И в тот же день, где-то около обеда, армия Нанно вышла к глубокому черному обрыву, с виду похожему на тот, у которого вырос предыдущий город — только города здесь не было. Сиксеру постоял на краю, задумчиво глядя вниз, почесывая подбородок, прошелся взад-вперед. Он пытался представить себе, какие ужасы могут скрываться в темноте, но затем решил, что у такой бездны и вовсе не может быть ни дна, ни жизни.
— Нет, дно там есть, — заявила Катча. — Вот, смотри.
Она подобрала с пола камешек и бросила его вниз, а после вслух считала, пока камешек не упал на дно с характерным звуком. Сосчитать пришлось почти до десяти.
— Вот видишь, в наличии, — заметила она. — И на этом дне наверняка море живых существ! Сейчас мы живем в свете кристаллов, но по легенде зародилась жизнь именно в темноте нижних пещер...
Сиксеру наклонился над обрывом, и Катча даже схватила его за хоно, опасаясь, что он сорвется.
— А что будет, если упасть вниз? — спросил он наивно, всматриваясь в черноту.
— Переломаешь себе все кости и сдохнешь, — пожала плечами Катча.
— А вы, владеющие магией? Вы ведь можете телепортироваться туда и все-все изучить, а потом вернуться, как ни в чем не бывало!
— Не можем, — сзади послышался шепот госпожи Чабведы. — Для телепортации необходимо достаточно хорошо представлять, куда отправляешься, а если представлять себе просто темное пространство, то неизвестно, куда попадешь. И потом, в нижних пещерах не работает наша магия.
Обе, Сиксеру и Катча, испуганно обернулись на ее голос, и Катча замерла, хлопая ресницами, а вот Сиксеру даже сумел приветливо улыбнуться.
— Привет! А почему так? Магия не любит темноту?
— Именно... ну, нам так объясняли, — Чабведа встала рядом с Сиксеру, тоже глядя вниз, и он в который раз отметил про себя, до чего она была низкой и худощавой, словно скелет ребенка, обтянутый тонкой кожей. — Это одна из причин, почему мы все носим хотя бы по одному сияющему кристаллу. Темнота опасна... Переместишься вниз, а вернуться не сможешь, так и останешься бродить в вечной тьме.
— В вечной тьме... - Сиксеру поежился. — Слушайте, а давайте сбросим туда кристалл? Сможем увидеть хоть что-то, пока он летит!
Катча уже была готова отправиться на поиски кристалла (не жертвовать же своим розовым), но Чабведа схватила обеих холодными руками и прошептала:
— Я уверена... некоторые вещи не стоит видеть простым солдаткам.
Сиксеру разинул рот, чтобы поспорить и настоять на своем, но Катча испугалась и закивала, а в одиночестве геройствовать он не решался.
— Значит, это тупик, — рассудил он, рассматривая противоположную сторону обрыва: там он видел скалистый коридор, уходящий вдаль, но бездна между двумя берегами была так широка, что ни за что на свете армия не сумела бы туда допрыгнуть. — Тогда зачем мы пришли?
— Это ведь Восточный перекресток Грины, — удивленно ответила Катча. — Мы можем идти налево, — она указала на проход, ведший на восток, — можем направо, — указала на западный. — А можем прямо! Перекресток!
— Нет, прямо мы не можем, тут дыра.
— Ты еще многого о нас не знаешь, — хихикнула она. — Но в любом случае... пришли мы сюда для того, чтобы встретиться с войсками Эльноид.
— Что такое Эльноид?
Чабведа захихикала в кулак, а Катча только снисходительно улыбнулась — она уже привыкла к тому, что он все время молол глупости.
— Увидишь, — вместо ответа, весело пообещала она, врезав ему дружески по лопатке. — А после объединения начнется настоящая жара! Настоящая война! Ух, наконец-то я окроплю свои стрелы кровью...
Сиксеру фыркнул и демонстративно отошел в сторонку, только женщины не обратили на это внимания. Он как-то не разделял воодушевления подруги; мысль о кровопролитии вызывала гусиную кожу на руках и тяжесть на сердце. Ему? Стрелять в других женщин? Окроплять стрелы кровью? Прежде он только в животных стрелял, и то, если попадался детеныш, то бывало совестно за свой поступок, а тут... другая солдатка...
Но рассказать о своих переживаниях он, понятное дело, не смел, так что просто шатался по обрыву, слушая, как Чабведа и Катча общались о каких-то серьезных женских вещах, быстро найдя общие темы.
К счастью, ждать пришлось не слишком долго. Он хотел уже было спросить, почему не ставят лагерь, раз уж все равно стоим на месте, как вдруг по армии прокатилась странная тишина, и в этой тишине особенно ясно слышались приближающиеся тяжелые шаги. Он снова выбежал на край обрыва, почувствовав, что звук идет оттуда, и некоторое время с растерянным видом смотрел вдаль, едва-едва различая во тьме прохода крошечные точки приближающейся армии.
