Внутри дворец не так сильно отличался от дома Матушки, чем даже немного разочаровал. Само собой, размеры впечатляли, и не будь при Сиксеру Кайли, он непременно бы заблудился в залах и коридорах; но все вокруг оказалось таким же каменным, таким же полутемным, несмотря на наличие довольно крупных окон. И мебель, по большому счету, была ровно такой же, к какой он привык: высокие шкафы с расписными дверцами, тумбы со скромными металлическими статуэтками, лавки без спинок, все из камня и совсем чуть-чуть из древесины, а под потолком - пучки кристаллов, очень бледные и холодные, создававшие интимную дымчатую полутьму.
— Впечатлен? — с улыбкой спросил Кайли. — Дворец именно такой, каким ты себе его и представлял, да?
Сиксеру представлял себе разные чудеса, вроде гигантских растительных зарослей или фигурок животных из золота, подвешенных к потолку, и потому, немного помявшись, ответил:
— Честно говоря... дворец гораздо больше похож на дом, чем я думал.
Он видел, что Кайли расстроился, и мысленно отругал себя за честность.
— Ну, это ведь и есть дом... дом королевы и королевской семьи, а еще слуг, — на последнем слове Кайли скис еще сильнее. — Было бы странно, будь он похож на музей или библиотеку. Но есть здесь и парадные помещения, я тебя туда обязательно отведу. Думаю, там тебе больше понравится...
— Я не говорил, что мне не нравится! Здесь красиво.
Они прошли сквозь тяжелые двери, расписанные розовыми и фиолетовыми цветами, и Сиксеру для вида отметил, что роспись очень красивая, а Кайли немного странно хохотнул в ответ.
— За этими дверями начинается мужская половина, — пояснил он, пропуская Сиксеру первым внутрь. — Наша с тобой территория.
В лицо тут же потянуло тягучим и немного пьянящим запахом, отчего закружилась голова; вокруг клубилась тьма, в стенах не было ни одного окна, зато с потолка свисали длинные отрезы ткани, не то шторы, не то кулисы, и чтобы пройти, приходилось приподнимать их рукой.
— Дверей на мужской половине нет, чтобы никому не пришло в голову запираться, — рассказывал Кайли, проскальзывая уверенно между разноцветных завес. — Чем богаче украшения на шторе, тем выше положение мужчины, живущего в этой комнате.
— Кайли, а как же туалет? Там тоже нет дверей?
Кайли не ответил, но улыбнулся так жалостливо, что все стало понятно.
Приподняв касающийся пола ярко-синий полог, они оказались в круглом помещении, обставленном большим количеством лавок и кушеток. В центре, подвешенная на цепях, висела позолоченная ваза с пучком фиолетовых кристаллов, и их свет отбрасывал странные тени на лица присутствующих мужчин. А их здесь было много, все красиво одетые, при макияже и тщательно причесанные, и они весело что-то обсуждали, развлекаясь вышивкой, но при появлении гостей разом смолкли. Сиксеру чувствовал, что краснеет, но старался держаться прямо.
— А-а, какая встреча, — приветливо потянул Кайли, пройдя к мужчинам. — Вы уже слышали, что мы воротились, верно?
Мужчины задумчиво переглянулись, и тот из них, что оказался ближе всего к Кайли, с недовольным видом встал и отошел в сторонку, демонстрируя до того нелепую степень презрения, что Сиксеру захотелось плюнуть ему вслед.
— Здорово, что ты вернулся живым, — сквозь зубы прошипел другой, наряженный в алое с золотом хоно, со стянутыми в тугой пучок явно непослушными кудрями, и неприязненно приподнял пухленькую верхнюю губу. — Зачем ты нам кого-то привел?
Сиксеру задумчиво посмотрел на маленькое лицо этого мужчины с хитрыми лисьими глазками и вдруг воскликнул, не сдержавшись:
— А! А! Вы часом не отец Резези?!
Все мужчины разом побледнели, зашушукались, и Кайли повернулся к нему с натянутой улыбкой:
— Ее Королевского Величества, королевы Резези, ты хотел сказать? Да, этот прекрасный мужчина ее отец.
— Ну, да, да, величества, — отмахнулся Сиксеру, еще не поняв тяжести своей ошибки. — Она только что прибыла во дворец! Вам самое время с ней повидаться!
Мужчина демонстративно поправил рубиновый обруч на своем лбу и пальцами проверил состояние помады на губах, а затем спросил:
— Зачем мне с ней видаться?
