До дворца они добрались в неловком, напряженном молчании. Сиксеру никак не мог совладать с чувствами, поэтому старался ничего не говорить, Эмилия пряталась в своих тканях и не издавала ни звука из соображений конспирации, а Резези настолько утомилась от поездки, что едва удерживала в руках поводья. Только уже внутри, собираясь расстаться с Сиксеру, она отпустила замечание:
— Вот уж не думала, милый, что ты так сильно впечатлишься экскурсией.
А он даже не смог ответить, только пожал плечами. Ночью ему снились Эмилии, и эти Эмилии делали с ним такие вещи, что утро началось с сильнейшего приступа стыда и отвращения к самому себе. Он что, мужчина для удовольствия, что ли? Зачем вообще о таких вещах думать?
На прикроватном столике снова лежал букет, только на этот раз цветы были красные, и из серединок у них росло множество полукруглых лепестков. Дух лилий все еще витал в воздухе, и проморгавшись, Сиксеру разглядел вчерашний букет возле окна, погруженный стеблями в сосуд с водой. Наверное, слуги не вынесли запаха и решили отодвинуть его поближе к свежему воздуху. Вон даже створку оставили приоткрытой.
На записке, приложенной к новому букету, говорилось, что эти цветы называются "розы", и что Элли выбрала их из-за его любви к красному цвету. Надо будет при встрече рассказать ей про фиолетовый.
И все же, как ни крути, а жить во дворце оказалось весьма удобно. Встав с мягкой постели, Сиксеру сделал легкую разминку, не боясь наткнуться рукой или ногой на ящик или ткань шатра, затем прошел в ванную и смог помыться горячей водой — теперь он знал, как нагреть камни. А к этому времени в спальне его уже ждал завтрак; серая тень слуги бесшумно исчезла за пологом, стоило ему шагнуть в спальню. Завтрак состоял из жареных яиц с золотистыми кусочками мяса, сдобной булочки и кофе — по-королевски! С таким рационом недолго и щеки отрастить!
Пока Сиксеру одевался и ел, тяжелые мысли и воспоминания о вчерашнем дне успели практически испариться. Он уже не думал об Эмилии и судьбе ткачей, теперь его занимали только планы на день и воображаемый список покупок. Он решил прогуляться по городу, теперь уже в одиночестве; не помешало бы купить новую одежду, чтобы больше не сверкать происхождением в каждом углу. Можно купить что-нибудь папочке и попробовать с кем-нибудь отослать в деревню, можно...
Штора на входе в комнату отъехала в сторону, застав Сиксеру врасплох, пританцовывающим по комнате с кружкой кофе в руке. Незнакомый мужчина для удовольствий недоуменно приподнял подкрашенные зеленой краской брови и заявил:
— Тебя дама спрашивает.
— Какая дама?
— А какая разница? Кончай скакать и шуруй в общую комнату.
Опешив от столь грубого обращения, Сиксеру молча поплелся за ним, только кружку оставил на полу у кровати.
Он надеялся увидеть в зале с диванами Резези, но в глубине души знал, что там окажется Эльноид. И не ошибся: она сидела, вальяжно развалившись на диванных подушках, и те немногие мужчины для удовольствий, что уже не спали, вились вокруг нее, пушили хвосты и сыпали комплиментами, словно льстивыми фразами могли заработать себе на булавки. Элли благосклонно улыбалась и позволяла собой восхищаться, но стоило Сиксеру показать нос, как все ее внимание оказалось обращено на него.
— Доброе утро, милый! Тебе понравились розы?
Это что, такая традиция теперь у сестер Апакси, его милым называть?
— Доброе утро, Ваше высочество, — фальшиво отчеканил он. — Вы меня звали?
Самодовольно ухмыльнувшись, она вырвала свои руки из восхищенных объятий мужчин и встала, бессердечно оставив бедняг позади.
— Во-первых, позволь передать тебе это.
В руках Сиксеру оказался прямоугольный кусочек плотной бумаги с его именем и королевской печатью. Мгновение он молча любовался тем, как красиво смотрелись буквы "Сиксеру Фелонза Шайбенит", написанные незнакомым беглым почерком, затем поднял вопросительный взгляд на Элли. Она умилилась:
— Это пропуск, дорогой. Он позволит тебе покидать стены дворца, когда тебе захочется. Даже в одиночестве.
