Эмма открыла глаза и уставилась в одну точку. Ощущения были странными: с одной стороны, она чувствовала, что толком выспалась – впервые за очень долгое время; но с другой…

Это была не ее комната.

Эмма резко села и огляделась. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы осознать: она находится в гостиной Голда. Ее плечи все еще окутывал мягкий и теплый плед, и Эмма, убедившись, что хозяин отсутствует, быстро осмотрела себя под ним.

Вся ее одежда осталась при ней – только сапоги обнаружились возле дивана. Эмма задумчиво потерла висок. Она ведь даже не пила вчера толком – только немного за обедом, но сколько с него прошло времени до встречи с Голдом? А здесь они ограничились лишь чаем… если, разумеется, Голд не брал пример со Шляпника и не подмешивал в чай какую-нибудь гадость.

Однако голова была слишком ясной как для похмелья, так и для отходняка с наркоты. Эмма отлично помнила события вчерашнего вечера: она даже смутилась немного, вспоминая, как сдавленно всхлипывала в плечо Голда – и мужская рука впервые за столько лет прижимала ее к себе мягко, но уверенно. Ее не пытались пощупать или приласкать – просто держали, пока она признавалась в своих страхах.

Наверное, это ее и доконало. День был слишком долгим и сложным, и финальная эмоциональная встряска высосала из нее все силы. Эмма встала с дивана и, поколебавшись, направилась к ванной. Посмотрев там в зеркало, она обнаружила на своем лице подтеки туши – свидетельства вчерашних предательских слез. Однако взгляд чуть припухших глаз выглядел на удивление ясным и светлым. Эмма прислушалась к себе и осознала, что этой ночью ей не просто удалось выспаться: она действительно будто вытолкнула из глубин своей души какой-то мерзкий и липкий комок, который отравлял ее своей тьмой.

Краны манили, и Эмма разрывалась на части. С собой у нее не имелось никаких принадлежностей, так что, наверное, стоило лишь просто умыться – а потом вернуться домой, пока ее родичи не подняли на уши весь Сторибрук. Уже почти смирившись с тем, что с душем ей придется повременить до дома, Эмма краем глаза заметила лежащие на стойке пакеты. Обернувшись, она опознала запечатанную зубную щетку, два полотенца… и халат, судя по всему, абсолютно новый. Похоже, Голд позаботился о том, чтобы ее утро началось все-таки с комфорта.

Горячий душ сделал свое дело, и Эмме не хватало лишь одного, чтобы почувствовать себя снова живым и полноценным человеком: кружки крепкого кофе. Поколебавшись совсем немного, она нырнула в мягкий халат и вышла в коридор. В конце концов, ростовщик сам оставил ей сей предмет одежды – и пусть только попробует теперь изобразить викторианскую чопорность.

Кухня поманила к себе одуряющим запахом кофе, проникающим в каждую клеточку почти пробудившегося тела. Эмма поймала себя на мысли, что идет на этот запах подобно детям, влекомым дудочкой Крысолова, но постаралась отогнать от себя подобные ассоциации. На самом деле ей казалось, что Голду и вовсе не нужна никакая магия: его ума, силы воли и умения говорить с избытком хватало на то, чтобы управлять людьми.

Голд и правда обнаружился на кухне. В мягких домашних брюках и байковой рубашке с расстегнутым воротом он имел вид не менее домашний, нежели сама Эмма – и той это показалось на удивление естественным.

- Доброе утро, - Голд едва заметно улыбнулся ей. – Надеюсь, тебе не слишком неудобно было на диване? Ты заснула, и мне жаль было тебя будить…

Он всегда говорил ей «вы», даже когда звал Эммой, даже когда выяснилось, что они теперь как бы одна семья. Что-то сдерживало его – но сегодня он перешагнул границу, и это не показалось фамильярностью. Наверное, после вчерашнего вечера это и было самым правильным.

- Все в порядке, - Эмма улыбнулась в ответ. – Спасибо за плед… и за халат… и за все остальное.

Голд кивнул – немного неловко, будто совершенно не привыкший, чтобы его благодарили. Впрочем, напомнила себе Эмма, с его прошлым действительно вряд ли часто приходилось выслушивать благодарности.

- Завтрак? – тем временем предложил Голд.

- Ммм… Кофе было бы прекрасно, - начала Эмма, но перед нею уже появилась тарелка.

Там красовалась яичница с беконом, окруженная зеленым горошком. Девушка сглотнула. Она привыкла в лучшем случае завтракать хлопьями, а чаще всего и вовсе обходиться без утренней трапезы.

- На моей родине завтрак считается основной едой, - усмехнулся Голд, устраиваясь со второй тарелкой рядом. – Можно не успеть поесть в течение дня, но утром нужно набраться сил.

- Ну тогда спасибо, что не овсянка, - пошутила Эмма, но к вилке потянулась с энтузиазмом.

