Состояние Резези заметно стабилизировалось, и это не понравилось совету. Многие уже считали, что ее песенка спета, а дни сочтены, и радостно потирали руки, подготавливали почву для восхождения на престол своей королевы. А теперь она, пусть и постепенно, но восстанавливала силы, и спорить с ней становилось все сложнее, и планы по смене власти казались все более иллюзорными. Все это рассказывал Филипп, близкий к совету, несмотря на свой пол; Сиксеру как раз принес ему из городской библиотеки целую кучу книг по богословию и теперь наслаждался компанией иностранца и большой чашкой чая, на поверхности которого плавали крошечные цветочные бутоны, как будто срезанные с одного из утренних букетов, до сих пор появлявшихся у его кровати каждый день.
— Это я, впрочем, и сам смог заметить, — спокойно произнес он, наслушавшийся историй о недовольстве женщин от мужчин из гарема, вынужденных утешать их после очередных заседаний совета. — Лучше расскажи мне, зачем тебе столько религиозной литературы.
Филипп взял в руки верхнюю книгу из стопки и бесцельно пролистал страницы.
— Я все еще работаю над вопросом, как же так вышло, что ваше общество сложилось столь странным образом, — задумчиво произнес он. — В какой момент и из-за чего женщины решили подавить любые проявления мужской воли.
— Так всегда было, — уверенно ответил Сиксеру. — Еще со времен Врат Блаженства...
— Вот да, Врата. Этот глупый миф. Мужчины забыли... ключ?
— Пароль. Врата открывались паролем, его доверили мужчинам, а те взяли и его позабыли. Потому что мужчины глупые, ненадежные...
— Нет, Сиксеру, я считаю, в основе всей вашей культуры лежит страх. Страх женщин перед собственными братьями и отцами, высокими, сильными созданиями. Я читал жизнеописания Первой Матери, соотносил упоминаемые там интересные факты с историей Верхнего мира, и еще задумывался над тем обстоятельством, что вы все-таки используете для описания своих земель слово "Подземелье", чего бы не случилось, если бы вы изначально жили внизу...
Сиксеру почувствовал, что ему не очень нравится, куда идет разговор, но все-таки спросил:
— На что ты намекаешь?
— Я считаю, что у истоков Нанно стояла некая женщина или группа женщин, что сбежали из Верхнего мира в пещеры, — вкрадчиво ответил Филипп. — Эти женщины, вероятно, боялись мужчин или просто ненавидели, поэтому решили сбежать от общества и построить свое, такое, в каком мужчины не представляли бы для них опасности. Жизнеописание Первой Матери — самый древний письменный документ из существующих в культуре Нанно, и никаких следов вашей цивилизации до ее появления мне не удалось найти. Поэтому я думаю, что именно она, мифическая прародительница всего народа, и была той самой беженкой.
— Но, Филипп, если все так... то откуда взялся первый мужчина в Нанно? — недоуменно спросил Сиксеру. — Сбежавшие женщины бы просто умерли, и... все.
— Это тоже верно, и поэтому мои размышления — еще теория, — заметил Филипп, но разглядел растерянность в лице собеседника и поспешил дать заднюю. — Ну ладно. Хватит мне занудствовать, старый я дурак, поговорим лучше о тебе. Мне это кажется, или ты похудел?
Ему не казалось. Эмилия не стеснялась демонстрировать то, как сильно Сиксеру обидел ее отказом, мстительно впивалась в его шею при каждой встрече и выпивала так много, что порой он даже падал в глубокий обморок под конец. Как только женщины переносят менструацию? Каждый месяц терпеть такое, и все равно вставать и идти строить мир, ну разве это не удивительно?
Он похудел так сильно, что недавно купленное новое белье теперь висело на нем мешком и плохо грело; по утрам он просыпался уже усталым, а вечером не мог дождаться, когда же придет время ложиться спать. На мостах города часто начинала кружиться голова, поэтому Резези спекулировала о том, чтобы запретить ему выходить из дворца, но Сиксеру изо всех сил сопротивлялся и использовал каждую уловку, чтобы выбраться на улицу. Носил книги Филиппу, ходил прогуливаться с Катчей и Чабведой, бегал по мелким поручениям, несколько раз даже был с ними в ресторане; и каждый раз, когда кто-нибудь из мужчин в толпе узнавал его, улыбался и подходил поздороваться, Сиксеру на мгновение чувствовал себя снова живым и важным, а не просто мешком с кровью для одной ненасытной вампирши, и эти минуты немного добавляли сил жить.