Некоторые мужчины вокруг завистливо выдохнули; кудрявый отец Резези вошел через один из завешанных тканью коридоров и при виде Эльноид состроил такую гримасу, будто укусил утренний бутерброд и почувствовал горечь плесени. Сиксеру подумал, что у них с этим мужчиной больше общего, чем казалось.
— А во-вторых, — продолжала Элли, — пойдем со мной. У меня есть к тебе дело.
— Я с тобой не пойду, — Сиксеру спрятал пропуск в складки хоно и нарочно убедился, что у королевского оплодотворителя от таких грубых слов отвисла челюсть.
Впрочем, Эльноид не прониклась — лишь засмеялась.
— Мой отец хочет тебя видеть.
Навострив уши, Сиксеру покосился на мужчин. Он не знал, какая часть происхождения Эльноид им знакома и не знал, что можно говорить, а что нельзя. Его взгляд встретился со взором отца Резези; тот закатил глаза, как будто Сиксеру сделал что-то невыносимо глупое, отфыркнулся и издевательским тоном поинтересовался:
— Неужели этот чудак решил лично заняться воспитанием любовника моей дочери? Что ж, по крайней мере Сиксеру расскажет нам, как выглядит этот загадочный мужчина, прячущийся от всех нас.
Ясно. Значит, они не знают. Сиксеру бы даже улыбнулся, радуясь, что все стало куда понятнее, если бы в этот момент Эльноид не прилипла к его руке грудью, щебеча:
— Отнюдь. Он собирается заняться любовником своей дочери.
— Никто не будет мной заниматься, — воспротивился Сиксеру. — Ни вы, ни ваши отцы. Но если он меня зовет, то я почту за честь.
Выпутавшись из ее рук, он зашагал к выходу из комнаты. Эльноид стояла на месте и смотрела ему в спину; она знала, что он вернется, и сам Сиксеру тоже это знал.
Развернулся на каблуках сапог, пошел обратно.
— Ты ведь меня проводишь? Понятия не имею, где он живет.
Она засмеялась.
Пришлось плестись за Эльноид, хотя он почему-то чувствовал невыносимую потребность идти первым. Они прошли по мужской половине, провожаемые, как всегда, множеством взглядов, а затем вышли на женскую. Только тут Сиксеру напомнил себе, что Филипп, вообще-то, мужчина, но не стал озвучивать свое недоумение. Пожалуй, розовокожий спелеолог — достаточно удивительное существо, чтобы поселить его поближе к женщинам и подальше от неуравновешенных мужчин.
— Серу, — голос Эльноид пробудил его от размышлений и заставил вернуться в реальность, — куда вы вчера с моей сестрицей ходили?
— Гулять.
— И Эмилия была с вами?
Услышав ее имя, он залился краской и даже накрыл свои уши ладонями, пытаясь это скрыть. Не вышло — Эльноид удивленно уставилась на него и даже замедлила шаг.
— Что? Что они с тобой сделали, милый? Они тебя тронули?
"Тебе ли об этом волноваться?", — мысленно огрызнулся он. И опасаясь, что принцесса еще невесть что себе надумает, решил отмазаться:
— Н-н-нет, мы просто гуляли! Ничего больше!
Она все-таки остановилась, взяла его за руки, оторвав их от ушей, с силой стиснула его запястья — чувствовалось, что она владела мечом и имела крепкие бицепцы.
— Любовь моя, если только кто-нибудь из этих безумных женщин тебя тронет, ты не сомневайся даже, приходи сразу ко мне, а уж я тебя защищу. Обещаю...
Сиксеру продолжал краснеть, но теперь уже из-за того, каким влюбленным взглядом Эльноид смотрела на него снизу вверх.
— Принцесса, пожалуйста, пойдемте дальше, — попросил он. Убеждать ее — всех их — в своей способности себя же защитить не было смысла.
— А мы пришли! — радостно улыбаясь, заявила она.
По правую руку от Сиксеру в стене располагалась дверь, с виду настолько неприметная, что он было принял ее за дверь в кладовку. На эту дверь не расщедрились росписью, ее ручку не украшали драгоценные камни, да и вообще, если не присматриваться, можно было бы и не заметить, что она есть; но затем Эльноид толкнула ее плечом, открывая, и воздух мгновенно пропитался настолько терпкими и сладкими ароматами зелени, что закружилась голова.
