Повисла неловкая пауза. Руке Эммы было почему-то весьма комфортно в ладони Голда, и она не спешила ее убирать. Тем более, что на чужой кухне, погрузившейся во тьму, было приятно ощущать человеческое тепло.
- Эм… - наконец неловко попыталась заговорить шериф. – У вас что, пробки вышибло?
Голд от звука ее голоса будто опомнился. Немного поерзав на своем месте, он неохотно снял свою ладонь, и Эмма с сожалением ощутила нахлынувшую прохладу.
- Не подумал бы, - ответил Голд. – Но надо проверить.
До Эммы донесся негромкий шорох – ростовщик вставал со стула. Потом что-то мимолетно прошуршало – и грохнулось на пол. Голд тихонько выругался себе под нос, и Эмма сообразила, что упала трость. Опускаясь на колени, чтобы нащупать пропажу, она уткнулась головой во что-то мягкое, и Голд охнул, судя по звуку, врезавшись в стол.
- Упс, - пробормотала Эмма. – Извините…
- Мисс Свон, что вы делаете на полу? – поинтересовался Голд, восстанавливая дыхание после того, как шериф боднула его под дых.
- Ищу вашу трость… А, нашла!
Эмма победно поднялась на ноги – и только теперь сообразила, что не представляет, а где теперь находится сам ростовщик.
- Голд, а фонарика у вас не завалялось? – запоздало поинтересовалась она.
- Нет, - подумав, с сожалением ответил мистер Голд, и Эмма машинально сделала шаг на голос. – В магазине было несколько штук, а вот дома, по-моему, нет.
Эмма сделала еще шаг – и практически уткнулась в Голда, который стоял совсем недалеко. Осторожно ощупав его от плеча до руки, она вложила ему трость в ладонь.
- Спасибо… - неловко поблагодарил он. – Идем проверять пробки?
- И много мы увидим в темноте? – скептически поинтересовалась Эмма. – Я вот даже где выход с вашей кухни сейчас не вспомню…
- Где выход – помню я, - заявил Голд. – Ну а Вы сможете посветить мне хотя бы мобильником.
Эмма похлопала себя по карманам и извлекла телефон – на сей раз, к счастью, заряженный. Кое-как освещая им путь, они неторопливо добрались до прихожей. Голд открыл резную панель, скрывающую приборную доску, и, прищурившись, стал вглядываться.
- Мисс Свон, Вы можете посветить сильнее? Ну, или хотя бы ближе? – попросил он в конце концов.
- Могла бы, если бы вы так не захламили свою прихожую, - почти беззлобно огрызнулась Эмма: ситуация почему-то начинала забавлять ее. – Ближе я подойду, только если на плечи вам влезу…
- Спасибо, обойдемся, - предусмотрительно отказался от подобного предложения Голд. – По-моему, пробки в порядке.
- Тогда, может, провода оборвались? – шериф нахмурилась уже озабочено. – Дождь начался днем, а когда я ехала к вам, то был уже ливень, да и ветер поднялся…
- Отсюда мы ничего не увидим, - мистер Голд покачал головой, и в тусклом свете мобильника его тень причудливо искривилась на стене.
- На улицу не пойду, - отрезала Эмма. – Там мерзопакостно.
- Со второго этажа можно взглянуть на город, - предложил компромиссный вариант Голд.
- У вас там телескоп, часом, не стоит? – не удержалась от вопроса Эмма.
Из сумрака на нее блеснули два удивленных глаза, и она небрежно махнула рукой.
- Извините, не обращайте внимания… - пробормотала шериф. – Просто есть в вашем городе один эксцентричный обитатель особняка на окраине, который любит наблюдать за горожанами в телескоп…
- Мистер Хэттер, - кривовато усмехнулся Голд. – Да, он, пожалуй, поэксцентричнее меня будет. Даже из дома почти не выходит. Как вы вообще умудрились с ним познакомиться?
- Это долгая история, - поморщилась Эмма. – Как-нибудь в другой раз расскажу – и в другой обстановке. Так я поднимусь наверх? Вы подождете меня?
- Я вернусь на кухню, - ответил Голд, доставая собственный телефон. – Поставлю пока чайник.
- А если и правда электричества нет? – уже поворачиваясь в сторону лестницы, поинтересовалась Эмма.
- У меня плита газовая, - парировал Голд. – А воду можно вскипятить и в турке.