— Они, — выдохнула Катча, опять вставшая рядом, чтобы держать Сиксеру за хоно. — Армия Эльноид.
— Это звучит гордо и пугающе, — заметил он, с восторгом разглядывая сиреневые флаги, показавшиеся на густом черном фоне. — Эльноид.
— Да, — согласилась Катча. — Это слово внушает ужас в сердца врагов из Сейбона.
Сиксеру невольно ощутил гордость за свой народ — пусть не он лично создавал Эльноид, но мог хотя бы погреться в лучах славы! — и затем, немного успокоившись, обмозговал как следует ситуацию и задал вполне разумный вопрос:
— Катча... а как они попадут к нам, если между нами — безграничный обрыв?
— И в самом деле — как? — кивнула Катча, и он понимал, что она посмеивается над его недоумением, но по привычке не обижался.
— Сиксеру, — голос Резези прозвучал так неожиданно, что бедняга чуть не навернулся с обрыва. Катча недовольно фыркнула и потянула его назад, всем своим видом демонстрируя, что не зря все это время страховала его. — Удачно, что ты тоже здесь, Сиксеру. Будь подле меня.
Взглянув в ее сторону, он даже не сразу понял, кто стояла перед ним. На первый взгляд это была все та же маленькая Резези, но выглядела она совершенно иначе: привычные синие хоно заменило другое, длинное, доходящее ей до пят и кроваво-красное, украшенное лиловыми узорами, слегка сиявшими в темноте пещеры. Непослушные кудри она кое-как стянула в две шишки на голове, но волосы все равно выбивались, топорщились, жили своей жизнью; в ушах королевы блестели серьги с бесстыдными крупными алмазами, на груди — бусы в несколько рядов, а над головой прямо в воздухе зависли кристаллы четырех цветов, которые можно было встретить в армии — и тут Сиксеру вдруг вспомнил, что так же она повесила над собой кристалл его матери, и догадался, что все это время, каждый раз, в темных волосах Резези скрывалась маленькая магнитная корона. Розовый для стрелиц, голубой для магей, зеленый для наездниц и синий для мечниц, чтобы с первого же раза было понятно, кто стоит перед тобой.
Не девчонка из шатра, поедающая булочку и закинувшая ноги на стол. Королева.
— Будь подле меня, — величественно попросила она. — Они, возможно, еще не слышали о тебе. И нам стоит озаботиться лучшим первым впечатлением...
Сиксеру послушно встал рядом, пригладил растрепавшиеся волосы и попытался сосредоточиться и сделать серьезное лицо, но все равно то и дело отвлекался на королеву, не успев привыкнуть к ее новому образу. Прежде он мог спокойно завалиться к ней в шатер, потому что было скучно; теперь же и стоять рядом стало неловко. Катча ушла, встала к остальным стрелицам, и спиной Сиксеру чувствовал гневный взгляд Линнвиэль, которой явно не нравилось, что он не в строю. Только Чабведа осталась рядом — другие магеи не показались, как будто избегали толпы.
Армия на той стороне обрыва все приближалась. Теперь стали заметны не только многочисленные флаги, украшавшие ее, можно было даже различить свет кристаллов в петлицах женщин, доносились отголоски рева гельвиров, стук каблуков на сапогах, мелодии строевых песен. Сколь ни была велика армия, в которой Сиксеру находился, а приближающиеся войска показались просто огромными, в Эльноид было в три или четыре раза больше женщин, чем у Резези.
Они подобрались уже совсем близко. Со своим отличным зрением Сиксеру почти мог различить лица женщин, стоявших ближе всех к обрыву. Они были смуглые, счастливые, бодрые, с готовностью шедшие на бой, и в целом казалось, что война для этих дев — игра, веселая игра в стрельбу из бутафорских луков в плюшевые чучела чудовищ Сейбона. Нанно воевал на протяжении всей своей истории — но как молодые девушки научились такому равнодушию? Неужели от матерей?
И почему старшая Охотница, вопреки всем нормам морали вскормившая сына грудью, не передала ему эту страсть к кровопролитию?
Одна из женщин Эльноид вышла вперед остальных. У нее были светлые голубые глаза, куда более светлая кожа, чем у большинства подданных Нанно, красивое, практически юношеское лицо, разве что нос казался немного излишне крупным. Родись эта женщина мужчиной для удовольствий — все дамы мира посходили бы с ума!
Резези и красивая женщина встали друг напротив друга, каждая на своей стороне пропасти; на голове незнакомки был шлем, украшенный мехом, вероятно, имевший лишь декоративную функцию, ведь совсем не скрывал лица; ее плечи тоже были прикрыты металлическими пластинами, как и колени, но на туловище она, как и все соплеменницы, носила только черную облегающую одежду и темно-синее хоно, едва прикрывавшее бедра. Сиксеру невольно отметил про себя, что это явно была первая женщина в армии, носившая какие-то доспехи, но даже не это было самым удивительным: незнакомка явилась без кристалла в петлице, и оставалось лишь теряться в догадках, кем она являлась.