Но главное — королева — чувствовала себя лучше, и только об этом стоило думать.
Поэтому-то он и не заподозрил ничего, когда, проснувшись одним чудесным утречком, увидел на пустой прикроватной тумбочке записку и немного монет. Она была подписана Чабведой и содержала в себе скромную просьбу отправиться в город за кое-какими покупками для старшей магеи. "Сдачу можешь оставить себе".
Поначалу-то он ничего не заподозрил, а вот потом почти сразу начал подозревать.
— Какая глупая уловка, — заметил прохладно Кайли, когда Сиксеру показал ему записку. — Это явно выдумала Элли, больше некому! Мало того, что у Чабведы совсем другой почерк, так и не стала бы она тебя посылать...
— Я тоже так думаю, честно говоря, — вздохнул Сиксеру. — Усомнился, потому что не получил обычного утреннего букета. Как-то это странно... Зачем ей меня отсылать?
— Наверняка она хочет устроить тебе какой-то милый романтичный сюрприз, и боится, что ты узнаешь обо всем раньше времени!
Сиксеру подарил ему долгий и задумчивый взгляд.
— Не понимаю, как ты можешь быть таким циничным и наивным одновременно.
Кайли даже в лице не изменился, настолько плотно приросла к нему маска.
— Просто я знаю, что на мою долю любви не выпадет, но не прочь понаблюдать за любовью чужой, — отчеканил он, словно какой-то говорящий механизм.
Сиксеру хотел возразить, что ни о какой любви тут и речи нет, но передумал. Вся ситуация теперь казалась ему подозрительной, даже опасной, и Кайли явно не был хорошим союзником; если Эльноид хочет его прогнать, значит... значит...
Значит, во дворце должно произойти что-то, что ему не стоит видеть.
— Хорошо, я сделаю, как она просит, — заявил он с самым беззаботным видом. — В конце концов, прогулка мне не повредит, правда ведь?
— Точно!
— А у тебя какие планы?
— Обычные, служебные. Нужно кое-что подшить, доделать вышивку на торжественном хоно для Резези... Еще там по мелочи... Хорошо еще, я полы не мою!
Сиксеру улыбался и кивал, а сам в голове составлял план. Значит, Кайли весь день будет мотаться по делам, и может слоняться по гарему — гарем не вариант. В спальне вечно шастают слуги, в коридорах его легко могут поймать, а покои Филиппа Эльноид непременно проверит, догадываясь, что он может там прятаться — она же не полная дура. Значит...
Решившись, он взял записку, мешок для покупок, а затем отправился к Эмилии, сделав только небольшой крюк к покоям старшей магеи — там он оставил утреннюю записку, здраво предположив, что госпожа Чабведа догадается, что не сама в состоянии транса ее написала, прочувствует опасность ситуации и позовет Катчу.
Эмилия уже ждала его — закутанная в одежду почти по самые уши, недовольная, но в заранее заготовленной соблазнительной позе, вдруг он все-таки проникнется и сдастся?
Сегодня у него почти не выходило сосредоточиться на своих ощущениях, и он не понимал, что происходит, даже когда она прижалась к нему грудью и обняла ногами со спины, настолько его мысли были далеко; тем не менее, стоило Эмилии оторваться от его тела, как Сиксеру немедленно начал изображать припадочного и пожаловался:
— Мне дурно... я дурно себя чувствую... я сейчас упаду... ах, Эмилия...
— Что ты? Ба, да ты и правда собираешься отключиться! — воскликнула она, всмотревшись в его осунувшееся бледное лицо. — Не вздумай! Не тут!
— Если меня найдут без чувств в коридоре... что будет? Резези такого не простит...
— И что ты мне предлагаешь делать? Я в ваших телах ничего не смыслю!
Она не волновалась, она злилась, дрожала от гнева; Сиксеру осторожно опустился на пол и откинулся на разбросанные мотки ёля.
— Приведи... Резези... она точно сумеет помочь!
— Не стану ее отвлекать из-за такой ерунды, как ты!
Сиксеру закатил глаза, изображая обморок, и Эмилия так грязно выругалась, что он едва не покраснел от смущения.
Видимо, играл он достаточно хорошо, ведь она тут же бросилась вон. Сиксеру выждал немного, чтобы убедиться, что она не вернется, подскочил и огляделся. Ёля вокруг было так много, что при должной сноровке можно было спрятать в нем двенадцать таких парней; без особого труда он отодвинул несколько мотков в сторону, залег в образовавшуюся берлогу и осторожно прикрылся сверху теми же мотками. Наверняка куча увеличилась, но едва ли Эмилия замеряла высоту всех своих залежей!