Шериф быстро поднялась на второй этаж и, слегка поплутав, вынырнула к высокому окну. С тем же самым успехом она могла бы уставиться в глухую стену: чернота по ту сторону стекла была чернильной. Эмма крепко зажмурилась, пережидая, пока потухнет свет от мобильника, а потом снова открыла глаза. Максимум, что она смогла разглядеть – это струйки дождя, стекающие по стеклу. Создавалось впечатление, будто вокруг вообще ничего не было. Как будто особняк Голда вырезали и перенесли в странное внесветовое пространство. Избавляясь от жуткого впечатления, Эмма мотнула головой и поспешила обратно вниз, пару раз едва не запнувшись о какие-то вещи.
Кухня встретила ее вновь нахлынувшим теплом и запахом разогретого тыквенного пирога.
- И снова добро пожаловать, мисс Свон, - приветствовал ее Голд. – Кстати, я тут вспомнил: фонарика у меня действительно нет, однако в подвале должны быть свечи. Если возьметесь нарезать пирог, я за ними схожу.
- Давайте лучше я, - вздохнув, вызвалась Эмма.
Тишина в комнате стала звенящей, и шерифу на какую-то секунду показалось, что Голд просто испарился, и она осталась одна. В тот момент, когда Эмма уже почти собралась паниковать, зазвучал голос ростовщика:
- Мисс Свон, - в этом голосе звенел арктический холод, - я вполне способен спуститься в подвал собственного дома.
Эмма потрясла головой, как ныряльщик, пытающийся прогнать из ушей воду. Предложение она сделала машинально, не подумав, что может задеть – ведь Голд обычно вел себя так, что его хромота практически не замечалась.
- Я… вовсе не хотела вас обидеть, - медленно, подбирая на сей раз слова, произнесла Эмма. – Просто предложила… чтобы избежать работы с ножом. Домашнее хозяйство точно не для меня: в жизни не умела пироги ровно резать…
Спустя еще пару слишком затянувшихся минут, Голд произнес чуть менее напряженно, даже будто слегка усмехнувшись:
- Что ж… Там у дальней стены будет комод, во втором ящике сверху должна найтись связка свечей.
- Отлично! – Эмма с радостью ухватилась за шанс временно ретироваться из зоны так и не развернувшихся боевых действий.
Спускаясь вниз, шериф по пути постоянно под нос себе проклинала крутую лестницу. Вообще, для человека с тростью этот дом явно был плохо приспособлен: Эмма и на двух здоровых ногах пару раз чуть не навернулась со ступенек. Однако добравшись до подвального помещения, она осознала, что не пускать сюда Голда было очень правильным решением.
Эмма не знала, что находилось здесь год назад, но все же подозревала, что явно не алхимическая лаборатория. Разумеется, оставалась возможность, что Голд всегда был тайным химиком-любителем, но вот старинные гримуары, колбы со светящейся субстанцией и мотки с золотой нитью навевали мысли скорее о магическом Средневековье, нежели о чистой науке.
Мебель тоже оказалась сдвинута по-новому, и у Эммы ушло определенное время, чтобы отыскать указанный ей комод. К счастью, свечи оказались именно там, где Голд и говорил – а заодно нашелся и старинный трехрогий канделябр. Обхватив свою добычу одной рукой, а второй старательно светя мобильником себе под ноги, шериф осторожно поднялась обратно.
Ее ждал разлитый по чашкам ароматный чай и разложенные на блюдца куски пирога. Эмма установила на столе канделябр и воткнула в него три свечи. Голд щелкнул заготовленной зажигалкой, и живое пламя потихоньку начало разгонять мрак. Эмма облегченно вздохнула и убрала в карман телефон, радуясь, что больше нет нужды таскать его в руках.
Она уже сделала глоток из своей чашки и потянулась за пирогом, когда ростовщик насмешливо хмыкнул.
- Занятно, - протянул он, рассматривая канделябр.
- Что вам опять не нравится? – откусив тающее во рту тесто, пробормотала Эмма.
- Да так, пустяки, - Голд покачал чашку в своих руках. – Просто из всей связки вы выбрали свечи одного цвета… и именно красного.
- Это означает что-то страшное? – поинтересовалась Эмма.
В связке действительно находились свечи всех цветов радуги, и она не представляла, как ее угораздило вынуть три одинаковые. По губам Голда скользнула улыбка, особенно загадочная в неверных отблесках пламени.
