***

Зачем я это сделал.

Ещё прежде чем сознание отыскало свой путь сквозь густой туман — в голове сверкнула одна-единственная, отчётливая, словно удар колокола, мысль, выдернув его из забытья — и исчезла.

Тяжело нахмурившись, Шинсо едва втянул носом воздух и с трудом приоткрыл глаза.

Над головой, венчая собою почти безоблачное ночное небо, висел ровный диск луны. Вокруг не было слышно ни звука.

Ощущение, что нечто схожее в прошлом уже случалось — но на этот раз, однако, не имело с этим прошлым ничего общего — не оставляло так же, как и промозглый холод, леденящий лопатки. Череп, словно бы им последние несколько часов безжалостно молотили по наковальне, от боли был готов разорваться.

Шинсо, не в силах бороться с дикой слабостью во всём теле, поглотившей его до самых кончиков ногтей и словно приковавшей к земле, лениво попытался приподняться на локте. Затылок, как по сигналу, тут же ощутимо заныл.

«Ну, конечно» — подумал он, бездумно ощупывая пальцами голову. Крови, судя по всему, не было. Ну, или больше не было. Если ещё живой — невелика разница. Шмыгнув носом, Шинсо опустил руку к ножнам.

Но в ту же секунду, как вместо привычной рукояти пальцы схватили лишь пустоту, и в сердце оборвалось — на него неудержимой волной нахлынули воспоминания минувшего.

Зачем ты это сделал.

На долю секунды позабыв о тяжести во всём теле, Шинсо было сел, попытавшись оглядеться в поисках мечей.

Но вместо мечей взгляд его упал на собственные колени.

На них, не издавая ни единого звука, без движения затылком лежал Каминари.

Несколько долгих секунд Шинсо бездумно смотрел на бледное лицо с налипшими на него спутанными прядями цвета пшеницы и крови. Где-то под ними затерялись светлые ресницы плотно сомкнутых век.

Не отдавая себе отчёта, Шинсо убрал одну из прядей назад.

В опустевших мыслях свободно пронёсся ветер.

Вспоминай…

«Я вышел из таверны, нашёл его здесь, всего в крови…»

Не отводя взгляда, Шинсо потёр пальцами виски, нахмурившись в попытках воссоздать случившееся в памяти.

«А потом… потом…»

Издав глухой рык, Шинсо взъерошил волосы у себя на затылке.

«Ни черта».

Чертыхнувшись себе под нос, он поджал губы — и в тот же момент тупо ощутил лёгкое покалывание в нижней губе. Помедлив, он приоткрыл рот, и осторожно коснулся саднящего места большим пальцем.

Две крохотные ссадины.

«Я же не мог настолько напиться. Мог?»

С тех пор, как стал использовать этот способ в охоте, к укусу губ Шинсо не прибегал уже много лет. Снаружи кожа осталась невредима. Да и боль эта была… Стряхнув странное оцепенение, он привычным движением провёл языком по щеке, которую обычно кусал, ожидая нащупать ровную кожу — и обнаружил там ещё одну ссадину.

Напряжённо нахмурившись, он вновь опустил глаза на умиротворённое лицо. Грудь Каминари — Шинсо заметил лишь сейчас — еле заметно, ещё слабее человеческой, вздымалась от почти неуловимого дыхания. Из-за едва приоткрытых губ виднелись небольшие клыки. Склонив над ним голову, Шинсо на секунду потерялся в собственных мыслях.

«…Рана».

Моргнув, он рывком перевёл глаза к животу Каминари, перетянутому уже давно пропитавшейся кровью повязкой. Его плащом. Всё ещё борясь с утягивающим вниз изнурением, Шинсо машинально развязал узел ткани, и взглянул на зиявшую рваную дыру.

…Вернее, на то место, где она должна была быть.

Не дыша, Шинсо пару раз моргнул.

