Из-за вчерашней пьянки отправиться в путь удалось далеко не с утра. По лагерю бродили бледные, помятые, несчастные солдатки, и Сиксеру выглядел не лучше. Слышались сплетни, что Резези хотела вынудить всех подняться и выйти вовремя, но генералея Нотри убедила ее, что это невозможно, и теперь королева пребывала в самом скверном расположении духа.
Все, даже Сиксеру, старались вести себя тихо и не попадаться ей на глаза; а все же несколько раз над лагерем проносились ее гневные крики, и от этих криков буквально кровь стыла в жилах. Пусть маленькая, пусть молоденькая, но все же королева, способная вершить судьбы — не хочется попасть такой под горячую руку!
Зато Линнвиэль в то утро как подменили. Она ходила с отечным лицом и распугивала животных смрадным дыханием, но стоило Сиксеру попасться ей на глаза, как старшая заулыбалась, принялась подмигивать обоими глазами и даже дружелюбно врезала ему по плечу, пробормотав что-то про "великие деяния маленьких умов".
Стрельба за обоз в тот день не проводилась, попросту опасно было давать полумертвым стрелицам оружие в руки, и единогласным решением место в обозе предоставили Кайливиру.
— Ты слышал? — шепнула Катча Сиксеру, стоило им оказаться в строю рядом. — Принцесса Эльноид таку-ую взбучку устроила генералее Нотри за своего дружка...
— Не слышал, но могу себе представить, — Сиксеру неприязненно поежился. — Если принцесса так дружна с ним, почему Нотри вообще себе позволила?..
— О чем ты? Принцесса Эльноид и Кайли жили в Нанно, в королевском дворце, а Нотри и королева Резези — в армии, — напомнила Катча. — Они мало что знают друг о друге.
— А Кайли говорил мне, что растил Резези с малых лет...
— Ну, хотя бы раз в пару лет они ведь приезжали, — потянула Катча. — А он просто брехун, как и все мужики. Кроме, естественно, тебя.
Армия двигалась вперед, к Сейбону, и даже в окружающем пейзаже заметны были первые изменения. Стало значительно теплее, некоторые солдатки даже поснимали нательное белье и ходили в одном хоно, почти до обморока смущая Сиксеру; кристаллы, покрывавшие стены, приобретали все более ясные оттенки красного и оранжевого, и все меньше попадалось привычных глазу голубых и фиолетовых цветов; и, казалось, даже сами минералы, из которых состояли тоннели, здесь стали другими, более рассыпчатыми, несколько более светлыми, податливыми и мягкими, так, что иногда на ровном месте скользили каблуки сапог, а воздух наполнялся облаками оранжевой пыли, которую запрещалось вдыхать. Сиксеру уже не чувствовал себя как дома и потреблял ненормальное количество воды, а по утрам просыпался в мокром от пота шерстяном спальнике.
Изменения наблюдались и в армии. Королевские сестры умудрялись ругаться по нескольку раз на дню, и пусть солдатки и старались открыто не занимать ни одну из сторон, чувствовалось, что по крайней мере духовно армия по-прежнему делилась на две. И в той, что шла за Эльноид, было куда больше сторонниц. Резези это тоже чувствовала и сходила с ума от гнева; одним утром она набросилась на Сиксеру из-за одежды не по уставу, невзирая на то, что "уставного" хоно ему никто не выдавала, и ушла еще до того, как бедняга успел хоть что-то ответить. Некоторые солдатки осмеливались смеяться ей вслед и открыто демонстрировать свою неприязнь, другие, верные королеве, злились на первых и устраивали потасовки. Участились скандалы и драки, атмосфера накалялась и негативно влияла на боевой дух; Резези видела это все и злилась еще больше, не в силах переломить ситуацию.
Сиксеру смотрел на это все и вздыхал по старым веселым дням. Сам он с радостью побыл бы наедине с Резези, поговорил с ней, может быть, как-то поддержал, нашел бы теплое слово или просто сказал что-нибудь приятное; но рядом с ней почти все время ошивалась либо Нотри, либо, что еще хуже, ее сестра, и своих намерений заполучить симпатичного стрелицу она пока не оставляла.
— Принцесса так тобой заинтересована, — делился Кайли, любитель сплетен и чужих секретов, всякий раз, когда Сиксеру готовился ко сну. — Расспрашивала меня и так, и сяк! И все о тебе!
— Я надеюсь, ты ничего ей не сказал, — отозвался он, проглатывая негодование.
— Да нет, я все ей выложил... а что, нельзя было? А почему?
От гнева Сиксеру едва не разорвал подушку под своей головой, но собрал в кулак всю волю и ответил максимально сдержанно:
— Потому что меня принцесса не интересует. Меня карьера интересует. Военная.
— Дурак ты, гельвирчик, — засмеялся Кайли в ответ. — Быть наложником принцессы — это уже карьера.
Сиксеру не стал отвечать, лишь заскрипел зубами в ответ и повернулся на бок, делая вид, что немедленно уснул.