- Традиционно считается, что красные свечи зажигают, когда призывают любовь и страсть. Впрочем, - тут же добавил он, - красный испокон веков означал силу, энергию и жизнелюбие – а этих качеств, похоже, вам не занимать.
- Это какие-то магические штучки? – сморщила нос Эмма. – Генри и до вас добрался?
- Ах да, Генри и его сказки… - улыбка Голда стала чуть шире. – Слышал об этом. Правда, не знаю, кем он считает меня… А что касается так называемой «магии» – я антиквар, а значит, в вещи мне ценна не только материальная суть, но и ее история. А истории старинных предметов редко обходятся без легенд, поверий… и даже суеверий.
- Я просто вытянула свечи наугад, - как бы защищаясь и от этого испытывая еще большую неловкость, произнесла Эмма.
- Тем интереснее, - Голд поднес чашку к губам, но не отпил, а посмотрел на девушку поверх края. – Это значит, что судьба сама направляла вашу руку. Возможно, это руководство к действию… или совет быть решительнее?
Эмма не нашла, что ответить, и промолчала. Голд тоже воздержался от дальнейших реплик. На кухне воцарилась тишина, нарушаемая разве что почти неслышным потрескиванием пламени. Впрочем, к удивлению Эммы, молчание не тяготило ее. Рядом с той же Мэри Маргарет ей постоянно казалось, что надо что-то сказать – хотя бы потому, чтобы та не подумала, будто Эмма на нее дуется. С Голдом молчать было просто. Почему-то на ум в качестве сравнения приходили прогулки с Генри, когда тот уже закончил высказывать очередную версию, и они просто шли в тишине – не давящей, а теплой и уютной.
Сама не отдавая себе отчета, Эмма тянула время. Уже и последние капли чая в чашке остыли, и с блюдца были скрупулезно подъедены все крошки, а она все никак не могла заставить себя встать и попрощаться. Наконец, надавав себе мысленных пинков, шериф неохотно произнесла:
- Наверное, мне уже пора…
- Вы уверены? – Голд слегка приподнял бровь. – Если погода так разбушевалась, что оборвала провода, то…
Он запнулся на полуслове, и Эмма поразилась мелькнувшему на мгновение по его лицу чуть растерянному выражению. Или же это все неверное пламя свечей сыграло с ее воображением злую шутку?
- Впрочем, вы правы, - быстро исправился Голд. – Я не смею вас задерживать, мисс Свон.
Они вместе встали, и ростовщик махнул рукой на попытку Эммы помочь с посудой. Он проводил ее до прихожей, и шериф, поставив канделябр на комод, решительно потянула дверь на себя. Та не послушалась, и Голд, спохватившись, отодвинул навешенный недавно засов и щелкнул замком.
Дверь с грохотом распахнулась, едва не сбив ростовщика с ног, и шарахнулась о стену. Цветные стекла жалобно зазвенели, в прихожей не слишком тяжелые вещи попадали на пол, а Эмму мгновенно прохватило бешеным порывом ветра.
- Ничего себе… - пробормотала она, одновременно пытаясь поймать дверь. – Когда я ехала сюда, ветер, конечно, был, но не такой…
Даже достаточно широкий навес над крыльцом не смог уберечь прихожую от косых струй дождя, ворвавшихся вместе с ветром. Темень стояла такая, что Эмма не увидела ничего далее, чем в паре шагов. Голд тоже вцепился в дверь, и вдвоем они с трудом закрыли ее обратно.
Снова запершись, ростовщик устало произнес:
- Раз уж сама погода против нас, оставайтесь у меня.
- А… эм… - Эмма и хотела бы почувствовать себя неловко, но почему-то не получалось, и от этого было немного стыдно. – А я не помешаю?
- Ну уж точно не потесните, - ехидно парировал Голд. – Наверху есть пара гостевых спален, выберете себе какую-нибудь.
Разум твердил, что оказаться запертой в одном доме с дедом ее сына – значило испытывать напряжение, однако Эмма, напротив, расслабилась. Она даже малодушно порадовалась, что ей не придется возвращаться домой сегодня: оправдываться перед Генри, пытаться что-то уладить с Мэри Маргарет… Возможно, завтра, на выспавшуюся голову, у всех улучшится настроение, и вспоминать о неудачном празднике даже не придется. Оптимизм не являлся отличительной чертой Эммы Свон, однако здесь и сейчас ей ужасно хотелось думать про лучшее.