Покои Филиппа ломились от цветов и кустов, и, наверное, благодаря его колдовству здесь все цвело и пахло в тысячу раз сильнее, чем в других комнатах с растительностью. Почти весь потолок занимала кристаллическая панель, сложенная из желтых и белых кристалликов, и свет от нее практически резал глаза, а вдоль стен росли пучки сейбоновских, оранжевых, благодаря которым воздух в комнате заметно прогревался по сравнению с коридором или улицей.
Сам Филипп вышел из-за пышного куста с длинными темно-зелеными листьями и приблизился к Сиксеру с улыбкой:
— Нравится? Я потратил много сил, чтобы воссоздать Верхний мир, насколько это возможно в условиях Подземелий.
К сожалению, Сиксеру не мог понять, нравится ему или нет, так что не стал отвечать. И вообще, сейчас он больше смотрел на Филиппа: эльф вышел к нему не в хоно, а в странном платье, напоминавшем плащ, но с широкими рукавами и двумя полами, перехваченными тонким поясом, и, судя по всему, пошитым полностью из еля, но между полами при ходьбе мелькали розовые ноги, словно никакого нательного белья он там не носил.
— А, мой костюм? Извини, я не подумал, что для встречи с тобой стоило одеться поприличнее, — виновато произнес Филипп. — Это называется "халат". По моей просьбе Нанада заказала его для меня. Еще давно... очень комфортная одежда, удобнее ваших хоно, которые постоянно с плеч падают. Я целыми днями тут так хожу.
— А ты голый? — спросил Сиксеру, не придумав, как точнее спросить о белье.
— Да нет, я в халате, — развеселился Филипп. — Проходи, пожалуйста, Сиксеру, присядь. Выпьем чего-нибудь? Смотри, что у меня тут есть.
В зеленых зарослях он нашел таинственный маленький мешочек, вынул из него несколько овальных темно-коричневых зерен и дал Сиксеру понюхать. Запах был горький, пробирающий до мозга, но в то же время и довольно приятный.
— Знаешь, что это? Это, мой друг, настоящий кофе! Ты знаешь, из чего делается напиток, который вы называете "кофе"?
Эльноид тоже прошла в комнату и теперь зарылась в кусты, из которых не без труда вытащила стул, плетеный из желтых сухих стеблей, и подставила его Сиксеру под зад.
— Не знаю, — ответил он, нарочно оставшись стоять.
— Присядь, — попросил Филипп, и теперь Сиксеру правда сел. — Изготавливаемый вашим народом бодрящий напиток является продуктом животного происхождения. А это — растение! Элли, милая, сваришь нам немного?
Он бросил мешочек дочери, и та с неожиданной покорностью убежала в заросли, откуда вскоре послышался скрип жерновов ручной мельницы.
— Это все великолепно, — теперь, когда ее не было рядом, Сиксеру осмелел и заговорил активнее. — Здесь так светло, так ароматно... но я не совсем понимаю, зачем ты позвал меня, Филипп.
Филипп нашел в зарослях еще один стул и сел напротив Сиксеру, закинув ногу на ногу.
— Я услышал, что произошло на обеде, — начал он немного тише, чем прежде. — И, во-первых, хотел рассказать, как сильно восхищаюсь твоей храбростью и стойкостью. Нанно столетиями ожидала рождения такого парня, как ты...
— Я всего лишь стрелица, — смущался Сиксеру. — Ничего такого.
— А во-вторых, — Филипп игнорировал его смущение, — я поговорил с Резези, и мы пришли к выводу, что тебе не помешает немного образования. Если ты не против, я хотел бы рассказать тебе побольше о Верхнем мире, чтобы ты, друг мой, знал, как могут жить мужчины. И у меня тут есть некоторые книги, которые я хочу с тобой прочесть и разобрать. Если ты окажешься таким же умным, насколько ты талантлив, то мы даже попробуем начать учить языки Верхнего мира — тогда для тебя откроется мир невероятной литературы... Но, само собой, только если ты не против. Если ты против...
— Я против, — Эльноид вышла к ним с блестящим железным подносом в руках; на подносе стояли две крошечные металлические чашечки, наполненные черным-пречерным напитком, украшенным легкой коричневой пенкой.
