— Эй, вы, женщины! — обратилась она к лекареям. — Или ты, Кайливир, кто угодно! Где-то в лагере спрятан мой меч, и если вы мне его принесете, то от меня сразу станет куда больше пользы.
— Не вздумайте! — воскликнул Сиксеру. — Не давайте ей оружие! Она опасна — она присоединится к Сейбону!
В нем так и не угасли подозрения насчет причастности Эмилии к врагу, даже несмотря на заверения Резези, что она происходит из Верхнего мира. Перепуганные женщины остались стоять на месте, а вот Кайливир вскочил и стремительным рывком помчался в сторону шатра королевы.
— Предатель! — крикнул ему вслед Сиксеру. — Ты погубишь нас всех!
— Я доверяю своей королеве! — криком парировал Кайливир, не оборачиваясь. — А она доверяет Эмилии!
Сиксеру почувствовал себя уязвленным, как будто этими словами его самого обвинили в недоверии Резези; а Эмилия Найтхевен, как будто нарочно не замечая этой сцены, набросилась на приближающихся четвероногих тварей. Она была без оружия и, кажется, не владела никакой особенной магией, но ногти на ее белых руках странно блестели, и от взмахов этих рук на красной коже врагов появлялись необычно глубокие царапины. Твари рычали, хватали зубами воздух, набрасывались на нее, но Эмилия с неподражаемым изяществом вспарывала им морды и отпинывала от себя, умудряясь даже не растрепать прически. Одна против пусть небольшой, но все же армии — кто бы могла подумать, что она выстоит более пяти минут?
С другой стороны, это все-таки женщина, пусть и несколько непривычная на вид.
Гулкий звук шагов возвестил о том, что Кайливир возвращался с мечом, и Сиксеру невольно задержал дыхание, гадая, что сейчас произойдет. Если Резези ошиблась насчет Эмилии Найтхевен, то им всем придется горько расплатиться за эту ошибку, и Сиксеру ясно осознавал свою беспомощность в этот момент. Не тратить же единственную стрелу на чужачку? Что, если она и правда попытается помочь? А если нет, то баллада о приключениях Сиксеру выйдет слишком короткой.
Эмилия выхватила из рук Кайли меч, победоносно улыбнулась, и ее глаза вспыхнули, словно два рубина; над головой просвистел очередной огненный камень и вновь врезался в одну из палаток лекарей. С криками оттуда выбежала женщина, хоно которой начало тлеть от пламени, еще более отчаянно закричала раненная, оставшаяся внутри, и выбежавшая лекарея хотела броситься обратно, но сестры удержали ее, принявшись тушить одежду. Раненную, скорее всего, уже не удалось бы спасти: очень быстро прогорели опоры, и она оказалась погребена под тлеющим, горько пахнущим елем.
Все понимали, что нужно заканчивать этот бой как можно быстрее. Эмилия обнажила свой меч, и, открыто красуясь, нырнула прямо в толпу красных тварей, словно в родную стихию. Ее техника боя оказалась необычной смесью танца и боевого искусства, она приседала, подпрыгивала, смеялась и кружилась на месте, не забывая размахивать мечом, крутить его в пальцах, заносить за голову и иногда рубить им врагов, а враги продолжали то лезть ближе, то отбегать с воем боли. Зато наи-колдуньи к ней не приближались, равномерно забрасывали лагерь огненными камнями, и наи-мужчины сосредоточенно изучали те шатры мечниц, до которых могли добраться, пронзая их мечами. Эмилия, может, смотрелась эффектно, но смысла от нее было меньше, чем хотелось бы.
— Эмилия! Эмилия Найтхевен! — крикнул Сиксеру. — Если ты действительно верна Нанно и хочешь помочь, собери двуногих вместе! Оставь мелких тварей, двуногих собери!
Он не знал, услышала ли она его крик, но ее поведение точно изменилось; она стала чуть меньше красоваться и чуть больше сосредоточилась на деле. Отпинывая четвероногих, она поспешила к ближайшей рогатой женщине, и та, не заметив ее вовремя, получила мечом по лицу, взвыла, затопала копытами прочь — в ближний бой эти волшебницы явно старались не вступать. Четвероногие приближались к шатрам лекарей, но их осталось не так много: большинство уже к тому моменту пострадали от меча Эмилии, а те, что еще могли идти, встретились с разгоряченными и злыми лекареями. В воздух взлетали кастрюльки для варки зелий, черпаки и медицинские чемоданчики; старшая лекарея и вовсе вооружилась собственным сапогом, и так удачно врезала тяжелой подошвой по рогатой красной голове, что расколола надвое череп.