Да, терпеть приставания принцессы было не так просто, как может показаться! Каждый день она искала встречи, выкрикивала шутки вслед, подмигивала или еще каким странным образом напоминала о себе; иногда Резези проходила мимо и одергивала ее, но так удачно совпадало не всякий раз. Единственным убежищем от этих вечных атак оставались совместные завтраки с Чабведой — одна лишь старшая магея, казалось, не замечала раскола среди солдаток и не спешила принимать ничью сторону.
— Не говори глупостей, Сиксеру, здесь может быть лишь одна сторона, — серьезно сказала она, стоило Сиксеру поделиться своими наблюдениями на этот счет. — Никто из нас не посмеет предать свою королеву! Честь и долг перед Матечеством превыше жизни.
— Это я знаю, — махнул рукой Сиксеру. — Но ведь вы же видите это, госпожа Чабведа? Вокруг принцессы Эльноид вечно крутится стайка обожательниц, что уважают ее даже больше, чем нашу Королеву...
— Сиксеру! Это очень серьезное обвинение, чтоб ты знал; королева превыше всего...
— И если бы они решили скоординироваться и поднять оружие против...
— Молчать! И я не шучу, — Чабведа прижала палец к его губам. — За одни только мысли о таком в Нанно можно лишиться головы!
Сиксеру развел руками, одним лишь взглядом говоря, что он все равно очевидно прав, и замалчиванием дела не исправишь.
— Хорошо, может быть, ты не совсем ошибаешься, — нехотя признала Чабведа. — Но ты и не до конца прав! С пеленок главная ценность каждой женщины — ее королева... даже прекраснейшей принцессе не под силу это изменить.
Сиксеру провел рукой по стене тоннеля, возле которой они сидели, и внимательно рассмотрел песок, оставшийся на пальцах. Росшие рядом оранжевые кристаллы источали почти невыносимый жар.
— Нас всех с пеленок учат, что тоннели нерушимы, — заметил он, показывая песок магее. — А поглядите-ка, это оказалось всего лишь полуправдой...
Чабведа внимательно посмотрела на него, как будто пыталась заглянуть в самые глубины души и как следует там покопаться.
— Хорошо... допустим, ты не такой глупенький, как может показаться из-за твоего красивого личика, — признала она как будто нехотя. — Допустим, ты даже прав...
— В чем я прав? — удивился Сиксеру, но после прикусил себя за язык и кивнул: — Да, я прав! Но в чем?
— Судить по внешности — плохо... а все же красота есть красота. И прекрасная принцесса, естественно, сумела завоевать немало сердец. Пока еще юная Резези колесила с матерью по миру, принцесса Эльноид жила во дворце Нанно, сияла, улыбалась, плела интриги и заводила важные знакомства; и ты верно угадал, Сисксеру, после смерти королевы Нанады немалая часть женщин желала видеть новой правительницей Эльноид... Красивая, здоровая, общительная королева — что может быть лучше?
Сиксеру поморщился: звучало так, словно не королеву выбирали, а какое-то мясо на прилавке.
— Но дальше желаний дело не пошло?
— Послушай, я хочу, чтобы ты хорошо понимал ситуацию, — Чабведа схватила его за обе руки и близко-близко приблизилась, так, что ее дыхание касалось его щек. — Если хоть кто-нибудь узнает то, что я тебе сейчас скажу, то очень, очень много женщин сложат свои головы... измена королеве — это самое страшное преступление в нашем мире... лучше убить сотню-другую граждан, чем усомниться в своей правительнице...
— Мне понятно! Буду держать язык за зубами, — Сиксеру дрожал и силился унять эту дрожь, чтобы не выглядеть трусом. — И что? Был переворот?
— И еще какой! Почти весь дворец объединился, чтобы посадить на трон Эльноид. Вот только... как ни крути, а закон не обойти: старшая дочь королевы должна стать новой правительницей, старшая, а не младшая. Уж как ни перечитывали всякие умные женщины всякие умные книги, как ни пытались найти какую-то зацепку, какую-то дырку... не вышло! Резези должна была стать королевой — и никаких вариантов.
— Разве что если бы Резези погибла, а Эльноид стала бы таким образом старшей...
Чабведа испуганно уставилась на него, и тут уже Сиксеру схватил ее похолодевшие руки и приблизился к ее лицу.
— Не думай! Даже не думай! Я бы ни за что и никогда — нашу королеву — да как можно?! Я верен Резези. Всем сердцем! Но это то, что всякой первым в голову придет...
Чабведа сглотнула и опасливо огляделась, проверяя, не подслушивает ли их кто.
— И ты снова прав! Это в голову и пришло. Убить Резези — и всеобщая фаворитка окажется на троне... чик — и готово!
— Да-а, чик — и все... а все-таки они ее не убили. Резези настолько сильная волшебница?
— Нет. Как ни крути, а мало кто отважилась бы поднять руку на королеву, — совсем тихо произнесла Чабведа, стреляя взглядом по сторонам. — Из сторонниц Эльноид ни одна не вызвалась пойти на это преступление — к тому же, за такое убийство грозила бы страшная кара, и даже новоявленная королева Эльноид не факт, что сумела бы уберечь исполнительницу от наказания...