— Ах, Сиксеру, Сиксеру, — Кайли тяжело вздохнул. — Нам с тобой нужно будет очень серьезно поговорить, прежде, чем мы сможем представить тебя совету.
Сиксеру, растерянно улыбаясь, медленно перевел взгляд с отца Резези на Кайли, и тут вдруг понял, как будто что-то щелкнуло в его мозгу. Какой же он идиот!
— Я... я думал... верно, она, кажется, говорила. Мужчина для удовольствий... вы не так близки...
— Значит, вот как выходит, — прошипел третий мужчина, скрипя зубами от гнева, — вернулась, да еще и нового привела! И чем мы ей не угодили, интересно? Чем мы лучше этого стриженного переростка?
— Все совсем не так, — вздохнул Кайли, и в его голосе слышалась усталость. — У ее королевского величества с Сиксеру ничего нет! Они просто общаются. Он просто еще маленький, и поэтому не умеет себя вести! Ему семнадцать!
Эта новость явно обрадовала всех; если Сиксеру еще не достиг совершеннолетия, то и быть любовником королевы не мог.
— Не радуйся раньше времени, — фыркнул королевский отец, высокомерно вздернув подбородок. — Сколько тебе осталось до восемнадцати? Годик? За этот срок тебя сотрут в порошок, можешь мне поверить. Я прослежу.
— Зачем вам это? — оторопело спросил Сиксеру.
— А зачем мне, чтобы возле ее королевского величества оказался чужой парень? Незачем. Мои мальчики обучены лучше всех прочих, не вздумай сомневаться. Они станут отцами следующих наследниц.
Сиксеру не мог решить, что для него казалось более отвратительным: то, что у этого мужчины были такие конкретные планы на личную жизнь своей дочери, или то, что по этому плану она должна была стать любовницей нескольких мужчин, и что любить ее они учились у ее же отца. Резези заслуживала большего — без сомнений.
— Дорогой ты наш оплодотворитель, мы в тебе не сомневаемся и не посягаем, — Кайли схватил Сиксеру за локоть и почти потащил в сторону, к выходу из комнаты, прикрытому сиреневым покрывалом. — Он здесь вообще не за этим!
И уже проходя в темный коридор, Сиксеру услышал позади себя голос:
— А разве... а Разве Сиксеру что-то там Шайбенит это не имя того парня, что стал лучшей стрелицей в этой войне?
Сиксеру умирал внутри, но почему-то не мог не улыбаться.
Они прошли по короткому коридору, темному и пропахшему курительными благовониями. Кайли протиснулся вперед, обтерев Сиксеру из-за узости прохода, остановился у очередной скромной шторы и изящно махнул рукой:
— А теперь, господин Фелонза, прошу и добро пожаловать в мои покои!
— Да ладно, — смутился Сиксеру. — Ну какой я господин...
Уже поняв, что дворец был всего лишь большим домом, Сиксеру не ждал ничего особенного от жилища Кайли, и снова ошибся. Комната оказалась куда больше и светлее ожидаемого благодаря целой дюжине окон, выдолбленной под потолком, и целой грозди сияющих кристаллов; здесь была знакомая Сиксеру каменная кровать, застеленная невероятным для него зрелищем — овечьей шкурой, стол, на котором громоздились книги — в комнате мужчины! Стоял пузатый шкаф, наверняка под завязку набитый красивыми нарядами, и, самое главное, в продолговатых кадках, поставленных вдоль стен, росли разнообразные цветы, зеленые, красные и серые; одно растение даже цвело прямо сейчас, мелкими желтовато-розовыми цветочками. Заметив это, Кайли прибежал и с интересом уставился на цветы, а Сиксеру, не стесняясь открывать рот от удивления, принялся ходить по комнате и все разглядывать, как в музее.
— У тебя здесь очень уютно!
— Спасибо, это, по большей части, подарки Резези, Элли и моей Чабведы, — с улыбкой пояснил слуга, с живым интересом разглядывая цветочки. — Хотя мы и стоим на разных ступенях общества, но их ко мне любви это не преуменьшает...
— А шкура? Что это за животное?
— Овца. Животное, живущее в Верхнем мире, — довольно спокойно ответил Кайли, хотя любой другой бы таких слов испугался. — Мне ее привезла как-то раз королева Нанада по просьбе Филипа. Я у него всегда был в любимчиках, у Филипа, я имею в виду.
— Почему?