Вскоре послышались шаги.
— Он здесь! А... пропал... какого черта? Он издевается надо мной?!
— Он, наверное, решил обратиться за помощью к врачеям, — ответил спокойный и твердый голос Резези. — Сиксеру очень умный парень, Эмилия, он бы не стал просто ждать, пока истечет кровью.
— Собирался делать именно это!
— Значит, передумал. Не злись, не злись, мышка... наверное, мы слишком много его используем, даже такое крепкое тело не справится с подобной кровопотерей! Лучше ближайшие пару дней я буду кормить тебя.
— Я предпочла бы, чтобы ты всегда меня кормила, но дело не в этом, — Эмилия теперь говорила совсем близко к его куче, и Сиксеру старался даже не дышать. — Он вел себя подозрительно. Как будто... как будто он что-то задумал. Запланировал...
— Это день сегодня такой, подозрительный. У меня тоже на сердце неспокойно, с прошлого собрания совета неспокойно... они вели себя так, словно на следующем собрании меня увидеть никто не планирует. А оно завтра...
— Я думала, власть королевы непоколебима.
— Я тоже так думала.
Они помолчали, а затем послышались шаги — короткие и легкие, это Резези приблизилась к Эмилии.
— Ты будешь любить меня, даже если я перестану быть королевой?
— Как ты собираешься перестать быть ею и при этом остаться живой?
— Но ты будешь любить меня?
— Я не могу любить труп.
— А если бы мы убежали вместе? Нашли бы пристанище где-нибудь далеко-далеко, любили бы друг друга сильно-сильно, жили бы спокойно и счастливо?
— Нас бы все равно нашли и убили. Не глупи, Резези, прошу тебя; ты должна оставаться королевой. Ты рождена королевой...
— Я делаю для этого все, что в моих силах.
— А большего от тебя и не требуется.
Он услышал звук поцелуя и почувствовал, что краснеет.
— Пойдем ко мне, — попросил голос Резези. — Ты так давно со мной не была.
— Я думала, ты занятая королева, — прохладно ответила Эмилия.
— На тебя у меня всегда найдется время, — снова поцелуй, еще более звонкий. — Пойдем, родная. Пойдем... На тебе слишком много одежды...
Они ушли, скорее всего, не на пять минут; и все же Сиксеру провел еще какое-то время лежа без движения, чтобы убедиться, что Эмилия не собирается неожиданно вернуться.
В чем состоял его план? Главное, чтобы Эльноид верила, что его нет во дворце; она явно намеревалась что-то устроить, и не хотела, чтобы он присутствовал при этом. Значит, оставалось только затаиться и ждать; рано или поздно шум или что-то в этом роде привлечет его внимание, он вылезет из ёля, помчится на выручку, появится такой, могущественный, сильный, защитник... о Матери! Он же не взял с собой лук! Чем он собирается защищать Резези, мотком ткани?
С другой стороны, с чего он взял, что опасность нависла именно над головой королевы? Нет, ясно с чего — Эльноид только на нее зуб точила, больше не было никаких причин отсылать его на целый день. Не подарок же она в самом деле задумала, ну правда! Понимала, что Сиксеру бросится защищать свою Рези при первом же намеке на опасность, вот и попыталась избавиться от него. Еще и магазин выбрала из самых отдаленных, куда точно весь день идти придется!
Но дворец такой большой! Что, если он так ничего и не услышит? Что, если он пролежит здесь, как идиот, весь день, пока Эмилия не ляжет спать (спит ли Эмилия?), и придется выбираться и возвращаться в свою комнату, чувствуя себя полнейшим, глупейшим из идиотов? Может быть, лучше удрать сейчас, пока еще есть возможность, отправиться действительно за покупками, надеяться, что пронесет, что ничего не случится?
Нет, что-то определенно должно произойти.
Он не знал, сколько часов пролежал вот так, мучаясь тяжелыми размышлениями; кажется, на некоторое время он даже задремал, а может быть, и не единожды; в конце концов из тяжелой полудремы его вырвал оглушительный грохот, раздавшийся в комнате, топот ног, шорох ёля. Оттолкнув один из мотков, лежавших на его лице, Сиксеру выглянул наружу и увидел Эмилию, что истерически носилась взад-вперед и явно пыталась запихнуть как можно больше ткани в сумку. В животе тут же свернулся неприятный комок; Эмилия пыталась сбежать, а значит...
