каминари, на миг опустив взгляд на их руки, расправил плечи и светло улыбнулся:

— Ну же, — и, сделав шаг назад, мягко потянул Шинсо на себя. Тот скованно сделал точь-в-точь такой же шаг следом, не сократив дистанции ни на дюйм. Взгляд его упёрся в лицо напротив. Слишком бледное для человеческого лицо, обрамлённое светлыми прядями и прикрытое тенью шляпы, улыбалось ему. И — он готов был поклясться — улыбалось почти с ободрением.

— Я не умею танцевать, — судорожно вырвалось у Шинсо. Он спешно поджал губы, отведя взгляд, но было слишком уж поздно. Оправдание прозвучало едва ли не по-детски. Внеземной азарт, захлёстывавший его ещё пару секунд назад, куда-то испарился, освободив место невиданному доселе напряжению.

Ему нужно было танцевать.

За всю жизнь он не допускал и мысли, что среди всех вещей ему пришлось бы заниматься чем-то подобным. Но в одном он был твёрдо уверен. Танцы ему были не под силу.

— Да ладно тебе, не прибедняйся — я видел, как ты двигаешься в бою! — Каминари тихо рассмеялся и, встряхнув его напряжённую руку, с неясно откуда взявшейся убеждённостью прибавил, — Танцы для тебя — плёвое дело!

И следующим уверенным движением он коснулся талии Шинсо.

Рефлексы сработали вперёд мыслей. Под мелодичные звуки скрипки Шинсо, стиснув зубы, напружинил ноги, вцепился рукой в левую рукоять — и с металлическим лязгом обнажил меч на четверть.

Но Каминари оказался быстрее.

С мягкой грацией, будто бы не прилагая ровно никаких усилий — словно уже танцуя — Каминари, надавив на рукоять ладонью, задвинул меч обратно в ножны. Светлый янтарь, сверкнув, пристально всмотрелся в глаза Шинсо.

Спустя секунду внутренних метаний Шинсо тихо сглотнул, и всё же убрал едва дрожащую руку с рукояти клинка. «Сейчас не время». Ему не нужно было читать мыслей, чтобы понимать это. Как бы, возможно, ни ненавидел он собственные уже принятые решения, как бы ни хотел поддаться привычному порыву — сейчас не время.

Чужая ладонь в перчатке немного погодя вновь с осторожностью легла на талию, и Каминари сделал шаг ему навстречу. Шинсо, не зная, куда деть свободную руку, и, внезапно — куда деть глаза — отвернул голову в сторону, вцепившись пальцами в пояс собственных брюк.

— Расслабься, — тихий шёпот вдруг коснулся самого уха, и Шинсо замер, на мгновение оказавшись в тени широких полей шляпы. По коже будто пробежал лёгкий разряд молнии. Выпрямившись во весь рост, Каминари по-свойски переложил его руку себе на плечо, расправился и с почти что галантной игривостью улыбнулся:

— Ну, что, доверишься мне ещё разок?

***

Лютня сыграла пару ритмичных, но благородных мотивов. Женщины, привстав на носки ей в такт, все как одна совершили изящный поклон — весь зал, словно бы влекомый волной вздымающихся пышных тканей, на миг воспарил над полом, и следом опустился. Флейта повторила мелодию, ей вторила виола — и под новый перебор арфы пары медленно, величественно заскользили по сияющему мрамору.

Каминари — выглядевший так, словно занимался этим всю жизнь — сделал широкий шаг назад вслед за людской волной. Шинсо, от резкого движения едва не споткнувшись о собственную ногу, кое-как поспел следом.

«И это только первый шаг?..»

В том, что он доживёт до конца этого безумия, у Шинсо не было ровно никакой уверенности. Каминари, беззлобно улыбнувшись, продолжил шагать, не отпуская его. Сам Шинсо адресованного ему жеста не увидел — потому что отрывать взгляд от собственной пары ног — и, вдобавок, чужой — сейчас ощущалось сродни чистому самоубийству.

«Раз, два, поворот… раз, удар… в этой музыке вообще есть хоть какая-то логика?!»