Сиксеру заметил, что при появлении дочери Филипп поставил свои колени параллельно друг другу.
— Ты против, Элли? — ласково, но с недовольством спросил он.
— Да. Не понимаю, зачем это нужно? Чем умнее мужчина, тем сложнее его уломать, Сиксеру вон тому прямое доказательство.
Сиксеру радостно заулыбался и даже позволил себе посмотреть в глаза Элли, когда забирал одну из чашечек. О да, его не уломаешь!
— Я понимаю, что тебе этот мальчик нравится, — признал Филипп, — но он уже ведь тебе отказал.
Сиксеру казалось. что он вот-вот лопнет от счастья — даже отец Элли на его стороне!
— Ну вот, папа. Ты живешь в Нанно уже двадцать лет, а так ничего и не понял, — она беззаботно рассмеялась. — Мужчины едва ли способны со своими мужскими мозгами понять, что для них хорошо, что плохо.
— Допустим, но ты ведь сама только что заметила, что этот конкретный мужчина очень умен.
Как Сиксеру не лопнул от удовольствия? Он сам понятия не имел!
А вот Элли явно разозлилась, бросила в отца колкий взгляд и в сердцах швырнула поднос на землю.
— А я вам говорю, что не сдамся, пока не добьюсь своего!
— Я не могу осуждать ее упрямство, — обращаясь к Сиксеру, произнес Филипп. — Я пытался воспитать ее в нравах нашего общества, но в жизни каждого ребенка наступает момент, когда авторитет отца падает ниже некуда. Особенно если воспитание прямо противоречит мнению большинства.
— Особенно если это воспитание потенциально способно лишить ребенка удовольствия от жизни, — ядовито заметила Элли, впрочем, почти сразу же смягчилась, встретив обиженный взгляд отца, и подняла поднос с пола. — Все мною восхищаются, все меня обожают, так ради чего мне отказываться от этого? И даже Сиксеру не сможет сопротивляться вечно. Однажды...
— Я давно хотел спросить, — Сиксеру надоело слушать ее угрозы, так что он решил перевести тему, — Эльноид — это имя из Верхнего мира? Звучит, в принципе, как будто из языка Нанно, но я никогда такого не слышал...
Он видел, что Филипп раскусил уловку, но тем приятнее было понимать, что эльф нарочно согласился ее принять.
— Нет. Это ваше имя, просто немного необычное. Видишь ли, я еще в детстве решил, что если у меня когда-нибудь будет дочь, я назову ее Элли. Была такая книжка, про девочку Элли и ее собачку, которых в небо унесло бурей и сбросило в волшебную страну. Я зачитывался ею, сам себя представлял участником тех веселых событий... и в общем королева Нанада оказалась так добра, что согласилась подобрать для нашей дочери имя по моему вкусу. Элли. Эльноид.
Он за руку притянул дочь к себе, и та склонилась, обняла отца, в трогательно-семейной манере, от которой щемило сердце. Казалось бы, от этой женщины нужно держаться подальше, нужно ждать подвоха, атаки; а смотришь на то, как она прижимает к себе отца, и невольно смягчаешься. Нет, нельзя, ни в коем случае! Держаться!
— Когда мы начнем урок? — очень прямолинейно спросил он; Элли открыла глаза, уставилась задумчиво на Сиксеру и произнесла, медленно, с угрозой:
— Что ты будешь делать, когда я стану королевой?
— Все просто — ты ею не станешь. Так что вопрос не имеет смысла.
— Ты ведь был за столом с советом, Сиксеру? Ты ведь слышал тех женщин. Не скрою, некоторых из них тебе удалось убедить в справедливости ваших с Резези глупых идей, и я даже потеряла нескольких своих соратниц. Но не думай, что на твоей стороне армия. Резези приняла этот идиотский закон о Свободных мужчинах, и так сама себе подписала смертный договор.
— Не говори так про сестру, — нахмурился Филипп, но на этот раз дочь его спокойно проигнорировала.
— Каким бы упрямым и красноречивым ты ни был, Шайбенит, — она нарочно использовала это имя, подчеркивая глубину своих чувств, — но против королевы ты сражаться не сможешь. Благодаря тебе я мечтаю о короне даже сильнее, чем прежде; теперь я знаю, что твоя любовь идет в комплекте с местом на троне.