Увидев это, лекарея сперва замерла, сама от себя такого не ожидая, а затем воспряла духом и прокричала:
— Вперед, сестры, вперед, девочки мои! Не подпустим тварей к нашим шатрам! Девять матерей на нашей стороне!
И ее клич был услышан: лекареи, воодушевленные первыми успехами, с удвоенной силой принялись дубасить, пинать и толкать приближающихся к ним тварей, а некоторые раненные одобряюще кричали и улюлюкали, любуясь этой сценой.
Эмилия Найтхевен продолжала танцевать по лагерю, размахивая мечом. Ее движения стали расчетливыми и спланированными; возбужденные сейбонки удирали от нее, но натыкались на тлеющие шатры и сталагмиты, кричали, пытались пинаться копытами, но, к счастью, мазали, только путались в собственных волосах и падали. Один из мечников-наи отдал им какой-то приказ, выкрикнув несколько слов на незнакомом Сиксеру языке, и почему-то Эмилия отреагировала на эти слова довольным смехом; наи-волшебницы обменялись недоуменными взглядами и поспешили собраться вокруг Эмилии, зажать ее в круг. Сиксеру подумал, что если мужчина-наи приказал им именно это, то понятно, почему мужчинам нельзя быть полководицами, но с другой стороны, это была, наверное, самая крупная услуга, какую наи когда-либо оказывал подданному Нанно. Теперь все волшебницы стояли достаточно близко друг к другу; Сиксеру натянул тетиву и постарался сосредоточиться. Выстрели он сейчас по Эмилии, убей он ее своей костяной стрелой, тогда, без сомнений, никто не стала бы его обвинять: погибла при защите лагеря, героиня, благословленная героиня, и он, Сиксеру, тоже был бы героиней, ведь не может же он нести ответственность за женщину, погибшую от рук тварей Сейбона...
Пальцы, державшие трепещущую, будто живую, стрелу, разжались, взвизгнул испуганно воздух, и шлейфом этого свиста послышался голос Сиксеру:
— Прочь, Эмилия, прочь!
Эмилия слышала.
Черной тенью она бросилась в сторону, оттолкнув от себя одну из растерянных наи, камнем покатилась по земле, и при том хохотала, как безумная; костяная стрела поразила одну из сейбонок, и взрыв, последовавший за ее падением, не только разорвал несчастную на крошечные кусочки, но и поднял на воздух почти всех вражеских магей.
— Отличный — отличный — великолепный выстрел! — Эмилия Найтхевен абсолютно опьянела от азарта битвы, хохотала и в невыносимом безумии обмазывалась чужой кровью, лившейся с потолка, словно дождь. — Лучший выстрел за всю историю выстрелов!
Сиксеру не мог разделить ее радости, совсем никак не мог, и даже не только потому, что останки подорванных тел падали на его голову: он успел увидеть, как одна из сейбонок услышала его клич и обернулась, и хотя от стрелы ее уже ничто не могло спасти, она успела выпустить из рук еще один огненный камень. Впрочем, от страха выстрелила она неточно, и камень прошел так высоко над головой Сиксеру, что даже не задел его волос, и упал в лагерь; но если он попал в одну из палат раненных женщин, то могло случиться ужасное...
— Я отдал этот приказ.
Прямо рядом с собой Сиксеру увидел сейбонца, но на этот раз не взрывную тварь, а одного из наи с мечом. Невысокий, коренастый, он смотрел прямо в лицо Сиксеру, и глаза у него были глубокие, угольные, а темно-каштановые волосы неопрятными косами спускались почти до земли. В мозгу Сиксеру прострельнула мысль, что сейбонцу хватит одного взмаха меча, чтобы убить его, и что никто не успеет прийти на помощь; но мгновение тянулось за мгновением, а ничего не происходило. Где-то хохотала Эмилия, в другой стороне стонали раненные, а Сиксеру и наи смотрели друг на друга, один безоружный, распластанный по земле, другой — вооруженный, на своих ногах, но, кажется, проигравший.
И вдруг наи снова заговорил, сверкнув зубами:
— Ты навечно покрыл мою голову позором, Сиксеру Фелонза Шайбенит. Я никогда не забуду нашу встречу.