Перед королевой она склонилась — но это мало о чем говорило — и произнесла твердым, сильным голосом уверенной в себе женщины, который легко было расслышать даже несмотря на расстояние:
— Армия Эльноид приветствует тебя, о великая... Нам удалось обойти все восточные проходы твоего королевства и собрать там практически сто тысяч женщин...
Сиксеру выпучил глаза: сто тысяч?! Ему и представить было сложно, что означает это число, и теперь он растерянно рассматривал толпу солдаток на той стороне. Сто тысяч! В его родной деревне было всего около ста жителей, а тут в ТЫСЯЧУ раз больше — невероятно!
— Все они готовы служить тебе верой и правдой, — церемониально заявила незнакомка в шлеме. — Позволите ли вы соединение, моя королева?
— Никаких непредвиденных новостей? — серьезно спросила Резези.
— Никаких, моя королева.
— Тогда я буду рада принять новых сестер, — заявила Резези и простерла руки перед собой. — Проследуйте же ко мне...
Сиксеру уже живо представил, как все сто тысяч воительниц шагают вперед, падают в пропасть и разбиваются насмерть, а Резези пожимает плечами и говорит что-то вроде "ой, не рассчитала"; но ни одна из женщин на той стороне провала не двинулась с места. Вместо этого задвигались волосы Резези, они едва заметно зашевелились, особенно выбившиеся из прически прядки; в движение пришло ее хоно, странным светом засияли ее глаза, и от каменной глыбы под ногами начали медленно отделяться небольшие, со средний камень размером, неровные куски. Несколько из них едва не задели Сиксеру, и ему пришлось метаться из стороны в сторону, уклоняясь от удара, но, кажется, никто не обратила внимания — все девушки были слишком зачарованы видом магии королевы.
Так вот почему именно род Резези был избран в правительницы! Сами пещеры подчинялись ей.
Камни выстраивались в мост между двумя краями бездны. Они висели в воздухе, едва заметно покачиваясь, и лично Сиксеру бы ни за что на свете не решился на них ступить — очень уж нетвердой и ненадежной выглядела магическая опора — но едва ли у женщин на той стороне был выбор.
— Я иду к вам, моя королева, — объявила та, в шлеме, уверенно ступая тяжелым толстым ботинком на воздушный мост. Камень слегка провалился вниз, обе армии испуганно ахнули, а Резези серьезно нахмурила брови, явно пытаясь вернуть себе концентрацию и удержать строение; и одна лишь женщина в шлеме, казалось, ни капельки не испугалась, лишь задрала ногу, чтобы взобраться на следующий камень.
Магия Резези прогибалась под ее весом, колебалась, и несколько раз солдатка чуть-чуть не упала вниз, но все же сумела благополучно добраться до другого берега. Остальные женщины из ее армии неуверенно топтались на месте, явно не решаясь на столь рискованный шаг: а ну как Резези устанет, дрогнет, и им придется встретиться со дном пропасти? Стоит ли оно того? Неужели нельзя было повесить нормальный веревочный мостик?
— Вперед! — властно крикнула Резези. — Вы должны подчиняться королеве!
Они пошли, не решились воспротивиться воли правительницы, хотя на их лицах застыли гримасы страха, а от былой веселости не осталось и следа. Сама королева стояла на месте, широко расставив ноги, пыхтела и хмурилась, а на ее висках выступили капельки пота. Женщина в шлеме осталась рядом, равнодушное и безучастное выражение на красивом лице, а сто тысяч солдаток медленно переходили с одного берега бездны на другой, испытывая судьбу на милосердие.
Сиксеру казалось, что это безумие какое-то: никогда одной маленькой Резези не выдержать такую нагрузку! Ему чудилось, что она уже сейчас была на пределе, а ведь еще и половина армии не перешла; глаза у нее покраснели от напряжения, лицо осунулось и побледнело, руки начали едва заметно дрожать, отчего каменный мост стал еще более подвижным, и отдельные камни оторвались от остальных и полетели в бездну, к счастью, не захватив с собой пока ни одной солдатки. Сиксеру разыскал глазами Чабведу, украдкой посмотрел на нее с вопросом, и та развела руками в ответ, намекая, что ничем не может помочь. Логично, должно быть, что магия королевской семьи доступна только самой королеве, рядовой магее ни за что ею не овладеть! Но смотреть на это невыносимо...
— Моя королева, — мягко, чтобы не напугать Резези и не нарушить тем самым магию, заговорил Сиксеру. — Почему бы вам не сделать небольшой перерыв? Вы сможете переправить вторую часть армии позже, когда немного придете в себя...