Покрытая свернувшейся и почерневшей кровью рана, уже слегка зарубцевавшись по краям — затягивалась у него на глазах.

Тупо убрав плащ в сторону, Шинсо с трудом перевёл взгляд обратно на безмятежное лицо Каминари. Вновь коснулся тонких проколов на нижней губе. Ощупал место оторванной верхней пуговицы своей рубашки.

…Всё это время он не пытался вспомнить.

Он зачем-то пытался отыскать хоть одну причину не верить.

«Зачем я это сделал?»

Коротко выдохнув, Шинсо без сил ссутулился и, не зная, куда ещё направить взгляд, остановил его на лице Каминари.

Губы сами собой дрогнули в необъяснимой даже для него самого ухмылке.

«Неужели я настолько одинок?»

Прохладный порыв ночного ветра, мягко ударив в спину, спутал волосы на затылке.

Сердце его, пожалуй, ещё никогда не было так спокойно.

«Ну и жалок ты».

И дело было даже не в крови. Винить в собственных поступках всех, кроме себя самого́… Либо он пытался провернуть такое впервые — либо до этой самой секунды не замечал, что жил так, сколько себя помнил.

Даже мысли о том, что Айзава не узнал бы его нынешнего, не посещали сами. К тому моменту они ведь уже давно были в таких отношениях, что Шинсо мог принимать собственные решения независимо, верно?

Но, чёрт побери…

Чего уж таить, вернись он в прошлое с такими вестями — он и сам-то себя бы не узнал.

Возможно, он, наконец, перестал быть тем голодным жалким ребёнком с тупым ножом в руках и острым желанием выжить любой ценой.

Видимо, этой ночью он выставил эту цену сам.

С горечью скорее привычной, нежели по-настоящему искренней, Шинсо усмехнулся про себя, оглядывая луну. Та, словно отгоняя своим холодным светом все проплывающие мимо лёгкие облака, тускло освещала узкий переулок — совершенно пустой, за исключением двух фигур на прохладной земле, недвижно прислонившихся одна к другой. Шинсо опустил глаза.

 «Что ж, теперь я сто́ю как минимум жизни одного вампира».

Он всё ещё не мог назвать ей цены в золотых. Только не этой.

Наверное, больше не смог бы назвать никогда.

Лунный свет пролился на бледное лицо, задержавшись в светлых прядях жидким серебром.

…Никудышный из него, всё-таки, счетовод.

Но теперь это неважно.

Прикрыв веки, Шинсо завёл руку за спину, нащупав на поясе рукоять кинжала.

Теперь — неважно.

Потому что, спустя столько месяцев, наконец…

Лёгший в ладонь точно влитой, кинжал беззвучно покинул ножны. Шинсо поднял руку, перебрав пальцами по рукояти.

В груди гулко бухнуло, когда свет луны отразился на серебристом лезвии ледяным лучом.

«Я, наконец-то, тебя прикончу».

Взмокшие вдруг холодные ладони — от нетерпения.

Пустившееся в погоню сердце — от предвкушения.

Нечто, отвратительно напоминавшее разверзшуюся в груди пустоту — от сладостного осуществления этой давней мечты.

Зажмурившись, Шинсо запрокинул голову к небу и, набрав полную грудь воздуха, глухо зарычал в никуда.

Каминари, едва заметно дрогнув ресницами, не просыпаясь, качнул головой, чуть не скатившись с его колен. Шинсо непроизвольно придержал его шею с другой стороны, но, опомнившись, отдёрнул руку, и чертыхнулся сквозь зубы.

Он упустил свой шанс ещё в тот день, когда по пути из оружейной мастерской столкнулся с разодетым вампиром, улыбнувшимся ему как само солнце.

С того дня прошло слишком много времени. Слишком многое успело случиться.

«Это будет слишком грязный триумф».

Тихо выдохнув, Шинсо дрогнул губами в кривой усмешке.

