- Сидни Гласс, серьезно? – мистер Голд насмешливо приподнял бровь. – У нашей мадам мэр закончились брутальные мальчики? Впрочем, учитывая, насколько тихо и мирно в нашем городке, шерифом можно назначать кого угодно… да хоть мисс Бланшар.

Эмма не удержалась от скептического хмыканья. У нее самой образ тихой и робкой учительницы младших классов уже потихоньку стирался из памяти, уступая место облику сильной и решительной женщины, способной биться за то, что ей дорого, до самого конца.

- Вы знакомы? – неверно истолковал изданный ею звук ростовщик.

- Да, мы… - Эмма слегка замялась. – Я живу у нее. Собственно, весь этот год мы провели вместе.

- За целый год вы так и не обзавелись собственным жильем? – слегка удивился Голд.

- Ну… У меня не такое уж большое жалование, - шериф кривовато улыбнулась. – Да и места мне нужно совсем немного. К тому же мы сдружились.

- Как это трогательно, - в голосе мистера Голда даже самый придирчивый человек не обнаружил бы насмешки, однако Эмма посмотрела на него с подозрением. – Нет, я серьезно. Мисс Бланшар – это тот человек, которого мадам мэр, мягко говоря, недолюбливает. И тут в городе появляетесь вы, биологическая мать ребенка, которого она усыновила – и вашей лучшей подругой становится именно мисс Бланшар. Интересно, мисс Миллс не задавалась вопросом, не против нее ли вы дружите?

Вопрос попал не в бровь, а в глаз, и Эмма невольно поежилась. Черт бы побрал Голда с его отвратительной привычкой все анализировать, да еще и так стремительно. И пусть предпосылки он имел неверные, однако картина в целом перед ним вставала правильная.

- Регина заставила Бабушку выселить меня из гостиницы, - призналась шериф. – У меня тогда еще не было работы здесь, я ночевала в своей машине… И Мэри Маргарет подобрала меня. Она хороший, добрый и светлый человек.

- Что ж, тогда вам действительно повезло, - Голд выразил вежливое одобрение. – Хотя вы так и не объяснили, а в чем, собственно, был мой интерес в вашем назначении.

- Обидно-то как, - поморщилась Эмма. – Я вот почти целый год мечтала, что однажды вы мне расскажете, что вами двигало – и пожалуйста, вы забыли, и тайна теперь похоронена навеки. Давайте, что ли, для общего успокоения считать, что вы просто хотели утереть нос Регине?

- Регине, - усмехнулся мистер Голд. – Мисс Свон, вы второй раз называете ее по имени. Неужели, несмотря ни на что, вы и с нею умудрились сблизиться?

Эмма тяжело вздохнула. Не могла же она заявить: «Регина – моя приемная бабушка»? Да и не в этом ведь дело. Ни на какую бабушку Регина, разумеется, не походила – скорее, на старшую сестру, вечно злящуюся, что внимание достается младшенькой.

- У нас… сложные отношения, - выдавила из себя наконец шериф. – Она мать моего сына… как бы нелепо это ни звучало. И она заботилась о Генри все эти годы. Я не могу заставить себя любить ее – но я не могу не быть ей благодарной.

- И тем не менее, вы собираетесь отнять у нее сына? – глаза Голда смотрели устало, но не потеряли своей цепкости. – Знаете, мисс Свон, очень мало соединить яйцеклетку со сперматозоидом, чтобы стать родителем. Ребенок – это всегда жертва. Чистая, искренняя, идущая от сердца.

- Я понимаю, - Эмма наклонила голову, и ее волосы золотистым каскадом перекатились со спины на плечи. – Я совершила ошибку, и я виновата перед Генри. Но каждый заслуживает второй шанс… Вы не верите в это, мистер Голд?

- Не к каждому судьба бывает столь благосклонна. Иногда второго шанса может не быть в принципе, - ростовщик, забывшись, пожал плечами – и тут же скривился.

- Вам… вам надо домой, - поймав его движение и гримасу, спохватилась Эмма.

Она обрадовалась – и тут же разозлилась на свою неуместную радость – этому предлогу прервать такой сложный разговор. Голд ответил ей понимающим взглядом.

- Вам вовсе нет нужды утруждаться, - ответил он. – Я вполне могу позвонить мистеру Даву.

- Мне будет спокойнее, если я вас сама отвезу, - Эмма решительно поднялась и, забрав обе чашки, сполоснула их в раковине. – А то вы бываете таким непредсказуемым.

