Как того и следовало ожидать, мужчина среди солдаток произвел настоящий фурор и мгновенно стал главной темой дня. Стоило королеве Резези в сопровождении Сиксеру появиться на территории лагеря, как стихли все разговоры, прекратился лязг металла о точильные камни. Все взгляды были прикованы к этой паре, солдатки пожирали их глазами, оценивали, взвешивали, а после, решив, очевидно, что симпатичный мальчишка серьезной опасности не представляет, лагерь немедленно разразился хихиканьем, перешептыванием и задорным свистом. Только лишь серьезный взгляд Резези cдерживал веселившихся женщин, но она не могла смотреть на всех сразу.
— Веди себя сдержанно и немного высокомерно, — вполголоса советовала Резези, проходя вместе с ним между рядами цветных шатров. — Если будешь фамильярничать с солдатками, никогда не добьешься уважения. Все будут считать тебя вертихвостом...
Сиксеру послушно вздернул подбородок, попытался изобразить равнодушие, но только вызвал приступы неудержимого хохота в рядах солдаток. Резези шикнула на них, и те демонстративно успокоились, раскланялись, но нет-нет, да бросали задорные взгляды на ножки Сиксеру. Королева привела не воительницу, а новую забавную игрушку.
— Кхм, — она трясла головой, как будто пыталась отогнать очевидные мысли, словно насекомых. — Значит, так, рядовая Сиксеру. Сейчас тебе выдадут форму стрелиц... хотя постой... ты такой высокий, у нас наверняка не найдется подходящего размера...
— Все в порядке, — Сиксеру представил себя в военном хоно и густо покраснел: неприлично мужчине ходить в таком! — Я могу пока и так...
— Правила есть правила, — Резези остановилась у светло-сиреневого шатра, самого высокого из всех, украшенного флагом королевства: фиолетовое полотно с зеленым ромбом посередине. — Ты должен соблюдать их, даже если тебе неприятно. Ты на войне...
Она говорила что-то еще, но Сиксеру уже ее не слушал, слишком уж сосредоточенно разглядывал яркий флаг и искусную вышивку на шатре. Серебристые нити изображали фантастический пейзаж: цветы, деревья и птиц, которых он даже на картинках никогда прежде не встречал. Может ли быть, что такие чудеса природы существуют в реальности? Увидит ли он подобное когда-нибудь своими глазами? Нет, деревья не могут тянуться до самого потолка!
За размышлениями он даже не заметил, что к ним присоединилась кто-то третья, и лишь звуки собственного имени вернули его в реальность.
— Что? Я — Сиксеру!
Рядом с королевой теперь стоял мужчина на закате молодости, то есть где-то около тридцати лет, красивый и улыбчивый, и казалось, что от улыбки все его круглое лицо светится изнутри нежным сиянием чистейшей доброты. Шелковистые зеленые волосы он для удобства собрал в высокий хвост, перехваченный длинной золотой лентой, и забавно щурил подведенные черным ясные зеленые глаза, как будто все время что-то высматривал. Его красоту не портили даже первые мимические морщины вокруг рта и в уголках глаз; одет он был в дорогое темно-зеленое хоно, закрепленное на плечах двумя брошками в виде голов гельвира с маленькими изумрудами вместо глаз.
Сиксеру хотел поприветствовать мужчину, как полагается, но вместо этого выпалил:
— Что такое? Я думал, в армии мужчин нет!
По зеленому костюму незнакомца невозможно было определить род его занятий — на груди не оказалось петлицы с цветным кристаллом, но он не румянил лицо и не красил ногти, как мужчина для удовольствий, а подведенные глаза особо ни о чем не говорили. Видимо, Сиксеру выглядел совсем сбитым с толку, ведь Резези даже засмеялась, а зеленоволосый мужчина посмотрел на нее с отеческим укором, мол, не стоит насмехаться над новенькой, и ласково улыбнулся Сиксеру.
— В армии нет мужчин-солдаток, — спокойно пояснил он. — А я — слуга. Мое имя Кайливир Зазария Певиенгу. Но все зовут меня Кайли. Здравствуй, Сиксеру.
— Здравствуйте, — Сиксеру стеснительно улыбнулся. — Рад знакомству. Я...