И, не дав Сиксеру опомниться, бросился бежать, отбивая копытами ритм.
Очевидно, это был командирка или местный генералея, ведь вслед за ним бросились в бегство и остальные выжившие мечники, а на тех, кто зазевался, накинулась Эмилия, и могло показаться, что, разрезая их мясо мечом, она как будто бы прикладывалась к ранам губами и всасывала кипящую сейбоновскую кровь. Но с другой стороны, зачем бы ей это было нужно?..
Вся покрытая кровью и оттого счастливая, она выглядела просто отвратительно, и потому Сиксеру как можно скорее отвернулся от нее, проморгался и крикнул:
— Кайли!
Слуга выглянул из-за ближайшего шатра, осмотрелся, убеждаясь, что опасность миновала, залился горячими слезами и бросился Сиксеру на шею. Ну, этого еще не хватало.
— Кайли! Кайли! Куда упал последний снаряд? Отправляйся туда, потушишь своими рыданиями пожар. Ну же! Там могут быть раненные!
— Нет, дорогой, все в порядке, ты не бойся, — Кайли всхлипывал, любовно гладил его по волосам и глядел с почти отцовской нежностью. — Ты такой храбрый, так удачно выстрелил, хотя у тебя нога, и вообще... ты наша героиня, Сиксеру! Ты войдешь в легенды! А последний камень сейбонка запустила не в шатры лекарей, а в шатры мечниц. Сейбонские богини на этот раз не благоволили ей!
Сиксеру закусил губу: он готов был биться об заклад, что тот единственный камень, отправленный в шатры мечниц, непременно попал именно в синий шатер принцессы Эльноид. Разве могло быть иначе? Если что-то плохое может случиться, значит, оно случится.
К тому же, теперь, глядя на лагерь, Сиксеру видел, что шатры наездниц и стрелиц остались практически нетронутыми; значит, враги знали, где есть живые. И точно знали про пленницу синего шатра.
Старшая лекарея подбежала к Сиксеру и осторожно попыталась поднять, опасаясь, что он ранен; но Сиксеру грозно потряс луком над головой и крикнул:
— К мечницам, отведи меня к мечницам!
Она не стала задавать вопросов. Только что на ее глазах этот парень одним выстрелом уничтожил почти целый отряд, и если раньше истории о его подвигах могли казаться преувеличением, то теперь она видела все своими же глазами. И если он говорит, что надо идти туда, значит, в этом есть какой-то смысл.
Под вторую руку его схватил Кайли, и так, втроем, они могли передвигаться довольно быстро.
Разрушения в лагере ужасали с первого же взгляда. Вокруг пылало пламя, и едкий черный дым поднимался до самого потолка, стелился по нему, расползался в стороны, отравляя все вокруг. Эхо донесло стоны балопов — животные быстрее подданных Нанно почувствовали опасное влияние пожара, первыми начали задыхаться, и, если ничего не сделать, то и оставшихся в лагере солдаток постигнет та же участь. Слезы наворачивались на глаза — от пламени или от отчаяния?
Среди поваленных шатров с прожженным насквозь елем Сиксеру разглядел обрывки синей ткани, торчащие из-под крупного шарообразного камня. Ну естественно.
— Не может быть! — ахнул Кайли. — Как они узнали?
— Это же сокровище принцессы Эльноид? — растерянно спросила лекарея, зажимая лицо и нос подолом своего хоно. — Как снаряд мог попасть именно в этот шатер, он же такой маленький!
Сиксеру смотрел на Кайливира и понимал: это не случайность. Точно не случайность.
— Госпожа старшая лекарея, — Кайли так резко отпустил Сиксеру, что тот чуть не упал, — совершенно очевидно, что здесь никто не пострадала! Камень попал в вещи! Вещи принцессы! Прошу вас, госпожа старшая лекарея, ваша помощь понадобится у раненных. Пожалуйста, отведите туда Сиксеру, а я здесь приберусь...
Сиксеру долгих несколько мгновений молчал, усиленно напрягая мозги в попытках понять, что же происходит, а лекарея переводила внимательный взор с одного мужчины на другого, наверняка пытаясь понять, не шутят ли они: сперва сюда привели, а теперь выгоняют.
Сиксеру набрал в грудь побольше воздуха, закашлялся и простонал:
— Я останусь здесь...