Мистер Голд даже не попытался сдержать усмешки.

- Вы не представляете, мисс Свон, как лестно слышать подобные слова от юной леди… Даже если она и шериф.

- А вы не представляете, как приятно общаться с человеком, который столь искренне считает тебя юной, - парировала Эмма.

- Туше, - ухмылка Голда стала чуть шире. – Но, на ваше счастье, я не из тех, кто беспокоится о возрасте.

- Мужчины могут себе это позволить, - шериф вздохнула. – Так как, вы едете со мною?

- Вы пользуетесь тем, что я не могу отказать столь любезной даме, - Голд неохотно взял в руки трость. – А так же тем, что я еще не закончил вас расспрашивать.

Выражение лица мистера Голда, впервые увидевшего желтого жука, было поистине бесценно. Эмма наслаждалась этим зрелищем ровно тридцать секунд, после чего приглашающе распахнула дверцу со стороны пассажирского места.

- Гхм… - прокашлялся Голд, - а оно точно на ходу?

- Вполне, - уверенно заявила Эмма. – Садитесь.

Ростовщик, однако же, колебался.

- Мисс Свон, а вы никогда не задумывались о приобретении новой машины? – поинтересовался наконец он.

- Если только вы профинансируете эту покупку, - шериф легкомысленно пожала плечами. – Но вообще это подарок.

- Это кто же вас так люто ненавидел? – пробормотал Голд себе под нос, по-прежнему тяжело опираясь на трость и не делая попытки доверить себя жуку.

Эмме на мгновение стало обидно.

- Между прочим, это был подарок в память о счастливых днях, - отрезала она. – А главное – от чистого сердца.

- Ах да, - рассеянно кивнул мистер Голд. – Скромная лепта… Помню.

- Так вы садитесь или будете ждать свой катафалк?

Дружелюбия в голосе Эммы поубавилось, однако она все же надеялась, что ростовщик сумеет совладать со своей гордостью – ибо, собственно, только на ней, этой своей проклятой гордости, он сейчас только и держался. Лицо Голда, и без того не отличавшееся особыми красками, сейчас выглядело пепельно-бледным, и даже обычно такие живые и внимательные глаза казались потухшими.

Самому Голду пришлось приложить усилие, чтобы сосредоточиться на заданном ему вопросе. Если бы он знал заранее, какую пародию на автомобиль мисс Свон зовет своей машиной, он ни за что бы не согласился на предложение отвезти его домой. Но стоило ростовщику представить, как он идет назад, вновь отпирает ломбард, звонит мистеру Даву и ждет… а потом опять встает и снова идет – и у него начала кружиться голова.

Решающим фактором в принятии окончательного решения послужило то, что на улице уже стемнело. Улицы Сторибрука никогда не блистали многолюдьем, но в этот промозглый октябрьский вечер они оказались и вовсе пусты. Стоило подумать о погоде, как ее неприветливость ощутилась в полной мере: холод и сырость проскользнули под казалось бы теплое пальто, и Голд зябко поежился. Это отдалось привычной уже вяжущей болью, и он решился. Очень осторожно, стараясь не совершать лишних движений, мистер Голд опустился на переднее сиденье желтого жука.

Эмма облегченно перевела дыхание и, обойдя машину, присоединилась к упрямцу. Уже садясь за руль, она запоздало сообразила, что Голду было бы удобнее сзади – спереди оставалось так мало свободного места, что хоть как-то вытянуть ноги не представлялось возможным. В раздражении Эмма повернула ключ зажигания и энергичнее, чем требовалось, вдавила в пол педаль газа. О своих ногах Голду следовало думать самому: она, Эмма Свон, вовсе не обязана помнить об особенностях каждого в этом городке. А раз ростовщик смолчал, наговорив при этом кучу всякого не имеющего отношения к делу вздора, значит, ему удобно. Хватаясь за эту мысль, Эмма постаралась успокоиться, но вместо этого лишь прибавляла и прибавляла скорость.

Они доехали до особняка на окраине столь стремительно, что шериф не поверила своим глазам. Мысленно пообещав выписать самой себе штраф за превышение скорости, она повернулась к пассажиру, надеясь в душе, что тот не станет цепляться к ее стилю вождения.

Голд спал.