Забавно, как один-единственный вампир одновременно пробуждал в нём желание убивать и при этом совершенно гасил стремление убивать нечестно.

«Всё, что мне нужно — это бой с тобой на равных».

Со всей доступной ему аккуратностью приподняв затылок Каминари, Шинсо с трудом вытащил из-под него онемевшие ноги и поднялся на корточки. Не думая, он скомкал лежавший здесь же плащ, повидавший немало, и подложил его Каминари под голову. Задержав на его лице взгляд в последний раз, Шинсо сунул кинжал обратно в ножны, и, кое-как разогнув колени, наконец, выпрямился в полный рост. От нежданной мысли, что с тех пор, как он стоял на ногах, по ощущениям как будто бы прошла целая вечность, он непроизвольно фыркнул себе под нос.

До рассвета ещё оставалось время. Ему нужно было хотя бы сходить проветрить голову. Иначе так и свихнуться недолго.

Пошарив глазами вокруг, Шинсо быстро отыскал оба своих меча, лежавших на земле в нескольких шагах. Те с тихим лязгом скользнули в родные ножны.

Невольно поведя плечами от накатившей лёгким ветерком прохлады, Шинсо развернулся и, тяжело шагнув вперёд, растворился в ночных улицах.

…Кажется, всё-таки он одинок.

***

Опомнившись лишь в тот момент, когда ему в лицо ударил свежий ветер, пронизанный влагой и запахом сырой земли, Шинсо остановился.

Перед его взором, переливаясь в лунных лучах, начинаясь где-то под обрывом, лёгкой рябью колыхалась безмятежная озёрная гладь.

Тёмные от ночи деревья, скоплениями рощиц виднеясь вдалеке, еле заметно покачивались в такт ветру, перебирая листьями с густым шелестом, сливаясь с неразличимым плеском воды. Луна, что успела почти что побороть облака, мягко и холодно отражалась на поверхности воды, умиротворённой, но притом, едва-едва дрожа, ни на миг не знавшей покоя. Под ногами, перемешанная с подсохшей на ветру глиной и прибрежными камнями, шелестела негустая трава, окрашенная в чистое серебро. Где-то неподалёку, неизменно скрываясь от чужих глаз, стрекотали насекомые, то уносясь звуками прочь по воде, что неуловимый ветер, то возвращаясь — и мерно бормоча у самого уха, словно бы таясь за соседней травинкой. Среди далёких деревьев, не тревожа ночной тишины даже шорохом крыльев, лишь сдержанно ухнула ночная птица. Всюду, насколько хватало глаз, простирался мир.

— Мир… — пробормотал себе под нос Шинсо. Задумчиво коснувшись ножен (клинки были на месте), он бросил взгляд вниз с обрыва — туда, где простиралась вода — на несколько неуловимых секунд потерявшись мыслями в шёпоте ветров.

Мир — то, чего ему, пожалуй, временами не хватало.

Сделав ещё один шаг вперёд, манимый обрывом чуть сильнее, чем стал бы признавать, Шинсо тихо опустился на землю, и, выдохнув, запрокинул голову.

Луна, всё такая же яркая, не сдерживаемая туманами облаков, зависла — словно сама была отражением озера — в бесконечно далёком небе. Разве что гладь её — само серебро — не колыхалась в такт движению ветра.

Опёршись руками о землю у себя за спиной и потянувшись, Шинсо лишь сейчас ощутил, насколько ныло от усталости всё тело.

«А. Я ведь сегодня ещё даже не спал толком».

Недавнюю потерю сознания, его желаниям не подвластную, он в расчёт не брал.

Шинсо прикрыл веки, вдыхая ночной воздух полной грудью, и невольно задержал язык на нижней губе.

«…Что это, чёрт возьми, было?»