— Не говори так про сестру, — снова повторил Филипп, с виду совсем сбитый с толку. — Элли? Не можешь же ты в самом деле так поступить, так жестоко... Мы ведь еще в прошлый раз с тобой это обговаривали, Элли. Ты не такая девушка...
Она посмотрела на Сиксеру таким взглядом, что он почувствовал себя раздетым и оскверненным и попытался спрятаться за крошечной железной чашечкой.
— Я просто констатирую. Советую подготовиться, — пояснила Эльноид. — Ты слышал про то, что случилось вскоре после восхождения Резези на трон? Я спланировала заговор. Но в последний момент отец вмешался и остановил меня, убедил меня... Но теперь на кону слишком многое. На кону твоя любовь. Теперь его слезы меня не остановят. И твои тоже.
Сиксеру поднял руки в знак своей капитуляции, но тут же нарочно снова заговорил о другом, давая ей понять, что слушать эти глупости больше не намерен:
— Кстати, Филипп, спасибо за цветы. Лилии очень красивые, но ужасно воняют, а розы...
— Какие цветы? — удивился Филипп, кажется, искренне, и даже перестал обнимать дочь. — Я тут все больше фруктами занимаюсь.
Эльноид встала, скользнув на прощание рукой по золотым волосам Филиппа, обошла плетеное кресло, на котором сидел Сиксеру, склонилась и обняла его за плечи — опешив, он не додумался ее оттолкнуть, а после и вовсе замер, восхищенный гирляндами вьюна, обвившими его грудь.
— Цветы создала я, — пропела Эльноид ему на ушко. — Так мило, что ты любишь цветы, Шайбенит. Ты первый из встреченных мною мужчин, кто умеет оценить красоту моей магии.
Наколдовав ему целый цветочный венок на голову, Эльноид отпустила Сиксеру и плавно поплыла к выходу, донельзя довольная собой. Не мешкая, он сорвал с себя все ее подарки и бросил на пол, чувствуя запах горького сока на своей коже. У цветов тоже есть кровь?
— Эльноид! Но если ты унаследовала волшебство отца, а не матери, то как ты можешь быть королевой? Кто будет возводить мосты и города? Нанно нужна правительница, способная управлять камнем!
Она замерла на месте, оглянулась на Сиксеру, и должно быть впервые он прочел в ее лице, что действительно смог ранить ее чувства.
— Я уж как-нибудь разберусь, — прошипела она. — И вообще, это не твоего ума дело!
Хлопнула дверь; Филипп недолго отмолчался, но довольно быстро пришел в себя, попытался завести разговор о деле, и Сиксеру с радостью его поддержал. С уходом Элли ушло и волнение; разглядывая порванные цветочные гирлянды, валявшиеся у ног, Сиксеру мог с уверенностью сказать, что ей не суждено быть королевой. Не в этой жизни.
Но это не значило, что удастся избежать кровопролития.
Простить королеве ее смелый указ совет так и не смог, и в воздухе витали революционные настроения. Через несколько дней в гости заглянули Катча и Чабведа, счастливые и румяные после прогулки; Сиксеру пригласил их в свою комнату, сам заказал у серого слуги чай и пирожные, и вообще вел себя, как хозяин богатого дома, чем вызвал истинное восхищение у подруг. Но разговор никак не хотел задерживаться на хороших темах и сам собой из раза в раз перетекал в более мрачные, тяжелые материи; поэтому несмотря на приподнятое настроение, в котором женщины появились на его пороге, совсем скоро он стоял перед ними и пересказывал свой спор с Эльноид.
Катча и Чабведа подтвердили его опасения, Чабведа даже призналась, что кое-кто из ее знакомых влиятельных женщин недвусмысленно пыталась выяснить, достаточно ли она лояльна к нынешней королеве, и осознает ли, что правление Эльноид могло бы открыть для нее новые перспективы. К примеру, Эльноид не отказалась бы от появления в столице полноценного магического университета, во главе которого могла бы стоять госпожа Чабведа; Резези прежде отвергла этот проекта, сочтя чересчур дорогостоящим. Впрочем, в этих словах могла быть и доля правды, ведь вечная война высасывала средства из казны, как личинка ёльных блох — кровь.
