Маленькое черное платье у Эммы, конечно же, было. До недавнего времени она не слишком жаловала этот цвет, предпочитая для своих немногочисленных и в большинстве своем практичных нарядов более яркие тона. Однако Сторибрук что-то изменил в ней. Мэри Маргарет, наблюдавшая за сменой вкуса дочери, не могла не отметить, что тот стал несколько мрачнее, хотя и не могла отрицать, что – элегантнее. Но все же новыми платьями Эмма не обзаводилась: они требовались иногда в ее прежней работе, когда возникала необходимость изобразить роковую красотку, однако на посту шерифа казались абсолютно бесполезными.

Поэтому, разглядывая скромную коллекцию прежних нарядов, Эмме оставалось только порадоваться, что маленькое черное платье – классика, и в теме будет всегда, даже если оно само приобреталось несколько лет назад. Мысль о том, чтобы купить нечто действительно новое, пришлось подавить в зародыше: зарплата шерифа не располагала к внезапной покупке чего-то стильного и дорогого, а имевшееся у нее платье было как минимум элегантным.

Проблема возникла с туфлями. В последний момент Эмма сообразила, что год хранившиеся «туфли для особой работы» на двенадцатисантиметровой шпильке сделают ее значительно выше Голда. Покупать новые, тем более, скорее всего, «на один раз», было затруднительно по той же причине, что и приобретать новое платье. Эмма уже всерьез начала рассматривать вариант с сапогами, когда вспомнила, что совершенно точно видела у Мэри Маргарет вполне изящные черные лодочки на невысоком каблучке. Оставалось только убедиться, совпадает ли у них размер обуви. Чисто визуально Эмме казалось, что да – но лучше бы проверить.

Еще лучше, конечно же, было бы спросить у самой Мэри Маргарет, однако Эмма решила, что если она возьмет туфли «всего на один вечер», а потом тут же вернет их обратно, то хозяйка может и не заметить временной пропажи – а значит, никому ничего не придется объяснять.

К сожалению, разобраться в вещах Мэри Маргарет оказалось непросто. Нельзя было сказать, что прежде убежденная аккуратистка оказалась неряхой, однако вещи в ее комнате иногда обнаруживались в самых неожиданных местах. Ситуация усложнялась тем, что ныне сюда примешались также вещи Дэвида, и в небольшом пространстве это создавало миниатюрную модель хаоса.

Эмме пришлось почти целиком влезть в платяной шкаф, где у дальней стены все-таки откопалась коробка с вожделенными лодочками. Те, как она и помнила, и правда оказались изящными, черными и на весьма скромном каблуке. Недолго думая, Эмма примерила их на свою ногу.

- Отлично смотрятся!

Несмотря на одобрение, явственно прозвучавшее в голосе, Эмма дернулась в сторону и, так как у нее была обута лишь одна нога, едва не врезалась в стену.

- Эм… - выправив равновесие, осторожно обернулась она. – Спасибо. Извини, что не спросила… Можно я их одолжу на вечер?

- Да, разумеется, - просто согласилась Мэри Маргарет, проходя в комнату.

Эмма уже облегченно перевела дыхание, когда Белоснежка как бы невзначай добавила:

- Идешь на свидание?

Неловкая пауза повисла на несколько мгновений. Эмма отлично понимала, что матери не понравится ее ответ, и предпочла бы, чтобы ее намерения на данный вечер не стали достоянием общественности. Но если уж сохранить все в тайне не удалось, то врать она не собиралась. Набрав в грудь побольше воздуха, Эмма кивнула как можно небрежнее:

- Да. Буду поздно, не ждите меня.

Следующая пауза вышла еще более неловкой. Мэри Маргарет явно ждала более развернутого ответа и надеялась услышать продолжение. Эмма же твердо была намерена первой ничего не раскрывать.

- И… - первой не выдержала Белоснежка, - с кем же? Если не секрет, конечно.

