— Ангенас и Ломбарди! Приятно видеть, что две ключевые семьи Империи объединили силы. – беспечный и весёлый голос Йованеса разбавил мрачную атмосферу.
Мужчина во главе стола поправил волосы и кинул взгляд на Галлагера. Такой мягкий и пугливый. Тяжело было поверить, что он тоже сын Рулака Ломбарди.
«Однако он оказался тёмной лошадкой. Как раздражает.» - подумал Йованес, отпивая вина. Хоть он и улыбается, но на самом деле, настрой у него паршивый. Шестое чувство подсказывало, что что-то сегодня пойдёт не по плану.
Император уже хотел отправить в рот кусочек мяса, когда Галлагер с глухим стуком поставил свой бокал на стол, привлекая внимание всех присутствующих.
— Рыцари дворца Императрицы остановили карету с гербом Ломбарди. – неожиданно холодно начал Галлагер, поднимая глаза на Йованеса. – К тому же, даже выяснив, что мы Ломбарди, они настаивали на необходимости досмотра меня и дочери. Фирентия сильно испугалась из-за произошедшего.
Йованес пораженно распахнул глаза, смотря на хмурое, даже злое лицо Галлагера. Настроение испортилось ещё сильнее.
— Ваше Величество. – взгляд зелёных глаз Галлагера неприятно уколол. – Это действительно могло быть простым недопониманием?
Внутри невольно поднялось чувство тревоги. Если подобные новости дойдут до ушей Рулака Ломбарди, он может и не отделаться простой милой беседой. Однако, держать лицо нужно.
— Хмм. – задумчиво тянет Йованес, поглаживая подбородок. Естественно он знал о подобном способе подавления Ломбарди Императрицей. Он не может не знать. Однако мужчина выбрал путь игнорирования этого момента.
Йованес бросает на Лабини беглый взгляд, и она едва улыбается, давая понять, что поддержит его. Что ж, тогда остается только продолжать гнуть свою линию.
— Думаю, поскольку рыцари Императорской семьи отличаются огромной преданностью… – Император посмотрел на супругу, давая понять, чтобы она подхватывала мысль. – Они решились и на такой несправедливый шаг по отношению к моим давним друзьям.
— Это могло произойти и просто по вине недавно поступивших на службу ребят. – мягко говорит Лабини, вытерев рот салфеткой, а затем добавила со вздохом. – Они всё ещё не привыкли к нашим порядкам.
Женщина перевела взгляд с Йованеса на Галлагера, но холодная улыбка жены даже его заставила почувствовать себя не в своей тарелке. Враждебность читалась в каждом её движении, но при этом обвинить женщину в ней было невозможно. Это было что-то на уровне предчувствия.
— Как вышестоящий человек, постарайтесь проявить великодушие. – продолжает Лабини, скрещивая руки на столе перед тарелкой. Её холодные голубые глаза мрачно блестят, словно предостерегая. – Уважаемый Галлагер Ломбарди.
«Жуткая женщина.» - невольно думает Йованес, ощущая мурашки на спине.
Они пару мгновений прожигают друг друга взглядом, но Галлагер все же вздыхает и отступает.
— Я вас понял, Императрица. – все же говорит Галлагер, поглядывая на свою напряженную дочку.
Йованес весело улыбнулся. Наконец-то все. Теперь осталось только досидеть до конца этого неловкого ужина и…
— Ваше Величество. – неожиданно зовет Галлагер. Дюрели поднимает на него глаза и лучезарно улыбается, хотя внутри начинает закипать злость.
— Да, Галлагер. Что-то ещё?
Ломбарди слегка расстёгивает свой пиджак и достает из внутреннего кармана аккуратный конверт синего цвета. На обратной стороне виден герб Ломбарди и, на мгновение, сердце пропускает удар. Однако Император быстро берет себя в руки. Будь это письмо от Рулака, герб семьи был бы не на конверте, а на восковой печати. Да и Глава Ломбарди использует другой цвет для конвертов.
— К сожалению моего брата обделили приглашением, поэтому он просил обязательно передать это письмо Вашему Величеству. – говорит Галлагер с толикой грусти в голосе. Он протягивает письмо Йованесу.
Когда конверт оказывается у Дюрели в руках, его отчего-то хочется прямо сейчас смять и выкинуть. Однако Йованес неосознанно, проводит по шершавой бумаге пальцами.