— А я уже знаю! Ах, вот бы гельвиры летали со скоростью слухов... Солдатки, знаешь, иногда болтают хуже пареньков, — засмеялся Кайли, и его смех показался Сиксеру преувеличенно звонким, неестественным. — В мои обязанности входит и починка или пошив формы, поэтому я сейчас сниму с тебя мерки и подумаю, что с этим можно сделать...
Он почти с восторгом осмотрел Сиксеру с ног до головы, отчего тому ужасно захотелось завернуться во что-нибудь еще, кроме своего старенького хоно.
— Если можно, я бы все-таки не хотел в женское...
Кайливир вопросительно посмотрел на королеву, а та подняла вытянутый указательный палец и повторила еще строже, чем прежде:
— Правила есть правила, Сиксеру. Еще раз попробуешь воспротивиться — и будешь наказан.
— А как наказан? — пролепетал Сиксеру, но Резези уже скрылась в красивом сиреневом шатре, куда следом за ней забежали три ее собаки, напоследок облизав Кайли обе руки по локоть.
Несколько мгновений мужчины смотрели ей вслед, а затем Кайли первым нарушил тишину:
— Не пугайся, Сиксеру, наша королева на самом деле очень добрая. Временами даже чрезмерно добрая: она так редко подвергает кого-то наказаниям, что дисциплина среди солдаток упала просто невыносимо низко!
— При королеве Нанаде все было иначе? — спросил печально Сиксеру и испуганно захлопал ресницами, когда Кайливир прижал вытянутый палец к губам, взывая к молчанию.
— Мы не произносим ее имени лишний раз, — шепотом предупредил он. — Для Резези это слишком болезненно. Ты знаешь, как погибла королева Нанада?
Сиксеру отрицательно помотал головой и придвинулся ближе к слуге, дрожа от любопытства, но тот попятился и натянуто засмеялся:
— Ну что ж! Не станем о грустном! Пойдем в мой шатер.
"У тебя даже есть свой шатер?" — с восхищением подумал Сиксеру, но вслух решил этого не произносить: и так уже чувствовал себя идиотом.
Изумрудно-зеленый шатер слуги снаружи ничем не отличался от солдатских, а внутри обнаружилось на зависть много деревянных ящиков с вещами и настоящий спальник из звериной шкуры, и это вселяло надежду: раз уж к слуге так хорошо относились, то и ему, Сиксеру, здесь, пожалуй, будет не так уж тошно жить.
— Сразу видно, что ты по происхождению мужчина для труда, — заметил Кайли, бегая вокруг него с длинной лентой, на которую чернилами были нанесены черточки и цифры, отмерявшие диковинную величину — сантиметры. — Ты еще так молод, а уже вон какой высокий! На полторы головы меня выше! И это ты еще не прекратил расти...
— Да лучше бы прекратил, — со смехом ответил Сиксеру, ужасно смущаясь такого внимания. — Ни одна женщина не посмотрит на парня с таким ростом... Лучше не называй мне цифры...
Подняв руки над головой, он позволил Кайли измерить объем своей груди, а сам задумчиво посмотрел на него снизу вверх и после небольшой паузы, произнес понизив голос:
— А ты, кхм... очень красивый мужчина. Такие зеленые волосы — большая редкость... тебя ведь, кхм, используют как мужчину для удовольствий, д-да?
Кайли замер и с любопытством заглянул в глаза Сиксеру, будто пытаясь угадать, надеялся ли тот на положительный или на отрицательный ответ, а Сиксеру и сам не знал.
— Нет, для таких дел меня не используют. Ну то есть... солдатки иногда меня хватают, но только в тайне от Резези, она им не разрешает. Мы знакомы с очень ранних лет, и наша королева, не могу не заметить, обладает настолько добрым сердцем, что относится ко мне почти как к брату...
— Знакомы с ранних лет? — переспросил Сиксеру удивленно. — А я ничего о тебе не слышал никогда... Я вообще думал, что в королевском дворце все служанки — дамы...
Кайливир усмехнулся и заговорщицки подмигнул ему:
— Поварки, дворецкие и стражницы, конечно, женщины, но именно мы, слуги, обладаем настоящей властью! Нам доверяют самые сокровенные тайны... хотя не скрою, кое за чем приходится подглядывать через замочную скважину!