- Так… Отправляете меня спать? – поинтересовалась наконец Эмма у Голда, осознав, что они все еще стоят посреди прихожей.
Тот включил подсветку на своих наручных часах и, глянув на них, покачал головой.
- Всего десятый час, - сказал он. – Рановато ложиться. Однако даже не представляю, что можно вам предложить: для чтения свечей мало, глаза убьете. Телевизор не работает…
- Ну, может, хотя бы сядем где-нибудь? – осторожно предложила Эмма.
Она от души надеясь, что Голд не истолкует ее слова превратно и на этот раз. Однако тот лишь немного оживился.
- Можно разжечь в гостиной камин. Лишнее освещение нам не помешает, да и уютнее с ним.
- У вас настоящий камин, не электрический? – уточнила Эмма, почувствовал, как сердце забилось чуть чаще: в детстве ей всегда нравилось открытое пламя.
Кстати о пламени: канделябр пришлось поднимать с пола – к счастью, свечи были задуты все тем же порывом ветра – и разводить огонь снова.
- Настоящий, - убирая зажигалку в карман, хмыкнул ростовщик. – Я вообще люблю настоящее…
Они неторопливо добрались до гостиной, и Голд разжег камин. Потом он медленно опустился на диван, отставляя трость чуть в сторону. Эмма поколебалась немного, не зная точно, куда ей деться, но потом все-таки села рядом – так, что их колени едва-едва не соприкасались.
Было тепло – и не совсем понятно, то ли от весело пляшущих языков пламени, то ли от близкого соседства чужого тела. Казалось, что в этой уютной тишине можно сидеть вечно – и наслаждаться ее покоем – но Эмма всегда славилась тем, что врожденное любопытство заставляло ломать устоявшиеся рамки.
- Можно мне задать вопрос? – поинтересовалась она в конце концов.
- По-моему, вы как раз именно это и сделали, - беззлобно хмыкнул Голд, похоже, тоже умиротворенный сложившимся положением. – Спрашивайте, конечно. Но я не стану гарантировать свой ответ.
«Без оговорок не может», - мысленно фыркнула Эмма, однако вслух от комментария воздержалась.
- Признайтесь, - произнесла она, - вы ведь все-таки ждали сегодня кого-нибудь… хотя бы гипотетически?
- Вовсе нет, - чересчур быстро и как-то слишком устало ответил Голд. – С чего вы взяли?
Эмма пожала плечами.
- В праздники все на что-то надеются… - она помолчала, а потом вдруг добавила: - В прошлом году, когда у меня был день рождения, я вечером зажгла свечу на кексе и загадала желание, чтобы больше не быть одной. Глупо: мне исполнялось двадцать восемь, и в сказки я не верила уже лет двадцать… да и в исполнение желаний тоже: ни одно за всю мою жизнь так и не сбылось… Но был мой день рождения, который я собралась отпраздновать совершенно одна – и я все-таки загадала. И, представляете, почти тут же в дверь постучал Генри…
Они не соприкасались с Голдом телами, однако Эмме показалось, что тот вздрогнул. Пауза на сей раз повисла неловкая, и наконец Голд неохотно произнес:
- В мою дверь никто не постучит. В моей стране не принято праздновать День Благодарения… Да и нет у меня родственников.
- Совсем никого? – зачем-то уточнила Эмма.
- Совсем, - Голд чуть нервно дернул плечом. – Родители умерли, когда я был еще ребенком, ни братьев, ни сестер у меня никогда не было…
- А жена, дети? – Эмма чувствовала, что ступает на тонкий лед, но ничего не могла с собой поделать. Ей ужасно хотелось понять этого загадочного человека, заглянуть ему душу – и нутром чуяла, что такого уникального шанса может больше не выпасть.
- У меня нет детей! – привычно резко выпалил Голд.
- А тот мальчик с фотографии, разумеется, племянник? – нанесла удар Эмма. – О, нет, постойте: у вас же нет ни братьев, ни сестер – а значит, не может быть и племянника…
- С какой еще фотографии? – напряженно огрызнулся Голд. Эмма теперь уже физически ощущала его напряжение.
- С той, что стоит у вас на прикроватной тумбочке, - ответила она мягко. – Ведь не соседского же мальчика вы так тепло обнимали за плечи?