— У королевы есть непреложные обязанности, Сиксеру, — сквозь крепко стиснутые зубы процедила Резези. — И этими обязанностями нельзя пренебрегать!
Женщина в шлеме удивленно ахнула:
— Ах! Так это ты Сиксеру?
Она осмотрела его внимательно, от макушки до пяток и в обратную сторону, и заключила:
— А ты гораздо красивее, чем говорит молва.
Резези вздрогнула, вспыхнула, и каменный мост над пропастью разом стал крепче стали.
Сиксеру недоуменно глядел то на королеву, то на незнакомку, и никак не мог решить, стоило ли ему порадоваться комплименту или испугаться бурной реакции. В любом случае, Резези была ближе сердцу...
— Я все-таки солдатка, — промямлил он, сверху вниз глядя на шлем женщины. — Пожалуйста, не могли бы вы... не так...
— Что такого? Всего лишь комплимент, — она развела руками, состроила недовольное личико, демонстрируя, как сильно поведение неблагодарного Сиксеру ранило ее в сердце, и он даже почувствовал укол совести — в самом деле, всего лишь комплимент...
— Только пальцем его тронь, и я тебе этот палец сломаю! — ревниво воскликнула Резези, от гнева удерживая магию без видимого труда. — Он — моя солдатка! МОЯ! То есть, мой... Он здесь не для вашего удовольствия!
Женщина в шлеме, быть может, хотела что-то ответить, но не успела: на шею ей бросился Кайли и принялся целовать ее щеки, шлем, лоб, все, до чего мог достать, заливаясь горячими слезами.
— Элли, — причитал он. — Элли, Элли, как же давно я тебя не видел! Как ты изменилась, как ты выросла! А была ведь такой крошкой!
Элли смеялась, жмурилась, но не отталкивала его, хотя подобное проявление чувств едва ли уместно смотрелось среди солдаток. Сиксеру поначалу лишь недоуменно рассматривал эту картину, подсознательно ожидая, что Кайли сейчас ждет еще большее наказание за вольность; но как только стало очевидно, что за любовные излияния его никто не собирается отходить двойным хлыстом, он тут же бросился к ним и не очень дружелюбно схватил товарища за плечо.
— Ты с ума сошел, что ли? Ты зачем встал с постели? — проворчал он, метая глазами молнии и без всякой магии. — Госпожа лекарея тебя лечит, лечит, изо дня в день, а ты вот как относишься к ее работе? Быстро в обоз! И лежать! Пролежнем!
Кайли слушал его возмущения со снисходительной улыбкой и продолжал обнимать женщину.
— Сиксеру... Ну это же Элли.
— Я очень рад знакомству, госпожа Элли, — механически произнес тот, едва посмотрев на саму госпожу. — Но ты-то, Кайли! О чем ты думаешь? Твоя спина еще не зажила!
— Моя спина точно переживет пару минут стоя, да и Элли важнее, — с широкой, счастливой улыбкой возражал Кайли. — Разве она не красавица? Мы росли вместе... вернее будет сказать, что я растил ее — с малых лет я был выбран спутником принцессы...
"Принцессы, так при чем тут госпожа Элли?", едва не спросил Сиксеру, но слова застряли в горле. Элли с довольным видом вглядывалась в его растерянное лицо, а потом одним рывком сорвала с головы шлем. Золото посыпалось по ее плечам, сияющее, нежное золото блестящих волос; в жизни не видывал Сиксеру ничего восхитительнее! Принцесса от рождения была коронована, коронована самой прекрасной и самой золотой короной; волосы были почти как у мужчины длинные, густые, здоровые, обрамляли ее лицо игриво лежащими прядями, дарили внутреннее сияние светловатой коже; словом, не один только Сиксеру, мужчина, благоговейно замер, увидев перед собой воплощение чистейшей красоты. Даже солдатки засмотрелись, захихикали; прекраснее принцессы не существовало в целом мире, и ее свет, казалось, смог бы осветить всю бездну. До чего хороша!
— Разве она не красавица? — повторил свой вопрос Кайли. — Я с юности знал, что она станет настоящей покорительницей мужских сердец! Парнишки за нее еще драться будут, ну, то есть, уже дерутся...
Элли смеялась, и ее смех живительным ручейком тек по холодным пещерам.
— А он очень заботливый, этот Сиксеру, верно ведь? — невинно спросила она у Кайли. — Так за тебя перепугался!
— Скажу тебе честно, Элли, если бы не Сиксеру, я бы, может быть, не стоял тут перед тобой! Только благодаря его заботам и стараниям...
— Красавец, силач, добряк, — перечисляла Элли, загибая пальцы, и в сапфировых глазах появились опасные искорки. — Где только моя сестричка откопала такое сокровище?