Сиксеру весело засмеялся, представив себе, как вежливый слуга подсматривает за какими-то королевскими делами; слуга же тем временем отошел к морю ящиков, достал из складок своего хоно серый кристалл, установил его в лампу и принялся копаться в уложенных там сокровищах. Сиксеру с интересом заглядывал ему через плечо — он никогда в жизни не видел столько разных вещей на одном месте, даже в доме Матушки. Ёль попроще для пошива белья, дорогие серые полотнища для хоно, огненные кристаллы, каменные ножи, ложки, стеклянные пузырьки чернил и даже пухлая банка с мелким бисером...
— Так, Сиксеру, возьми вот это, — он бросил новобранцу короткие нательные штаны из ярко-черной теплой ткани и светло-серое новенькое хоно, холодное и приятное на ощупь. — А вот с верхней частью тела могут быть проблемы! У тебя обхват груди просто огромный. Мы таких размеров не держим... Еще тебе полагается огниво с огненным кристаллом, карманный нож, запас стрел, фляга...
Сиксеру уже натянул на свои бедра брюки и теперь смущенно топтался на одном месте:
— Эта одежда мне мала... врезается. Там, где не надо.
Кайли взглянул на него и расхохотался, в уголках его глаз даже выступили слезы, размазывая черную краску.
— Вообще-то, обычно мужчины в женской одежде выглядят сексуально! Мужчины для удовольствий, к которым наши дамы захаживают на стоянках, частенько выкупают у них военные хоно, чтобы солдатками наряжаться, а мне потом новые готовь, — весело заявил он. — Но ты, Сиксеру, из всех правил исключение! Попробуй замотать бедра хоно.
Хотя обычно хоно прикрывали все тело, закрепляя его на плечах, шее или груди, на этот раз Сиксеру послушно обмотал его вокруг талии. Пускай со стороны он теперь не вызывал таких смешанных чувств, ему самому все равно было ужасно некомфортно, да еще и пещерный холод болезненно кусал соски — без нательного белья в пещерах долго не прожить.
— Я не смогу в таком не то, что бегать, даже сидеть! — пожаловался он. — Так ведь нельзя! Какой из меня тогда... солдат?
— Нет такого слова, "солдат", — отозвался Кайли задумчиво, почти по локти погрузившись в кучу ткани в ящике. — Ну, что я могу тебе сказать... пожалуй, придется убедить Резези, что с формой придется подождать. Пока я буду кроить, шить... Да и в конце концов, даже за серым хоно не скрыть того, насколько ты отличаешься... от остальных.
— Если бы я мог что-то с этим сделать!
— Я знаю, — он резко стал серьезным. — Но на самом деле... это даже хорошо, что ты такой огромный. Что ты такой... женственный. В смысле, сильный и крепкий. Что ты привлекаешь внимание.
— Чем же хорошо-то?
— Ты пример для нас всех. Доказательство, что и мужчина на что-то может сгодиться. Ты — первый огонек надежды.
Сиксеру не знал, что ответить на это, и только развел руками. Хоно соскользнуло с его бедер и упало на сапоги, следом Кайли упал на пол от хохота.
***
Бегло натянув на себя свое старое посеревшее нательное белье и завернувшись в выцветшее хоно, в прошлом ярко-красного цвета, Сиксеру в сопровождении нового товарища покинул шатер и отправился туда, где разместился корпус стрелиц. Высокие розовые и пурпурные шатры стояли ровным кругом вокруг костра, на глаза то и дело попадались прислоненные к росшим из пола сталагмитам луки изысканной работы, но нельзя было остановиться и рассмотреть их получше. Кайли вел его к костру; при виде него девушки повеселели, засмеялись, даже начали посвистывать, и по их довольным лицам видно было, что они уже устали ждать его появления. Одна из стрелиц воскликнула:
— А что же ты не в нашей форме, мальчик? А я так надеялась насладиться твоим задом!
Военная форма делалась несколько короче обычного гражданского хоно, поскольку в коротком было легче ходить, приседать и бегать, мужчины для удовольствий порой обматывались в настолько длинные отрезы ткани, что и ходить нормально не могли, а у особенно изысканных из них даже встречался шлейф, который носили менее успешные у женщин товарищи. Хоно Сиксеру же прикрывало только колени, и между ним и голенищем сапога виднелась тонкая полоска застиранного белья.