Пока что общий танец напоминал походку хромоногого, но до жути изящного гуляки — но даже это сравнение ничем не помогало. Свои же конечности отказывались слушаться, а чужие руки всё продолжали вести и вести куда-то, не давая перевести дух.

«Погоди, а если…»

Кое-как нервно втянув носом воздух, Шинсо резко выбросил ногу вперёд, попытавшись предугадать следующий шаг — и полностью промахнулся. Носок сапога неуклюже заскользил по начищенному мрамору. Сердце против воли сорвалось куда-то в пропасть. Шинсо с запоздалой беспомощностью понял, что не удержит равновесия, и, стиснув зубы, невольно прикрыл веки.

«Чёрт, будет больн…»

Дух в последний миг выбило из лёгких — и Шинсо, не коснувшись пола, повис в воздухе. Удара не последовало. Силой воли сбросив оцепенение, он приоткрыл глаза.

Чужая рука уверенно — аккуратно (Так, словно в ней не было силы, способной проломить череп.) — сжимала его правую ладонь, держа её высоко на весу. А вторая, скользнув вниз по рёбрам, быстро и осторожно обвила талию — и крепко прижала к себе.

Шинсо, порывисто выдохнув, вскинул голову.

Яркий, сияющий янтарь, не мигая, замер в паре дюймов от его лица. Еле ощутимое холодное дыхание, более слабое, чем ветер, едва коснулось скулы. Вдохнуть не получилось. Светлые глаза, глядевшие на него почти удивлённо, были неожиданно близко.

«Слишком близко».

Не осознавая, что сам вцепился в ткань на чужом плече мёртвой хваткой, Шинсо попытался отпрянуть, но руки Каминари всё ещё надёжно прижимали его к телу, не давая пошевелиться. «Чёрт бы тебя…»

Танец, наверное, всё шёл своим неведомым ходом, увлекаемый вперёд музыкой — но Шинсо казалось, что время застыло в секунде. Взгляд, судорожно мечась по сторонам, снова упёрся в заворожённые янтарные глаза напротив. Бледное лицо, обрамлённое светлыми прядями и — неподдельно — сияющее золотом взгляда, прикрытое тенью угольно-чёрной шляпы…

В голову пришла запоздалая, совершеннейше бестолковая мысль.

«А ресницы у него тоже светлые».

Флейта высоко, ярко свистнула, десятки пар каблуков ритмично и звонко ударились о мрамор, Каминари выпустил Шинсо из захвата, ловко перехватив его руку и талию в прежнее положение — и замысловатое движение, именуемое танцем, продолжилось. Шинсо, благодарный лишь своей скорой реакции, поспешно (хоть и несколько неуклюже) зашагал за ним следом. На короткую секунду он, осмелившись оторвать глаза от пола, поднял взор. От лёгкой растерянности и удивления на бледном лице Каминари не осталось и следа.

Но теперь оно казалось чуть ближе.

Шинсо, не замедляя и без того безумного по его меркам шага, краем глаза покосился за кружившиеся подле них пары. Женщины, девушки, а кое-где — и совсем юные наследницы — все до единой степенно, с аристократическим достоинством держались за своих кавалеров, умудряясь двигаться быстро и легко, и притом не теряя ни капли изящества.

Шинсо и сам не заметил, как попытался на ходу повторить за одной из дам этот странный, на первый взгляд простой приём ногами — и на этот раз от падения его вновь уберегли лишь руки Каминари, теперь предусмотрительно удерживавшие крепче. И действительно крепче. «И не пошевелиться толком, чёрт его…».

Шинсо не нравилась скованность движений — не нравилось быть скованным. В обычной ситуации охоты за скованностью неизменно следовало ощущение небезопасности, а за ним — неконтролируемое чувство близкой гибели, дышащее в затылок запахом крови. Всё, что бы ни происходило с ним, что бы ни происходило вокруг, он измерял «охотой». Это перестало быть просто привычкой долгие годы назад. А ослаблять бдительность стоило слишком дорого.

— Шинсо, — донёсся до ушей негромкий голос. Который, казалось, смеялся. Казалось?