- Это называется «поридж», - Голд погрозил ей пальцем. – И зря ты относишься к нему столь пренебрежительно. Это полезная и сытная еда.

- Но вкусная ли? – рука Эммы задержалась в воздухе, не донеся кусочек яичницы до губ.

Мистер Голд насмешливо прищурился.

- Если зайдешь ко мне еще как-нибудь пораньше, у тебя будет шанс это узнать.

Эмма рассмеялась – в это утро она чувствовала себя на удивление легко – и наконец положила кусочек в рот. Прожевав и проглотив, она зажмурилась.

- Боже, это восхитительно, - пробормотала Эмма. – Выходи за меня замуж, а?

Она выпалила это, не подумав, и тут же замерла, понимая, что зашла слишком далеко. Она даже медлила открывать глаза, опасаясь увидеть на лице Голда раздражение и неприязнь. В конце концов, если мужчина отлично готовит – это не значит, что он должен занять место женщины…

Однако ее панические мысли прервал негромкий непривычный звук. Рискнув приоткрыть глаза, Эмма обнаружила, что Голд смеется, подперев рукой подбородок. За весь год, что они были знакомы, Эмма не раз видела на его лице ехидную или тонкую понимающую усмешку, иногда ей доводилось поймать мимолетную печальную улыбку – но смех она слышала впервые.

- Это очень лестное предложение, - отсмеявшись, произнес Голд. – Однако я слишком тяжелый человек, чтобы терпеть меня только ради готовки.

- Я тоже часто бываю не самым легким в общении человеком, - парировала Эмма. – Но ты готов меня терпеть.

- Мда? – Голд чуть вскинул бровь. – Я не смотрел на наши отношения с такой стороны.

«Отношения» – это было сильно сказано. Или же нет? Эмма в задумчивости закусила губу. Можно ли назвать то, что происходило между ними «отношениями»? За последний месяц она провела с Голдом больше времени, нежели с кем-либо иным в этом городе – кроме разве что Генри. А уж рассказала ему совершенно точно гораздо больше, чем кому-нибудь в своей жизни вообще.

Чтобы скрыть нахлынувшее смущение, Эмма с удвоенной силой набросилась на еду. Казалось бы, яичница была совершенно простым блюдом – но Голд, похоже, ничего не делал слишком просто. Судя по всему, к блюду оказались примешаны специи, да и бекон был чудесным и сам таял во рту.

Завтрак прошел в молчании. Эмма получила свой вожделенный кофе – сваренный ничуть не хуже, чем в последний запомнившийся ей раз. Голд был полон талантов даже без магии, и Эмма поймала себя на мысли, почему все это пропадало столько лет.

- Знаешь… - ворвался в ее мысли негромкий голос. – Я должен поблагодарить тебя за вчерашнее.

Эмма удивленно вскинула голову. Лицо Голда выглядело очень серьезным, но – и только сейчас это осозналось – впервые за долгое время спокойным и едва ли не умиротворенным.

- За что? – осторожно спросила она. – За то, что рыдала у тебя на плече и промочила насквозь всю рубашку?

Голд помолчал немного, чуть покачивая в руках кофейную чашку.

- Нет, - очень мягко произнес наконец он. – За то, что вынудила меня… признаться. Это было больно – как больно вынимать занозу. Но это нужно было сделать, ибо, как и не вынутая заноза, оно нарывало и гноилось.

Эмма смотрела теперь прямо в карие глаза и видела в них скрытую решимость.

- Я должен был признаться себе в этом много лет назад. Но я предпочел зарыть свои воспоминания поглубже, спрятать в самые отдаленные уголки своего разума – и не замечал, как они отравляют меня. Моей вины за смерть сына не снимет ничто, как ничто не вернет мне его. Я никогда не забуду моего мальчика, и его тень всегда будет стоять за моей спиной. Но я не должен был прятаться от своих воспоминаний. Это часть моей жизни – горькая, болезненная… Но я прошел через это. В какой-то момент надо просто… смириться. И, возможно, сделать новый шаг.

Эмма взяла его ладонь в свои. Рука была теплой, и под пальцами, коснувшимися запястья, уверенно бился пульс. Быть может, чуть быстрее, чем следовало – но размеренно и сильно.

- Я бежал от самого себя почти двадцать лет, - продолжил тем временем Голд, одновременно благодарно сжимая ее ладонь. – И, возможно, бежал бы до самой смерти. Ты дала мне шанс остановиться – пока, надеюсь, еще не поздно. И вот за это – спасибо.

Эмма набрала в грудь воздуха, чтобы сказать что-нибудь – хотелось бы верить, что уместное. Однако напряжение момента разогнал телефонный звонок. Эмма даже подскочила на своем месте от этого резкого звука – и только потом с удивлением узнала мелодию, поставленную на Мэри Маргарет. При этом самым странным являлось то, что звук почему-то шел от Голда.