— Тебе нельзя оставаться, — убедительно произнес Кайли. — Да и смысла нет! Там ничего интересного.
Сиксеру высвободил свою руку из хватки лекареи и попытался встать твердо, хотя наступать на ногу было еще больно. Он уже догадался, что не помешало бы тоже зажать нос хоно, но не мог позволить себе поднять подол и продемонстрировать нижнюю часть тела в присутствии женщины.
Да и вообще, сейчас важнее было найти повод, чтобы остаться.
— Но я знаю, что там находится, — возразил он, глядя Кайли прямо в глаза. — В шатре. Я знаю, что это за... вещи. И я могу помочь.
— Знаешь? Нам строго-настрого запрещено туда смотреть! — возразила лекарея. — Тебя казнят за непослушание, Шайбенит! Только приближенным королевы Резези можно!
Ситуация становилась опасной, однако Кайли вдруг рассмеялся: назвав Сиксеру по судьбоносному имени, лекарея как будто призналась ему в любви.
Сиксеру воспользовался заминкой и выдал первое, что пришло в голову:
— Королева Резези сама же мне и рассказала.
Перестав смеяться, Кайливир открыл от шока рот, а Сиксеру почувствовал, что краснеет, как мальчишка, и поспешил отвернуться от лекареи.
— Прошу вас, займитесь раненными, — пробормотал он. — Это ваш долг, госпожа лекарея: заботиться о раненных.
— А на мгновение я подумала, что ты не так глуп, как казалось, — лекарея смерила его недовольным взглядом, а затем в довершение еще и закатила глаза. — Прежде, чем заниматься ими, необходимо потушить огонь, иначе мы все отравимся дымом. Это каждой известно...
Махнув на них рукой, женщина ушла, хотя чувствовалось, что она очень недовольна, и явно окончательно перечеркнула свои надежды на благоразумие одной мужчины-стрелицы. Кайливир дождался, когда она отойдет достаточно далеко, и прошипел:
— Ты солгал. Резези не могла. Ты нарушил закон.
— Если нужно, я понесу наказание, — угрюмо ответил Сиксеру. — А сейчас нужно помочь этой женщине. Она может быть ранена.
— А-ах! — спохватился Кайли. — Ты прав! Срочно! Если он умрет, мы пропали!
Обе бросились к шатру, хотя Сиксеру пришлось скакать на одной ноге, и принялись разбирать завал. Камень попал прямо в крышу, и теперь шатер представлял собой лишь груду досок и тканей, и все тлело, горело, плевалось огненным искрами в лицо и жгло ладони. Кайли не щадил себя, хватался за самые горячие места голыми руками, и Сиксеру старался поступать так же; у него хватило сил, чтобы поднять и отбросить в сторону снаряд, и скоро он увидел кусочек чего-то белоснежно-розового, схватился, и с ужасом понял, что это кожа.
— Что это такое?! — он потянул кожу на себя и без особого труда вытащил обыкновенную, просто слишком розоватую руку. — Что за чертовщина?
— Ты же сказал, что знаешь, — нахмурился Кайливир.
— Я знаю, что здесь пленница! Но что это за розовая рука? Разве бывает на свете такая кожа?
— Ничего ты не знаешь, — с облегчением выдохнул Кайливир. — Совсем ничего.
Он откинул в сторону длинный кусок ткани, и взору Сиксеру открылась голова: покрытая такой же бледно-розовой кожей, слегка окропленная кровью, с красивыми золотисто-желтыми волосами. Несколько мгновений Сиксеру сидел с открытым ртом, держа в пальцах руку; а затем рука шевельнулась, и он заголосил:
— Живая! Она живая! Вытаскивай, Кайли, вытаскивай!
Вместе они вытянули существо из огня; это был мужчина, ниже и худее Сиксеру, но судя по лицу на несколько лет старше; он носил черное нательное белье и синевато-голубое хоно, но даже несмотря на обычную одежду, вид у него был необыкновенный. Выделялись не только цвета кожи и волос, выделялись черты лица: тонкие, нежные скулы, мягкий овал, круглые глаза, заостренные кверху уши; а затем он открыл рот, и Сиксеру услышал незнакомый язык — очень похожий на то, что иногда произносила Эмилия Найтхевен.
— Это что, мужчина? — растерянно спросил Сиксеру, хотя задравшееся хоно не оставляло сомнений. — Зачем прятать мужчину? Для чего? Кто и как сделала его кожу розовой?