Эмме оставалось только пожать плечами.

- С Голдом, - призналась она.

К ее удивлению Мэри Маргарет не возмутилась, а лишь тихонько вздохнула и присела на край кровати, сделав знак дочери проделать тоже самое. Мгновение помявшись, Эмма опустилась рядом.

- Ну, - протянула Мэри Маргарет, не глядя на нее, - к этому все шло, не так ли?

- К чему шло? – настороженно уточнила Эмма.

- К свиданию, - снова вздохнула Белоснежка. – Эти визиты… разговоры… это ужасное дело… Вы сильно сблизились в последнее время.

- У нас много общего, - Эмма снова пожала плечами.

Она едва не выпалила, что с Голдом ей проще, чем с любым другим обитателем Сторибрука, едва ли не проще, чем с собственным сыном, но вовремя удержалась: ее вряд ли поймут.

- Я тебя понимаю, - будто прочитав ее мысли, продолжила Мэри Маргарет. – Знаешь, когда мы еще находились в Зачарованном Лесу… До всего этого, когда я была уверена, что нам с твоим отцом ничего не светит… Я обращалась за помощью к Румпельштильцхену. Он был странным… даже пугающим. Ты не видела его в том облике – он, признаться, жутковатый. Но в то же время он умел так смотреть… так говорить… В нем всегда, при каждой нашей встрече, было нечто… понимающее. Как будто он видел тебя – а с тобой и все твои проблемы… и разделял их.

- Конечно, - Мэри Маргарет резко оборвала сама себя, и Эмма вздрогнула от такого внезапного перехода, - это все было ложью. Румпельштильцхен всегда успешно играл ту роль, которая была ему выгодна на данный момент. Все его понимание и сочувствие на самом деле были лишь фальшивой маской, еще одной приманкой, на которую он ловил дураков… или же просто отчаявшихся людей.

- Голд – не Румпельштильцхен, - негромко вставила Эмма свою реплику в эту пламенную речь.

Плечи Белоснежки чуть поникли.

- Знаю, - печально сказала она. – Но суть его не меняется. Ничья суть за время Проклятия не поменялась, понимаешь? Кто был добрым и верным – тот и в Сторибруке оставался таким. А у кого внутри таилась черная душа, того и этот мир не сделал приятнее.

Эмма бросила на нее взгляд искоса. Лицо Мэри Маргарет выглядело печальным и подавленным, она будто что-то вспоминала из своего прошлого. Казалось очень простым и даже уместным отговориться тем, что Голду было дано слово – это бы поняли, Белоснежка отлично знала, что никто не нарушает сделок с Румпельштильцхеном. Однако Эмме не хотелось выпутываться из ситуации подобным образом. Во-первых, она сама уже сказала Голду, что дело вовсе не в обещании – и было бы некрасиво представлять для других все иначе. А во-вторых, Эмма отчаянно не желала, чтобы у семьи Прекрасных появился еще один, пусть даже и такой глупый, повод для неприязни. Вряд ли Голду добавит симпатии мысль, что он принуждает их дочь к совместному времяпрепровождению.

- Понимаю, - выпрямляясь, заявила Эмма. – Но и ты пойми меня, пожалуйста: Я хочу этого свидания. Голд многое сделал для меня… и для Генри. И, знаешь, меня не волнует, по каким соображениям он это сделал. Мой сын со мной – а Голду это едва не стоило жизни.

Мэри Маргарет тоже поднялась на ноги и встала напротив дочери.

- Он отлично умеет играть чужими чувствами, - негромко, но твердо произнесла она. – Он мастер иллюзий и сделок. Не успеешь опомниться, как окажется, что ты просто не можешь без него обходиться. Я проходила через это, Эмма: когда ответом на любую проблему настойчиво звучало: «Румпельштильцхен, Румпельштильцхен, Румпельштильцхен!» Он как… не знаю… как наркотик!