— Ну, тогда, считай, и не было переворота никакого.
— А все же одна такая решительная женщина нашлась, — глаза Чабведы до того пылали, что Сиксеру почти поверил, будто она сама и собиралась убить королеву, но к счастью прозвучало другое имя. — Эльноид.
— Эльноид? Убийца? Своей собственной старшей сестры?
— Они редко виделись и не жили вместе, с самого младенчества принцесса проводила дни во дворце, а не в отряде. Они, по большому счету, чужие друг другу женщины, — спокойно пояснила Чабведа. — И поэтому Эльноид согласилась на это. Ужасный поступок — но власть, ты знаешь, портит...
— Портила, да не испортила — Резези жива!
— Да. Резези жива, — Чабведа отстранилась и заговорила своим обычным шепотом. — Полагаю, родственные чувства все-таки взыграли. Как ни крути, родная кровь — от этого никуда не денешься.
Сиксеру с сомнением смотрел на свои колени. Родственные чувства у этих сестер — звучит как бред!
Их разговор прервался, ведь пришла Катча, искавшая Сиксеру по приказу Линнвиэль; у той нашлось кое-что, что необходимо подшить, так что его усадили возиться с нитками и иглами под одобрительные смешки солдаток. Ворчать и возражать он не стал, не желая раздувать конфликты, но шил нарочито плохо, чтобы в будущем такую работу ему уж точно никто поручать не стала.
Армия продолжала ход. Резези злилась и загоняла солдаток, но те относились к этому с юмором; ложиться спать приходилось позже, вставать — раньше обычного, а идти дольше, чем полагалось, но это вызывало лишь шутки и смешки: чем ближе к пограничным регионам они подбирались, тем более приподнятым становилось настроение, особенно среди неофиток. Неужели раскаленный воздух так дурманил головы? Или предчувствие скорого кровопролития?..
Наконец, на горизонте показался город, почти такой же город, какой они видели прежде, со статуей одной из Матерей в центре и множеством мостов, только пропасть здесь была какая-то скромная, неглубокая, да пейзаж желто-оранжевый, светлый, непривычный глазу. Ни одного темного закутка!
— Это последняя остановка, дальше идут спорные территории, — объявила Резези, собрав армию вокруг себя. — Проведите время как следует — следующий выходной вас ждет уже после окончания этой войны!
Сиксеру подумал, что сама эта идея какая-то странная: отдыхать, когда на носу бойня; но девушки вокруг него совершенно не разделяли этих чувств, напротив, были в отличном настроении и громко обсуждали, чем бы стоило заняться в городе, пока еще можно гулять.
— Хочешь пойти со мной, Сиксеру? В прошлый раз я не ходила, — прошептала Чабведа, осторожно обняв его за локоть ледяными руками. — Но в этот раз хотела бы сходить — у меня почти закончились книги.
— Как это, закончились? Ты их что, ешь?
Чабведа хихикнула и потрепала его по волосам, хотя для этого ей пришлось встать на цыпочки.
— Ты такой забавный, Сиксеру. С тобой так спокойно...
Катча стояла в окружении стайки подружек, и судя по их разговорам, собирались они в местный дом удовольствий, поэтому Сиксеру решил принять предложение Чабведы.
— И как только они не боятся забеременеть? — размышлял он вслух, проходя к шатру старшей магеи. — Их ведь отстранят от боев, если такое случится, и тогда выйдет, что весь этот путь проделан напрасно?
— Ну, я, если честно, по таким местам не шляюсь, так что не могу тебе сказать, — заметила Чабведа, приподнимая перед ним полог. — Но почему-то уверена, что девушки знают, как избежать беременности. В крайнем случае, всегда есть прерывающие заклинания...
— Что это за заклинания? — переспросил он, пригнувшись и проходя в шатер.
— Ну, такие, чтобы ребенка не было, хотя он уже был, — туманно ответила Чабведа. — Такое не очень одобряется королевой, но не запрещено. Иногда применяем...
— Если есть такое заклинание, то почему рождаются мальчики?
Шатер у старшей магеи оказался необычный: пыльный, темный и мрачный, единственную лампу крепко-накрепко обмотали черным сукном, и даже сейчас, посреди дня, здесь царила почти непроглядная тьма. Но со временем глаза привыкали к темноте, и становились яснее видны очертания гор книг, книжек, книжонок, томов и фолиантов; кроме книг здесь не нашлось ничего, ни постели, ни стола, ни даже ночного горшка, и вообще могло показаться, что это никакой не жилой шатер, а попросту библиотека. Книги, книги, пыль, пыль, пыль.
Она что ли и спит на книгах?
— Мальчики рождаются, потому что матери никогда не знают наперед, кто родится, — пояснила Чабведа, бредя среди книжных залежей и подбирая некоторые тома. — Ты не подумай, мы можем это увидеть, это не проблема; но указом королевы разглашать такую информацию строго запрещено. Вот, возьми-ка...