— Я из... Сестричка? — Сиксеру растерянно поглядел на Резези, все еще вынужденную стоять на месте и держать магию, ведь еще не все солдатки перебрались через пропасть. — Не может быть...
Они были ни капельки не похожи, почти как огонь и вода.
— Да, Сиксеру, это моя младшая сестра, принцесса Эльноид, — ответила Резези, процедила сквозь стиснутые плотно зубы — не от напряжения, а от гнева. — И она явно положила на тебя свой синюшный глаз, можешь радоваться!
В ее словах было столько злобы, что Сиксеру даже отступил на шаг, опасаясь, что и ему достанется. Резези злилась, а Эльноид беззаботно смеялась, как будто получая чистейшее удовольствие от эмоций сестры; и поскольку теперь Сиксеру стоял ближе к ней, чем к Резези, ее сильные теплые руки оказались на его локте.
— Может быть, моя царственная сестричка подарит мне тебя на день рождения, что ты скажешь на это, Сиксеру? Резези, хочу конфетку!
Казалось, еще одна капелька, и Резези бросится на сестру с кулаками, а все солдатки, находившиеся на мосту, полетят навстречу смерти.
— Я, безусловно, польщен вашей оценкой, — Сиксеру набрал в грудь побольше воздуха, пытаясь справиться с бушевавшими в груди эмоциями. — Но вынужден вас расстроить... я происхожу из рода мужчин для труда, и как вы, принцесса, наверняка знаете, нас невозможно ни купить, ни продать. Мы слишком ничтожны для того, чтобы на нас тратить деньги! Так что и преподнести меня в качестве подарка не выйдет.
— Моя драгоценная сестренка уже допустила одно исключение, сделав тебя солдаткой. Что помешает ей сделать еще одно?
Резези открыла было рот, но Сиксеру ответил за нее:
— Королева, идущая против устоев, это свергнутая королева. Мне жаль, моя принцесса, но я останусь мужчиной для труда — и верной солдаткой Ее величества.
Эльноид покраснела и отступила от него, Резези дрожала, и Сиксеру наверняка перепугался бы до полусмерти, если бы не видел, что Кайливир, стоявший позади принцессы, смотрел прямо на него и улыбался.
— Кайли! — к нему бросилась Чабведа, прекратив следить за переходом над пропастью, и Сиксеру понял, что все солдатки перебрались на эту сторону обрыва. — Приказываю тебе немедленно вернуться в постель! Давай! Я — старшая магея!
— Чабведа, это же Элли, — со смехом возразил Кайли. — Моя Элли! Разве я могу?
Они начали разговаривать, щебетать наперебой, и ничего вокруг не замечали; Резези опустила руки, качнулась, и наверняка упала бы, не удержи Сисксеру ее за плечо. Тело королевы оказалось горячим, дыхание тяжелым, а веки явно отяжелели — она едва могла открыть глаза.
— Хотите, уйдем в шатер? — тихо спросил Сиксеру, с беспокойством рассматривая ее бледное лицо. — Я вас отведу.
— Будет праздник по случаю воссоединения армий. Я должна присутствовать. Я королева.
— Королева должна по-королевски отдыхать!
Резези устало улыбнулась, совсем уже повисая на руках Сиксеру.
— Теперь ты понимаешь, да? Мои прямые предкини... мои праматери... построили Нанно и все наше королевство, потому что по их воле камни и скалы расступались сами собой...
— Понимаю. Это впечатляет, — Сиксеру обхватил ее за плечи и прижал к своей груди, не понимая, почему солдатки уставились на это с недоумением. — Принцессе это тоже под силу?
Резези распахнула глаза.
— Нет. Ей — нет.
Она смотрела на сестру, и в ее взгляде Сиксеру не видел ничего похожего на то, как его сестры смотрели на него. Да, он был мальчишкой, разочарованием, отрезанным ломтем для матери, но старшая охотница всегда любила его почти так же, как и дочерей — что уж тут поделать, иногда так выходит, что матери любят сыновей. И ее дочери наследовали эту любовь, играли с ним, ценили его, делились секретами и сладостями, и обнимали раз в год, в день рождения, при всех, и много раз — в тайне, когда никто не видела; и потому Сиксеру примерно представлял, как должны смотреть друг на друга сестры. И Резези смотрела не так. В ее взгляде было скорее презрение, чем любовь, больше отвращения, чем ласки.
Хотя казалось, что сам мир вокруг смотрит на прекрасную принцессу с обожанием и стелется перед ней.
— Она такая... красивая. Я никогда таких красивых женщин не видел, — признался Сиксеру. — Обычно говорят, что женщине нужно выделяться не красотой... но принцесса...
— Прекрасная принцесса, как в сказках Верхнего мира, — заметила Резези. — Коронованная еще до рождения своими этими волосами, умная, храбрая, талантливая во всем... прекрасная принцесса...