Она прижала руки к груди в безотчетном жесте и очень тихо добавила:

- Меня в какой-то момент спасла моя любовь к Дэвиду… И – его любовь ко мне. Эмма, извини, но… Если ты подойдешь к нему слишком близко, то…

- То меня спасать будет некому, - сухо закончила за нее Эмма. – Я поняла.

Эти последние слова матери вселили в нее обиду. Опять, опять, как и раньше, она начинает намекать на то, что у нее обязательно должна быть «истинная любовь». Ведь она – Эмма – принцесса, более того, сказочная принцесса. И ей обязательно должен встретиться ее Прекрасный Принц. Ну или, так и быть, Прекрасный Свинопас. В конце концов, родители, похоже, почти смирились с кандидатурой Нила в свои зятья – по крайней мере, Мэри Маргарет ничего не имела против него.

И, разумеется, только истинная любовь могла уберечь невинную деву от темного колдуна.

«Невинной деве» осталось только покачать головой.

- Спасибо за заботу, - с трудом выдавила из себя Эмма. – Но я, пожалуй, все-таки пойду.

Не слушая более ничего, она развернулась и, прихватив с таким трудом добытые лодочки, направилась к выходу.

- Да, - остановилась она, не оборачиваясь, в дверях. – Если я сегодня не вернусь – не беспокойтесь. Ты знаешь, где я.

К дому Голда Эмма подъехала почти с облегчением. Как будто ей удалось вырваться из ставшей тесной клетки и вернуться… ну, не в родное гнездо – конечно же, было бы нелепо так думать – но в место, где ей были рады просто ради нее самой, а не из-за того, кем она представлялась.

Входная дверь открылась так быстро, что сомнений не оставалось: гостью ждали. И Эмма не смогла сдержать улыбки, увидев, что Голд отказался от пиджака, оставив поверх тонкой черной рубашки лишь плотно облегающий антрацитовый жилет. С его тонкой, по-юношески стройной фигурой это сразу отбрасывало прочь добрый десяток лет.

И все же ему следовало одеться, ибо на улице стоял отнюдь не май месяц. Эмма даже успела слегка замерзнуть в своих лодочках, которые вряд ли предназначались для носки в подобный сезон, и потому с удовольствием нырнула в дом, едва Голд посторонился.

- Ты решил, куда мы пойдем? – поинтересовалась она, наслаждаясь нахлынувшим на нее теплом.

- Как будто в этом городке есть, куда пойти, - насмешливо фыркнул Голд и протянул руки, чтобы помочь ей избавиться от пальто. – Либо кафе «У Бабушки», где на нас будет пялиться весь Сторибрук, либо бар «Кроличья нора», куда приличных девушек не водят…

Он споткнулся на полуслове, не в силах отвести взгляда от своей гостьи, внезапно сменившей по-мужски небрежный облик на нечто совершенно противоположное. Однако воспитание все же взяло свое, и усилием воли Голд заставил себя отвлечься от фигуры, затянутой в плотно облегающее платье, и снова посмотреть Эмме в лицо.

- Поэтому я предлагаю для нашего свидания самое комфортабельное и самое спокойное место в городе, - едва заметно улыбаясь, заявил он.

- У тебя дома, - догадливо фыркнула Эмма – и в то же время расслабилась.

Не то чтобы ей не хотелось афишировать свои отношения с Голдом. Было бы, как говорится, что афишировать. Однако она не сомневалась, что в последующих пересудах – а они бы последовали без всяких сомнений – на орехи достанется именно ему. У Голда и так имелась весьма мрачная репутация, и Эмма вовсе не желала добавлять ей черных красок. К тому же, раз свидание пройдет у него дома, то и…

- И, как я понимаю, ужин ты готовил сам? – в предвкушении поинтересовалась она, чуть подаваясь вперед и оказываясь почти вплотную к Голду.

Тот беззвучно рассмеялся.