Шинсо, нахмурив брови, умышленно не поднимал головы, сосредоточившись на собственных ногах — потому что не был готов встретиться с взглядом напротив. Как и не был готов снова терять равновесия.

На лицо ему упала тень от шляпы.

— Посмотри на меня.

Шёпот — в затихшей суете зала настолько отчётливый, что, казалось, прозвучал эхом в его собственных мыслях — коснулся уха. Пробежав по шее прохладной рябью.

— Я не умалишённый… — сглотнув, пробормотал он, напряжённо следя за мелькавшими беспорядочно ногами — гостей, своими, Каминари. Мысли в голове отплясывали погребальный танец. — Для зубоскальства нашёл бы время и получ…

— Посмотри.

Лишь на долю секунды — рука в перчатке выпустила ладонь Шинсо.

И невесомой прохладой коснулась подбородка. Заставляя поднять взгляд — к са́мому янтарю.

Бледные губы улыбались лучезарно. Не замедляя шага, не выбиваясь из ритма, Каминари ловко развернулся в движении, не отпуская Шинсо. И тем же мгновением, что он вновь перехватил его руку — отчётливо, мягко проговорил:

— Слушай. И позволь мне вести тебя.

Музыка полилась новым мотивом скрипки, сплетаясь со звуками лютни. Зал, не замедляя темпа, следовал ей, бойко вышагивая по мрамору, шурша тканью платьев с изяществом, с отточенным мастерством, словно самый главный секрет был им ведом.

В какофонии беспорядочных для него звуков Шинсо был ведом лишь одной парой умелых рук.

Вслед за словами Каминари чувство, кристально ясное, пронзило разум. Чувство, что прозвенело тонкой, чистой струной — одной лишь мыслью, настолько очевидной и чёткой, что та вмиг заполонила собою пустоту.

И расползлась по губам ухмылкой — первобытного, неподдельного восторга.

«Что же, жить — так напропалую?»

Каминари, слегка усмехнувшись — неизменно светло — ему в ответ, перехватил ладонь Шинсо поудобнее. Музыка грянула новым величественным аккордом, ведя за собой зал с неведомой силой. Каминари сделал несколько широких шагов следом — и, наклонившись к Шинсо чуть ближе, ритмично зашептал:

— Раз, два, три, четыре…

Шинсо, в смятении моргнув, непроизвольно стиснул чужое плечо. Что этот шут делал? И что делать ему самому? Смотреть на ноги? Бросить эту затею к чертям? Слушать?..

«Раз, два, три, четыре, раз, два, три, четыре…»

Простой счёт — никак не меняясь, не ускоряясь — мерно стучал в ушах чеканным шёпотом, постепенно заполняя собою мысли.

 «Раз, два, три, четыре…»

Тонкие пальцы, облачённые в чёрное, вторя шёпоту своего обладателя, принялись повторять тот же странный ритм, еле заметно, но ощутимо постукивая по талии.

«Раз, два…»

Лютня мелодично прозвенела струнами, и флейта повторила тот же мотив.

Осознание обрушилось на Шинсо гулким грохотом каблуков, коснувшихся мрамора в ту же самую секунду.

— Раз, два, три… — Каминари всё продолжал равномерный счёт, шагая в такт, но прервался на полуслове.

Взгляд тёмных глаз напротив ярко сверкнул. И губы Шинсо продолжили шёпот за него.

— …четыре, раз, два, три, четыре. Кажется, понял, чёрт!..

Шинсо, не успев как следует возликовать, на ходу чуть не запутался в собственных ногах, и от души выругался снова, вовремя подхваченный чужими руками. Каминари, не сбавляя темпа, издал добродушный смешок, и отозвался:

— Молодец — а теперь, раз уж на то пошло, не поможешь мне и со вторым?

Шинсо, чуть шевеля губами, сосредоточенно проговаривая счёт себе под нос, услышанное понял не сразу. «Со вторым?..»

Руки Каминари вдруг разжались и выпустили его из уверенной хватки. Мелодия провалилась. Шинсо, каким-то чудом удержав равновесие, без чужой опоры ставшее неожиданно хлипким, по инерции сделал несколько шагов назад и в смятении затормозил. «Что за чёрт?» Шинсо хватило ума и реакции не выдать этого вслух — удержанные слова тяжёлым грохотом отдались в голове. Он поднял глаза от пола.