Несмотря на рекордные сроки, в которые они преодолели путь от ломбарда до его дома, он успел провалиться в глубокий сон. У Эммы от его позы – неловкой, в пол-оборота, с наклоном вперед, на руки, сложенные на рукояти трости – у самой мучительно заныла спина. Выглядел Голд, несмотря на все это, довольно мирно: если бы не тревожная складка между бровей, выражение его лица можно было бы назвать безмятежным.

Полюбовавшись немного редчайшим зрелищем, Эмма заставила себя вылезти из машины. Обойдя жука, она решительно распахнула дверцу со стороны Голда. Порыв холодного воздуха заставил ростовщика зябко подобраться, однако не разбудил.

- Эй! – позвала Эмма. – Хватит изображать Спящую Красавицу! Все равно я вас целовать не буду…

Она спотыкнулась в самом конце фразы – и вовсе не потому, что вспомнила Аврору. На какое-то мгновение в ее голове вспыхнула шальная мысль: каково это – целоваться с Голдом? Вспыхнула – и тут же испугано юркнула обратно в глубины подсознания.

Эмме имелось, на что отвлечься. Отсутствие реакции со стороны Голда ей не понравилось, и она коснулась его плеча. Потом осторожно потянула на себя и вверх, заставляя выпрямиться. Голд что-то пробормотал во сне, болезненно скривил губы – и, открыв глаза, наконец уставился на Эмму с сонным недоумением.

- Приехали! – с преувеличенной бодростью возвестила шериф. – Вылезайте из моей машины и идите досыпать домой.

Голд машинально кивнул и начал неловко вылезать из такого неудобного для него автомобиля. Эмма подала ему руку, но ростовщик то ли не заметил протянутой ладони, то ли намеренно ее проигнорировал.

- Благодарю, мисс Свон, - сухим голосом, явно на автомате произнес Голд и, сочтя на этом долг вежливости исполненным, направился к своему дому нетвердыми шагами.

Эмма озадаченно посмотрела ему вслед. Потом усилием воли вернула внимание жуку. «Может, и правда пришла пора ее поменять? - мелькнула в белокурой голове внезапная мысль. У них с Нилом все прояснилось, все точки над «i» расставлены. Да и, если хорошенько подумать, было ли у них что-то? Несколько месяцев приключений и подросткового секса в чужих номерах и в краденой машине – такое впечатление, что та встреча была определена ей только для того, чтобы на свет появился Генри. Возможно, сменить машину, окончательно закрывая эту главу ее жизни – это очень даже неплохая идея… Если, конечно, допустить, что на зарплату шерифа можно себе такое позволить, а главное – если саму Эмму какими-нибудь правдами и неправдами не утащат таки в сказочно не обустроенный мир, который до бензина еще развивать и развивать.

Мысли Эммы перетекали одна в другую неторопливо, и сама шериф была убеждена, что вот-вот вновь сядет за руль своего пока единственного транспортного средства. Тем сильнее оказалось ее удивление, когда она обнаружила себя пересекающей двор голдовского дома.

Нагнать хозяина не составило труда: тот привычно замешкался на лестнице. Эмма дернулась было вперед, но вовремя вспомнив, что Голд не в настроении принимать ее помощь, просто начала подниматься вслед за ним, страхуя от внезапной смены траектории движения.

Дверь ростовщик открывал столь медленно, что шериф с трудом удержалась от соблазна вырвать у него из рук ключи. В конце концов Голд справился и все-таки перешагнул порог. Эмма последовала за ним – и едва не получила дверью по лбу. Судя по вполне искреннему недоумению, отразившемуся на лице Голда, он действительно не заметил, что она все это время шла за ним.

- Мисс Свон, я уже дома, - устало произнес ростовщик. – Вы можете наконец-то избавить себя от моей компании.

- Эм… - шериф на мгновение замялась, ибо сама не представляла отчетливо, зачем она все это делает. – Я бы хотела убедиться, что вы на самом деле будете отдыхать, а не найдете себе еще какое-нибудь занятие – очень срочное и, скорее всего, травматичное.

Мистер Голд раздраженно поморщился.

- Мисс Свон, я еще раз напоминаю вам, что я не ваш ребенок. Вас сын не ждет? – бросил он отрывисто.

- Генри первый не простит мне, если с вами что-то случится, - парировала Эмма.

Голд вскинул брови.

- Да неужели? – зло кривя губы уточнил он. – Мне казалось, наша мадам мэр вполне однозначно настроила его против меня.