- О да, разумеется, - подтвердил он. – Видишь ли, в детстве и юности я очень любил рыбалку…

- Рыбалку? – Эмма едва заметно нахмурилась, пытаясь осознать переход. – Причем здесь рыбалка?

- Ну как же… - рука Голда мягко, как бы невзначай легла ей на спину, едва заметно направляя к гостиной. – Первый закон хорошей рыбалки – это правильный прикорм. Особенно когда надеешься поймать золотую рыбку.

Эмма тряхнула своими золотистыми кудрями и бросила на него взгляд искоса.

- Прикорм, говоришь? А если на удочку попадется пиранья?

- В Шотландии не водятся пираньи, - на полном серьезе ответил ей Голд. – Впрочем, настороже надо быть всегда.

Сказать что-то еще Эмма не успела, ибо они дошли до гостиной. Там их ждал накрытый стол, изящно сервированный и освещенный свечами в высоких канделябрах.

- Ты нашел у себя еще подсвечники? – пытаясь скрыть невольное смущение от такой красоты, поинтересовалась Эмма.

- Да, - кивнул Голд. – Мне, знаешь ли, в прошлый раз очень понравилась созданная тобой атмосфера, вот и решил повторить.

Эмма ощутила укол сожаления, когда он убрал с ее спины свою руку, чтобы отодвинуть стул и помочь своей гостье сесть. Руки у Голда были теплыми, уверенными и сильными, их прикосновения рождали чувство уюта и защищенности.

- Конечно, - тем временем сменил тему Голд, - у меня есть и минусы по сравнению с рестораном. Например, тебе придется смириться с моим выбором относительно меню…

- Если готовил ты, то я уверена, что это будет прекрасно, - заявила Эмма. – Я тебе полностью доверяю.

Голд едва заметно вздрогнул от этих слов, и в его взгляде на мгновение промелькнула растерянность. Впрочем, спустя секунду он уже улыбался, изо всех сил стараясь за этой улыбкой скрыть неловкость.

- Что ж, раз так… прошу.

Эмма вряд ли смогла бы потом повторить, чем именно ее угощали в тот вечер. Голд добросовестно перечислял названия блюд, время от времени по ее просьбе поясняя, из чего они состоят, однако все это пролетало мимо ушей. Вкус правил, оттесняя на задний план все остальное.

- Я просто разрываюсь на части, - шутливо пожаловалась Эмма в конце концов. – Мне кажется, что в меня не влезет больше ни кусочка… Но, наверное, будет еще и десерт?

К ее удивлению и даже тревоге Голд состроил на лице трагическую гримасу.

- Увы, - негромко, с глубокой печалью в глазах, произнес он. – К сожалению, это мое слабое место: вот что мне никогда не давалось, так это десерты. Максимум, на что я способен – это печенье к чаю…

- Ну, печенье – это тоже здорово, - попыталась утешить его Эмма. – Особенно, если оно твое.

Голд все так же печально покачал головой.

- Нет, ну что ты, как можно… Завершать торжественный ужин печеньем – нет, это совершенно невозможно. Но…

И тут в его глазах блеснула лукавая искорка, и до Эммы наконец дошло, что ее разыгрывают.

- Но я решил, что мороженое никогда не будет лишним, - закончил фразу Голд, чуть наклонив голову к правому плечу. – Ты со мною согласна?

Теперь настала очередь Эммы изобразить на лице глубочайшую задумчивость. Постукивая пальцем по подбородку, она протянула:

- Ну… если это будет шоколадное мороженое…

Голд усмехнулся и поднялся на ноги.

- Я предпочитаю ванильное, - признался он, открывая небольшой морозильный шкафчик, стоявший на столике неподалеку, и что-то доставая из него. – Однако – как чувствовал.

И перед Эммой на столе появился торт-мороженое. Радующий глаз своими размерами холмик представлял из себя переплетение шоколадных и ванильных частей, все это роскошество было щедро полито темным шоколадом и усыпано грецкими орехами.