Каминари стоял в паре шагов впереди, слегка улыбаясь из-под широких полей. Одна рука его была убрана за спину, а вторая — вытянута вперёд в изящном жесте. Он не двигался. Музыка — тоже.

Шинсо, не смея шевельнуться, невольно окинул глазами пространство вокруг. Все остальные пары так же разошлись в стороны. Взгляд, напряжённо растерянный, вернулся к бледному лицу напротив. И едва их глаза встретились, Каминари коротко кивнул — и, поманив его пальцами вытянутой руки, еле заметно зашевелил губами.

«Раз. Два. Три. Четыре».

И в ту же секунду, как дамы вокруг, следуя грянувшей музыке, грациозно шагнули к своим кавалерам — Шинсо сделал шаг вперёд вместе с ними.

Шаг. Шаг.

Рука в чёрной перчатке, приняв его протянутую с долей неловкости ладонь, еле заметно сжалась, а вторая легла на плавный изгиб талии. Всё, до единого движения — безупречно, в такт музыке. Каминари, качнув полями шляпы, одобрительно улыбнулся и, грациозно расправив плечи, притянул Шинсо чуть ближе.

«…Слушать — и позволить себя вести?»

Туманность вампирской болтовни ещё никогда не казалась ему более непостижимой. Что вообще было у него в голове? Шинсо терпеть не мог излишних недомолвок, а от Каминари они исходили с завидной частотой. И сейчас для них было явно не время.

Но что-то в янтарных глазах напротив блеснуло по-странному знакомо — словно напоминание о…

Той же секундой Шинсо озарило. Скованные напряжением плечи опустились сами собой. Мысль, до смешного простая, столько раз посещавшая его прежде — как шутка, как обречение, как привычное языку проклятие — стала ему ответом.

«Послать всё к чёрту».

Величественный мотив скрипки певучей волной вознёсся к потолку — и бесчисленное множество пар каблуков одномоментно щёлкнуло по мраморному полу.

«К чёрту всё».

Шинсо набрал полную грудь воздуха — так, словно прыгал в бездонный омут — и закрыл глаза.

За секунды.

Руки в чёрных перчатках, державшие его, казалось, осторожнее любых человеческих рук, стали его руками.

Шаги начищенных сапог, что двигались с мастерской точностью, отбивая каблуками мраморный ритм, стали его шагами.

Прохлада вампирской кожи, что словно просачивалась сквозь одежду, сквозь перчатки — стала его истинной прохладой.

Движения Каминари — плавные, ритмичные, отточенные — стали его движениями.

«Раз. Два. Три. Четыре…»

Вся какофония звуков, нет — музыка — возымела смысл. Шаг, шаг, за ним ещё.

Умелые руки, ни на миг не выпуская его — ни на миг не стискивая ладони сильнее нужного — вели, вели вперёд, по незримому широкому кругу, огибая бесчисленные танцующие пары, летевшие в том же порыве. Лютня, сплетясь песней со скрипкой, выправляла шаг, распрямляла спину — почему-то заставляла ладони слегка потеть, сжатые плотно веки — подрагивать, горло — сохнуть, а лёгкую голову — почти кружиться.

Или то была не лютня?

— Шинсо, — шёпот раздался над самым ухом, и Шинсо, поджав губы, тряхнул головой, не открывая глаз. Если откроет — больше не вернёт хладнокровия. Ни в жизнь.

— Приготовься.

— К ч…

Шинсо не успел узнать. Потому что Каминари чуть иначе, по-странному перехватил его ладонь — и, не выбиваясь из ритма, ускорил шаг. Всё ещё ведомый чужими руками, Шинсо невольно устремился следом. Мрамор под ногами на долю секунды вдруг показался льдом, и в попытках сохранить равновесие он лихорадочно вцепился в плечо Каминари, почти повиснув на нём. «Куда его несёт?»