— А хуже всего эта Эмилия, — угрюмо произнесла Чабведа, разглядывая нетронутое пирожное. — Вы видели, как Резези бледна? Я уверена, это влияние чужеземки! Она что-то делает нашей королеве — я, правда, не знаю, что именно... я даже взяла пару книг у кое-кого, но так неудобно читать со словарем!
— Это серьезное обвинение, госпожа Чабведа, — заметил Сиксеру, предательски краснея. — Резези влюблена, в этом нет ничего страшного...
— Дело и не во влюбленности! Многие здесь влюблены, — она посмотрела на Катчу, и та улыбнулась в ответ, поправила в волосах золотую заколку в виде бабочки с большим розовым кристаллом, не так давно там появившуюся. — Но Резези, она, кажется, заболевает... она бледна, тиха, и несколько раз уже отменяла заседания совета из-за своего самочувствия. Зато Эмилия...
Сиксеру вздохнул, несколько раз пересек комнату широкими шагами, споткнулся о стоявшую на полу у окна вазу с очередным букетом от Эльноид и чудом не опрокинул ее, разлив воду.
— Я недавно решился на... на небольшую диверсию, — признался он тихо, чувствуя, что уже не сможет держать язык за зубами. — Я сделал вид, что заблудился во дворце, и вломился ей в комнату. Замков там тоже особо нет...
— Конечно, ведь считается, что женщины достаточно воспитаны, чтобы ни к кому не вламываться, а мужчинам на женскую половину нельзя, — с иронией прокомментировала Чабведа.
— Ну, да. И вот, в общем, я ввалился к ней... А там! Я столько ёля в жизни не видел! Можно было бы всю армию обшить... Зачем это Эмилии нужно? Не собирается же она открывать здесь швейную мастерскую?
В действительности, конечно, заявившись в комнату Эмилии Найтхевен посреди ночи и в полном одиночестве, Сиксеру надеялся найти не мотки ёля, а ее саму, прекрасную и спящую, обнаженную, беззащитную, готовую; но Матери смилостивились над ним, и женщины в ту ночь в постели не оказалось, а больше он таких глупостей не совершал. И совершать не собирался.
— Вряд ли, конечно, она увлеклась ткачеством, но если ты думаешь, что она планирует это все выкрасть и сбежать, то вероятность невелика, — Катча снова поправила свою бабочку, будто та могла сорваться и улететь с ее головы. — Мотки ёля очень тяжелые, она столько не унесет. Чаби, покушай пирожное...
— Я тоже так подумал, Катча, я тоже. И поэтому я решил сделать вид, что от шока позабыл, как пользоваться ногами...
— Интриган!
— ...и я как бы случайно открыл ее шкаф. И знаете, что я увидел на полке? Банку с личинками!
Женщины напряженно переглянулись, хотя Катча посмотрела на него с любопытством. Случайно заглянул в шкаф женщины? Прям-таки случайно?
— Думаешь... это ёльные личинки? Этих можно выкрасть!
— Да, но в Верхнем мире они все равно не выживут, — вставила слово Чабведа, отставляя пирожное в сторону. — Дело в разнице давления. Их нет смысла воровать.
— Вы это знаете, и я теперь тоже знаю. А вот Эмилии здесь нет, — Сиксеру подался вперед и с очень важным видом произнес: — Я считаю, Эмилия Найтхевен хочет похитить секрет нашего ёля и унести в Верхний мир!
Он ожидал, что подруги захихикают и умилятся его важным мыслям, но обе серьезно кивнули:
— Что ж... это вполне возможно. Ёль почти не рвется, не горит и отлично греет. Эта ткань в Верхнем мире может произвести настоящий переворот в моде, — предположила Чабведа с такой уверенностью, как будто неоднократно там, наверху, бывала. — Но, как я уже сказала, личинки там выжить не смогут. Ее ждет разочарование...
— Я думаю, она пытается понять метод производства, для того и столько образцов. Ведь даже Резези не знает точно, как из кокона получается нить, — Сиксеру пожал плечами. — А когда Эмилия сбежит и поймет, что ее план провалился, она может попытаться вернуться, и не одна! Она может попробовать... захватить наше королевство!
На этот раз он точно перегнул палку — обе женщины залились смехом.