От фразы солдатки он покраснел до кончиков ушей, а Кайли смущенно хихикнул и похлопал его по спине.
— Не обращай внимания, — прошептал он чуть слышно. — Это всего лишь простые солдатки. Они тебя не обидят...
А уже громче добавил:
— Вы уж с ним помягче... мальчику всего шестнадцать лет!
— Какая жалость, — ответила все та же смеющаяся стрелица. — А у меня были на его тушку большие планы!
Заявление привело всех в восторг, и Сиксеру, окончательно перепугавшись, опустил на Кайли умоляющий взгляд, но тот лишь виновато поднял брови. Разве он мог чем-то помочь? Теперь все зависело только от того, как Сиксеру себя поставит в коллективе.
— Кайли, ты тоже заходи на огонек, — предложила стрелица. — Я на тебя давно глаз положила!
— Ты глазами-то не раскидывайся, — спокойно ответил ей Кайливир. — Я сейчас уйду, а одноглазая стрелица — жалкое зрелище.
— Не такое жалкое, как стрелица с чле...
Другая солдатка, с виду гораздо младше предыдущей, отделилась от компании подружек, осторожно взяла Сиксеру за локоть и повела в сторону, к розовым шатрам, а он до того испугался, что даже не сумел спросить, куда, собственно, они идут. У солдатки было маленькое лицо с хитрыми косыми глазами, широкие плечи и внушительная копна ярко-розовых, почти светящихся в темноте волос, красиво смотревшаяся на фоне серого военного одеяния. В ее петлице сиял небольшой розовый кристалл.
— Ты на них внимания не обращай, новенький, — мягко произнесла она, убедившись, что их не услышат. — Они так тебя проверяют. Знаешь, при королеве Нанаде с армией всегда путешествовало несколько мужчин для удовольствий, но королева Резези это правило отменила... И поэтому девушки постарше немного посходили с ума.
— Почему Резези его отменила? — машинально спросил Сиксеру, хотя ему было абсолютно все равно.
Стрелица пожала плечами.
— Наверное, она не любит мужчин для удовольствий. Даже в городах никогда к ним не ходит. Все сидит и читает свои книги, ну, королева всякое может себе позволить... тебя вот привела...
Сиксеру жалобно вздохнул, и, казалось, стрелица даже устыдилась таких неосторожных слов.
— Ну, в любом случае! У нас в шатре есть свободное место. Будешь жить с нами.
— Что? У меня будут соседки? — Кайливир точно жил один, и Сиксеру надеялся на такие же условия и для себя.
— Это армия, парень, а не гостиница, — нахмурилась молодая стрелица. — Если хочешь жить с комфортом, возвращайся домой и живи...
Сиксеру хотел ответить, что в его доме есть только два деревянных ложа и одно одеяло, но устыдился собственной бедности. Ему выделили место в одном из розовых шатров, выдали собственный спальник из тяжелой и пушистой шкуры клова. Здесь обстановка была куда скромнее, каждая стрелица располагала лишь небольшой сумкой с вещами, и ничего деревянного; впрочем, Сиксеру было даже приятно, что он оказался почти в равных условиях с женщинами. Розововолосая стрелица все время торчала рядом и трещала почти без остановки, но ее болтовня вполне зашла за фоновый шум. Все равно что слушать отдаленное пение птах или урчание орилов.
Кристаллы на стенах пещер уже показывали вечер, и магические костры, горевшие по всему лагерю, собирали воительниц вокруг себя. Над пламенем кристаллов запекали мясо и варили чай, и хотя в армии действовал строжайший запрет на алкоголь, глаза у многих солдаток подозрительно сияли в вечернем свете. Сиксеру усадили среди других стрелиц, выдали ему тот же паек, что и им, и поначалу бедняга даже не поверил, что все это можно съесть ему одному. Обед состоял из внушительного куска мяса домашнего пачеора, тарелки супа и пары ломтей хлеба, а дома такой банкет можно было устроить себе разве что на день рождения...
— Ешь так, как будто с голодного края, — заметила та стрелица, что приставала к Сиксеру при первой встрече, и лишь теперь по поведению остальных женщин он понял, что она была здесь командиркой. — Хотя ты же ведь и есть из голодающего сословия... откуда только такие мышцы у нищего парнишки?
