*** ***

За спиной, перебивая шумно тарабанящий по стеклу дождь, еле слышно скрипнуло.

Шинсо, рукой убрав с лица упавшие волосы, оторвался от своих неуклюжих заметок и вопросительно обернул голову.

Только затворив за собой скрипучую входную дверь, Айзава, тяжело отдуваясь, ступил на порог и сдёрнул с плеч чёрный как ночь плащ. Вид у него был недовольный.

— Чёртов ливень…

Шумно стряхнув с плаща изрядное количество влаги в сторону, он как всегда бросил его сушиться у горящего камина и одним движением зачесал назад косматые волосы, промокшие от дождя.

Один клинок он сжимал в руке, а другой так и покоился в ножнах.

Стянув с края стола грязную тряпицу, Шинсо бросил её Айзаве. Тот, коротко кивнув, поймал её и, перехватив рукоять грязного меча, обессиленно бухнулся в кресло.

Спустив одну ногу с табурета, Шинсо ещё раз бегло оглядел его с ног до головы и, кажется, догадался, в чём дело. Но прежде чем он сумел подать голос, Айзава встретился с ним тяжёлым взглядом и, глухо застонав, отмахнулся рукой от непрозвучавшего вопроса.

Пожав плечом, Шинсо вновь повернулся к столу. «Сбежал, видимо».

Айзава рассказывал, что каждая встреча с вампиром — последняя для кого-то из них двоих, но иногда ситуация… складывалась не в пользу сражения. Сидя внутри, Шинсо даже не заметил, когда начался проливной дождь — и, кажется, застало это врасплох не его одного.

Хмуро буркнув что-то себе под нос, Айзава, как и всегда, прошёлся тряпицей по клинку, едва ли запятнанному кровью, и сразу же перевернул его на другую сторону.

Неизвестно, кому из них двоих ливень помешал сильнее. Но, судя по всему, на этот раз вампир, оказавшийся особенно трусливым (или ленивым), успел получить пару ранений и всё же решил подыскать себе жертву поудобнее.

Шинсо перелистнул страницу и задумчиво поставил перо на новую строчку. Но белое остриё лишь царапнуло бумагу, не оставив тёмного следа. Он привычно ткнул в чернильницу, однако перо ничего не зацепило. Шинсо тихо выдохнул, потянувшись за одной из книг, чтобы занять себя хотя бы чтением, но тут позади него раздался негромкий голос:

— Поди-ка сюда, шкет.

Он отодвинул книгу и обернулся.

Айзава, уже убравший чистый клинок в ножны и успевший стянуть с ног промокшие сапоги, бросив их у камина, коротко поманил его рукой.

— Двигай ближе, с табуреткой своей.

— Чего?

— Смотреть на тебя сил нет уже… — неопределённо пробормотал Айзава, и едва нахмурился, не глядя ему в глаза. Казалось, в его голосе на миг скользнуло нечто, прежде ему не свойственное. Какой-то оттенок… неловкости?

Шинсо послушно придвинулся ближе к креслу, не отрывая заинтересованного, но вместе с тем и настороженного взгляда от мужчины. Оценивающе сощурив глаза, тот недовольно повёл подбородком и одной рукой сам подтащил табуретку с мальчиком к себе ближе. Та проехалась по деревянному полу с глухим жалобным скрипом.

— Давай спиной. И сядь-ка ровнее.

Перемявшись на месте, Шинсо вопросительно покосился на него, но всё же послушно отвернулся и, расправив плечи, замер.

Айзава, быстро смерив мальчика взглядом, казалось, передумал о чём-то и, тяжело поднявшись с насиженного места, вынул из-за пояса кинжал. Шинсо, краем уха распознав еле заметный скрежет металла, рывком повернул голову, но мужчина остановил его, несильно хлопнув ладонью по плечу.

— Не возись. Подрежем тебе патлы немного, да и всё.

Словно бы в подтверждение, мужчина на пару секунд вытянул руку с кинжалом вперёд, в пределы видимости Шинсо, слегка покачав им из стороны в сторону.

Чужая мозолистая ладонь грубовато убрала у него с лица прядь, неприятно зацепившись ногтями за колтун.

Моргнув, Шинсо рвано втянул носом воздух и всё же уселся ровно.

Такое было… впервые.

Он вспоминал о своих волосах лишь тогда, когда те случайно лезли в глаза, мешая читать или тренироваться, и не придавал им большого значения. Но если даже Айзава говорит, то…

— …взамен расскажешь что-нибудь. Про охоту.

— Ладно, ладно, дай только… освоиться сперва.