Шаг становился всё короче, всё стремительнее. Звонкий стук сотен пар ног по мрамору, казалось, вновь вот-вот готов был вырваться из-под власти музыки. Сердце в груди заколотилось быстрее шагов — уже напоминавших скачки. На короткий миг Шинсо показалось, будто под ногами он услышал свистящий треск искр — всего лишь показалось.

Тихий шёпот, почти заглушая музыку, слабым дыханием коснулся самого уха.

— Сейчас я отпущу — и лучше открой глаза, хорошо? Возвращайся ко мне.

Шинсо распахнул глаза. «Отпущу»?.. Дух выбило из лёгких. Пальцы непроизвольно попытались стиснуть чужое плечо сильнее — но почему теперь не выходило?

Глаза напротив — слишком отчётливо тепло — ему улыбнулись. Руки в чёрных перчатках ослабили хватку — и мягко оттолкнули, в последний миг коснувшись левого плеча.

Потеряв опору уверенных рук, но умудрившись удержать хрупкое равновесие, Шинсо сделал несколько шагов назад. Зал вокруг еле заметно закружило, и Шинсо, по инерции — от того самого толчка в плечо — в несколько коротких шагов неуверенно обернулся вокруг себя. Шаг, шаг. «Раз, два, три, четыре». Казалось, так и было нужно. «Это всё ещё часть танца?» Словно подтверждая его смутную догадку, многочисленные дамы вокруг — правда, с куда большим изяществом — исполнили то же движение, а следом, не теряя времени, под музыку, будто паря над полом, неспешно засеменили к ожидавшим их кавалерам.

Шинсо уже понял, что в танцующем столпотворении важнее всего было следовать за общим движением. И, попытавшись расправить вновь сжатые плечи, он шагнул за дамами следом.

Да и что там говорил Каминари? «Возвращаться к нему»?

Он поднял глаза.

Грациозно вытянутая вперёд рука, облачённая в чёрное, с готовностью приняла его ладонь — и Каминари вновь, как раньше, обвил рукой его талию, незаметным жестом притягивая к себе ближе.

— Сколько ещё таких выкрутасов будет — не соизволишь предупредить на берегу? — чуть едко переспросил Шинсо (сам не до конца понимая, что именно под «выкрутасами» имел в виду), однако, вновь следуя за Каминари, — Моё терпение не железное.

— Неужто угрожаешь? — с притворным испугом ахнул Каминари, но, не сдержавшись, изогнул уголки губ, — Думаю, больше не будет — по крайней мере, не в этом танце.

— Не в «этом»? Они что, ещё собираются отплясывать?

— Мы, — поправил Каминари, но, поймав убийственный взгляд Шинсо, всё же пояснил с улыбкой, — Этот — обязательный, а дальше — по желанию всякого.

Шинсо ничего не ответил. Лишь с долей задумчивости сжав пальцами чёрную ткань на чужом плече.

Музыка, покачиваясь плавным танцем десятков пар вокруг, оплетая белоснежные колонны до самого потолка, лилась не переставая. Казалось, движение это больше не имело ни начала, ни конца — и никто в зале будто бы не был особенно против. Скрипка, величественно ведя за собою все остальные инструменты, пропевала каждый сделанный шаг. Двигаться ей в такт, не отвлекаясь на другие голоса музыки, на сотню факторов вокруг, было уже почти несложно. «Привыкаю?»

Шинсо, со спокойствием почти флегматичным, отметил, что мрамор пола под ногами перестал был похожим на предательски скользкий лёд. Прежде скованные в тисках напряжения плечи сами собою расслаблялись.

Желание судорожно сжать рукоять клинка в ладони при любой возможности почти перестало мучить.

 «А ведь, если подумать, танец и вправду не так далёк от техники боя».

Интересно, сколько прошло времени?

Шинсо (не зная почему — украдкой) поднял взгляд на Каминари. Тот всё ещё находился близко. Пожалуй, ближе, чем стоило. Взгляд янтарных глаз, прикрытых светлыми ресницами, стремился куда-то вдаль, не цепляясь за людей, за так и пестрившие буйством красок ткани. Руки с удивительной для него сосредоточенностью — или же с отточенностью навыка? — всё вели вперёд, не отпуская ни на миг — ни на миг не давая отстраниться. Может, именно поэтому каждое движение, каждый шаг Каминари словно проходили сквозь всё тело?.. Будто бы отдавая приказы.