Кайливир только махнул рукой в ответ и принялся осматривать раны бывшего пленника шатра; Сиксеру встал на одну ногу и случайно наткнулся на Эмилию Найтхевен, выросшую позади, словно из-под земли. С ног до головы ее покрывала горячая кровь врагов, но руки, которыми она схватила Сиксеру за локти, не давая упасть, оказались прохладными.
— О Abeti! Elf! — воскликнула она с непередаваемым отвращением в голосе. — Не может быть! Зачем вам эта пакость?
— А ты что здесь делаешь? — оторопело спросил Сиксеру. — И отпусти меня!
— Если я тебя отпущу, ты упадешь, — вполне справедливо ответила она. — Что такое? Получается, все знали, а я одна и понятия не имела, что в лагере спрятан му...
Кайливир шикнул на нее и прижал палец к губам, прося не орать так сильно.
Розовый мужчина дрогнул и открыл глаза; его взгляд неуверенно скользил с лица на лицо, пока не остановился на Сиксеру, и, едва заметно улыбнувшись, он произнес, почти пробормотал:
— Должно быть, это ты... Сиксеру Фелонза Шайбенит. Я так и думал.
Сиксеру неловко улыбнулся, не зная, как реагировать.
— А вы...
— Разве ты сам не понял? Я все это время сидел в шатре, — он неуверенно ощупал свои ребра под хоно. — Пожалуйста, помогите мне, юноши, мне кажется, меня сильно стукнуло. Возможно, слева перелом... Дай руку, Кайливир.
В его речи все еще слышался заметный акцент, но понимать его было куда проще, чем Эмилию. Между двумя бледнокожими с первых же секунд повисло непонятное напряжение, и взоры, которые они бросали друг на друга, пока Кайли поднимал розового мужчину на руки, прямо истекали ядом. Сиксеру предположил, что это создание тоже может быть пришельцем сверху, и теперь недоумевал, что за распри существовали между розовыми и белыми подданными тех мест?
— Нужно отнести Филиппа в наш шатер, — сурово сказал Кайли, и даже непривычно было видеть столько строгости и напряжения в его лице. — Но так, чтобы никто его не заметила. Ни одна живая душа!
— Почему? Что такого секретного в этом существе? — Сиксеру хотел встать сам, но его ногу прострелила боль, и пришлось снова опереться на Эмилию, на этот раз на ее плечо. — Ради чего мы его прячем?
— Чем больше народу знает о его существовании, тем выше шанс, что узнает врагея.
— Не забывай, Кайливир, врагея уже все знает, — луком Сиксеру осторожно ткнул в остывающий камень, им же брошенный рядом. — А я до сих пор не понимаю, в чем именно заключается...
Белый мужчина закашлялся, и Кайли взвалил его себе на плечо с такой ловкостью, что стоило позавидовать. Эмилия Найтхевен одной рукой крепко держала Сиксеру за бок, а в другой сжимала меч, и этим мечом она обрубила опоры соседнего шатра, стянула с него ёль и накинула ткань на Кайли, на манер хоно, но так, что тело на его плече оказалось практически невидимым. Сиксеру чувствовал, как пылают уши, но почему-то поддержка этой женщины была ему приятна, да и прохлада ее тела дарила какое-то ощущение спокойствия. Мира.
— Теперь можем идти, — усмехнулась она, облизывая губы. — Никогда бы не подумала, что под твоим жиром скрывается столько силы, Кайливир.
Слуга покраснел и заскрипел зубами от обиды, но смолчал.
Вчетвером они двинулись к шатру Сиксеру, и хотя лагерь гудел от жизни, никому из женщин не было до них дела — всех куда больше занимали бушующие вокруг пожары.
В шатре Кайли сбросил ёль и опустил мужчину на свой спальник; Эмилия довольно беспечно отшвырнула меч в сторону, схватила Сиксеру за пояс и осторожно опустила на пол, а его пострадавшую ногу положила на шкуры спальника, хотя он был сам в состоянии это сделать. Слишком уж заботливой она вдруг стала, слишком внимательной; зеленые глаза раненного мужчины следили за ней, и в них тоже читалось недоверие.
Кухонным ножом Кайли принялся срезать с розового тела одежду, изучая ранения; Сиксеру наклонился в бок, чтобы лучше все видеть, и мысленно подивился тому, какие красивые сине-фиолетовые синяки появлялись на этой коже. Про Эмилию он на мгновение забыл, но она без промедлений напомнила о себе:
— Значит, вот оно как. Теперь мне все понятно. А я-то гадала, откуда в ваших рядах взялась блондинка.