Сиксеру принял из ее рук добрую стопку книжек и подивился тому, как болезненная Чабведа умудрилась унести такую тяжесть.
— А почему запрещено?
— Какая женщина в здравом уме захочет родить мальчика?
Нагрузив его изрядной кучей книг, Чабведа удовлетворенно оглядела свои залежи и отрапортовала:
— Готово, теперь можем идти.
— Что, с книжками?
— Да. Эти я уже прочитала и наизусть знаю, — она ткнула пальцем в один из корешков. — Обменяю их на новые. В том и идея...
— Ого! Это что, можно обмениваться книгами? А зачем?..
— Странный вопрос, если честно, но довольно интересный, — перевесив через плечо широкую сумку, поднятую с книжной кучи, и поправив как следует хоно на обнаженном теле, Чабведа прошла к выходу из шатра. — Наверное, чтобы можно было прочитать. Я-то эти читала, а те, кто живут в этом городе, не читали. А у них есть те, что не читала я... вот и обменяемся.
— Звучит здорово! Как жаль, что я не умею читать.
Они вышли; лагерь уже почти опустел, лишь отдельные одинокие солдатки мелькали среди шатров. Кипа книг казалась невыносимо тяжелой, и очень быстро затекли руки, но Сиксеру старался не подавать виду.
— Постой, Чабведа, — попросил он, заметив краем глаза, что из-под приподнятого полога шатра королевы лился свет лампы. — Похоже, Резези еще не ушла.
— Резези? КОРОЛЕВА Резези, ты хотел сказать? — нахмурилась Чабведа. — Не забывайся, Сиксеру; ладно ты мне тыкаешь, я из себя ничего и не строю, но та-то — настоящая королева!
Сиксеру ее как будто вовсе не слушал.
— Можно, мы позовем ее с собой? — попросил он. — Я боюсь, из-за принцессы она может быть в несколько... подавленном состоянии. Помнишь, как кричала утром? До встречи с Эльноид она столько не кричала...
— С чего такая забота? — Чабведа пристально посмотрела в его глаза. — Ты же... ты же не надумал влюбиться, Сиксеру?
— Влюбиться? — он хотел недоуменно почесать в затылке, но не смог из-за книг в руках. — В принцессу?
— Бери выше — в королеву.
— Глупости не говорите, госпожа старшая магея, — засмеялся он. — Просто я — ее охранница. Вот и охраняю. В том числе и ее сердце.
Наверное, это прозвучало как-то двусмысленно, но Сиксеру предпочел об этом не думать и с беззаботным видом пошел к шатру королевы.
Резези и в самом деле оказалась там — не показалось. Она сидела над бумагами, за своим привычным столом-бочкой, и выглядела вполне спокойной, но Сиксеру сердцем почувствовал, что это спокойствие являлось лишь маской.
— Я иду с Чабведой в город, — вместо приветствия произнес он, стоя так, что полог шатра комично лежал на его голове. — Пойдем с нами.
— Рада за вас. Не пойду.
Голос звучал совершенно ледяным и равнодушным, но она стрельнула глазами в его сторону, и во взгляде ее не скрывалось ни капли льда.
Он подумал, что ей просто хочется, чтобы ее поуговаривали, и взялся за это дело:
— Ну же, Резези, ну пожалуйста! Нам втроем будет куда веселее! Мы тебя просим.
— Под словом "мы" ты имеешь в виду себя и себя?
— Отнюдь, моя королева, — Сиксеру испуганно вздрогнул: Чабведа выросла как будто из-под земли возле него. Телепортировалась? — Я тоже вас приглашаю. Буду рада провести с вами время.
Резези теперь смотрела на них и кусала нижнюю губу. Ее глаза нетерпеливо блестели, но она все равно колебалась.
— Я предполагала, что ты пойдешь вместе с моей сестрой, Чабведа.
— Моя принцесса отправилась в дом удовольствий, — спокойно ответила та. — А я в такие места не хожу.
"Теперь это звучит так, словно Резези — наш запасной вариант", испуганно подумал Сиксеру и уже подготовил пару отговорок, но оказалось, что ответ магеи вполне ее устроил.
— Я буду готова через десять минут, — объявила Резези, резко вставая и бросаясь к своим вещам, аккуратно сложенным в стороне, как будто их заранее подготовили для прогулки. — Подождите меня снаружи!
Сиксеру сперва дождался, когда выйдет Чабведа, а после вышел сам и опустил полог. Они стояли в полном молчании, глядели в противоположную от шатра сторону, и обе чувствовали, что надо бы что-нибудь сказать, но надеялись, что скажет кто-то другая.
— Можем идти. Пойдем за книгами? — спросила Резези, появившись сзади. Она оделась в самое непримечательное серое хоно из всех, и даже явно попыталась прибрать непослушные волосы, но они все равно торчали во все стороны и лезли ей в лицо и рот. — Я совсем не против! Возможно, я бы и себе купила пару томов.