Он выскочил, разрушив гору мотков, и Эмилия завизжала, выронила свою сумку, попятилась — все ее спесь и изящество мигом куда-то подевались, оставив после себя только ужас и растерянность.
— Что ты зде...
Сикскеру заткнул ее одним взглядом — научился у Резези!
— Где?
— З-з-з-з...
"Зал совета", прочел он в ее перепуганном лице, и помчался туда со всех ног.
То, что он не ошибся, стало очевидно почти сразу. Коридор, примыкавший к залу совета, был наполнен стражницами, но все они растерянно топтались на месте, переглядывались и явно не понимали, что происходит, даже не пытались задержать мчащегося мимо Сиксеру. У некоторых из них было опущено оружие, другие порывались его поднять, но тут же останавливались, терялись; если произошло то, что он предполагал, то всем им теперь нужно было выбрать сторону, и это был нелегкий выбор.
Женщина у дверей в зал предприняла жалкую попытку остановить его, но Сиксеру оттолкнул ее так резко, что бедняга даже врезалась в стену. Его за такое непременно высекут, но это потом, а сейчас — Резези, Резези...
Из дверных ручек в суматохе кто-то выковыряла сапфиры.
Резези сидела на своем кристаллическом троне, сохраняя спокойнейшее на свете выражение лица. Напротив нее стояла Эльноид, ее золотые волосы, собранные в косу, сразу же бросались в глаза, сияя звездой в почти полной темноте зала; а между королевскими сестрами находились Катча и Чабведа, одна с луком в руках, другая с магическим сиянием на ладонях. Словно все только и ждали, когда появится Сиксеру, в двери за его спиной потекли женщины, с мечами, луками, алебардами; но выражения лиц у всех были такие потерянные и странные, что совершенно невозможно было определить, на чьей они стороне и что сейчас будет.
— Резези!
Услышав голос Сиксеру, Эльноид вздрогнула и обернулась; Чабведа воспользовалась моментом, бросила в нее крошечный фиолетовый кристалл. Раздался хлопок, запахло дымом, и принцесса едва удержалась на ногах; некоторые из присутствовавших женщин-стражниц бросились к ней, но сильный порыв ветра снес их с ног, а кое-кого даже поднял под потолок, а затем сильно швырнул об пол. Как ни крути, а Чабведа была лучшей магеей королевства, и это вам не шутки!
Эльноид как будто не заметила всего этого; отмахнулась от поднятой взрывом кристаллической пыли, подбежала к Сиксеру, дрожа от негодования:
— Ты должен был быть в городе!
Сиксеру выдохнул:
— И это все, что ты мне скажешь?
— Уходи, не лезь не в свое дело!
Из-за ее плеча выглянула Катча, улыбаясь какой-то слишком лучезарной улыбкой, и в следующую секунду над головой Эльноид пролетел лук — Сиксеру легко поймал его.
— Я надеюсь, ты с нами, Сиксеру! — воскликнула Катча, опьяненная перспективой битвы.
— Я служу королеве!
— Тогда берегись, — огрызнулась Эльноид, обнажая меч. — Потому что вскоре королевой стану я!
— Наконец-то! — сияла Катча, совершенно не слыша никаких угроз. — Наконец-то снова в бой! Наконец-то битва! Как же долго я этого ждала!
И она ударом локтя по голове сбила с ног ближайшую стражницу, издала ликующий вопль; все набившиеся в зал женщины тут же сорвались с мест, словно ждали, когда же прозвучит первый удар. Завязалась схватка; от Катчи Сиксеру получил и стрелы, но небольшой по сравнению с тоннелями зал не давал достаточно маневренности, чтобы выстрелить, а вокруг толпилось столько женщин, что даже толком натянуть тетиву не выходило. Ему все больше приходилось пинаться и кусаться, чем стрелять, и Катче тоже; впрочем, даже несмотря на ослабевшее от кровопотери тело, Сиксеру все еще мог играючи расталкивать женщин и поднимать их в воздух, бросая друг на друга, пусть такой бой и не приносил того же удовольствия, что стрельба из лука. Чья-то алебарда разрезала ему хоно, к счастью, не задев кожи, так что он остался в одном белье; несколько женщин запутались в упавшей ткани и попадали, застонали под ногами товарок, приняв жалкую, недостойную смерть. Сиксеру подумал, что надо бы смутиться своего вида, но слишком увлекся попытками увернуться от взлетающего рядом меча незнакомой воительницы, явно мечтавшей лично насадить его на лезвие, да и женщины прижимались к нему так тесно, что почти ничего нельзя было разглядеть в неразборчивой кричащей массе лезвий и хоно. Зато Чабведа чувствовала себя вольготно, махала руками и посылала магические вспышки от всего сердца, даже смеялась, когда очередная стражница оказывалась особенно удачно поражена или охвачена белым магическим пламенем; пока Чабведа отделяла Резези от бунтовщиц, ни у одной из них не было и шанса приблизиться к королеве. Да и были ли они все бунтовщицами? Отвесив очередной женщине пощечину, от которой бедняга вскрикнула и сплюнула кровь, Сиксеру спросил себя, с чего он решил, что она была не на его стороне, но не успел как следует об этом подумать: через толпу воительниц к нему протиснулась принцесса.