Тому хватило учтивости слегка смутиться.

- Прошу прощения, - произнес он, неохотно вынимая из рук Эммы свою ладонь и доставая из нагрудного кармана мобильник. – Ты выглядела такой усталой, так мирно заснула… Я не хотел, чтобы он нарушил твой сон.

- Ты украл мой мобильник? – Эмма недоверчиво прищурилась, одновременно забирая у ростовщика телефон.

- Ты украла мой автомобиль, - парировал Голл. – Однако это не помешало нашим отношениям.

- Туше, - пробормотала шериф, бросая взгляд на светящуюся панель.

Двадцать два пропущенных вызова. Отлично. Сейчас ее настигнет головомойка.

Эмма машинально встала и сделала пару шагов в сторону, прежде, чем нажать на кнопку приема.

- Да, это я… - еле успевала вставлять она между гневными репликами Мэри Маргарет. – Нет, я жива, меня никто не расчленил и не надругался над моим трупом. Нет, я не замерзла, я сыта, и я выспалась. Нет, я не могу сказать, где я нахожусь. Потому что вы немедленно сюда примчитесь и перевернете все с ног на голову. Да, я скоро вернусь. Нет, с Генри я поговорю сама. Что, еще спит? Тем лучше. Скоро буду.

Эмма поспешно сбросила звонок, считая, что все самое важное они разобрали. Обернувшись, она встретилась глазами с насмешливым взглядом Голда.

- Знаешь, - заявил ростовщик, изо всех сил стараясь не улыбаться, однако у него это плохо выходило, - со стороны можно подумать, что загулявшая школьница оправдывается перед мамой.

- Что-то вроде этого, - вздохнула Эмма. – Генри ведь считает меня потерянной дочерью Белоснежки, а Белоснежка – это…

- Мисс Бланшар, - понимающе усмехнулся Голд. – Что ж, свой резон в этом есть: у вас с нею схожие подбородки.

- Очень смешно, - Эмма фыркнула, но больше для вида. – Меня тут, видишь ли, на старости лет взялись опекать – а мне бы самой разобраться, что со своим сыном делать.

- Разберешься, - уже мягче произнес Голд, поднимаясь со своего места. – Раз уж он нашел тебя, и ты хочешь быть с ним – у вас все получится.

- Спасибо, - кивнула Эмма. – Я… мне нужно было это услышать.

Голд помолчал немного, слишком сильно сжимая рукоять своей трости.

- Райбершт, - будто с трудом выдавил он из себя наконец.

- Что, прости? – слегка сбитая столку, переспросила Эмма.

- Мое имя, - отрывисто пояснил Голд. – Райбершт.

- Оно… шотландское, да? – зачем-то уточнила Эмма. – Но, похоже, оно тебе не нравится?

Голд нервно кивнул.

- Я не люблю его, - признал он. – Шотландские имена тяжело произносить всем остальным. Англичане, - и здесь он скривился, - говорили бы «Роберт». Но в таком случае лучше уж по фамилии.

Эмма едва не расхохоталась. Никаким шотландцем Голд, разумеется, не был – но сам этого не знал, старательно обыгрывая все сложившиеся веками стереотипы.

- Мне тоже больше нравится твоя фамилия, - заявила она. – Звонкая, яркая – а главное, очень тебе идет.

- Спасибо, - на лице Голда наконец-то промелькнуло облегчение. – Я просто хотел, чтобы ты знала мое имя…

- Имена – это власть, - негромко произнесла Эмма, невольно вспоминая длинный лист, исписанный ее собственным именем.

- Имя – это доверие, - будто эхом отозвался Голд. И тут же поспешно, невпопад добавил: - Впрочем, тебя ждут… И твой сын скоро проснется.

Эмма кивнула. Похоже, ей многое нужно будет обдумать и осмыслить: эта ночь заставила ее мысли и чувства совершить поворот, который ранее она не могла даже представить. Сейчас и правда было бы самым правильным побыть наедине с самой собой – пусть даже и немного, пока она едет до дома.

Однако вот так просто развернуться и уйти казалось неуместным. И даже благодарности за ночлег и завтрак окажется недостаточно.

Эмма медленно, будто во сне, сделала шаг к Голду. Потом еще один. И еще – пока не встала напротив него. Она еще успела увидеть мелькнувшее в карих глазах удивление, когда потянулась вперед и коснулась его губ быстрым, по-школьному несмелым поцелуем.

Эмма почти сразу отстранилась, смущенная своей, возможно, неуместной дерзостью – но в последний момент ощутила, как мужские губы дрогнули и вернули ей поцелуй.

Она торопливо выскочила за дверь, не говоря больше ни слова. В спешке Эмма едва не выбежала из дома в одном халате, впрочем, вовремя опомнившись и вернувшись в ванную за своими вещами.

Однако от внезапного поцелуя опомниться было не так-то просто.