— О, — потянул Сиксеру. — Так книги можно еще и покупать?
— И продавать даже можно! И разжигать ими огонь.
Последние слова явно оскорбили Чабведу до глубины души, но при королеве возмущаться она не отважилась.
Шли молча. Сиксеру нес тяжелые книжки, и его руки ныли от усталости, а в таком состоянии разговаривать не очень-то хотелось; девушки шагали впереди и тоже не спешили нарушать молчание. Между ними чувствовалось легкое напряжение, но что тут поделаешь — не каждая может быстро сблизиться с королевой.
И тут вдруг Резези воскликнула, повернувшись к Чабведе:
— Он же устал! Ты могла бы тоже понести, твои же книжки.
— Мне столько не поднять, — возразила Чабведа почти обиженно.
— И правда, Резези, — он поспешил вмешаться, опасаясь, что между женщинами разгорится конфликт, и последний выходной будет испорчен. — Все в порядке, мне совсем не тяжело...
— Да она же только за тем тебя и позвала, — с осуждением в голосе заявила Резези. — Чтобы ты таскал...
— Да я и не про...
— И вовсе не только за тем! — Чабведа гордо вскинула голову. — Да будет вам известно, ваше величество... Мы с Сиксеру — подруги!
Он пытался сдержаться, но все-таки расплылся в улыбке, и поспешно сделал вид, что с интересом изучает что-то в стороне, пряча довольное лицо за горой литературы.
— Ах... ну допустим, — судя по взгляду королевы, спрятать ничего не удалось. — Хотя это немного странная дружба... но! Если вы друзья — ты тем более должна его пожалеть. Можно же использовать магию, чтобы книги летели за тобой сами...
Они уже стояли на одном из городских мостов, великанская фигура Матери виднелась впереди, а под ногами скрипели доски; на соседних мостах и на этом, впереди и позади них, шли другие женщины, незнакомые, занятые своими делами, но нет-нет да и поглядывающие в сторону двух молодых женщин и одного юноши с горой книг — забавная картинка!
— Это тоже тяжело, — Чабведа капризно топнула ножкой, отчего мост под ними пошел опасными волнами. — Сиксеру нетрудно мне помочь!
— И правда, нетрудно, — он яростно закивал. — Поверь мне, Рез...
Спохватившись, он подумал, что кто-то из прохожих может знать имя королевы, и тогда ее простое хоно потеряет всякий смысл; а раз уж Резези так оделась, значит, точно не хотела, чтобы ее узнали...
— Рези.
Зардевшись, она удивленно уставилась на него через плечо; Чабведа покраснела тоже, и ее взгляд, устремленный к нему, был полон ужаса.
Сиксеру сделал тяжелый вздох и попытался вернуть себе недавно пропавшую улыбку.
— Рези. По-моему, это очень милое сокращение! И оно тебе идет. Ты не против, если я буду тебя так называть?
"Это ты сейчас решил спросить?", говорило красное лицо Чабведы, но Сиксеру только продолжал растерянно улыбаться.
— Рези бывают в животе, — резко возразила Резези. — Мне не нравится! Если ты будешь так меня звать, то я в отместку буду называть тебя Серу.
— О, Серу, — потянул он мечтательно. — Меня так Матушка называла. "Ее Серу". А твоя Матушка называла тебя Рези?
Резези отвернулась, но ее ответ все равно повис в воздухе:
— Моя матушка называла меня "Ваше высочество".
Кое-кто из проходящих мимо женщин покосились на нее после этих слов, но, должно быть, решили, что для каждой матери ее дочь — принцесса, и это ни о чем не говорит.
Сиксеру пытался осознать, что могут означать эти слова; были ли они горькими, брошенными вскользь, или отчаянной мольбой о помощи (а, значит, нужно как-то вмешаться, как-то помочь); а может, это вообще было ничего не значащее замечание, и ломать себе голову по этому поводу не стоит вовсе? А голова натурально ломается — уже начало гудеть в висках...
Пытаясь успокоиться, он втянул носом воздух, прикрыл глаза и постарался не выдыхать: откуда-то донесся настолько сладкий и приятный аромат, что все мысли как будто гельвир языком слизал из головы — ни капли не осталось!
— Что-то унюхал? — заботливо спросила Чабведа.
— Ага... приятно пахнет.
— А... да это же урры, — недоуменно потянула Резези. — Не понимаю, чему удивляться.
— А я такого слова даже не слышал, — растерянно ответил Сиксеру, вертя головой во все стороны, в попытках рассмотреть, как же выглядели эти ароматные "урры". — В моей деревне ничего подобного никогда не водилось...
Он заметил, что девушки переглядываются, и почувствовал сердцем, что кажется им жалким, но смирился и с этой мыслью — как мужчина, он с самого рождения вызывал у всех вокруг умиление и жалость, и на большее не стоило и рассчитывать.
— Давай тогда купим по штучке, когда закончим с книгами, — Чабведа шагнула к нему и выхватила всю стопку из одеревеневших рук. — Отблагодарю тебя так за работу.
