– Нам нужна четвертая поправка, Ши-сюн, а не третья с хвостиком.

Мужчина прикуривает от настольной свечи и отходит к приоткрытому окну. По саду за ним неспешным шагом прогуливаются сумерки, бережно держа под руку долгожданную прохладу. В кабинете витают изящными сгустками запахи вина, вишнёвого табака и сандаловых благовоний.

– Хочешь сказать, нам нужно привести в пример цитату, основанную на цитате другой цитаты?

– Вот и кем бы я был, если бы использовал столь ужасные методы обучения?

– Гуйгу Гучжу бритвы Оккама, я полагаю.

– В нашей сфере это называется попыткой найти логику там, куда ее не клали.

– Ты преподаешь китайскую литературу.

– Тоже верно.

Их разговор прерывает ритмичный стук, и Цинсюань соскальзывает со стола, направляясь к двери. Два щелчка, поворот, тихий скрип – доктор Хэ приветствует коллегу кивком, призванным скрыть лёгкое волнение и радостное изумление тому факту, что Цинсюань вновь и вновь встречает его взглядом, полным открытой влюбленности. Удивительно, как скоро холод его амлуа таял, нежась в теплых лучах понимания.

– Доктор Хэ, я полагаю? – Вень Кэсин кланяется в традиционном приветствии, не спеша, между тем, затушить сигариллы.

– Профессор Вэнь, – Хэ Сюань неспешно вторит ему, – Премного наслышан о ваших эскападах.

Цинсюань прыскает от смеха, Кэсин едва не давится дымом. Гениальный профессор из знаменитого на весь мир рода медиков, он быстро добился успеха в областях литературы и семиотики. Личность его за это время успела обрасти причудливым коконом из курьёзных слухов и сомнительной репутации. Впрочем, сам он никогда не жаловался, активному вмешательству предпочитая включенное наблюдение за народным творчеством.

– А вы выглядите живее, чем о вас говорят, доктор Хэ.

– Сочту за комплимент.

– Ши-сюн, на чем мы остановились?

– На моем справедливом замечании о твоей компетентности в вопросах преподавания...

Хэ Сюань оставляет на вешалке у двери рабочий портфель, цепляет со стола бокал, опасно покачивая тот между пальцев. Он падает в кресло, на широком подлокотнике которого устроился Цинсюань, и утыкается лбом в его подреберье, пока тот тянется за полупустой бутылкой мадеры.

Кэсин с удивлением обнаруживает, что никогда ещё не видел старого друга таким расслабленным. Нет, Цинсюань отнюдь не пренебрегал тактильным контактом с людьми, да и отъявленным параноиком не был, но при пересечении прикосновения и доверия всегда предпочитал выбирать осторожность. Кэсин знал это, поскольку сам позволял себе доверять очень немногим во всей поднебесной. Безоговорочно – лишь одному.

Он касается губами резного хрусталя, смакуя карамельно-ореховое послевкусие на кончике языка. Чета Вень-Чжоу в высшей мере дорожила Цинсюанем, считая того полноправным членом семьи, и Цинсюань отвечал им взаимностью. Во многом поэтому Цзышу сам, не дожидаясь просьбы Кэсина, предложил найти на этого доктора Хэ все, начиная свидетельством о рождении и заканчивая полной историей браузера в режиме инкогнито. Хэ Сюань – неприхотливый человек с тяжёлой судьбой – оказался под стать Цинсюаню, деликатно дополняя его в лучших традициях предикативного дуализма.

Откровенно любуясь чужим разговором, скользя взглядом по контуру тел, Кэсин, безупречно владеющий языком профилирования, ясно осознавал одно:

Если доктор Хэ посмеет навредить их с супругом шиди, простая человеческая смертность окажется лучшим его преимуществом.

⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀•••

Ни одна вещь на свете не вынимала из Цинсюаня душу так умело и болезненно, как ректорат соединённых факультетов. Здесь превыше всего ценили щепетильные ситуации, бесполезные заседания и долгие часы, проведенные за пустыми беседами.  Двести сорок семь минут и тридцать три секунды – ровно столько выдерживает профессор Ши в этот раз, прежде чем, тактично извинившись, покинуть галдящий совет.

Его Высочество Наследный принц удаляется бесконечно долгой минутой позже. Падая на длинный мягкий диван в Мраморном коридоре, и устало выдыхает, возвращая электронную сигарету законному владельцу.

– Краткая выжимка, мой дорогой друг: у нас с тобой будет общий предмет. То, чего мы боялись, от чего бежали изо всех сил, свершилось, и теперь нет нам иного спасения, кроме как повиноваться и немедленно составить детальный учебный план, – Се Лянь язвит редко, так открыто – почти никогда, но ректор Цзюнь со своей верной свитой творит чудеса, вынуждая даже самых праведных монахов браться за оружие, оставляя дьяволу развлекаться чтением мелодичных молитв. – С лекциями все понятно, но что же мы будем делать с практической частью?

– Утроим голодные игры под видом академических дебатов, – Цинсюань пускает кольца густого пара в потолок, совершенно не заботясь о собственном внешнем виде.

– И назовем их «адвокатории», – согласно хмыкает Его Высочество, взглядом провожая переплетение сизых волн и лучей.

– А потом, как придёт пора принимать экзамен, мы выпьем шампанского и застрелимся!

– Лао Ши!

Они оба обречённо смеются, Цинсюань привычным жестом прячет лицо в ладонях, Се Лянь мимолётно потирает точку между бровями. Совсем недавно стоящее в зените солнце небрежно разворачивается покатыми боками на запад, уводя за собой невыносимую духоту и освобождая ворох растущих сероватых теней.

– И все это, конечно же, под подлую еврейскую музыку.

Доктор Хэ появляется перед ними из ниоткуда, аккуратно устраиваясь по другую сторону от Ши Цинсюаня, который, недолго думая, передает вейп новоприбывшему. Хэ Сюань затягивается прежде, чем осознание стеклянным ятаганом пронзает его утомленный разум. Се Лянь задумчиво поднимается с дивана.

– Фантасмагоричный давящий бардак, – заключает Его Высочество, неспешно оправляя концы светлого пиджака, и уходит, оставляя коллегам возможность сполна насладиться иронией сложившейся ситуации.