Эльноид в бою была великолепна. Ее меч несколько раз просвистел над головой Сиксеру, не срезав ни волоска, но заставив пригнуться, после чего она удачно пнула его в колено, сразив на пол, вскочила сверху и крепко схватила за обе руки, не позволяя пользоваться луком — и это при том, что он был на две с лишним головы ее выше! Лицом он уткнулся в развалившееся на полу тело одной из стражниц, но судя по тишине в ее еще теплой груди, эта женщина уже не могла смутиться или обрадоваться близости с ним.
— Остановись, Чабведа! — воскликнула Элли, сидя на спине Сиксеру и прижимая его руки к полу. — Я прикажу казнить тебя за сопротивление!
— Ты сначала меня излови, Элли! — отозвалась та. — Забыла? Я всегда лучше всех играла в догонялки! Не говоря уже о том, что с моей магией никому не сравниться! Вы не приблизитесь к Резези, я вам ее не отдам!
— Чабведа! — еще громче крикнула Элли, и крик плавно перешел в звериный рык. — Ведь ты - моя подруга!..
Пока Сиксеру не мог пошевелиться, стражницы больше сосредоточились на Резези, и, похоже, ни одна из них не была в действительности на стороне нынешней королевы. Они бегали, набрасывались на Чабведу, но отлетали от нее, как бумажные; магей среди них не было, что логично, ведь вряд ли бы те отважились восстать против своей старшей, зная о величине ее магической силы. И не только они знали, как она могущественна: переведя дух, Сиксеру смог осмотреться и заприметил, что у стражниц явно был приказ не убивать Чабведу, и их мечи и алебарды как будто нарочно не приближались к ней. А вот насчет Катчи подобного приказа не было; она сражалась, как зверь, как разъяренный гельвир, закалывала, пускала стрелы, била кулаком, кусалась и царапала ногтями, одной из мятежных стражниц даже выбила зуб ногой, несказанно обрадовавшись своей удаче; но потеряла равновесие и в этот момент упала спиной на алебарду женщины, вставшей позади нее. Кровь блеснула на металле и на коричневом хоно стрелицы; ее тихий возглас напоминал скрип.
По телу Сиксепру волной прокатился гнев, принеся с собой и непривычную силу. Мгновение назад Эльноид на спине казалась непосильной ношей, а тут вдруг словно стала не тяжелее перышка; он дернулся вверх, скинул ее с себя, и бросился к подруге на четвереньках, как звереныш, проскользнув между ног одной из стражниц. Элли осталась лежать в крови соратниц и смотреть в потолок, явно не понимая, что только что произошло.
— Катча! Чабведа, Катча!
— Это пустяки! — вздыхала стрелица, оседая на пол. — Это просто царапина. Не теряй бдительности, Сиксеру!
— Это — наказание за сопротивление королеве, — едва придя в себя, Эльноид схватилась за свой меч и поспешила вслед за Сиксеру, но запнулась о еще одно женское тело и увязла в стонущей куче соратниц. — Остановись и подчинись мне! Остановись и будь моим, иначе тебя мне тоже... придется... наказать...