С некоторой досадой щёлкнув языком, Айзава перебрал пальцами взлохмаченные и порядком отросшие волосы, оценивая размеры трагедии. За столько времени они давно спутались в колтуны, и в расчёсанном состоянии, наверное, уже давно опускались ниже плеч…

Чертыхнувшись, Айзава собрал в кулак побольше волос на мальчишечьем затылке — и одним размашистым движением кинжала отсёк все.

Непроизвольно дёрнувшись плечами, Шинсо сморщил нос и тут же коснулся пальцами низа шеи. Налысо его не обстригли, но теперь там было по-странному пусто. Прежней длины ощутимо недоставало. Он скривил губы:

— Это о… обязательно?..

Айзава осмотрел подстриженное им место придирчивым взглядом и промычал, собирая пальцами следующую охапку прядей:

— Если хочешь тренироваться, а не провести остаток дней за книгами — да.

Взмах — и на дощатый пол плавно опустился ещё один отрезанный клок тёмных волос. Ещё раз — и, кажется, впервые за всё время миру, наконец, открылся кусочек бледной, слегка желтоватой в свете камина, тонкой шеи, больше не скрытой волосами до самых лопаток. Шинсо нетерпеливо поводил плечами, когда соскользнувшие вниз волосы защекотали его по спине, и Айзава грубовато стряхнул их на пол.

— Хм… тут, пожалуй, хватит.

Он обошёл мальчика сбоку и, слегка наклонившись, приставил кинжал тупой стороной к виску, примеряясь. Шинсо невольно сжал челюсти, не смея пошевелить головой.

Что прогоняло по спине холод сильнее — прижатое к коже серебристое лезвие или пугающе сосредоточенный на нём чёрный взгляд — он не знал.

— Хотел рассказов, к слову? Ну, давай… — мужчина задумался на секунду, всё же не способный одновременно разбираться ещё и с чужой стрижкой, и, наконец, вздохнул, — А, к чёрту, так с места придумывать… Сам спрашивай, раз надо.

Он слегка поворошил шевелюру, что, потеряв длину сзади, в целом уже стала выглядеть ощутимо короче, и стряхнул приставшие к шее обрезанные волосы. Шинсо ответил без промедления:

— О территориях… Ты говорил, что где-то видел следы только одного вампира, потому что остальные его боятся и близко не суются. Но разве всегда — из-за этого?

— О, — Айзава хмыкнул. Кажется, в его тоне скользнуло нечто, отдалённо напоминавшее довольство, — А неплохо у тебя голова варит. Не всегда.

Он на секунду положил мозолистую ладонь мальчику на плечо, задумавшись. Шинсо слегка повернул к нему голову.

— Помимо территорий, вот есть ещё что. У всех них, у тварей, судя по всему, ещё и разные вкусы — в прямом смысле. Кому-то одних женщин подавай, кто-то выползает за едой только за час перед рассветом, кто-то вообще оставляет человека наполовину пустым умирать на дороге… О каждой твари и её мерзких предпочтениях в округе не знаю даже я, а если бы знал, то… долго бы знать мне всё равно не позволили.

Он поддел пальцами прядь над ухом, но дёрнул на себя чрезмерно сильно, и Шинсо против воли зашипел, зажмурившись. Айзава, моргнув, спешно расслабил руку, скорее, машинально пригладив растрёпанные им волосы, и продолжил с той мысли, на которой остановился.

— А ещё бывали просто прожорливые твари. «Просто» — но с ними, пожалуй, было и интереснее всего. Те ещё зверюги. Кровь, конечно, делает сильнее, но она же и опьяняет.

— Опьяняет?..

— Ага. Тебе-то такое, наверное, и не слишком знакомо, но… — Айзава на секунду опустил кинжал и сощурился, словно бы вспоминая, — Когда живот набит до отказа — мысли сами собой путаются и тяжелеют. Людей клонит в сон, а вампиры — что бочку крепкого эля в себя опрокинули. Хочется ещё. Но это сила, с которой они не могут справиться.

Прежде мерно стряхивая на пол с колен падающие волосы и внимательно слушая, Шинсо застыл. В мыслях — словно молния, вспыхнула одна, какая-то почти безумная… идея.

«Кровь… опьяняет».

— А если они всё ещё голодные, и… чувствуют кровь?..

Айзава задержал пальцы за мальчишечьим ухом.

— Тогда секунды жизни у человека, очень вероятно, сочтены.

Шинсо чуть обернул голову и встретился с угольно-чёрным взглядом — казалось, вдруг потяжелевшим ещё сильнее, чем прежде.