Не то чтобы Шинсо пытался вырваться. Но признавать, что именно эти самые «приказы», наряду с уверенной хваткой рук, были, пожалуй, единственным, что позволяло ему крепко стоять на ногах и двигаться, он отказывался.

Неужели это всё было необходимостью? Будь у него только свободны руки, то, в теории, клинками бы…

Каминари, на секунду отвлёкшись от зала, повернул к нему голову и, поймав направленный на себя взгляд, легко улыбнулся. Шинсо, фыркнув, дёрнул подбородком, и коротко закатил глаза. «Что за дитя…»

К кому именно относилась эта мысль, он и сам не смог до конца понять.

Шинсо устремил в толпу беглый взор, и на долю секунды среди множества роскошных одежд неподалёку мелькнула смутно знакомая кремовая ткань. Каминари, не сбавляя темпа, плавно слегка развернул их в движении, и Шинсо, стремясь подтвердить свою догадку, скосил взгляд в сторону.

То и вправду оказалась Очако, их недавняя знакомая — будто непоседливая служанка, она весело кружилась в танце с каким-то низеньким парнишкой, с до ужаса растрёпанной тёмной шевелюрой и такой же беззаботной улыбкой, как у своей партнёрши. «Пф, ну, эти нашли друг друга» — беззлобно хмыкнул Шинсо, прежде чем юная парочка вприпрыжку под музыку вновь скрылась в водовороте тканей.

С нарастающим любопытством вытянув шею, Шинсо принялся как бы невзначай оглядываться по сторонам. Каминари тут же тихо усмехнулся и, слегка сжав его ладонь, кивком указал куда-то влево. Они оба чуть развернулись, не нарушая танцевального шага. Шинсо проследил за его взглядом, и, недолго поискав глазами, понимающе фыркнул.

Невдалеке — даже во время танца непостижимым образом окружённый внушительным числом гостей — под музыку степенно покачивался Тенья. С благожелательной полуулыбкой, преисполненной почтения, и с безупречной выправкой он придерживал какую-то даму преклонных лет, выглядевшую до невозможного счастливой.

Шинсо полуозадаченно качнул головой. Удивительно, как даже такому угловатому во всех отношениях парню удавалось сохранять эту особую танцевальную грацию. «Ах, да…» Впрочем, немудрено — странно было бы не уметь танцевать для самого́ отпрыска семьи-устроителя Торжества. Шинсо всё чаще неосторожно забывал, что на этом празднестве, пожалуй, единственный не имел благородного происхождения.

Вернее, не так — это все вокруг него выросли в достатке и роскоши, посвящённые в культуру утончённых манер ещё с колыбели. Пора бы, наверное, и перестать удивляться подобным вещам.

Шинсо обвёл глазами зал, затем ещё, более внимательно, и ещё раз. «Хм, любопытно». Мятежного принца из-за моря с экзотичной внешностью, к его удивлению, нигде не было видно. Хотя тот и утверждал, что ему остаться без пары на этот вечер было никак не позволено. Конечно, зал был просто огромен, и, передвигаясь умеренным танцевальным шагом, осмотреть его весь было невозможно — и это не говоря об остальных парах, двигавшихся так же непрерывно. Даже Каминари, без слов присоединившийся к их общему теперь развлечению, притих — тоже, по-видимому, рыская пытливым взглядом по толпе.

— О.

Казалось, они оба одновременно перевели взгляды в дальний угол зала. Мраморные колонны здесь уходили в тень под высоким потолком, не освещённые должным образом. Пространство между ними было по большей части пустынно, и его прикрывали лишь богатые, изукрашенные и расшитые золотыми узорами плотные занавеси.

И в тени тяжёлых тканей, в тени белоснежных колонн, почти полностью скрытые от любопытных глаз толпы, неспешно — медленнее темпа музыки — тихо покачивались двое. С такого расстояния случайный гость бы и не распознал лиц неизвестных, лишь пройдя мимо. Но Шинсо с Каминари, так же синхронно, не глядя друг на друга, один — еле заметно фыркнув, другой — сияя лучистой белизной — понимающе сощурились.