Осознание оказалось таким резким, что Сиксеру даже вздрогнул: теперь и он понимал, что смотрит на отца принцессы Эльноид. Сходство оказалось слишком выразительным: у принцессы и кожа была светлее, и волосы золотые, как и у этого мужчины, и только глаза голубоватые, почти как у Резези — наверное, глаза их матери.
Ясно. Дочь пришельца. Потому у нее и имя такое странное?
— Кайливир сболтнул, что тебя зовут Филипп. Я знаю, кто ты, — продолжала Эмилия, сверля раненного ядовитым взглядом. — Филипп Мэй. Спелеолог, пропавший в пещерах двадцать лет назад. Я читала твою историю, когда готовилась в своему заданию в землях Нанно. Наверху-то предположили, что тебя изловили Сейбонцы, но я сразу подумала, что это скорее работа местных... я даже разговаривала с твоей семьей, чтобы узнать, где именно...
— Не будем об этом, девушка, не будем, — кряхтя, попросил Филип Мэй. — Это была часть прошлой жизни, и теперь я — совсем другой эльф.
Сиксеру попробовал пошевелить ногами, но вскрикнул от боли, и Эмилия бросила на него недоуменный взгляд.
— Что это такое... эльф? — спросил он растерянно, пытаясь сделать вид, что ничего ему не больно, это он так от любопытства голос подал. — Это профессия?
— Это — раса, — пояснила она. — Кажется, рана на твоей ноге снова открылась, Сиксеру.
— Но что это такое, раса? Звучит как плод или типа того...
— Это просто, ну... я не знаю, как тебе объяснить, — в поисках помощи, она взглянула на Филипа, и Сиксеру невольно отметил про себя, что, видимо, в Верхнем мире мужчины имеют больший авторитет, чем в Нанно. — Это просто много-много всяких существ, похожих чем-то друг на друга. Я — вампир. Он — эльф. А ты... а я так и не поняла, кем вы себя считаете.
— Подданный Нанно. Их культура так тесно связана с королевским домом, что у них даже нет самоназвания, — произнес Филипп Мэй, и в его голосе послышалась неожиданная страсть. — Мы можем себе представить себя вне государственного строя, в конце концов, может существовать несколько независимых эльфийских государств. А у них, у местных, может быть только Нанно. Они лишены самосознания как народ, и существуют только в связи со своим королествовом.
Сиксеру уставился на бледное лицо Филиппа, и тот неловко засмеялся:
— Привет еще раз, Сиксеру. Извини, я могу говорить часами, не стесняйся сказать мне, что устал меня слушать. Видишь ли, я прожил в Нанно двадцать лет, и все это время изучал вашу культуру... ах, я вижу, ты растерян. Как я и думал, по местным меркам ты еще совсем ребенок, хотя вон какой высокий и сильный... у нас, там, что вы называете Верхним миром, редкий мужчина достигает твоих роста и веса, а ведь ты еще до сих пор растешь...
В самом деле, Филип Мэй был стройнее всех мужчин, кого Сиксеру знал, и явно пониже их с Кайливиром; в целом могло показаться, что он скорее мальчик, чем муж, и лишь морщины на лице и крючковатые пальцы рук говорили о среднем возрасте этого создания.
— Вы и в самом деле из Верхнего мира, — на одном дыхании произнес Сиксеру. — Верхний мир и в самом деле существует...
— А то мы этого не поняли! — неожиданно огрызнулся Кайливир. — Целой Эмилии тебе в доказательства мало?
Сиксеру постеснялся признаться, что до этого момента продолжал верить в связь Эмилии Найтхевен с Сейбоном; Кайли закатил глаза и указал пальцем на грудь Филиппа:
— Ты прав. Явный перелом. Что будем делать? Лекарею звать нельзя.
— Я сам как-нибудь справлюсь, — пообещал Филипп Мэй. — Но буду рад, если кто-нибудь принесет мне болеборного отвара.
Эмилия развернулась и направилась к выходу из шатра, хотя прямо ее никто не просила.
Оставшись в чисто мужской компании, Сиксеру почувствовал себя немного увереннее, чем прежде, завалился на бок и на руках потянулся к подушке в своем спальном мешке.
