— Почему ты вообще начал снимать?

— Просто думал, что я красивый. Иногда мне хочется ловить на себе восхищенные взгляды, — Чонгук прижал телефон к уху плечом, размазывая руками крем по телу. Они решили оставить видеосвязь, но говорили всё равно по телефону, и Куки просто наблюдал за другими обычными вещами, которые происходили в чужой квартире.

— Ну, знаешь… таких, как я, сотни и тысячи. Хочется в чём-то быть особенным, привлекать, запоминаться, засесть занозой в мозгу. Мне приятно осознавать, что я желанный. Я много работы в это вкладываю, потому что действительно люблю фотографировать, ну, ты знаешь, я немного тщеславный. Но в то же время я, как моя личность и моя неприкосновенность, хочу, чтобы было в безопасности. Страх общественного порицания… это неприятно, да. Но я не считаю, что я занимаюсь чем-то неправильным, поэтому это не смертельно. Я не стыжусь своего тела, просто соблюдаю правила предосторожности — однажды мы все перестанем заниматься такими бесполезными делами, как осуждение всех, кто попал под горячую руку. Этот тощий, этот безногий, этот с веснушками, этот альбинос, этот левша, этот гей, а вот этот любит голым на камеру вертеться. Мне неважно, кто там что будет про меня говорить, пока моё лицо закрыто. А вот получить осуждение от человека, который тебе дорог, глаза в глаза… — Чон вздохнул. — Это больно. Я не хочу встречаться в реальности, чтобы мне потом разбили сердце осуждением и насмешками. Представляешь, каково это — решить, что ты доверяешь кому-то на столько, что можно рассказать про эту свою тайну, но… в результате ошибаешься. Мне кажется, это очень больно.

— С тобой такое было? — осторожно спросил Сокджин после этого долгого монолога.

— Нет… но я знаю достаточно историй.

— Я понимаю, — ответил Джин, комкая в руках уголок подушки, — Я один из участников этих историй, можно сказать. Осуждение от человека, который тебе дорог… да, я понимаю. Именно поэтому делать каминг-аут перед родителями сложнее всего, даже если ты уже давно вырос. Это эмоциональная привязанность, эмоциональная зависимость, власть, которую имеют над нами люди, которых мы любим, — Сокджин издал тихий смешок. — Поэтому говорят, что это нож в спину. Это не всегда может быть осуждение и унижение, иногда ты просто расстраиваешь кого-то и этот человек думает, что ты оказался плохим, гнилым… негодным. И если ты не обладаешь достаточным чувством самоуверенности, то начинаешь тоже считать, что это с тобой что-то не так, что ты ужасен. И в результате даже общественное порицание может стать фатальным в условиях недостатка информации или помощи, отсутствии опыта, отсутствия просто каких-то сил бороться. Мы в похожих ситуациях. И я хочу, чтобы ты знал, Куки — таких, как ты, больше нет.

— Если бы ты был маньяком, который хочет до меня добраться, именно это ты и говорил бы, — Чонгук тихо рассмеялся. — Ладно. Прости. Я знаю, что ты не маньяк. Я уверен в этом.

— Может, это ты маньяк? Это было бы неочевидно и оригинально, — промурлыкал Сокджин. — Твой шёпот теперь меня убаюкивает…

Чонгук мог сказать, что Джин улыбается, хотя не видел его лица.

— Хочешь спать?

— Сначала мне нужно поужинать. А так — да, очень хочу. В последнее время работы достаточно много, и иногда я засыпаю совсем поздно, но… ты знаешь, проект интересный, так что я очень увлечен.

— Хотел бы я прижаться к тебе и посопеть в ушко, — хихикнул Чонгук. — Ты серьёзный. Но иногда забавный. Расскажешь о проекте?

Он хотел получить чуточку похвалы, но Джин решительно отказал:

— Не могу. Это просто интересно и важно для меня, но я не могу рассказать никаких подробностей.

— Ладно, я понимаю, — вздохнул Куки. — Если честно, я говорил правду.

— Правду?

