Конечно, он не смог поговорить с ней. До самого утра он перебивался короткими обрывками сна прямо на полу, пока не начинал вновь тихо рыдать, заново переживая произошедшее, осознавая, насколько он разрушен. Когда заиграл будильник на его телефоне, он поднялся и бросил взгляд на оставленный на столе пульт от вибратора – он не казался ему реальным. Ничего не казалось ему реальным, и лучше было бы, чтобы все это так и осталось всего лишь страшным сном. Может быть, со страшными снами он смог бы справиться; со страшной явью – нет.

Лиза уже отправила детей в школу и сидела на кухне, прислонившись к спинке стула, с раскрытыми в пустом взгляде глазами. На плите остывала яичница. Это могло бы быть обычное утро – если бы Лиза задумалась о чем-то своем, а потом, заметив Вейлона, улыбнулась и поприветствовала его. Это могло бы быть обычное утро, если бы у Вейлона не болели глаза от слез и не болели все мышцы от проведенной на полу ночи.

Вейлон сел напротив и принялся тереть лицо руками, пытаясь собраться с мыслями. Их не было. Их не было, и это было страшно и хорошо одновременно – потому что он не мог придумать, как именно ему начать оправдываться. Стоит ли ему оправдываться. Вейлон знал, что уже потерял свою семью – невыносимо было бы выглядеть, как они уходят, но еще невыносимее было знать, что рок клубился черным дымом, зависши над их головами.

– Ты мог бы предупредить меня, что наш брак будет лавандовым, - вдруг произнесла Лиза, и, горько усмехнувшись, склонила голову, роняя слезы на подол домашнего платья. Вейлон хотел прикоснуться к ней, обнять ее – но он чувствовал себя недостойным даже того, чтобы находиться с ней в одной комнате. Он хотел исчезнуть. О, если бы он мог исчезнуть, оставив их в безопасности. Если бы он только мог убедиться, что они будут в безопасности – он бы покинул их, ни секунды не жалея.

– Чего тебе не хватало? - спросила Лиза, и в ее голосе было слишком много всего сразу. – Мы сделали что-то не так? Я сделала что-то не так?

Вейлон покачал головой, и, когда, наконец, смог говорить, произнес очень тихо:

– Дело не в вас.

– Тогда в чем?

Лиза старалась быть хладнокровной, но эмоции брали над ней контроль, душили ее, заставляя стискивать зубы, чтобы не разрыдаться. Она вздохнула, отворачиваясь. Вейлон прислонился головой к стене с глухим стуком, и устало закрыл глаза.

– Ты поверишь мне, если я скажу все, как есть?

– Постараюсь, - с невольной иронией произнесла Лиза.

Вейлон глубоко вдохнул, собираясь с духом.

– Я рассказывал тебе про похищение, помнишь?

– Помню, - сказала Лиза, и резко подняла голову, смотря с неверием. – Это было десять лет назад… Это не может быть он… Он выглядел…

– Он не изменился, - кивнул Вейлон и сдвинул воротник позавчерашней, пропахшей уже потом рубашкой. На шее были две ярко-красные, едва затянувшиеся ранки, вокруг которых расползалось синим кровоизлияние – прошедшей ночью Вейлон вывернулся из объятий Эдварда прежде, чем тот привычно скрыл бы следы.

Лиза отвернулась к собственным рукам, теребя кольцо, не в силах смотреть на него.

– Его руки были холодными, - вдруг сказала она. – И его ногти… Поэтому?... – спросила она, обращаясь уже не к нему, глядя на свои ладони. – И я бы заметила, как он входит в квартиру…

Она уже понимала, что это был он. Что это были те самые руки. Воплощенный ужас, преследовавший Вейлона в кошмарах.

– Прости, я позвал тебя… - почти облегченно заплакал он, - Я надеялся, ты мне поможешь… Но ты не могла противостоять ему. Никто не смог бы.

Она встала, подошла к нему, позволила уткнуться лицом в живот, обнимая за плечи – мгновение тепла и эфемерной безопасности.

– Я верю тебе, Вей, - произнесла она, гладя его по голове, словно дитя.

– Он шантажирует меня; он убьет вас всех, если я не буду подчиняться ему беспрекословно. Все, чего я хотел – чтобы вы были в безопасности, но вы никогда не будете рядом со мной. Куда бы вы ни уехали, он найдет вас, так же, как нашел меня… Я не знаю, что мне делать. Не знаю, как мне спасти вас от него. Мне так жаль, что я втянул вас в это, что все это происходит именно с нами… Он не прекратит преследовать вас, даже если я убью себя!

– Чего он хочет? – тихо спросила Лиза, склоняясь ближе.

– Он хочет забрать меня к себе, хочет… сделать меня бессмертным, чтобы держать возле себя вечность. Но я не выдержу этого; те месяцы, что я провел с ними, были адом на Земле. Боже, я должен был убить себя, когда мне удалось сбежать, еще тогда! Если бы я знал, что все так обернется… Это только моя вина, Лиза…

– Не твоя, - ответила она, поднимая его лицо, чтобы заглянуть в заплаканные глаза. – Его.

Вейлон всхлипнул. Разве она не слушала его? Разве ей не было так же страшно, что Эдди убьет ее, убьет их мальчиков? Разве не понимала, что Вейлон натворил?

– Мы что-нибудь придумаем, Вей.

– Я не вижу никакого выхода, - прошептал он.

Она помолчала, гладя его по спине, размышляя о чем-то. Стало немного легче, чем ночью, после этой исповеди – и все же дальше его ждал только мрак.

– Если все так, как ты говоришь, - вдруг произнесла она, - есть только один способ остановить его.

Вейлон вновь уткнулся в ее домашнее платье, стараясь отдышаться, и закрыл глаза. Он не понимал, о чем она говорит, ему казалось, что она просто старается утешить его, зная, что все безнадежно. Просто продлевает его муку, давая ему надежду, а ее не было. Вейлон пообещал Глускину, что сделает что угодно, и все, что ему оставалось – обречь себя на вечное существование у его ног, надеяться на то, что он удовлетворится этим и не станет трогать его семью. Как она, смертная, собиралась остановить Эдди?

Вейлон вздрогнул, когда его прошило пониманием. Все это время он думал лишь о собственной смерти. О ее смерти. Но его разум никогда, никогда не посягал на то, чтобы подумать о… Он никогда не допускал такой мысли, по умолчанию смирившись с тем фактом, что это совершенно невозможно. Но Вейлон видел Эдди, когда тот едва очнулся ото сна, видел осыпающееся тленом лицо, видел короткую слабость и беспомощность за секунду до того, как принять их на себя.

Лиза была права: был только один способ. И им нечего было терять.