Сиксеру почти не слушал.
— Королева, вы что, верите в бредни про Верхний мир?
Резези коснулась рук, лежавших на ее плечах, и Сиксеру немедленно отступил.
— Скажи мне, стрелица, — обратилась она к нему. — Чего ты сам хочешь? Знай, пожелай ты стать собственностью принцессы, я могла бы издать соответствующий указ, и она приняла бы тебя в свой гарем.
— У принцессы есть гарем?
— Пятнадцать самых прекрасных мужчин из тех, что для удовольствий, живут под ее протекторатом во дворце Нанно.
— О, значит, у вас много племянниц?
Королева странно улыбнулась, и от этой улыбки у Сиксеру по спине побежали мурашки.
— Нет, дорогой, Элли, она предпочитает немного другие игры. Тебе бы понравилось.
Он хотел спросить, что же это за игры и почему это должно ему понравиться, но немедленно передумал, испугавшись, что после таких откровений уже не сможет заснуть с Эльноид в одном лагере.
— Предложи она мне все деньги мира и всю свою красоту, — произнес он твердо. — Ничто не заставит мою верность королеве поколебаться. Я — ваша охранница.
— И я это очень ценю.
Королева резко подняла руку над головой, и вокруг настала тишина; все женщины смотрели на нее, немедленно перестали разговаривать, некоторые даже задержали дыхание; и железный голос маленькой Резези провозгласил:
— Армия Нанно успешно объединилась! Сегодня я объявляю праздничный день по этому поводу, но вы должны быть готовы, что завтра мы выступаем на прямую дорогу к полю первых битв.
Женщины радостно зашумели вокруг, и где-то даже прозвучали хлопки открывающихся бутылок.
Совсем скоро вся теперь уже невероятно многочисленная армия разделилась на группки по десять-пятнадцать солдаток, и эти группки почти откровенно пили, шумели, хохотали. Многие уже давно знали друг друга — это были женщины, успевшие в прошлом повидать войну. Такие обнимались, иногда плакали, вспоминая погибших сестер, или орали во все горло, переживая в воспоминаниях успешные битвы. Были и неофитки, молодые девчонки возраста Сиксеру, и эти слушали, раскрыв рты, пугались вскриков и слез, но старались держаться и влиться в коллектив. Эльноид с Кайли и Чабведой почти забыли, что на свете существовала еще кто-то, кроме них троих; Катча сидела в компании других стрелиц и слушала рассказы Линнвиэль; и одна лишь Резези стояла как будто в стороне от праздника жизни, молчала, лишь иногда делала вид, что слушает разговоры, звучащие поблизости, и так часто одергивала и поправляла свое красивое хоно, что Сиксеру в конце концов сказал:
— Моя королева... может быть, желаете переодеться?
Резези опасливо на него покосилась, накручивая выбившуюся из прически прядь волос на палец.
— Я была бы не против, да не могу оставить тебя на растерзание этим женщинам!
Всего лишь глупое оправдание, конечно, но вот вопрос: хотела королева отвязаться от предложения уйти в свой шатер или от идеи уйти... одной?
Нет, свой шатер она явно любит — всегда любила.
— Я могу пойти с вами. Я ваша охранница!
Резези вздохнула с облегчением — он угадал.
Женщины так увлеклись весельем, что никто даже не заметила, как королева и мужчина-солдатка исчезли с глаз. Они прошли бесшумно, укутанные лишь ласковым светом вечерних кристаллов, проскользнули под полог. В темноте Резези наощупь нашла лампу, сорвала с нее покрывало, и шатер осветился кристаллическим сиянием, бросил беспокойные тени на ее усталое лицо.
— И все-таки отвернись, — попросила она его, и сама поворачиваясь спиной. — Как ни крути, а ты мужчина.
— Я солдатка, — со смехом парировал Сиксеру, утыкаясь взглядом в стену шатра. — Вы не любите празднования, моя королева?
Шуршало хоно; Резези не спешила отвечать.
— Я... всю жизнь провела в военных походах, — сказала она наконец. — Да, со мной была моя мать, величайшая из королев Нанно. Но... Когда по губам течет вино, даже самые лучшие солдатки превращаются в стадо диких гельвиров.
Сиксеру задумчиво смотрел на танцы теней на пологе шатра и думал.
— Вы... не любите пьяниц?
— Смертельно.
— Для этого и нужен был запрет на алкоголь?
— Да, но и не только: вино и дисциплина не могут идти рука об руку. А армии дисциплина нужна, как воздух...
— Но при вашей матушке все было иначе, а она была великой...
Он перепугался, поняв, что мог обидеть ее такими словами, оглянулся так резко, что сам едва успел понять, что делает; Резези стояла перед ним в одном нательном белье.