— Шкет, помнишь утро, когда ты здесь в первый раз проснулся?

Всё-таки отведя глаза, Шинсо согласно покивал головой.

— И я в таверну тебя потащил.

Кивок.

— Помнишь то ощущение?

Шинсо на секунду подвис в лёгком недоумении. Но на следующую — понял.

Ощущение, словно бы тебя вытащили с того света. Ощущение, когда желудок уже готов был переварить сам себя — и тут перед лицом оказывается дымящаяся, обжигающе горячая, ароматная тарелка, переполненная едой. Едой — для него. …Едой — которую он проглотил, почти что не жуя. Даже не помня. Очнувшись лишь тогда, когда тарелка перед ним оказалась пуста, а внутри — понемногу начало разливаться живительное тепло, от которого — совершенно слабо — хотелось изо всех сил зажмурить слезящиеся глаза. И желать лишь одного — чтобы этот сон никогда-никогда не кончался.

Прикрыв тяжёлые веки, Айзава без улыбки произнёс:

— Оно.

Притихнув, Шинсо лишь кивнул.

Айзава выдохнул и нарочито ожесточённо взъерошил мальчишечью шевелюру, осыпав его ворохом волос и заставив шумно отфыркиваться во все стороны.

— Вот почему эти твари настолько страшны. Им одной капли хватит — и прятаться больше нет смысла. А, и, к слову, — задержав кинжал в воздухе, он слегка склонил голову, нависнув над мальчиком, — Ты и про нюх что-то, вроде, спрашивал?

Едва заслышав тему вопроса, что вертелся у него в мыслях неотвеченным уже так долго, Шинсо тут же задрал голову навстречу мужчине и активно закивал. Айзава, хмыкнув, срезал небольшую прядь у виска, и начал:

— Дождь «глушит» нюх у тварей, как и у зверей, в общем-то. В этом ничего удивительного. Но вот что интереснее…

Обойдя мальчика кругом и отрезав прядь примерно такой же длины, мужчина моргнул, задержавшись.

— Может, это моя чёртова удача, а может, смерть подкрадывается — но мне всё чаще кажется… что они разные.

Шинсо скосил взгляд. Рука, крепко державшая кинжал, не двигалась.

— Плевать на рожи — двух одинаковых, как и у всякого зверя, не сыщешь. Но однажды мне попался один выродок, который… двигался иначе. Я до него уже десятки тварей встречал — такого различия не упустил бы. Чаще попадаются такие, что и разбираться особо времени нет — все как один надменные до рези в зубах, и все же как один быстро ложатся. Но этот не просто строил из себя невесть что. Сначала я всё никак не мог понять, что же с ним не так — а потом дошло.

Остриё кинжала просвистело опасно близко за ухом, и Айзава поджал губы.

— Он вообще не использовал нюх. Зато слух, как оказалось, у него был ужасающе острым… Пришлось немного менять правила.

«Без нюха?..» Шинсо нетерпеливо поёрзал на месте, жаждая подробностей — но краем разума понимая, что их, наверное, снова придётся выпытывать.

 — С другой стороны, и я ему, видимо, показался совсем уж жалким, ха-ха… Ублюдок, оставил мне шрам на боку. Пришлось ковылять до чёртового лекаря в ту ночь. Но вампира на тот свет всё равно отправил.

— Страшно было? — вдруг, подняв голову, спросил Шинсо.

— Что именно? — Айзава прямо спросил его в ответ. На его губах не было и тени улыбки. Шинсо слегка смутился.

— Ну, сражаться с… таким.

— Честно — страшнее было до дома потом не добраться.

Встряхнув кинжалом, мужчина обошёл Шинсо кругом и, встав напротив него, чуть наклонился, поравнявшись с ним. Не смея нарушить воцарившейся тишины, Шинсо не без робости поднял на него взгляд — всего на секунду. Выражение лица Айзавы казалось всё таким же холодным и безразличным, между чёрных бровей пролегла всё та же напряжённая складка, придавая лицу извечной хмурости даже в повседневных делах. Задержав лезвие на весу, он сосредоточил тёмный взгляд на голове мальчика, примеряясь.

Даже спустя недели, что успели незаметно сложиться в пару месяцев, он выглядел так же, как и всегда. Так же, каким Шинсо запомнил его в их самую первую встречу.

Но что-то, не внешне — необъяснимо… отчего-то Шинсо казалось, что что-то в нём всё же изменилось.

…Признаваться себе в этом смутном ощущении даже мысленно казалось ни к чему.