— Сложно сказать, — Кайли пожал плечами. — Наверное, ему было меня жаль. Филип убежден, что мы с тобой живем в ужасном обществе, невыносимом...
— А ты как думаешь? Ты веришь, что в Верхнем мире все иначе? Лучше?
— Иначе — это точно, — серьезно ответил Кайли, усевшись на постель и прямо в грязном с дороги хоно завернувшись в пушистую шкуру. — Но лучше ли? Пожалуй, я пропущу тебя в ванну первым, Сиксеру. Я очень устал.
— А у меня ничего нет, Кайли. Ни полотенца, ни... ничего!
— Ни даже запасного белья, ты хочешь сказать?
Сиксеру покраснел до кончиков ушей, но порадовался, что ему не пришлось это произносить вслух.
— Возьми в шкафу все, что тебе понравится, — легко предложил Кайли, ни капли не смущаясь. — Ты высокий, но на первое время... потом закажем тебе новое белье. Резези ведь не обидела тебя жалованием?
— Все мое жалование осталось у отца.
— Вот как, — Кайли повернулся на спину и закинул обе ноги на каменную спинку кровати. С его сапог на чистые простыни сыпалась пещерная пыль. — Ну, что-нибудь придумаем.
Сиксеру почувствовал, что друг устал, и молча открыл шкаф. Взгляд наткнулся на сложенные аккуратной стопочкой хоно: салатовые, изумрудные, бирюзовые, очаровательно-розовые и бесстыдно-алые, расшитые гладью, серебром или расписанные красками; рядом висело белье, украшенное разрезами и завязочками, а внизу рядком стояли сапоги - запасные сапоги! Это шкаф вообще или все-таки магазин?
— Я скоро вернусь, — оторопев, пообещал он, и наугад схватил первое попавшееся хоно. — Уступлю тебе место.
Кайли кивнул, не отвечая; Сиксеру прошел к ближайшему дверному проходу и отдернул занавеску.
— Постой, Сиксеру! Не туда!
Но было уже поздно.
Его глазам открылась небольшая комнатка, больше похожая на кладовку или необорудованный туалет. У правой стены лежали небрежной громадой сложенные холсты и свитки, напротив двери высился сколоченный из дерева стеллаж, под завязку наполненный различным скарбом: краски в тюбиках и баночках, кисти, карандаши, палитры и клочки бумаги, и другие художественные принадлежности, которые Сиксеру не знал и не мог назвать; а у третьей, левой стены, в не менее небрежную кучу были сложены картины, настоящие картины, ничуть не менее прекрасные, чем те, что украшали ратуши и наверняка висели в парадных частя.
— Ах, — выдохнул Сиксеру растерянно. — Ты... ты держишь здесь вещи Чабведы?
— Да, вещи Чабведы, — поспешно согласился Кайли, и, обернувшись, Сиксеру прочел у него на лбу: "это все — мое".
— Почему ты это прячешь? — он знал, что Кайли точно так же прочел в его лице понимание, но прикинулся слепцом. — Разве в красках есть что-то постыдное?
— В нашей ситуации... в моей ситуации — да, — вздохнул тот, нервно дергая за завитки шерсти шкуру. — Мужчинам нельзя заниматься искусством, ты разве не знаешь?
— Но ведь мужчины для удовольствий...
— Во-первых, я происхожу из тех, что для труда, ты сам в курсе, — он вздохнул еще более тяжко. — Во-вторых, те искусства, которые доступны жителям домов удовольствий, это не все искусства мира. Там можно петь, танцевать, вышивать, ну, максимум рисовать красками по своему лицу. Литература, живопись, это все занятия женщин.
Сиксеру понял, отчего так странно смотрела на него Эльноид после заявления о планах стать писательницей, и поспешно отогнал от себя волну стыда.
— Глупости! Нам запрещено носить оружие, чтобы мы никому не навредили, это я еще понимаю, но какой вред может кому-либо принести мужчина с кистью в руках?
— Вряд ли вред... картины хорошо продаются, а мужчинам ни к чему хорошие деньги. Вот и вся логика. Вот и все...
Сиксеру вспомнил о наполненном одеждой шкафу и осторожно спросил:
— А ты об этом знаешь не понаслышке, так? О ценах на искусство?