— В твоем мире все иначе, да, Филипп?
Ему до смерти хотелось расспросить нового знакомого обо всем на свете, тем более, что он внушал куда большую симпатию, чем Эмилия Найтхевен. Филипп закашлялся, и кашель скоро сменился стоном, но когда он смог заговорить, его голос, казалось, зазвучал увереннее и тверже.
— Да, в моем мире все совсем иначе. Можно сказать, что с точностью наоборот: у нас женщинам отведено более скромное место в жизни.
— Значит, у вас не женщины рожают детей?
— Конечно, женщины.
— Но как тогда так вышло, что вы поменялись местами? Что может быть важнее деторождения?
— Я думал об этом на протяжении всех этих лет, — признался Филипп. — Но так и не сумел найти ответа. Наверное, просто так... случилось.
Так себе вышло объяснение, и Сиксеру хотел смалодушничать, возразить; но тут на его глазах произошло нечто настолько великолепное, что он едва не позабыл собственное имя.
Приложив ладони к своим сломанным ребрам, Филипп закрыл глаза, и прямо из его кожи потянулись темно-коричневые, гибкие растительные корни. Они обхватили и сжали грудную клетку, переплелись в прочный корсет, не позволявший Филиппу ни согнуться, ни повернуться в сторону, а затем замерли и задеревенели. Деревья, которые Сиксеру приходилось видеть прежде, обладали лишь слабыми корешками, похожими на черных червей; эти же выглядели такими крепкими и мощными, что не выходило даже представить, дерево какого размера они способны питать.
— Что это? Откуда это? — испуганно шептал Сиксеру, поднявшись на вытянутых руках над спальником. — Как это? Как это вообще...
Морщась от боли, Филипп посмеялся, подмигнул Сиксеру и махнул в его сторону рукой, прямо из воздуха создав что-то, что упало рядом с его пальцами. Не веря своим глазам, Сиксеру поднял с подушки небольшое румяное яблоко и провел по гладкой блестящей кожице пальцем.
— Этого не может быть.
— Вот молодежь, да, Кайли? — Филипп Мэй весело посмотрел на мрачного слугу. — Сам только что одним выстрелом уничтожил небольшой отряд наи, а удивляется какому-то яблочку!
Кайливир покачал головой:
— Лучше бы ты не тратил силы на трюки, а отдыхал.
— Все равно не усну, пока госпожа вампир не принесет зелье.
Сиксеру все еще не мог смириться с тем, что это все не сон. Тяжелой волной на плечи навалился стыд: он приносил еду и питье созданию, способному из ничего создать целое яблоко? И кто он после этого?
Самый глупый мужчина во всех Подземельях!
Покров шатра приподнялся, Кайливир распахнул хоно, пряча за ним Филиппа, но зря: это вернулась Эмилия.
— Я сказала лекареям, что рана Сиксеру снова открылась, и что его не нужно осматривать, потому что он ведь уже был тысячу раз осмотрен, и сколько можно, — протараторила она, передавая Кайли баночки с лекарствами и бинты. — Но они согласились не приходить только лишь потому, что были заняты раненными женщинами и пожарами. Со временем дело дойдет и до мужчин... и они придут. Вы не сможете прятать menu Мэй долго.
Это "мену" сильно резануло ухо; оно выбивалось из всей речи не только по смыслу, но и по тону голоса Эмилии, и потому Сиксеру сумел догадаться, что это было слово из ее родного языка. Мену.
— Нам нужно дотянуть только до возвращения армии, — заметил Кайли, хлопоча над розовым телом. — Королева Резези и принцесса Эльноид позаботятся о нем.
— Разумно ли ждать?
— Мне жаль говорить об этом, но в приоритете сейчас сохранение тайны, — Кайли виновато посмотрел на Филиппа. — Наш мир должен продолжать верить, что наверху нет ничего, кроме камня.
Филипп приподнял вытянутую ладонь, и было видно, как сильно дрожат его пальцы.
— Все в порядке — я всегда это знал.
— И выбрали жизнь отшельника? — сорвалось с губ Сиксеру. — Согласились прятаться до самой смерти? Почему?
Ладонь медленно опустилась на обтянутую корнями грудь; Филип пытался нащупать собственное сердце и глотал болеборный отвар из поднесенной Кайливиром бутылки.
— Потому что полюбил Нанаду больше жизни.
И с этими словами он устало закрыл глаза.