— М-м, — ответил Сиксеру, с ненормальным аппетитом вгрызаясь в хлеб. — Мы очень много работаем! Ремонты, уборка, вода... я к тому же еще и иногда ходил помогать отцу на шахте...
— Значит, твой отец добывает магические кристаллы?
— Да, и он тяжело заболел из-за своей работы, — Сиксеру грустно взглянул на остатки хлеба. Он тут объедается, а папа, возможно, остался опять без ужина... с зарплатой в половину циляра в день придется очень долго зарабатывать себе на такой обед.
Точно ли это хорошая идея, оставить его одного?
— Ну просто очаровательно, я сейчас заплачу, — грубо заявила старшая стрелица. — Не забыл ли ты, где твое место, мальчишка? Мужчины для труда недаром так называются, они и нужны для труда! Твой отец успел породить тебя, а значит его туше только и осталось, что подыхать в шахте с киркой, для этого он был создан...
Она говорила и говорила, бросала оскорбление за оскорблением, как камни, а Сиксеру сидел и трясся под этим градом. Гнев и обида кипели в нем с такой силой, что он едва не выронил остатки хлеба, но вздохнул, напомнил себе, из-за чего сидит здесь, и здраво рассудил, что если он разругается с солдатками, то ближайшие пять лет обратятся для него сущим адом.
Так что на все выпады стрелицы ответом было лишь мычание да пожимание плечами. Кажется, это равнодушие действовало ей на нервы; она расходилась все больше и больше, и дошло уже даже до того, что остальные солдатки начали поглядывать на нее неодобрительно, а некоторые шикали в ответ на совсем уж грязные заявления — но она с поразительной легкостью ничего из этого не замечала.
— Что ты на меня косишься? Что ты на меня косишься?! — возмущалась старшая на Сиксеру, хотя он нарочно смотрел в противоположную сторону. — Что ты там о себе возомнил? Думаешь, раз тебя привела сама королева, так ты лучше нас всех? Так вот, чтобы ты знал, миленький мой, я сражалась еще при королеве Нанаде и была практически ее правой рукой, так что ни ты, ни твоя Резези мне не указ! Не указы! Вот! Ни капельки!
Сиксеру сжимал в руках пустую каменную плошку из-под супа и пытался слиться со стеной подземелья, но при всем своем желании не мог этого сделать и оставался будто бы огромным бельмом на глазу старшей стрелицы.
— Сестрица, — пытались сдержать ее другие девушки. — Сестрица, стоит ли? У тебя будут проблемы... обязательно будут проблемы! Утихомирься...
Но ничто не помогало; наконец, дойдя, очевидно, до особо опасной кондиции, старшая стрелица вскочила, откинула в сторону свою бутыль для воды, с которой не расставалась весь вечер, и в три прыжка оказалась возле Сиксеру.
Он не успел и ахнуть, как очутился на земле, придавленный крепким женским телом — старшая стрелица встала обоими коленями ему на грудь.
— Жалкий червяк! Ты пришел сюда, чтобы издеваться надо мной? — прошипела она ему в лицо, и у Сиксеру от ее винного дыхания заслезились глаза. — Ну так я сама над тобой посмеюсь!
Рывками она сорвала с Сиксеру хоно, скрепленное на плечах проржавевшими от времени зажимами; остальные стрелицы толпились в стороне, не решаясь лезть под руку своей начальнице, а девушки из других отрядов, привлеченные шумом, смотрели на все творившееся с любопытством, но не спешили вмешиваться — потом наверняка будут разборы полетов, и лучше в этом руки не марать.
— Отстань! Отстань! Отстань! — кричал Сиксеру, пытаясь оттолкнуть женщину от себя и одновременно не применяя силу из-за страха навредить ей. — Да что же тебе нужно?!
— Не смей говорить женщине "ты"!
Несмотря на свою физическую форму, справиться с солдаткой Сиксеру не мог. У стрелицы тело окрепло в боях и тренировках, мускулы налились железной силой, а он был до смерти перепуган, даже оцепенел; более того, когда по чистой случайности ему удалось ударить ее несильно по щеке, это вызвало в ней новый взрыв ярости, и она прекратила стягивать с него штаны, а вместо этого сцепила руки вокруг его шеи, решив, видимо, что с живым парнем слишком муторно возиться. Сиксеру выдохнул и зажмурился; пускай делает что хочет! Если она убьет его, то, по крайней мере, ему не придется воевать бок о бок с этими неприятными женщинами...