Самообладание изменило Кайли, и тот гордо вздернул подбородок:
— Ты слишком проницателен для твоих лет... женщинам такое не по душе! — и добавил куда более серьезно: — Да, друг мой, благодаря моим покровительницам я могу тайно продавать свои работы. Но мне даже не деньги нужны! Если бы картины оставались у меня, то очень быстро кто-нибудь узнал бы, и моя песенка была бы спета. Вот, примерно, как ты сейчас узнал, а я, старый дурак, не подумал...
— Каково наказание мужчины за рисование?
Кайли недолго отмолчался.
— Я не знаю. Но я думаю, что меня бы подняли на смех. Никто бы не поверила, что это мои работы, меня обвинили бы в краже чужих картин, а там рукой подать до смертной казни. Так что, пусть и не напрямик, но наказание - смерть.
Сиксеру так резко задернул штору, что едва не сорвал ее с петель.
— Это просто немыслимо! Хочешь защитить свою семью? Смерть! Хочешь заниматься любимым делом? Смерть!
— Мужская жизнь ничтожна, — с упрямым смирением произнес Кайли. — Достаточно один раз собрать семя мужчины, и этим семенем можно оплодотворить нескольких женщин, а после отец становится совсем не нужен. Женщины вскармливают и взращивают детей, женщины строят города и развивают науки... это нормально, что от мужчин общество старается побыстрее избавиться. Если... если давать мужчинам всякие вольности, они перестанут приносить пользу же... женщинам. Ах, Сиксеру, твой взгляд сводит меня с ума...
Сиксеру сам чувствовал, как горит его взор, и поспешно уставился в стену.
— Я поговорю с Резези, — железным тоном заявил он. — А ты... рисуй дальше. У тебя очень красиво выходит. И я уверен, настанет такой день, когда вся Нанно узнает, насколько талантлив Кайливир!
— Да что ты там увидеть-то успел...
Сиксеру фыркнул и пошел к другому занавесу, на этот раз угадав ванную. Он вспоминал моменты, когда просыпался в ночи и видел Кайливира пишущим, но теперь стало понятно, что тот не записи вел - он, скорее всего, зарисовывал увиденные в походе чудеса. В самом деле, зачем было прятать записи от Сиксеру, который не умел читать? Рисунки же - другое дело. Если за художества можно лишиться головы, то вполне понятно, почему Кайли так старался, чтобы его за этим занятием никто не увидела. И почему так не хотел иметь соседа по шатру. А не рисовать он, скорее всего, не мог - так же, как Сиксеру не может не стрелять из лука.
Никогда в жизни он не мылся так яростно. Ледяная вода кусала кожу и неприятно пробегала вниз по спине, но благодаря пламени собственной злобы он почти забывал о холоде. Вспенивая в холодных волосах мыло, он думал о том, какими словами обратится к Резези, какими фразами даст ей понять, что так продолжаться не может — и почти на любую его аргументацию воображаемая Резези отвечала, что так уж заведено предками — и не ей этот порядок менять. Что королева, не согласная со своими подданными, это свергнутая королева... что ничего она не может...
Сиксеру в сердцах зашвырнул мыло на дно ведра.
Все она может!
— Сиксеру? — послышался голос Кайли из-за шторы. — Милый, ты догадался нагреть камни?
— Какие еще камни? — слишком грубо переспросил он. — Т-то есть, извини... я не хотел кричать...
— Ничего. Если откроешь заслонку у двери, увидишь котельный столб, — пояснил Кайли, из вежливости не заглядывая внутрь. — Это приспособление согревает замок, иначе здесь было бы совсем невозможно жить. Положи в пламя камни из кадки — ой-ой, только не рукой, щипцами, щипцами! А когда потом опустишь горячие камни в ведро, вода станет теплой. Сможешь помыться с комфортом!
В маленьком мутноватом зеркале Сиксеру нашел свое отражение и уставился на собственные синие губы. Ну какой же он идиот!
Заниматься подогревом было уже поздно, так что, пританцовывая от холода, он выскочил в комнату, без одежды и полотенца. Те вещи, что он взял из шкафа, оказались безбожно малы, разве что хоно можно было взять, но не наматывать же его на голое тело?
В комнате он столкнулся с Резези — даже удивляться не стал. Потянул равнодушно:
— Ах, не ожидал тебя здесь...
— Я пришла проводить тебя на совет, — пояснила она, растерянно разглядывая его тело. — А чего ты танцуешь?
— Холодно.
— А почему не нагрел воды?