Вскрывал письмо он нехотя, а достав его едва тут же не порвал.
Внутри аккуратного конверта лежало два листа. Один непосредственно от самого Виедзе Ломбарди. Бумага нежно-голубого цвета приятно лежала в ладони, а аромат еловых веток едва доносился до носа Императора. Правда написаны на ней были вовсе не приятные вещи.
— Ах… – невольно выдохнула от удивления Фирентия, поняв, что это за письмо.
Йованес до боли в деснах сжал зубы, чуть не заскрежетав ими. На втором листе, золотого оттенка, была официально оформлена жалоба.
Виедзе Ломбарди официально предъявил ему, Императору Йованесу Канабоэну Рембру Дюрели, претензию.
И все бы ничего, вот только к этой претензии был прикреплен лист с расписками всех повинных. Да ещё и послал это письмо через младшего брата, сделав его весомым свидетелем, в случае разбирательства.
"… Надеюсь Вы поймете степень моего возмущения и вынесете справедливые наказания провинившимся, Ваше Величество. В ином случае, я буду вынужден сообщить о данном происшествии, как и о сотни таких же, своему отцу, Рулаку Ломбарди. …"
Красивая бумага голубого цвета, смялась в ладони Йованеса. Аккуратно выведенные буквы частично скрылись в изломе. Император еле смог сдержать выражение ярости, едва не проступившее на его лице. Он смотрел на строчки текста и это все больше приводило его в слепую ярость.
«Поверить не могу.» - взбешенно думает Йованес, положив обе бумаги перед собой. - «Ты, который стоял передо мной буквально на цыпочках? Ты, который так отчаянно пытался привлечь моё внимание? Ты, всегда подлизывающийся ко мне и другим? Ты смеешь мне угрожать, Виедзе Ломбарди? ТЫ?»
— Императрица. – позвал жену Йованес, слыша как собственный голос звенит от праведной ярости.
Лабини вздрогнула от неожиданно переменившегося направления гнева супруга.
— Вы ведь извинились перед лордом Ломбарди? – спрашивает Император.
Атмосфера в комнате моментально становится такой тяжёлый, что сложно даже нормально вдохнуть. Рука Дюрели лежит на помятом письме, надавливая на нежную бумагу пальцами, словно намереваясь порвать.
— Принц ездил в Ломбарди с извинениями. – сохраняя спокойствие, отвечает Лабини.
— Принял ли лорд Ломбарди ваши извинения?
— Брат принял извинения принца. – как бы невзначай уточняет Галлагер, до того, как это сделает Императрица. Ломбарди убирает столовые приборы от себя. Лабини же бросила в его сторону убийственный взгляд.
— Галлагер, думаю вам с дочерью пора возвращаться. – холодно отозвался Император.
— Благодарю, Ваше Величество. – моментально поднимается Галлагер, чувствуя, что дело пахнет жареным.
Когда Император вытащил лист с жалобой, он сразу понял, в чем дело. Вот почему Виедзе отправил письмо с ним. Он подозревал, что Императрица попытается провернуть с Галлагером тоже самое, что делала с ним.
Однако, видимо происшествие во дворце, о котором гудели все в поместье после дня рождения Фирентии, поставило точку в терпении брата.
— Тия, пойдем. – мягко зовет Галлагер, подавая дочери ладонь.
— Да, папа! – девочка словно только и ждала возможности сбежать. Она схватилась за руку отца, и они, попрощавшись, покинули зал. Было заметно, что Галлагер делал это спешно, чтобы успеть до того, как терпение Императора кончится. Ну и естественно, чтобы лишний раз не пугать дочь криками взрослых.
Йованес почти подпрыгнул в тот момент, когда дверь за ними закрылась. Стул пошатнулся от резкого движения, но не упал, пару раз с грохотом пошатнувшись.
— Императрица! – прорычал Йованес, сжимая в руке голубой лист. – Ты хоть понимаешь, каким позором может эта ситуация обернуться для Императорского рода?!
— Ваше Величество, я делаю все, что в моих силах, чтобы урегулировать этот наш конфликт. – как можно спокойнее отвечает женщина, хотя в голосе проступает дрожь.
— Я заметил. – саркастично хмыкнул Дюрели, отдавая жалобу слуге, чтобы унес с глаз его. Мужчина подошел к супруге, довольно угрожающе нависая над ней.