Но как же папа?
— Открой глаза, свинья, — проревела стрелица ему прямо в губы. — Открой глаза и умоляй о пощаде, вымаливай прощение! Ты, маленький кусок дерь...
Сиксеру открыл глаза, увидел ее лицо совсем близко к своему, пересекся с ней испепеляющим взором, и, почувствовав, как на мгновение ослабела хватка на шее, он рванулся вперед и со всей силы вцепился зубами прямо в ее нос.
Стрелица взвыла от боли, дернулась вверх, а Сиксеру не успел разжать челюсти и подскочил вместе с ней. На языке появился вкус крови, и, лишь осознав это в полной мере, он отпустил вопящую женщину.
К ней тут же бросились другие, по ее красному лицу бежали алые струйки. Сиксеру сплюнул чужую кровь на пол, угрюмо осмотрел собравшееся вокруг сборище, поправил сбившуюся одежду, хотя один из зажимов оказался сломан, и громко заявил:
— Я! Никому! Не позволю! Себя! И пальцем тронуть!
Женщины зашумели неодобрительно, но во взглядах некоторых из них он увидел искру уважения, а кое-кто откровенно смеялась над поражением старшей стрелицы. Отошедшая от боли и еще более пьяная от гнева, эта женщина набросилась снова, попыталась опять повалить его на пол, но теперь Сиксеру уже не цепенел от ужаса и уверенно пихнул ее в плечи. Вышло даже сильнее, чем он ожидал — от тычка стрелица пошатнулась и завалилась на спину, лишь чудом не влетев головой в сталагмит.
— Что, мальчик, — с усмешкой спросила женщина из другого отряда, он еще не знал, что значит цвет ее кристалла в петлице, — меня так же оттолкнешь, если я к тебе приближусь?
Несколько женщин шагнули к нему, глядели весьма недружелюбно. Сопротивление Сиксеру стало для них настоящим вызовом, каждой хотелось быть именно той, под кем мальчик сломается и вспомнит свое место. Трезво оценив положение, он нервно улыбнулся разгоряченным женщинам и принял самое разумное в данной ситуации решение: развернулся и бросился бежать что было мочи.
Ослушаться приговора и покинуть лагерь он бы не решился; поэтому его побег закончился у сиреневого шатра королевы Резези.
— Здравствуй, Сиксеру.
Как стрела залетев под полог, Сиксеру замер на месте, растерянно огляделся и даже рот открыл от шока. Все как будто его ждали: и старшая стрелица с кровоточащим носом, и несколько девушек — ее подружек, и Резези, без хоно, в одном нательном белье, но совершенно не сонная.
— К-как же... — пролепетал Сиксеру растерянно. — Как же вы оказались здесь вперед меня?
Старшая стрелица злобно рассмеялась:
— Ты и в самом деле идиот! Ты разве не знаешь, что старшие солдатки владеют магией телепортации?
Сиксеру растерянно смотрел то на одну, то на другую женщину, и с грустью отмечал про себя, что их вид не сулил ему ничего хорошего. Стрелица вся скривилась от гнева, а Резези смотрела холодно и равнодушно; остальные попросту прятали глаза. Спеша сюда, он надеялся на поддержку Резези; и каковы шансы, что королева встанет на его сторону, а не на сторону своих подруг?
— Что все-таки произошло?
Голос у Резези звучал как-то не так, как обычно; холодно и высокомерно, и от этого голоса мурашки бежали по спине.
— Моя королева! Как я и сказала... — начала старшая стрелица. — Этот мужчина попросту взял и напал на меня! Ни за что! С бархты-бухарты!
Резези смерила ее презрительным взором, а на Сиксеру посмотрела совсем уж уничижительно.
— Это правда?
— Моя королева! — воскликнул он, заламывая руки. — Я защищался! Защищался! Она... Она на меня напала!
— Что за глупости! — громче прежнего возмутилась стрелица. — Зачем мне нападать на него?!
Сиксеру не смог ответить: он сам понятия не имел, чем не угодил этой даме.