— А… зачем тебе знать про территории вампиров? Разве ты не просто их убиваешь? Если они и так шныряют по улицам…

Айзава, разок зачесав ему волосы пальцами назад, фыркнул:

— Шкет… Я не только охотник, но и следопыт, между прочим.

Шинсо, не совсем понимая, нахмурился, в раздумьях опустив глаза.

«Следо… пыт».

— Вампиры оставляют… следы?..

— Пф, — казалось, слова Шинсо его искренне позабавили. Но его… улыбка, одними лишь углами рта, как и всегда, была больше похожа на несуществующий мираж. И, лишь нахмурив лоб, он всё же прибавил, — …Разодранные бездыханные тела — чем не следы?..

Шинсо непроизвольно поёжился, ощутив, как по спине мерзковато проскользнули мурашки. Или то были состриженные волосы?..

— Я думал, ты только…

— Ага, — Айзава поддел пальцами необрезанную прядь у него на затылке и подровнял её кинжалом до общей длины, — Если б всё было так просто… хотя, мне и без других в этом деле хорошо.

Он сморщил нос, не то от не высказанной до конца мысли, что на дух не переносил возможных соперников, не то от приставшего к лицу чужого волоса.

Не то от горьковатого осознания, проскользнувшего сквозь искривившиеся на миг губы, что «хорошо» — не совсем то слово, которым можно было бы описать условия его работы и жизни в целом.

— До гончих мне, конечно, далеко — те-то кого угодно за версту учуют. Но и я тоже на что-нибудь сгожусь, — он стряхнул с тыльной стороны ладони приставший волос, — Если б я просто слонялся по улицам ночами напролёт и размахивал мечами на всех, кто мне бы попадался… недолго бы я так проходил. Кто-то из них разбежится от такого шума и осядет в других районах, и ищи их потом по углам. А те, кто не откажутся от бесплатного обеда, шанса тоже не упустят — и будут осторожнее, и опаснее.

Он шмыгнул носом, сощурившись, словно бы оценивая Шинсо.

— А если включить голову — и наблюдать, можно приметить целый ворох их слабых мест. А с ними — и пути к лёгкой победе… — он бросил взгляд на мальчика, — Ну, сравнительно лёгкой.

— Звучит… сложно, — Шинсо нахмурился. Почти ничего из сказанного об этом Айзавой не было написано в книгах. И от привычной скупости его речей казалось, что он не рассказал ещё так много…

Если всё это — у него в голове…

Айзава невесело усмехнулся.

— Как тренировка с мечом — так наружу рвёшься, а как всё остальное — так «сложно»?

— Но я и в книгах такого не…

Айзава подрезал пару длинных прядей.

— Чему-то можно научиться, только если смотреть своими глазами.

Всё ещё не уверенный, что понимал верно, Шинсо напряжённо склонил голову набок и насупился. Истолковав его молчание иначе, Айзава тряхнул кинжалом и, немного досадливо подняв его голову обратно, чтобы было удобнее стричь, бесстрастно буркнул себе под нос:

— Я тебе в няньки не нанимался. Будешь жаловаться — выброшу на улицу, и бывай как знаешь.

Чужая рука, уже занёсшая кинжал над следующей прядью, против воли остановилась.

Айзава повёл взглядом чёрных глаз вниз.

Опустив голову, Шинсо стиснул тонкие пальцы на рукаве чужой рубашки, и молча сжал губы.

В груди повис воздух.

В воздухе повисла тишина.

Рука с кинжалом не двигалась, не стряхивая детской руки. Сжимавшей рукав почти отчаянно.

Вдруг не чувствуя, что имеет право, Шинсо сглотнул и как-то оробело поднял мутные глаза. В темноте дома, едва освещённой тусклым огнём камина, сверху вниз на него тяжело смотрела пара глаз, что были темнее ночи.

Но…

Будто бы поймав мимолётный отблеск тёплого пламени, черты лица Айзавы еле заметно смягчились. Чуть помедлив, он протянул раскрытую ладонь и чуть взъерошил тёмные волосы на мальчишечьей макушке. И, лишь на миг поджав губы, голосом, еле слышно потеплевшим, выдохнул:

— Я не слишком хорошо лажу с детьми. Не обессудь уж.

Шинсо не отвечал. Внимательно — вглядываясь в глаза напротив ещё раз, ещё, снова. Чтобы точно поверить…

Что лёд в них — оттаял.

Тяжёлая мозолистая ладонь, потрепавшая его по голове почти без обычной грубости, была тёплой.

…Кажется, пламя камина согрело и его самого.