Он даже не мог вспомнить боли — не считая саднящего ощущения во рту прямо сейчас, не тревожащей сильнее обычных синяков. Уж точно ни следа адских мук, которые — согласно многолетним знаниям Шинсо и того, кто ему эти знания передал — неизменно сопровождали насыщение вампира кровью.

Зато в памяти ощущений, ослепляюще-яркими, совершенно новыми и оттого — казавшимися почти нереальными… обрывками мелькало совсем другое.

…Возможно, эта слабость во всём теле была от потери крови.

— Чёрт… — Шинсо сплюнул на землю.

Все мысли, вертясь в голове без какого-либо контроля, никак между собой не связывались. Он даже не был уверен, что хотел их связывать.

Но воздух с озера, в конце концов, приносил немного облегчения.

Шинсо глубоко вдохнул вновь — до тех пор, пока от перенасыщения влажной свежестью не закружилась голова — и, на секунду задержав дыхание, медленно выдохнул.

Никакой человек с такой раной, как у него тогда, не прожил бы и пары минут.

Шинсо своими глазами видел, как эта рана, опережая время и законы самой природы, затягивалась на нём сама собой.

Вот что делала человеческая кровь. Он почти забыл, насколько сильна эта разница в регенерации — видя тварей, залечивающих собственные раны как бешеные, по нескольку раз на неделе — и ни разу не видя этого у Каминари.

Ещё одно напоминание о его собственной слабости.

Не думая, Шинсо сомкнул пальцы на одной из рукоятей.

Но от солнца даже кровь не спасёт. Он сам лицезрел, что оно способно сотворить даже с самыми прожорливыми из вампиров. Сгорать заживо, не в силах потерять сознания от запаха дыма — вынужденные корчиться в муках, разваливаясь на части, и вдыхать запах собственной обугленной плоти до самой последней секунды.

…Точных ощущений ему было никогда не узнать. Не то чтобы хотелось.

Душераздирающих криков одной из тварей, сгоравшей заживо под лучами солнца у него на глазах, ему было достаточно, чтобы в первые полгода забыть о спокойном сне.

«…До рассвета ещё уйма времени».

Он ещё мог немного побыть один.

А потом он, наконец, убьёт Каминари — такого, каким он его знает — в честном бою. Он ждал этого столько месяцев — и подождёт ещё немного.

Не вставая на ноги, Шинсо подобрал мелкий камень недалеко от себя и, лениво примерившись, швырнул его в воду. Скрывшись из поля зрения ещё раньше, чем издал тихий всплеск потревоженной воды, камешек потонул в озёрной глубине.

До утра ещё было время — но сколько его потребуется Каминари?

«Надеюсь, мне не придётся тащить его на себе до…»

Собственная мысль «до дома» прозвучала в голове настолько по-странному просто и обычно, что Шинсо даже не был уверен, что её стоило обрывать.

— Изволь очнуться быстрее, спящий принц… — без злости пробормотал себе под нос Шинсо.

Накативший ветряной порыв, всколыхнув лёгкими волнами безмятежную воду впереди, взъерошил ему волосы.

Позади него, вплетаясь в шепчущую тишину ночи, послышалась пара лёгких шагов.

Ничего не говоря, Каминари подошёл к нему ближе и опустился на землю рядом.

Шинсо был уверен, что он улыбался.

— Красиво, а? — Каминари помолчал с мгновение, словно придумывая, что бы ещё добавить, но вместо слов поднял глаза к луне. Шинсо, устремив взгляд куда-то вдаль между луной и водным горизонтом, не ответил.

…Не поворачивая головы, он крепко вцепился одной рукой в чужой воротник и, другой с металлическим лязгом вытянув из ножен меч — вдруг не встретив сопротивления — повалил Каминари на землю.

Серебро ледяного лезвия, отразив лунный свет, коснулось тонкой шеи.

Шинсо, стиснув зубы, надавил ему коленом на грудь.

Каминари, ни на миг не меняя ясного выражения, взглянул ему в глаза.

— Давай.