Подняв руку, Резези жестом попросила его подойти ближе. Он послушно поплелся к ней, нехотя переставляя ноги; королева одним сильным рывком оттянула ворот его нательного белья и хмуро посмотрела на шею. Сиксеру недоуменно моргал, а вот старшая стрелица заметно побледнела.
— Итак, — холодно произнесла Резези, — откуда на его шее синяки?
— Должно быть, он пытался удавиться от страха, — прошипела стрелица. Сиксеру захлебнулся от возмущения, но не нашел, что ответить; по счастью, в этот момент полог шатра королевы снова приподнялся, и Сиксеру встретился лицом к лицу с той девушкой, что за руку отвела его к шатрам стрелиц. Ее имени он не знал, не смог вставить вопрос в поток ее речей, но при взгляде на ее серьезное лицо у него потеплело на сердце.
— Моя королева! — воскликнула девушка. — Позвольте мне свидетельствовать! Правда в том, что старшая взъелась на Сиксеру с первых же минут знакомства...
— Стерва! — взревела старшая и едва-едва не бросилась на ту с кулаками, но Резези махнула рукой, и незнакомая Сиксеру магическая сила удержала агрессивную женщину на месте.
— Утихомирься, — строго приказала старшей Резези, а после обратилась ко второй девушке. — Говори... как твое имя?
— Катча.
Та, которую, как выяснилось, звали Катчей, в паре фраз рассказала обо всех событиях вечера, и старшая все время прерывала ее, выкрикивая гадости, но ее все игнорировали. Под конец Резези поманила старшую пальцем, и та как будто не по своей воле поплелась ближе к королеве.
— От тебя за версту несет алкоголем, — заметила Резези. — Неужто ты забыла, что такие напитки в лагере запрещены?
Старшая заскрипела зубами.
— Моя королева!..
— Более того, — продолжала Резези, — синяки на теле Сиксеру — доказательства твоей вины. Признайся мне, иначе я пройду по лагерю и опрошу свидетельниц; и я уверена, для большинства из них честь окажется более внушительным словом, чем дружеские чувства к тебе! Говори, Линнвиэль.
Сиксеру удивленно отметил, что у такой ужасной женщины было очень красивое имя, но после пожурил себя за эту мысль: разве может быть красота имени связана с красотой души?
— Моя королева, — выдохнула Линнвиэль. — Все-таки... мужчина...
— Сиксеру, безусловно, мужчина, — строго произнесла Резези. — Тем не менее, мне казалось, я ясно дала понять, что с сегодняшнего дня он — солдатка и стрелица, равная всем твоим подчиненным.
— Никогда, — Линнвиэль снова залилась краской, — никогда в армии не было мужчин!
Резези ответила не сразу, и Сиксеру даже успел немножко испугаться; но спокойный и холодный взгляд королевы внушал надежду.
— Безусловно, в армии никогда не было мужчин, — сказала она наконец, при этом как будто пытаясь прожечь в Линнвиэль дыру взглядом. — Безусловно, так было при королеве Нанаде, и ты привыкла к старым правилам и старой жизни. Это все безусловно и не подлежит сомнению, Линнвиэль.
Катча положила руку на плечо Сиксеру, и тот от неожиданности почти подпрыгнул.
— Но не подлежит сомнению и другое, — продолжала Резези, — королева Нанада, моя мать, была величайшей военачальницей и мудрейшей женщиной; сама природа, казалось, подчинялась ее воле и признавала ее своей правительницей. Не так давно исполнилось пятьдесят лет со дня рождения королевы Нанады; скажи же мне, Линнвиэль, как королева его отпраздновала?
Линнвиэль не хотела отвечать, молчала, поджимая губы, а ее глаза метали молнии; Резези подалась вперед и почти крикнула:
— Как, Линнвиэль?!
— Королева Нанада... уже... четыре года как в могиле, — нехотя произнесла та. — Ужасная потеря...
— Вот как! — Резези почти подпрыгнула. — Сильнейшая из воительниц, повелительница природы, и погибла практически в расцвете лет! Как же могла так повернуться жизнь?