Он отвел взгляд, ощущая, что раскраснелся; Кайли быстро все понял и, с трудом сдерживая смех, выдавил:
— Я виноват! Я не объяснил ему про столб. В доме Сиксеру такого нет, у них в деревне же нет высоких домов...
— А... ага, — Резези, слава матерям, не рассмеялась, но смотрела странно. — А голый ты почему?
Тут уж Кайли развел руками, и пришлось отвечать за себя самому:
— У меня нет другой одежды, кроме той, в которой я пришел, а вещи Кайли на меня не налезли.
— Хм, — Кайли явно не мог решить, считать ли это комплиментом (какой же он миниатюрный!) или поводом для обиды (какой же он хилый!).
— О, но у меня есть то, в чем я ходил в Сейбоне! — спохватился Сиксеру. — Только я со всеми сдал эту форму Кайли... Кайли?
— Даже если бы мы ее сейчас нашли, в военном платье я тебя к совету не поведу, — Резези растерянно смотрела на Кайли, а тот отстраненно улыбался, погруженный в свои мысли. — Нужно что-то придумать... эй, вы!
Сиксеру лишь теперь заметил, что штора на входе в комнату была сдвинута в сторону, и в дверной проем с интересом и негодованием заглядывали другие мужчины. И пусть среди них не было женщин, он вдруг понял, что страшно, смертельно стесняется своей наготы, и закрыл ладонями пах.
— Помогите нам, — продолжала Резези, обращаясь к зевакам. — Найдите для Сиксеру одежду...
— Ах, моя дорогая королева, вы так добры, — начал один из мужчин самым сладким на свете голосом, но при этом его взгляд, устремленный на Сиксеру, был переполнен презрения. — Но я вынужден вам сообщить... к сожалению, хотя скорее к счастью, таких уродливых громадин среди нас не найдется.
Сиксеру не сдержал улыбки — уродливая громадина, значит? А ведь сама принцесса Эльноид усвистывает за ним!
Нет, нет, нельзя воспринимать эти назойливые ухаживания как что-то положительное...
Резези, как женщина, не стала пропускать оскорбление мимо ушей:
— Что ты сказал? Уродливая... да как ты посмел? Да я... я прикажу выпороть тебя за такое!
Сиксеру почувствовал укол неприязни - защищает его, словно вещь или дитя малое!
— Не стоит, моя королева, — произнес он ласково. — Хлыст годится только для зверей.
— Он и есть животное!
— Хватит, — он сам дивился спокойному тону своего голоса. — За себя я могу постоять. К тому же, меня совершенно не трогает завистливое тявканье.
Она открыла рот, как будто собиралась поспорить, несколько раз щелкнула зубами и наконец ничего не сказала; Кайли, наблюдавший за ними, улыбнулся каким-то собственным мыслям и подплыл к двери.
— Шоу окончено, — объявил он, берясь рукой за занавес. — Уродливая громадина, ее величество и я собираемся...
— Постойте! — в конце коридора появился еще один незнакомый мужчина, и после короткого размышления Сиксеру вспомнил, что именно этот парень прежде узнал его и назвал по имени. — Постойте! У меня здесь послание для Сиксеру Фелонза Шайбенита.
— От кого? — растерянно спросила Резези, снова ответив вместо того, к кому обращались. Парень, робея, замялся, перечел надпись на пакете, который держал в руках, еще более бестолково посмотрел на королеву - слишком бестолковое у него было лицо для мужчины, обученного грамоте.
— А... от вашей сестры... как, вы не знаете?
— Я за ней не слежу, — с неприязнью ответила Резези. — Когда она успела, мы же только вернулись?
— Послание прибыло еще месяц назад, — промямлил парень. — Я был у-у-у-молнопочен...
Должно быть, он хотел сказать "уполномочен", но как и всем мужчинам, ему не доставало ума для таких сложных слов.
Опасаясь, что бедняга вот-вот упадет в обморок от переживаний, Сиксеру принял у него пакет немного более поспешно, чем следовало, и тут же вскрыл прямо голыми руками. Послание казалось тяжелым, внутри явно лежало не только письмо; и после короткой возни с обертками Сиксеру развернул на полу длинное алое хоно с изящным растительным узором, вышитым золотой нитью, и полным комплектом угольно-черного нательного белья. Цветы переплетались с ветвями, тонкие листья тянулись в стороны, и весь сложный узор сплетался в настолько замысловатую золотую сеть, что хоно как будто сияло в кристаллическом свете.