Он улыбнулся и попытался согнуть локти, но мышцы одеревенели от тяжести, и он так и остался стоять с протянутыми руками, как будто попрошайка.
— Ты говорила, что книги тяжелые, — напомнила Резези, видя, как худая Чабведа пыхтит и пытается тащить стопку. — Вижу, что не врала.
— Ничего! Осталось пройти два шага, моя... Эм, Рези.
Резези задумчиво поглядела на нее, затем — на Сиксеру с его протянутыми руками, и вдруг совершенно естественным жестом выхватила у Чабведы половину стопки. Они обменялись недоуменными взглядами.
— Я тебе помогу.
— Я такого не ожидала, — призналась Чабведа.
— А потом будем есть урри.
— Что — все вместе?
— Да, — Резези подбросила книги на руках, пытаясь подхватить половчее. — Как подруги.
Сиксеру от этих слов вдруг стало очень приятно, а вот Чабведа, казалось, не знала куда деть глаза, но — слава матерям! — хотя бы молчала.
В книжной лавке было почти так же темно и пыльно, как в шатре Чабведы, так что с этого момента Сиксеру решил называть этот шатер не библиотекой, а лавкой. Сходство удивительное!
— Да, я та еще лавочница, — подтвердила Чабведа, когда он со смехом высказал ей это замечание. — Вечно продаю, покупаю... госпожа, есть ли у вас что-то из этого списка?
Резези обернулась на слово "госпожа", но поняла, что говорили не ей, и вернулась к изучению книжной полки. Сиксеру стоял позади нее, из-за своего исполинского роста практически пряча королеву за своей спиной от посторонних глаз, и тоже изучал корешки книг, хотя для него все эти черточки и петельки на переплетах не говорили ровным счетом ничего. Книжные шкафы стояли вдоль всех каменных стен лавки, и для того, чтобы доставать книги с самых верхних полок, здесь стояла маленькая каменная табуретка на четырех колесиках — определенно, лавочница была отчасти еще и акробаткой. Сколько пыли поднимется, если упасть здесь на пол? По меньшей мере куча!
— Ты ведь не умеешь читать, Сиксеру?
— Решением королевы какой-то там мужчины для труда не допускаются к грамоте. Я умею считать, до десяти, вот, — он вытянул пальцы на своих руках врастопырку и громко сосчитал до десяти, загибая каждый раз по пальцу.
— Да-а... и стрелы в колчане ты как тогда считаешь?
Он понял, что попался, покраснел и смущенно захихикал, но под пристальным взглядом королевы пришлось сознаться:
— Ладно... Ладно! Меня Матушка научила считать. Но читать не учила! Читать мне, кажется, в жизни и правда не надо. Хотя я любил, когда она мне читала; мы с сестрами забирались в одну постель, пока я был маленький и еще мог оставаться на ночь у Матушки. И вот, она садилась на край кровати, брала книгу и начинала читать, да так и засыпала вместе с нами. Так мы и спали все вместе, в одной кровати: я, мои любимые сестры и моя обожаемая Матушка.
Резези взяла с полки книгу и спрятала в ней лицо, а Сиксеру почудилась, что таким образом она пыталась спрятать улыбку — и слезы.
— Твоя Матушка тебя в самом деле очень любила, — сказала она, и действительно, ее голос немного дрожал.
— Да... любила.
— И потом выстрелила тебе в грудь на суде, — напомнила она, как будто пытаясь сделать образ его матери чуть менее светлым.
— Она настоящая женщина — она ставит долг превыше родственных чувств. К тому же, давно мы в последний раз спали вместе...
— Почему давно? — Резези поглядела на него из-за страниц книги; ее глаза блестели.
— Потому что в тринадцать лет у меня случилось первое... эм... "утреннее стояние", и с этого момента вход в материнский дом стал для меня практически закрытым, — буднично пояснил он, смутившись только из-за подбора слов. — Я стал опасным для своих сестер.
— И ты сам тоже так считаешь?
Вопрос поставил врасплох; Сиксеру почти целую минуту изучал взглядом полки, обдумывая ответ, а Резези выжидала, пялясь ему в подбородок.
— Нет, — заключил он. — Не стал. Никогда не трону ни одну из своих сестер. Ни в каком смысле...
Со вздохом она отложила книгу обратно на полку и сделала вид, что смертельно увлечена чтением названий.
Сиксеру с праздным видом пялился в книжный шкаф и ничего перед собой не видел; Чабведа неподалеку гулким шепотом обсуждала с лавочницей свои книжные планы. Атмосфера стала почти что усыпляющей, если бы только он мог спать стоя...
— На, — дружным хором сказали Чабведа и Резези, повернувшись к нему и протягивая каждая по книге, после чего обменялись враждебными взглядами. — Это была моя идея!
Он разглядел протянутые ему тома, и хотя значки букв в его голове пока еще не обрели смысл, он сумел понять, что обе женщины протягивали ему книги с одним и тем же названием.