Однако его беглый взгляд упал на Астану, впервые за весь вечер. Мальчик сидел сжавшись на своем стуле, не в силах поднять голову от страха. Он сжимал и разжимал ткань своих штанов, смотря только в стол. Казалось ещё немного и его начнёт трясти.
Йованес замер.
Пару секунд в помещении царила тишина. Мужчина закусил губу и глубоко вдохнул, все же заставляя себя расслабиться. Провел ладонью по своим волосам и шее, в попытке усмирить остатки гнева. Нет, нельзя терять голову. Не при ребёнке. Нельзя. Иначе он будет не лучше него.
— Если вдруг, Виедзе Ломбарди решит идти до конца, отвечать за это будешь ты. Ах, и… всех причастных будет лучше казнить. – стискивая зубы, сказал Йованес Лабини и, окинув Астану ещё одним взглядом, быстро вышел из залы. Внутри все ещё бурлили злость и негодование.
Император почти бежал по коридору дворца, до своих комнат.
— Прочь! – гаркнул он на слуг, и те поспешно покинули покои своего господина. Йованес подошел к столу, где стояли стакан и бутылка коньяка, налил себе крепкий напиток. Осушил его одним махом, после чего громко закашлялся от горечи и ощущения жжения в пищеводе. На мгновение внутри все свело от тупой боли и мужчина тяжело опустился, даже не на кресло, а на пол.
В этот момент Йованес обнаружил, что все ещё сжимает в руке голубой лист. Император отпустил несчастную бумагу и провел ладонью по лицу. Тонкий аромат еловых ветвей остался на кисти, будоража сознание. Йованес на секунду прикрыл глаза, позволяя себе расслабиться. Обмануться этим успокаивающим запахом.
«Виедзе Ломбарди… нужно надеть на него ошейник, как и говорила Императрица. Иначе в будущем он доставит не мало хлопот.» - думает Дюрели, смотря на голубой, смятый лист, лежащий по правую сторону от него. - «Сделать его учителем Астаны действительно неплохой способ посадить его на цепь.»
— Ха-ха! Поверить не могу, что этот трус решился на подобное! – улыбнулся Йованес, взяв настрадавшийся листок и рассматривая витиеватые буквы. Мужчина поднес его к лицу, правда запах ели уже не был таким чётким. Однако от чего-то он успокаивал и приводил мысли в порядок. – Интересно. Очень интересно.
***
«Пальцы болят. Чертовски сильно болят.» - я почти всхлипнул, отложив гитару в сторону.
Прошло около пяти дней с моей покупки. Я всеми силами пока что прячу её от семьи.
Единственными кто знают стали Эсма и Рон. И, чтобы не терять время, я отдал гитару Рону, чтобы он отнес её мастеру, вместе с моими своеобразными пожеланиями, записаными на листе.
Дело в том, что в этом времени гитары немного отличаются от тех, к которым я привык в своем. А именно у них было восемь струн из кишок. Их ещё называют жильными. Такое не совсем по мне. Звук не тот, да и играть неудобно.
Поэтому я отдал это дело в руки профи, попросив сделать шесть струн из проволоки. Кто же знал, что гитару купленную мной трогать не станут вовсе, а сделают совершенно новый вариант. Да еще и настолько быстро вернут с хвалебным письмом об инновационном методе натягивания струн на перевес. Теперь у меня две гитары и, кажется, я опять неосознанно меняю мир.
«Я всего лишь хотел комфортно поиграть на гитаре, а в итоге…» - вздохнул я, откинувшись на подушку. - «Запатентовать что ли?»
— Хаа… я и забыл, что это было так больно. – бурчу я, потирая болящие кончики пальцев. В прошлой жизни я играл достаточно часто, так что у меня огрубели подушечки пальцев, но это тело…
Виедзе всегда был белоручкой, так что сейчас пальцы режет будь здоров. Видимо опять придётся стирать их чуть ли не в кровь, чтобы вернуть былое мастерство.
— Интересно, чего я ожидал… – хмыкнул я сам себе.
У этого тела нет никаких навыков. Так что придётся заново учиться и вязать, и играть на гитаре.
«Опять учиться! Да что же это такое?!» - раздосадованно думаю я. У меня конечно есть воспоминания, знания, но снова проходить сквозь эти муки не хочется до жути.
— Ладно, сейчас это не так важно. – я сел и глянул на письмо Галлагера, лежавшее на прикроватной тумбе. Младший брат просит о встрече.