***

С каждым движением кинжала, теперь — срезавшим волосы чуть более аккуратно и не такими размашистыми рывками — мужчина, кажется, понемногу набивал руку. Пол у их ног уже давно был устлан внушительным слоем волос, а лицо мальчика — мало-помалу открывалось.

Но когда Шинсо вдруг почувствовал, как крепкая рука, пропустив уже почти расчёсанную шевелюру на затылке сквозь пальцы, остановилась у самых корней и сжала волосы в охапку — он почти судорожно перехватил чужое запястье, останавливая его.

Айзава, способный был без труда стряхнуть слабую в сравнении ладонь, всё равно вопросительно наклонился вперёд.

— Не… надо.

Его собственная просьба, сама по себе вырвавшись откуда-то из груди подобно пугливому воробью, вдруг показалась ему какой-то жалобной.

Он ещё раз упрямо надавил на чужое запястье, и Айзава поддался, опуская руку.

— Чего, шкет?

— У тебя ведь… — он поджал губы, — …тоже волосы длинные?

— Ну, — пожал плечами Айзава, — Могу назваться просто ленивым? Да и неспокойно как-то, с открытой шеей разгуливать.

Спустя секунду раздумий он запоздало фыркнул, словно бы собственная последняя фраза его позабавила.

Шинсо впервые за долгое время — снова не знал, какие ему подобрать слова. Что сказать, чтобы — сейчас — не получить насмешки за своё проявление слабости.

Почему-то те времена, когда и сапог в лицо не оставлял на сердце обиды, на миг показались далёким и совершенно чужим прошлым.

— …Ладно уж. И без того неплохо с тебя состригли тут, — Айзава оценивающим взглядом окинул беспорядочную кучу тёмных волос на полу, — В следующий раз сам будешь.

Он стряхнул остатки волос с кинжала и, убрав его в ножны, хмыкнул:

— И никаких тренировок, если увижу, что опять лезут в глаза.

Шумно втянув носом воздух, Шинсо едва поборол улыбку, от которой несдержанно дрожали губы, взбил пальцами новую шевелюру, зачесав её назад — и, собрав состриженные волосы руками в охапку, одним махом швырнул её в пылающий камин.

Та — мгновенно взорвавшись пламенным всполохом, сгинула, оставив после себя лишь угасающий пепел былого.

Теперь — только вперёд.

*** ***

— Кстати, а почему мы… до сих пор не тренировались вместе?

С самой первой тренировки это не давало Шинсо покоя, но спрашивать подобное прежде почему-то казалось почти что смешным.

Айзава никогда не делал ничего просто так.

— Ты о чём?

Уже убрав чистые мечи в ножны, Айзава потянулся в кресле и широко зевнул, прикрыв тяжёлые веки. Со стороны он выглядел так, словно сознанием был уже на полпути ко сну.

Шинсо же, уже зная, что до сна тому на самом деле было ещё далеко, собравшись с духом, выпалил:

— Ну, я пока только мечом машу во все стороны, скачу, верчусь…

Айзава приоткрыл один глаз.

— Недостаточно тяжело? Хм, так сказал бы раньше…

— Нет! — заморгав, спешно замахал рукой Шинсо, — Я имел в виду… Что ещё не сражался против тебя. Почему?

Задать этот вопрос в лоб, пожалуй, теперь потребовало от него той смелости, о которой он не мог бы мечтать раньше.

Но он терзал его мысли уже слишком давно.

— Тебе интересно, почему?

Айзава замолчал на несколько секунд, будто бы раздумывая над ответом. Поднявшись с насиженного места, он широко вытянул руки, пошевелив плечами, и, щёлкнув шейным суставом, наконец, открыл глаза.

— Не хочу, чтобы ты привыкал к моим движениям.

Отвернувшись, он стянул с каминной полки успевший подсохнуть плащ. Шинсо невольно оглянулся на окно. По стеклу, усеянному мелкими каплями и водяными разводами, больше не стучало.

— Для этого ещё будет время. А пока что ты…

Задержав пальцы на застёжке плаща, он на секунду замолчал. И, словно бы ни к кому не обращаясь, докончил себе под нос:

— …впитываешь всё как губка.

Шинсо моргнул. Что-то хмуро буркнув, Айзава распустил свои порядком встрёпанные волосы, поворошил их в тщетной попытке избавиться от влаги проливного дождя и привычным движением вновь собрал их в небрежный пучок. Лишь затем оглянувшись на Шинсо через плечо, он коротко выдохнул и, кивнув на входную дверь, бросил:

— Пошли. Умираю от голода. Да и в горле что пустыня… вампиров рубить проще, чем столько болтать.

*** ***