- Голд… - обреченно простонала Эмма. – Я растолстею, и платье на мне лопнет…

И снова ему стоило огромного труда не впиться взглядом в то, что платье так плотно облегало. По мнению Голда, Эмма вполне могла себе позволить и большее, а если говорить о платье… то без него было бы даже и лучше.

От этой мысли ему стало жарко. Эмма была красивой женщиной – слишком красивой для него. Мистер Голд многое мог позволить себе за свои деньги, однако он никогда не был склонен покупать красоту. Да и Эмма Свон вовсе не относилась к тем женщинам, которые продаются. Она согласилась пойти с ним на свидание, она подарила ему эту светлую иллюзию за ту помощь, которая, признаться, почти ничего ему не стоила – но вряд ли собиралась идти дальше. Ему следовало просто насладиться приятным вечером… и постараться не испортить его слишком неприкрытым желанием или не в меру распустившимися руками.

Однако Эмма отнюдь не собиралась помогать ему на столь благородном пути. Решительно вздохнув, она погрузила ложку в сладкую, пока еще стройную массу.

- Ммм… - протянула Эмма, полуприкрыв глаза. – Ваниль с шоколадом – это просто сказка.

Голд медленно опустился обратно на стул, стоящий рядом, любуясь ею. В щелках голубовато-зеленых глаз сверкнула искорка.

- Не хочешь попробовать?

И прежде, чем он успел что-либо ответить, Эмма зачерпнула все той же ложкой еще порцию и поднесла ее к губам Голда. Не отдавая себе ни в чем отчета, он открыл рот и осторожно слизнул с ложки мороженое. Воздушная, ненавязчивая сладость ванили пронзительно подчеркивалась чуть горьковатым темным шоколадом.

- Действительно… - с трудом сглотнув, слегка севшим голосом признал Голд. – Волшебное сочетание.

Он все еще выглядел весьма уверенным в себе, однако старательно отводил взгляд. В груди Эммы что-то болезненно заныло, когда ей с огромным трудом удалось перехватить мелькнувшую там тоску. Эмма не собиралась позволять себе в этот вечер ничего лишнего – признаться, она вовсе не задумывалась над этим…

Но, если быть честной перед самой собой, похоже, задумывалось ее тело. Она так тщательно приготовила свое платье, с такими потерями отвоевала туфли, так старательно колдовала над своим макияжем. В очередной раз переступив порог этого дома, Эмма ощутила прилив покоя и тепла. И сейчас она сидела, почти касаясь коленками левого бедра Голда – и от этого «почти» было уже физически больно.

Прежняя работа Эммы располагала к оттачиванию навыков наблюдательности и умения анализировать. Бывшая охотница за головами отлично видела, когда мужчина начинал сходить с ума от желания – но так же она отлично знала, что обычно они ведут себя совсем по-другому. Голд же, казалось, изо всех сил – возможно, даже последних – пытался не дать себе волю. Его руки то сжимались в кулаки, то разжимались – и тогда пальцы едва заметно подрагивали. На виске напряженно билась голубоватая жилка, и кадык над аккуратно завязанным узлом галстука то и дело как-то совсем по-мальчишески начинал ходить ходуном.

Подчиняясь наитию, Эмма выронила ложку и потянулась к этому самому галстуку. Завязывать это чистой воды извращение она и правда не умела – однако развязать его было совсем несложно. Всего лишь запустить пальцы сверху и надавить на узел, заставляя его соскользнуть вниз.

Голд судорожно вздохнул, когда чуть прохладные после мороженого пальцы Эммы легонько коснулись его шеи, и непроизвольно вскинул на нее свой взгляд.

И – в мгновение ока от его тревожности не осталось и следа. В глазах Эммы, устремленных на него, царила уверенность… и желание, ничуть не меньшее, нежели у него. Как во сне Голд подался вперед и теперь уже сам первым коснулся губами ее чуть приоткрытых губ.