Потянулись мучительно долгие секунды молчания. Секунды перетекали в минуты, но Эмма заставляла себя терпеливо ждать. Она хотела, чтобы Голд раскрылся ей, однако не собиралась давить.
- Мисс Свон, чего вы от меня хотите? – ростовщик все же первым нарушил тишину. – Вам так необходимо вызнать обо мне нечто таинственное?
- Вовсе нет, - Эмма пожала плечами. – Если желаете, то держите свои секреты при себе… Однако я…
Она помолчала, а потом негромко добавила:
- Однако я очень хорошо знаю, как тяжело нести некоторые секреты в течение долгих лет. Вы выслушивали меня все это время, и я подумала, что…
- Что выпытав мои тайны, вы окажете мне ответную услугу? – фраза была поистине голдовской, но сейчас ей не хватало привычного ехидства.
Эмма не ответила, лишь по какому-то наитию положила свою ладонь поверх руки Голда, лежавшей у того на бедре. Теплая волна пробежала по обоим, и ростовщик устало вздохнул.
- У меня нет детей, мисс Свон, - произнес он почти неслышно. – Своего единственного сына я похоронил много лет назад. Он никогда не придет в мой дом – если только в снах.
Эмма машинально качнула головой. Она уже знала, что Проклятье в подавляющем большинстве случаев не столько поместило в головы жителей Зачарованного Леса новые воспоминания, сколько скорректировало старые. Прежняя жизнь перекликалась с новой, подправляясь под рамки этого мира – но представить, что потеря сына стала для Голда настолько буквальной, для Эммы оказалось почти невозможным.
«А может, оно и к лучшему, - мелькнула вдруг в ее голове предательская мысль. – Раз уж Нил не желает с ним даже разговаривать, то, возможно, ему будет проще и вовсе не ворошить прошлого?..»
Однако потеря явно до сих пор сохраняла всю свою горечь. Даже несмотря на упоминание «многих лет», голос Голда едва заметно дрогнул, когда он произносил страшные слова – а для человека с его выдержкой это значило многое.
Эмма крепче сжала его ладонь.
- Я понимаю, - негромко произнесла она.
Голд покачал головой, и Эмма повторила с нажимом:
- Я понимаю вас. Несколько месяцев назад… - она запнулась, ибо волна остаточной боли вновь охватила ее, но все же заставила себя продолжить: - с Генри произошел несчастный случай. Регина… совершила ошибку, и Генри едва не… он едва не умер. Он впал в кому, и врач уже сказал ни на что не надеяться…
Комок подступил к горлу, и в глазах защипало. Казалось бы – столько времени уже прошло, но старый страх выполз наружу, стоило только дать слабину. Эмма сама не заметила, как тихонько всхлипнула.
- Он лежал тогда на этой больничной койке… такой большой для него… Он был таким маленьким и беззащитным, опутанный проводами – а я стояла рядом, и ничего, ничего не могла сделать, - дыхание сбилось, и Эмма начла путаться в словах. – Это было так ужасно. Я никогда в жизни не чувствовала себя такой слабой. Если бы я могла оказаться там вместо него – я сделала бы это с радостью…
Она почти не заметила, как рука Голда приподнялась и мягко, очень осторожно приобняв, притянула ее поближе. Эмма лишь машинально, будто хватаясь за соломинку, уцепилась за рубашку Голда и уткнулась ему в плечо.
- Родители не должны хоронить детей, - прошептала она куда-то в острую выступающую косточку. – Это несправедливо…
- В жизни мало справедливости, - тихонько ответил ей Голд, едва заметно поглаживая девушку по спине. – Это из-за того случая Регину лишили опекунства?
Эмма еще раз судорожно вдохнула. Она не представляла, что весь этот ужас так и сидел в ней несколько месяцев – ведь после чудесного исцеления Генри произошло столько всего, что ей просто не довелось вытравить стресс из организма. Она лишь загнала его в подсознательные глубины и думала, что все со временем забылось. А оказалось, стоило чуть надавить – и отчаянье вылезло наружу.
- Да, - прошептала она, не торопясь отодвигаться. – Но лучше бы он оставался с нею, чем пережить такое…
- Вам повезло, - в голосе Голда не было напряжения, лишь какая-то вымученность. – У вас с вашим мальчиком есть еще время. У вас появился второй шанс – не упустите его.