Конечно, Сиксеру не был особым экспертом в отношении белья, и за всю жизнь видел лишь пару женщин без хоно — и все они были его сестрами — но даже так он смог понять, что то, надетое на Резези, королеве не особенно подходило. Все нательное белье всегда было черного цвета и облегающего фасона, ведь именно так эффективнее всего сохраняло тепло; но его сестры старались украситься, добавляя разрезы, дыры, ленты и камни, перешивая рукава или штанины, словом, давали волю полету фантазии. А если посмотреть на мужчину для удовольствий без хоно, то там можно было и вообще залюбоваться — они расписывали белье красками, вышивали нитями, украшали драгоценностями и золотом или оставляли так много дыр, что оно едва выполняло свои функции...
Резези же, похоже, вообще ни о чем таком не заботилась. Ее белье было с длинным рукавом, с длинными штанинами, закрывало все ее тело и даже немного шею — уж от королевы Нанно можно было ожидать чего-то более... необыкновенного!
— Что ты смотришь?
Спохватившись, он отвел взгляд, но почему-то даже против своей воли вновь на нее поглядел.
— Простите, — промямлил Сиксеру. — Моя королева...
Глаза Резези блестели, но на ее щеках не было ни следа смущения.
— Я не такая, как моя сестра, — заметила она довольно холодно. — Меня не интересуют мужчины.
И лишь после того, как прозвучали эти слова, Сиксеру в полной мере осознал, что случилось.
— Резези! Я вовсе не потому, — замахал он руками. — Я просто подумал... о том, какие обычные вещи вы носите. Даже мои сестры, ну, обрезали верх, оголяя пупок, или вышивали цветы... а ты, королева Нанно... т-то есть, вы, королева...
— И все? Думал о том, какое скучное у меня белье?
Сиксеру хотелось провалиться сквозь землю, но камни под ногами как назло оказались очень твердыми; и, стремясь перевести все в шутку, он приподнял край своего хоно.
— Думал о том, что носим почти одно и то же.
— Я уверена, сейчас сюда зайдет моя сестра.
Полог шатра приподнялся; Эльноид стояла в свете кристаллической лампы.
— А, — потянула она. — Так вот в чем дело. Сестренка приберегла тебя для своих утех. В кой-то веки!
Резези с высокомерным видом фыркнула, повернулась спиной и принялась оборачивать любимое голубое хоно вокруг тела. Сиксеру хотел было помочь ей, но подумал, что это будет несколько неуместно, и уставился на Эльноид.
— А что, принцесса, праздник уже закончился?
— Праздник в самом разгаре, — она странно подвигала бедрами, указывая в сторону веселящейся толпы, как будто у нее не было рук. — Но я заметила, что самый очаровательный юноша на торжестве куда-то делся...
— А, так вы ищете Кайли?
Послышался смешок Резези, и это немного приободрило.
— Я искала те-бя.
Резези защелкнула брошь на своей груди и повернулась к ним.
— Тогда ты выбрала правильный путь: если ты ищешь Сиксеру, то непременно найдешь его где-нибудь возле меня.
Вообще-то, возле Резези он бывал не так уж часто, и, очевидно, искать его стоило среди солдаток; но он подумал, что это она сказала нарочно, желая запутать сестру, и не стал поправлять. Да и в целом, поправлять королеву...
— Вы хотели от меня чего-то, принцесса?
— Лишь немного с тобой потанцевать!
— Я не танцую.
— Тогда выпить по стаканчику вина!
— Я не пью — и кстати, в этой армии запрет на алкоголь...
— Фу, какой ты скучный! Похуже моей сестренки будешь. Поэтому она тебя и подобрала.
— Она меня подобрала, потому что была впечатлена моими талантами, вот и все.
— Языком ты точно работаешь талантливо.
— Руками тоже! Т-то есть, — он чувствовал, как запылали щеки, и оттого смущался все сильнее. — Я — великолепная стрелица! Без лишней скромности скажу, одна из лучших в этой армии...
— А доказать сможешь?
Сиксеру схватился за лук.
— Да хоть сейчас!
— Ну уж нет! — возмутилась Резези. — Не в моем шатре! Здесь слишком много важных документов!
— Сестренка просто боится, что поранит пальчик.
Сиксеру стрельнул глазами в сторону одной, другой, пожал плечами и пошел к выходу — не его дело, что не поделили королевские сестры.
— Стой, Сиксеру! Я с тобой, — крикнула Резези.
— Вот еще! Это я с ним.
— Тебе что, общаться не с кем, Элли?
На улице Сиксеру вдохнул полной грудью влажный ночной воздух и подумал, что чувствует, как начинает болеть голова.
Они отошли на некоторое расстояние от пьяного веселья, чтобы уменьшить возможные потери.
Эльноид шла неуверенно, пошатываясь, и лишь заметив это Сиксеру понял, что принцесса, очевидно, неслабо приняла на грудь. Вот Резези заметит — что тут начнется!..