— Ого, я думал, книги только в единственном экземпляре бывают, — заметил он, пытаясь отвлечь дам от гнева друг на друга. — А что здесь написано?
Женщины молча смотрели друг на друга, и каждая явно ждала, что слово возьмет другая. Сиксеру и хотел бы заглянуть под обложку, но ему пришлось бы выбрать, чью книгу взять, и он боялся таким образом усугубить конфликт — у женщин такие хрупкие души!
Идея мимолетно промелькнула в голове, и он немедленно воплотил ее в жизнь: двумя руками Сиксеру приоткрыл сразу обе книги, заглядывая под обложку. Вышло как нельзя лучше: обе девушки сначала удивленно уставились на него, а после залились веселым смехом, как по волшебству позабыв о недавнем холодке.
— Прости нас, Сиксеру, — заявила Чабведа, смахивая слезинки с уголков глаз. — Оказался меж двух огней, бедняжка...
— И в самом деле, ведем себя, как мальчишки, — кивнула Резези, опуская свои руки с книгой. — Давай ты, Чабведа.
— Что вы, что вы, ко... э-э... Рези! Я вам уступаю.
— Да нет же, это я уступаю...
— Ну, замечательно! — воскликнул Сиксеру весело. — Теперь из-за этого поругайтесь!
Лавочница, наблюдавшая за сценой из-за прилавка, хихикнула и всунула в руки Сиксеру третью книгу с тем же названием — так ситуация разрешилась окончательно.
— Это называется "букварь", — пояснила Чабведа, отсмеявшись. — Специальная книжка, чтобы научиться читать. Я подумала... ну, МЫ подумали, что тебе было бы интересно открыть для себя свет литературы.
— Честно говоря, не вижу никакого света, — Сиксеру вертел "букварь" в руках и пытался найти, что же там светится. — Напротив, довольно темно! Но интересно. О чем всем можно прочитать?
— Буквально обо всем!
— И о гельвирах?
— И о них.
— И о луках?
— Еще бы!
— И об имущественных правах мужского населения?
Все три женщины, Резези, Чабведа и лавочница, недоуменно переглянулись, а после единодушно зашлись хохотом, решив, что он это где-то услышал и вот так удачно ввернул в качестве шутки. Сиксеру смеялся тоже, прижимая книгу к сердцу, но его смех был скорее натужным: этот вопрос его на самом деле волновал, и на секунду ему показалось, что Чабведа и Резези смогут его в этом понять; но, увы!
Чабведе не терпелось начать обучение; покинув пыльную лавку и выйдя под нежный вечерний свет золотых кристаллов, они нашли укромное местечко, расселись там, и Резези принесла обещанные "урри": продолговатые сдобные пирожные из хрустящего светлого теста, от которых тянуло приятным запахом свежей выпечки и жженого сахара.
— Смотри, есть нужно так, — она присела на колени рядом с Сиксеру и демонстративно откусила один из краев урри; тесто приятно захрустело, и пирожное рассыпалось на длинные отдельные полоски, раскрывшиеся, как лепестки цветка. Руки, грудь и вообще все хоно Резези оказалось в кусочках урри, но она лишь небрежно смахнула их рукой.
— Вот так надо, — повторила она. — Выбираешь, с какой стороны откусишь, и откусываешь маленький кусочек. Если раскроется, как цветок, значит, тебя ждет счастливая любовь. Если останется сложенной палочкой, значит, не в этот раз... Говорят, мальчишки из тех, что для удовольствий, так гадают. Говорят, сбывается...
— Конечно, сбывается, — заметила Чабведа. — Я сколько их ни ела, никогда цветка не выходило, а у Рези вон с первого раза!
Резези залилась румянцем и с глупой улыбкой принялась доедать свое угощение. Сиксеру взял урри тоже, повертел в руках, осмотрел со всех сторон, неуверенно откусил: палочка в его руках осталась целой, зато во рту разлился приятный сладковатый вкус выпечки.
— Ну, не везет нам в любви, повезет в войне, — заметила Чабведа. — Смотри, Сиксеру! Вот это буква "а". Ты говоришь "а", а пишешь вот такую... закорючку. Так что если ты видишь в слове "букварь" этот символ, то тебе ясно, что прочитать это нужно как "а". Ясно ведь?
Они просидели за книгой довольно долгое время, пока у Сиксеру не начали кипеть мозги; все это время они нет-нет, да потягивали урри из пачки, принесенной Резези, и невозможно было не заметить, что лишь у королевы угощение каждый раз раскрывалось цветком, а Чабведа и Сиксеру всегда оставались с палочкой в зубах.
— Зато мы чистые, — заметил Сиксеру со смехом, вытаскивая кусочек теста из диких волос королевы. — Ты сама теперь как урри, Резези.
— Чистые и умные, — поддержала шутку Резези. — Понравилось тебе читать, Сиксеру?
— Это трудно! Но занимательно, — он довольно улыбнулся. — Так странно выходит, ты можешь перевести слова, которые крутятся у тебя в голове, в символы, и передать их кому-то другой, даже не открывая рта! Это словно волшебство! И вот эти, авторки книг, они ведь живут за тысячу проходов от этого места, а мы можем узнать, что они хотят нам сообщить — чудеса!