Пара на несколько секунд выплыла из-за высокой колонны, не пересекая границы света. По мраморному полу — бесшумно из-за расстояния — струясь красивыми волнами, прошуршало тёмно-красное декольтированное платье, обшитое золотом, и с широким поясом вокруг талии. На плечи — наброшена лёгкая полупрозрачная накидка. Чёрные, как смоль, длинные волосы, за вечер успевшие слегка растрепаться, рассыпались по плечам. На тонком запястье висел очень знакомый расписной веер.

Тонкое запястье — с аккуратностью почти нежной — придерживала умелая рука, ведя девушку за собой. Другой держа её талию так, словно та была хрупче лютни из тёмного дерева. Кожаный корсет, белая рубаха с расшитым воротником, тёмные брюки, сапоги до колен, лютня на плече…

Губы светились улыбками сквозь тени высоких колонн.

Спустя мгновение пара скрылась из виду, никем не замеченная, покачиваясь в своём собственном темпе, ведомом лишь двоим.

Шинсо, сам не понимая почему стремясь нарушить повисшее молчание, коротко прочистил горло и перевёл взгляд на Каминари. Тот, легко пожав плечами, перехватил его ладонь и шагнул обратно в наполненный светом и музыкой зал.

— И такое здесь… дозволительно? — вполголоса, наконец, переспросил Шинсо, чисто рефлекторно придвинувшись к Каминари, когда какая-то неповоротливая пара опасно близко пронеслась мимо, чуть не толкнув его в спину.

Мужчина — женщина, юноша — девушка… Все пары вокруг не нарушали этого, казалось бы, обычного правила. Не то чтобы его самого это как-то волновало — но ведь здесь, насколько ему было известно, мнение окружающих превозносилось на особенно высокий пьедестал.

— Ты о?.. А-а, — понимающе протянул Каминари, невозмутимо проводив неуклюжих танцоров глазами, и лукаво улыбнулся, — Не уверен — но, думаю, определённо нет.

Шинсо поперхнулся, чуть отстранившись, чтобы ошарашенно взглянуть в сияющее озорством лицо.

— Так «определённо» или «думаешь»?..

— Я как-то не особенно интересовался, — Каминари задумчиво перебрал пальцами, лежавшими на чужой талии (Шинсо невольно дёрнул бровью), и следом поддразнил, — Что, рискнёшь спросить у Теньи?

— А поинтересоваться стоило. Ты и спрашивай, — хмыкнув, скривил губы Шинсо. Каминари в ответ лишь тихо рассмеялся. Казалось, отсутствие ответа его ни капли не беспокоило. Существовало ли на свете хоть что-то, что способно его потревожить? Однако, как бы там ни было, до этой секунды Шинсо даже не задумывался, сколько взглядов, случайно или нарочно направленных в их сторону, осуждали не его диковатый внешний вид, а того, с кем Каминари…

Придержав его за руку и замедлив шаг, Каминари чуть склонил голову, будто стремясь вернуть Шинсо рассеянное внимание, и его лицо вновь оказалось в тени широких чёрных полей. Мигом очнувшись от размышлений, он резко поднял голову — с кривоватой ухмылкой, против воли перекосившей губы.

— Не боишься, что тебя за такое вышвырнут из этого замка?

Улыбка Каминари, прежде сиявшая живостью, застыла на лице каменным изваянием.

Молчание их на несколько секунд утонуло в мелодии певучей скрипки.

Взгляд янтарных глаз, затуманившихся чем-то вдруг совершенно недосягаемым — чем-то, неуловимо напоминавшим дыхание прошлого, скользнул по просторам огромного зала, обратился к позолоченному куполу расписного потолка, к изукрашенным стенам. Блуждая, вернулся к лицу Шинсо на долю секунды. Прежде чем бледные губы, сложившись в улыбку, с еле уловимым — будто наваждение — оттенком печали, тихо произнесли:

— Нет. Ведь этот замок — мой.