— Давай, великий стрелица, — со смехом воскликнула Эльноид. — Покажи мне, что ты еще умеешь делать своими мускулистыми руками — и если ты провалишься, то я рассчитываю на то, что в качестве извинений ты займешься тем, для чего был создан Матерями, со мной прямо тут...
— Моя принцесса, но во что мне стрелять? В небо?
— Ну, я даже не знаю, — Эльноид запустила руки в складки своего хоно и вытащила оттуда продолговатую бутыль. — Подстрели для меня дракона, например!
— Драконов не существует — вам ли не знать...
— Что ты имеешь в виду? — она откупорила бутыль и поднесла к губам.
— Что вы, как принцесса, наверняка великолепно образованы, как и моя королева.
— Великолепно образована! Ха-ха три раза! Это Резези у нас всегда была надеждой Нанно, — возмущенно воскликнула принцесса, отведя бутыль от губ. — Мама меня вообще почти не замечала, если хочешь знать!
— А вот и неправда! — вмешалась Резези, пылая гневом, словно раскаленная печка. — Это ты всегда была всеобщей любимицей! Конечно! Уродиться с такой внешностью...
— Я не мужчина, чтобы пользоваться своим лицом!
— Ты не мужчина, да, однако же красавицу все все-таки любят немного больше, чем уродину!
— Ну, что правда, то правда, — злобно захихикала принцесса. — С твоим лицом я бы даже на свет родиться не решилась!
Сиксеру стоял, держа наготове лук, и растерянно слушал их перепалку, понятия не имея, как себя вести. Эльноид подняла бутыль с алкоголем снова к губам, и Резези гневно прокричала:
— И между прочим! Между прочим! В моей армии запрещено распитие...
— И между прочим — между прочим — мне пле...
Сиксеру выпустил стрелу; просвистев в ночном воздухе, она вонзилась в бутыль принцессы и расколола ее на черепки. Вино брызнуло во все стороны, залило ее хоно красными пятнами, пьяный запах повис в воздухе; стрела воткнулась в камни неподалеку. Эльноид долгих несколько секунд растерянно хлопала ресницами, не осознавая, что только что произошло.
— Как и сказала моя драгоценная королева, — мягко произнес Сиксеру, — в ее армии действует сухой закон.
— Т-ты... ты выстрелил в меня, — пролепетала Эльноид, немедленно протрезвев.
— Я готов покарать любую, что ослушается нашу правительницу. Даже вас.
Разжав пальцы, принцесса выронила горлышко бутылки, остававшееся еще в ее руках; ее сияющие глаза неотрывно смотрели прямо на Сиксеру.
— Во что бы то ни стало... — произнесла она. — Во что бы то ни стало, ты будешь моим, Сиксеру Фелонза Шайбенит!
И не успел он спросить, откуда принцесса успела узнать все три его имени, как оглушительный приступ хохота прервал их; из-за камней выглянула Линнвиэль, скорее всего отлучившаяся туда по нужде, и повисла на шее Сиксеру с самым счастливым на свете видом.
— Что сказать — ты был великолепен! — воскликнула она. — Такой и должна быть солдатка моего отряда! Не только точнейший на свете выстрел, прямо в бутылку в руках наследной принцессы — но и готовность умереть по прихоти королевы, попади стрела чуть-чуть левее или выше...
И правда: если бы выстрел Сиксеру попал в принцессу, его вряд ли ждало бы что-то, кроме плахи в этой жизни. Но ни в тот момент, ни теперь он об этом не думал — слишком велика была уверенность в твердости своих рук.
— Я неплохо его натаскала, неправда ли, Эльноид? — Линнвиэль задорно подмигнула принцессе. — Ты в своем Нанно и не видывала таких парней!
— Госпожа старшая, вы надрались, как викуна, — вздохнул печально Сиксеру, придерживая Линнвиэль за талию. — И сейчас наговорите лишнего.
— Я трезва, абсолютно! — возразила она гневно, размахивая кулаками. — Хочешь, я собью шляпу с твоей головы выстрелом? Хочшь? Хошь? Только надо найти тебе шляпу!
Опасаясь гнева Резези, которой могло не понравиться такое поведение откровенно пьяной солдатки, Сиксеру решил поскорее увести ее к остальным. Он успел лишь взглядом проститься с королевой, приправив это прощание молчаливым извинением; Резези осталась с сестрой. И, уходя, всем, что Сиксеру сумел услышать, был тихий голос Эльноид: "я обязательно заполучу тебя"; а затем его захватила полупьяная толпа, музыка, дикие танцы, и по губам откуда-то потекло вино, а вечер померк; и настало утро, мучительное, увенчанное чувством вины утро, которое хотелось поскорее пережить.
Одно было ясно: с того вечера Линнвиэль забыла старые обиды и перевела единственную мужчину-стрелицу в число своих любимиц.