Резези слушала и кивала, лишь слегка посмеиваясь его наивным рассуждениям.
— Да, я все-таки считаю несправедливым, что мальчики твоего сословия не изучают грамоту, — она задумчиво поглядела в потолок пещеры, как будто и с него пыталась что-то прочесть. — Пожалуй, по возвращению в Нанно я займусь законом о всеобщем образовании. Хотя бы основы, но чтобы для всех детей... Представляете, сколько талантов мы теряем только из-за того, что не даем им раскрыться? Сколько среди мужчин для труда возможных писательниц, ученых, деятельниц искусства? Сотни!
— Ага, сотни, наверное, — Сиксеру не смог придать своему голосу уверенности. — Но как это будет работать, Рези? Если маленький ребенок из мужчин для труда окажется умным, то он сможет учиться дальше? Это уже противоречит самому понятию мужчины для труда. Кто будет добывать кристаллы в шахтах, если все заделаются в писательницы?
— Я думаю, все не заделаются. Не все же одинаково умны, — возразила она. — А умение читать никак не мешает работать в шахте.
Сиксеру пожал плечами; если подумать, Кайли вот умел читать, а все же работал слугой... должно быть, она права...
— Ах, погодите-ка, — он уставился на Чабведу, и та вздрогнула, как будто прочитала его мысли. — Разве... разве твой брат не из мужчин для труда? Его судьбоносное имя, Певиенгу, означает "сытый"... Мужчины для удовольствий так своих сыновей не называют!
Чабведа натянуто улыбнулась.
— Ну, знаешь ли, от такого же слышу...
— Это не то, чего нужно стыдиться, — поспешно возразил он. — Но все же! Кайливир читает, я точно это знаю, а ведь мужчины для труда...
— Что сказать! Мы не самые добропорядочные дети, — хихикнула Чабведа. Чувствовалось, что она ужасно напряжена, и Сиксеру поздновато догадался, что проблема была, скорее всего, в Резези, сидевшей рядом; только что он, по сути, сообщил королеве, что мать Кайливира против законов обучила сына грамоте...
Резези тоже все поняла.
— Пожалуйста, не думай, что я такая дура, — произнесла она максимально равнодушно. — Я знаю его с малых лет и уже тысячу раз замечала, что Кайливир не только читает, но и записками с тобой обменивается! Пишет! Я потому и думаю об этом законе; все равно добрая половина мужчин для труда, те, что живут в городах, особенно, и так умеют читать и писать, да еще и сыновей своих учат... только это все неофициально, и юные таланты гибнут потому, что родились не у тех мужчин...
— Резези, ты так договоришься до того, что вообще всю систему нашего общества придется перекраивать, — осмелела Чабведа. — Убрать разделение на мужчин для удовольствий и мужчин для труда, сделать положение мужчин и женщин равным... а ведь это общество столетиями строили наши предкини — нам ли его менять?
Резези не успела ответить; с губ Сиксеру слетело:
— Не знаю, Чабведа, но мне кажется, что нашим предкиням уже как-то все равно.
Наверное, это были ужасно глупые слова, но, к чести сказать, обе женщины не засмеялись, лишь переглянулись задумчиво, и Сиксеру даже стало неловко: они обе выглядели так, словно в его фразе скрывался какой-то смысл. Но разве может мужчина произнести что-то дельное? Конечно, нет!
Вон, они даже книг не пишут!
Просидев на месте до самого вечера, когда кристаллы вокруг окрасили пещеры в нежно-розовый цвет, они все-таки оторвались от учебы и решили вернуться в лагерь. На языке еще держался вкус сладких булочек, в волосах Резези все еще виднелись крошки; город неподалеку шумел и хохотал, радостно встречал своих воительниц и изо всех сил старался устроить для них достойные проводы; но чем темнее становились кристаллы, тем тяжелее ложилось на сердце предчувствие катастрофы. Пройдет эта алая ночь, пройдет короткое оранжевое утро — настанет война.
— Не бойся, стрелицы не так часто умирают, — пыталась утешить его Резези, когда они подходили к лагерю. — Они держатся в стороне, выпускают стрелы; тут главное уметь уклониться от стрел врага... тебя ведь обучала Линнвиэль? Учила уклоняться?
— Да, учила, но все же...
— И без всяких все же! Все пройдет чудесно. Ты станешь настоящей героиней, Сиксеру, и вернешься целехонький домой. Порадуешь отца...
Мысль об отце согрела сердце, и он даже сумел улыбнуться; Чабведа, что шла по другую его руку, заглянула в его лицо и с нежностью произнесла:
— Да... видно, твое судьбоносное имя и правда определило твою судьбу.
Он вздрогнул, но кивнул; в лагере плясали огни, и распевали песни пьяные солдатки.
Судьбоносное имя Сиксеру, Шайбенит, означало и "Любящий", и "Любимый".