- Генри давно уже не ориентируется на Регину в своих суждениях, - Эмма неосознанно уперла руку в бок, принимая решительную позу. – Он очень умный мальчик и разбирается в людях получше многих взрослых.

- Ну тогда он точно должен желать держаться от меня как можно дальше… - пробормотал Голд и, внезапно оборвав сам себя на полуслове, повернулся к девушке спиной. – Будете выходить – не забудьте захлопнуть за собой дверь.

Не дожидаясь ответа, он медленно пошел к своей спальне. Эмма поколебалась немного, стоя на пороге, но потом, подталкивая холодным ветром в спину, все-таки шагнула в дом. Ей не понравилось, что ростовщик вот так оставил поле боя за ней – обычно он так не поступал.

Голд уже скрылся из вида, а она все стояла в прихожей, не зная, зачем пришла сюда. В конце концов, пятьдесят лет Голд прожил без ее опеки – а если верить намекам родителей, то, скорее всего, и гораздо дольше – так почему вот именно сейчас он не сумел бы обойтись без навязчивой помощи? В конце концов, Эмма тоже девушка гордая: если она и бегала когда-либо за мужчинами, то исключительно по работе, а отнюдь не в личных целях. А так как она шериф, а не медик, то в ее работу вовсе не входит принудительная забота о здоровье граждан – что физическом, что душевном.

Эмма потерла лицо руками и помассировала виски, машинально взбивая волосы. Бросила косой взгляд в висящее неподалеку зеркало в тяжелой золоченой раме. Старинное стекло тускло отразило бледное лицо с кругами под усталыми и настороженными глазами. Даже прежние кудри поблекли и почти распрямились.

Что с нею стало? Эмма никогда не была счастливой – но она всегда была сильной. Она управляла своей жизнью и в какой-то момент решила, что нашла свое место в этом большом и неприветливом мире. А потом она приехала сюда, в этот маленький город, заброшенный из волшебной страны – и здесь, казалось бы, по законам всех сказок должна была найти свое счастье. Эмма нашла все: и сына, и родителей, и друзей – но счастья почему-то не было и здесь. Даже наоборот: Сторибрук потихоньку, каплю за каплей, вытягивал из нее силы и энергию. Возможно, прежняя Эмма посмотрела бы на нынешнюю и с завистью… А возможно – и с жалостью…

Шериф уже совсем было собралась развернуться на каблуках и решительно покинуть дом, в котором ей были совершенно не рады, когда до нее донесся приглушенный звук. Что-то упало – негромко и далеко, но в доме царила такая убийственная тишина, и снаружи не проникало ни единого шороха, поэтому Эмма вновь резко изменила свое решение. Торопливыми шагами она преодолела коридор, едва успев пожалеть, что его захламленность и общий полумрак не дают развить большую скорость.

Ворвавшись в спальню Голда – забыв постучать и забыв извиниться за это – она застала ростовщика сидящим на кровати. Глаза его были прикрыты, пальцы медленно и с какой-то неловкостью пытались распутать узел на галстуке. На полу лежали трость и стакан – похоже, трость, прислоненная к тумбочке, съехала, задев по пути пустой стакан, и увлекла его за собой. Чуть дальше на тумбочке, оказавшись в безопасности, оставалась стоять одинокая фотография, та самая, которую Эмма не так давно обнаружила в самом нижнем ящике – фотография из ложного прошлого.

Голд, казалось, не заметил вторжения. Он все так же методично, чуть хмуря лоб, сражался с галстуком, но его пальцы, будто став ватными, не справлялись даже с такой простой задачей. Подойдя ближе и наклонившись, чтобы тронуть его за плечо, Эмма обнаружила на пергаментных висках бисеринки пота.

- Голд? – осторожно позвала шериф, все-таки касаясь рукой черного пиджака. – Эм… Мистер Голд!

Он поморщился, словно звук ее голоса больно резанул его по ушам, и неохотно открыл глаза. Зрачки выглядели расширенными, так, что карие радужки почти растворились в их черноте.

- Кажется, я привезла вас по неправильному адресу, - сделала вывод из увиденного Эмма. – Нам стоило поехать в больницу. Я сейчас позвоню…

Она потянулась за мобильником, но Голд, оставив бесплодные попытки справиться с галстуком, неловко перехватил ее руку.

- Не надо, - очень тихо произнес он. – Пожалуйста.