— Ты еще совсем ребенок, Сиксеру... — улыбнулась Чабведа, его ровесница. — Пойми, милый, Эмилия — шпионка, даже не волшебница, иначе бы мы давно заметили какие-то проявления ее магии. Вряд ли у нее есть такие амбиции. Да и ее родине от захвата Нанно не будет никакой пользы, это достаточно далекая земля...
— Никакой пользы, госпожа Чабведа? И давно ли золото, серебро и драгоценные камни перестали представлять интерес? А у нас столько шахт, столько рабочей силы... такая ослабленная королева, такое смутное время... Эмилия сама признавалась мне, что ее интересуют деньги, и Нанно может оказаться настоящей золотой жилой! Я вам серьезно говорю, девушки, она сбежит и попытается...
— Еще одно замечание, пока ты не решил отправиться прямо сейчас с луком в руках на Эмилию, — фыркнула Катча, закинув ногу на колено Чабведы, будто пытаясь так успокоить ее смех. — Местоположение Нанно скрыто от всех — и от Эмилии в том числе. Она попросту не найдет дороги наверх. Все время путешествия сюда она сидела в одной повозке с Филипом, оттуда ничего не видно.
Сиксеру вздохнул, кипя от гнева, ведь подруги не верили ему, но стараясь не показывать своих эмоций. Верить или нет — личное дело...
— Хорошо, хорошо, как вы скажете... я настаивать не буду... один вопрос, — он поднял глаза к потолку. — Во дворце всегда было так много летучих мышей?
Обе как по команде уставились вверх; одна небольшая летучая мышь как раз висела практически у них над головами и, кажется, спала.
— Ой, жуть! Я их боюсь! — воскликнула Катча, прячась под свой стул. — Они же жрут трупы!
— Не бойся, только некоторые, — заметила Чабведа. — Есть виды, которые питаются фруктами. Мы видели такие в Сейбоне, помнишь? Маленькие и пушистые, довольно милые, если не бояться...
— Фу, Чаби, не надо! Не дразни меня!
Летучая мышь под потолком сорвалась и, хлопая крыльями, попыталась вылететь из комнаты, но запуталась в опущенном пологе. Сиксеру с ловкостью, достойной лучшего применения, вскочил на стол, махнул рукой и крепко-накрепко сжал зверька в своих больших ладонях.
— Попалась! Я считаю, Эмилия умеет разговаривать с этими тварями. Это наверняка ее информаторка!
— Твоя паранойя начинает меня всерьез беспокоить, — осадила его Чабведа, вытаскивая Катчу из-под стула и заключая в горячие объятия. — Тебя послушать, так Эмилия — зло во плоти... в любом случае, признаю, ты прав, я читала в книгах Верхнего мира, что вампиры имеют связь с летучими мышами, но они с ними не разговаривают. Держат в качестве питомцев и могут с их помощью посылать друг другу письма, но не более того!
— А этого мало?
— Летучая мышь точно не поможет ей захватить трон!
Сиксеру взглянул на зверька в своих руках и подумал: те твари, что поедают трупы, больше, темнее и редко покидают территории кладбищ. А эта была теплая, пушистая, с большими глазами и острыми зубками — такие не должны находиться в Нанно!
Чабведа, кажется, читала все эти мысли прямо с его лица.
— Я пригляжу за Эмилией, — предложила она миролюбиво. — Применю кое-какие свои магические штучки. А ты попробуй поговорить с Резези! Она ценит тебя... больше, чем кого-либо из нас. Она считает тебя очень умным. Может, она расскажет тебе, в чем причина ее болезни?
Маленькая летучая мышь изо всех сил пыталась укусить его за палец, а у Сиксеру никак не хватало отваги взять и просто свернуть ей шею. Под руку подвернулась ваза с букетом; он вылил воду из нее в соседнюю, в которой увядал букет с позавчерашнего утра, цветы выбросил на пол, а мышь посадил на стол и накрыл вазой. Перепуганный зверек не двигался, но без сомнений, ему бы не составило труда дотолкать ее до края и освободиться.
— Иди к Резези, — предложила Чабведа. — С мышью мы как-нибудь сами разберемся.
Узнавать, как они будут разбираться, Сиксеру не хотелось — поэтому он простился с подругами и ушел.