Стрелице явно было нечего ответить; Резези отрывисто засмеялась, а после резко перешла почти на шепот:
— Можешь сколько угодно любить и уважать порядки королевы Нанады, но тебе не удастся закрыть глаза на самое главное обстоятельство: она умерла! Причем умерла молодой, до того молодой, что многие и поверить не могли в ее смерть. Твоя уважаемая, обожаемая королева умерла, и новая правительница взошла на трон; и, в отличие от своей матери, я не собираюсь умереть молодой. И поскольку правила Нанады не сумели уберечь ее от гибели, я не стану этим правилам следовать. Смирись, Линнвиэль: Нанада мертва и не вернется, а мы стоим на пороге новой эры. Эры Резези. Смирись с этим или убирайся во тьму; я многое могу простить тебе в память о твоей верной службе предыдущей королеве, но неповиновение — никогда. Сиксеру будет служить под твоим началом, хочешь ты этого или нет.
Лицо Линнвиэль странно вытянулось, ее взгляд забегал из стороны в сторону, а губы превратились в тонкую едва заметную линию. Униженная молодой девчонкой, она с наибольшей радостью развернулась бы и покинула армию; но для воительницы, всю жизнь проведшей на войне, сама идея о мирном существовании казалась настоящим ночным кошмаром.
— Моя... королева, — произнесла она нехотя. — Я... я больше никогда не позволю себе ослушаться приказа...
— Чудесно. Замечательно, — отчеканила Резези. — Сиксеру — стрелица из твоего отряда. Это ясно?
Линнвиэль согласно тряхнула головой. Королева выдохнула, демонстративно повернулась спиной и бросила через плечо:
— Из уважения к твоим прошлым подвигам я избавлю тебя от наказания за нападение на стрелицу, но это последняя поблажка для тебя. Убирайся.
Женщины, державшие Линнвиэль, поспешили увести ее. Остались только Катча и Сиксеру; первая растерянно топталась, не зная, уйти ей или остаться, а второй чувствовал себя таким слабым, что даже если бы захотел, едва ли бы сумел уйти без посторонней помощи.
Резези лишь после небольшого промедления заметила, что здесь был кто-то еще.
— А, ты... Катча, — начала она, и голос зазвучал гораздо мягче и нежнее. — Тебе спасибо за службу. Я рада, что хоть кто-то из моих солдаток слушается приказов.
Катча неуверенно улыбнулась и возразила:
— Мне не было приказа... Но стрелица — это та, кто стреляет; Сиксеру стреляет, значит, он тоже... поэтому... А Линнвиэль, она, в самом деле, немного чересчур... с ней иногда бывает... с тех пор, как королева...
Острым взглядом Резези попросила ее не продолжать, и Катча подавилась собственными словами.
— Что касается тебя, Сиксеру, — продолжала Резези. — В свете последних событий, думаю, я слегка пересмотрю свое предыдущее решение. Хотя ты останешься в корпусе стрелиц, жить тебе там лучше не стоит. Мало того, что ты одним своим присутствием наносишь вред дисциплине солдаток, для тебя самого это тоже небезопасно...
Сиксеру неприязненно поежился и коснулся шеи; перед глазами встали неприятные воспоминания. Катча сочувственно покачала головой.
— Будешь жить подле меня, — распорядилась Резези. — В шатре Кайливира или вроде того... Со стрелицами у тебя будут совместные тренировки и трапезы, этого хватит для сближения и вливания в коллектив, а вот ночи лучше будешь проводить отдельно.
— Как жаль, — не сдержалась Катча. — А мы уже место ему приготовили...
Королева вспыхнула и так посмотрела на бедную стрелицу, что той и след простыл.
— М-моя королева... благодарю, — пролепетал Сиксеру неуверенно, чувствуя, что с уходом Катчи остался совсем один. — Ваши решения так мудры... я и правда...
Он не договорил; ему вдруг показалось, что в мутно-голубых глазах Резези заблестели слезы, но прежде, чем он успел что-то предпринять, она повернулась к нему спиной и холодно произнесла:
— Найди Кайливира и реши с ним этот вопрос. Я хочу спать.
Сиксеру развернулся к выходу из шатра, сделал пару шагов вперед, но тут же снова вернулся к Резези.
— Моя королева... то, что вы говорили старшей стрелице... это все правда? Королева Нанада для вас... не пример?
— Королева Нанада для меня не пример, — не оборачиваясь, ответила Резези. — Королева Нанада для меня — любимая мать.
Ее голос дрогнул; Сиксеру смертельно перепугался и бросился прочь.