Битва превратилась в настоящее безумие, и уже даже стражницы не понимали, на чьей они стороне, молотили и кололи друг друга; кровь текла без остановки и превращала пол зала в теплое болото, пахнущее страданием. Сиксеру прижимал к груди раненную Катчу, отталкивал других женщин от себя, вооружившись подобранным с пола обломанным древком алебарды, кричал и ругался, а лук в пылу боя где-то посеял. Чабведа по-прежнему легко жгла всех магией, не подпуская мятежниц к Резези, но с того момента, как ранили Катчу, ее заклинания стали явно слабее, а сумку с хлопающими магическими кристаллами вырвала одна из врагей. Эта ловкая стражница замерла на месте, не зная, как использовать свой магический трофей, так что в следующий же момент получила мечом под ребра, и драгоценные кристаллы пропали в кровавом пюре. Во всеобщей неразберихе невозможно было понять, кто побеждает; Эльноид кричала, что победа за ними, и пыталась пробраться к Сиксеру через месиво под ногами, Катча дрожащим голосом парировала, что победит королева, грозила кулаком и рвалась в бой, хотя едва стояла на ногах. Сиксеру держал Катчу на руках, чувствовал, как по его пальцам течет ее кровь, и не знал, что ему делать, и почти плакал, с ужасом взирая на творившийся вокруг ужас, с отвращением вдыхая запах смерти, почти видимый глазом. На войне все было просто - бей Сейбонцев и будешь молодцом - а здесь? Как отпустить Катчу? В кого стрелять? Как долго еще выдержит Чабведа? Сможет ли он когда-нибудь смыть кровь всех этих женщин со своей кожи? Сможет ли когда-нибудь снова уснуть?
Зазвенели кристаллы. Встала Резези. Все замерли на месте.
— Достаточно, — произнесла она величаво. — Хватит. Эта сцена и без того затянулась.
— Резези, — выдохнул Сиксеру. — Что ты...
Одна из стражниц одарила его ненавидящим взглядом и так сильно приложила его древком по затылку, что у него даже в глазах потемнело.
— Что ты делаешь?! — до боли громко вскричала Эльноид. — Как ты посмела?!
Не устояв на ногах, Сиксеру выпустил Катчу и полетел лицом вперед, но уткнулся не в пол, а в грудь принцессы; она обхватила его голову обеими руками и прижала к себе.
— Не смейте трогать Сиксеру!
— Никому не сходить с места! — скомандовала Резези строго. — Не двигаться!
— А ты не указывай, ты больше не королева!
Сиксеру хотел возразить, что пока Резези жива, она останется королевой, но ему вдруг стало сложно разговаривать.
— Хочешь ты этого или нет, Эльноид, но королева — я, — с ледяным спокойствием заявила Резези. — И как королева, я думаю о спокойствии и счастье своего народа прежде всего. Если такова воля моих женщин, я уступаю престол.
У Сиксеру голова кружилась то ли от ужаса, то ли от боли; что это значит, как это может быть, о чем она сейчас сказала?..
— Резези, не вздумай! — Чабведа позабыла о своем обычном шепоте, и потому Сиксеру даже не сразу понял, что говорила она, слишком уж низким и глубоким послышался голос. — У нас не может быть другой правительницы!
— Королева ставит благополучие народа выше собственного благополучия, — отчеканила Резези, и Сиксеру, прижатый к груди Эльноид, все же мог одним глазом видеть, как она медленно сняла со своей головы магнитный ободок. — Держи, сестра.
Эльноид пока держала Сиксеру, и через звон в ушах он мог различить трепетание ее сердца; затем она осторожно опустила его на пол, прислонив к мокрой и липкой стене, повернулась к Резези, забрала ободок из ее рук. Сиксеру хотел вскочить, закричать, остановить, помешать, но тело казалось слишком тяжелым, чтобы даже пальцем пошевелить.
Маленький металлический ободок чудесно смотрелся бы на золотых волосах, вот только стоило Эльноид поднести его к голове, как будто магическая волна промелькнула между ее волосами и рукой, ободок вырвался, покатился по полу, пропал в море крови; у Нанно не могло быть другой королевы, пока жива Резези.
— Это не имеет значения! — с трудом сдерживая ярость, прошипела Эльноид. — Я королева! Пусть для меня изготовят другую корону!
— Никто уже не помнит, как она была сделана, — возразила Резези, подманивая ободок к себе движением пальцев. — Полагаю, пока я жива, ты не сможешь надеть на голову корону.
— Значит, сейчас ты умрешь.
Собрав в кулак всю силу, Сиксеру подался вперед, выхватил из колчана стрелу, хотел воткнуть ее в ногу Эльноид, остановить ее любой ценой, защитить Резези, пусть бы это стоило ему жизни; но голова вдруг так сильно закружилась, что к горлу подступил комок, и он завалился на бок, с головой погрузившись в стонущее красное болото.