— Да, про встречу. То есть… я всё ещё чувствую себя неуверенно, и я не знаю как ты на меня отреагируешь на самом деле… я боюсь. Но те вещи, которые мне нравятся, и все вещи, о которых я говорю — я хотел бы испытать их с тобой. Правда. Я же… я уже достаточно взрослый, но ещё ни разу не целовался. Ну, знаешь, с человеком, которого люблю. И в плане секса… я даже не знаю. Я вроде как девственник, а вроде бы нет, так что… я просто хочу целоваться и отношений и всё такое, но раньше мне было достаточно всего этого онлайн, а теперь я уже не уверен в этом.

Джин издал короткий смешок, и Чонгук увидел, как он перевернулся в постели, теребя шнурок и небрежно покачивая ногой.

— Ты милый, когда показываешь нерешительную сторону. Я много раз говорил тебе, что не буду принуждать. Лучше сохраню общение с тобой, чем разрушу всё, вынудив тебя встретиться. Но… не хочу, чтобы страх тормозил тебя, когда ты встретишь кого-то особенного. Я думаю, не попытаться вообще — не лучший выход, даже если тебе страшно. Мы все боимся, это нормально, и мы все испытываем боль, потому что жизнь такая. Но у нас всё ещё есть люди, которые будут рядом, даже если мы их не замечаем, и они поддержат, не важно, сделал ли ты ошибку или, наоборот, пострадал.

— Ты всегда знаешь, как меня приободрить, — улыбнулся Куки, ероша свои волосы. — Поэтому я и говорю, что ты мне нравишься.

— Говоря об этом…

Пальцы Джина сжались, царапнув ногтями по постельному белью.

— Ты влюблен в меня?

— Ну… — шёпот Чонгука стал ещё тише от смущения. — Это… это… я думаю, я на пути к этому, я просто…

— Не говори, если не хочешь, — немного поспешно проговорил Джин, — Понимаешь, я помню, что ты говорил о том, что не хочешь, чтобы тебя любили просто за внешность и за красивую картинку в интернете. И я понимаю почему, это нормально. Но это твоё увлечение, твоё хобби, твоя страсть, называй, как хочешь. Я бы не смог проигнорировать это, потому что это твои интересы, и они совпадают с моими.

— Ох, это, — пробормотал Чонгук. — То, что я хотел сказать… да, я тоже обращаю внимание на внешность. Все люди обращают на неё внимание. В этом нет ничего неестественного. Но то, что я хочу сказать, это не только то, что я хочу, чтобы меня любили не только за внешность. Я хочу знать, есть ли во мне что-то, за что меня можно любить, кроме этого. И это тоже одна из причин. И ещё… думаю, каким бы ни был красивым человек, если он мудак, я бы и не стал с ним общаться. Красивое лицо не помогает, если ты ведешь себя нездоровым или агрессивным образом. И наоборот, если человек заботливый и мягкий, как ты, то моё сердце трепещет, — Чонгук улыбнулся и перевернулся на живот, болтая ногами в воздухе. — Поэтому ты мне нравишься.

— Думаю, я стал гораздо счастливее с тех пор, как… с тех пор, как начал общаться с тобой. И я чувствую себя совсем подростком, когда говорю с тобой по телефону, — откликнулся Сокджин. — Мне нравится это чувство.

— Ты старый? — игриво поинтересовался Чонгук.

— Да уж постарше тебя, — со смешком ответил Джин. — Слушай, Куки… что ты думаешь о слепых свиданиях?

— Свиданиях вслепую?

— Почти. Но когда я говорю «слепых», я имею в виду, что мы абсолютно не будем друг друга видеть.

Чонгук забеспокоился и задрожал, в голове его пронеслось бесчисленной множество страхов, надежд и предположений, и фантазии заполонили его мысли в один миг.

— Только… не дрожи так, — едва слышно попросил Джин. — Я просто сказал. Но если ты хочешь увидеться и при этом сохранять анонимность, мы могли бы попробовать.

— Расскажи, — потребовал Чонгук, сглатывая вязкую слюну.