— По-королевски, — прокомментировал Кайли с лукавой улыбкой. Сиксеру посмотрел ему в лицо и понял: друг приложил к этому руку.
— Как так вышло, Кайли?
— Ну, она еще в лагере о тебе позаботилась... она такая трогательная в своей любви, — ответил он, натянув на лицо тупенькую улыбочку. — Я снял с тебя мерки, пока ты спал, и мы заказали одежду у проверенной швеи...
Сиксеру задумчиво разглядывал ткань: безусловно, цвет был такой насыщенный, а узоры такие изящные, что невозможно было оторвать глаз... и все же...
— Я бы не хотел... я не могу принять это, - через силу он заставил себя свернуть хоно и отодвинуть подальше. - Это слишком... Эльноид может не так понять. Я не...
— Зря ты так, — мягко произнес Кайли. - Элли любит тебя очень сильно... сильнее, чем ты думаешь. И потом, другой одежды у тебя все равно нет...
"Ты на моей стороне или на ее? Когда же ты определишься?", - Сиксеру снова взглянул на сверток. Без сомнений, в этом он будет выглядеть... неотразимо.
Но ведь...
— Ты сможешь вернуть ей подарок позже, — предложила Резези, хотя ей явно и самой не хотелось, чтобы он таким образом соглашался с ухаживаниями ее младшей сестры. — Обед при всем дворе — это очень серьезно, милый.
Это "милый" прозвучало почти оскорбительно. Кажется, он и раньше слышал такое обращение, но разве это не означало, что он... жалкий? Беспомощный? Нуждающийся в покровительстве умной властной женщины?
С тяжелым сердцем Сиксеру взял в руки хоно — тяжелая и шелковистая ткаень, казалось, будто обнимает его руки, волнами прохладной воды спускается аж до самого пола.
— Как прикажет моя королева.
Она подарила ему колкий взгляд, но не проронила ни слова.
Быстро одевшись, Сиксеру провел пару минут у зеркала, пытаясь как-то скрыть то, что коротко стригся, но в итоге разнервничался и обрезал волосы снова под корень. Кайли и Резези, наблюдавшие за его муками, осуждающе покачали головами, с сожалением поглядели на упавшие на пол белоснежные прядки, но воздержались от комментариев. Конечно, публике наверняка бы больше понравился мужчина со здоровыми, длинными волосами — ведь волосы главное сокровище мужчин! — но с чего бы ему волноваться на этот счет? Он не их глаза радовать идет! Не красоваться! Он не мужчина, он — стрелица...
Белье село идеально, хотя было видно, что крой выбирала Элли: рукава были широкими, слишком широкими, и с разрезами сверху, чтобы были видны бицепсы, а вот штанины, наоборот, слишком узкими, и, приподняв хоно, можно было увидеть все до единого изгибы ягодиц. А спереди...
— Главное, следи, чтобы хоно не задиралось, когда будешь сидеть, — посоветовал Кайли, поправляя подол хоно, касавшийся его лодыжек. — Элли, конечно, зрелище понравится, да и остальным дамам в Совете тоже... но вряд ли после такого тебя хоть кто-нибудь станет воспринимать всерьез.
— Я ведь не сам решил так одеться!
— Но тебе это нравится, — Кайли закрепил на его груди броши с балопами, и Сиксеру явственно услышал, как Эльноид ругается на такой выбор аксессуаров, а Резези, наоборот, торжествует. — Это абсолютно нормально, Сиксеру, все мужчины мечтают о том, чтобы на них смотрели.
— Я мечтаю стрелять сейбонцев и писать книги.
— Ах, не говори глупостей...
Провожаемые полными ненависти взорами мужчин для удовольствий, они с Резези прошли обратно к женской половине дворца, затем проследовали к концу длинного коридора. Как и предсказывал Кайли, здесь все выглядело иначе, чем в остальной части дворца: потолки стали выше, кристаллов на стенах - больше, так что яркий свет почти резал глаз, а между кристаллических светильников висели картины, и Сиксеру был готов поспорить, что хотя бы часть из них написал Кайли.
Они остановились у огромных каменных дверей, через которые гельвир мог бы без проблем протиснуться, витиеватые ручки которых украшали синие сапфиры — слишком крупные для того, чтобы украшать всего лишь дверь.
— Готов? — поинтересовалась Резези. — Тебя там как дичь будут осматривать, оценивать...
— Готов, — уверенно кивнул он. — Я ко всему готов.
Из открывшихся дверей в лицо ударила прохлада.