Дом действительно был весьма хорош. Сам по себе двухэтажный, он имел по краям как бы башенки, возвышающиеся еще на один этаж. Несколько спален и ванных комнат, большая светлая кухня и просторный участок. Выглядела вся композиция аккуратно и очень уютно.

Мистер Голд вспомнил о своем обещании подобрать для обитателей квартирки мисс Бланшар более просторное жилье и в ближайшую же субботу буквально вытащил всю компанию смотреть новое предложение. Мэри Маргарет попыталась сперва отбиваться, но потом поопасалась, что Дэвид может встать на ее защиту – и тогда все закончится некрасивым конфликтом с Голдом, и потому сделала вид, что согласна на осмотр.

К ее собственному удивлению, дом ей понравился. Конечно, это был не тот замок, в который она хотела вернуться, однако, вспоминая слова Голубой Феи про еще пять лет в Сторибруке, Мэри Маргарет невольно думала, что найти более подходящее жилье – это не такая уж и плохая мысль. Тем более, что Голд будто подслушал все их семейные дебаты по поводу нового места обитания: двор был достаточно широк, чтобы удовлетворить Дэвида, одно из почти отдельно стоящих крыльев дома наверняка порадует Эмму, тяготящуюся близким соседством других людей, а Генри уже сейчас пришел в восторг от просторной комнаты на самом верхнем этаже «башенки».

Весь вопрос упирался в цену. Такой комфортабельный дом, тем более расположенный в одном из лучших районов города, просто не мог оказаться по карману их семье.

- Ну как, мисс Бланшар? – обратился к ней Голд, когда обзорная прогулка по дому подошла к концу. – Вас все устраивает?

Он намеренно всю встречу общался только с нею. Подразумевалось, что переезжать вся компания будет вместе, однако на данный момент Мэри Маргарет арендовала у мистера Голда их нынешнюю квартиру, а значит, именно к ней он и относился как к своему контрагенту.

- Дом очень хорош, мистер Голд, - вежливо ответила Мэри Маргарет. – Однако не слишком ли он большой для нас четверых?

- Долго ли вас будет только четверо? – Голд философски пожал плечами. Поймав удивленный взгляд мисс Бланшар, он усмехнулся. – Да бросьте! Вы вот-вот выйдете замуж за мистера Нолана, и, готов поспорить, очень скоро осчастливите его прибавлением в семействе. Девочки там, знаете ли, мальчики…

Мэри Маргарет отчаянно покраснела и покосилась на Эмму. Уже некоторое время она всерьез обдумывала возможность наконец-то снова завести ребенка – но отчаянно боялась, что дочь воспримет это как очередное предательство. Белоснежке стоило огромных трудов наладить отношения со взрослой женщиной, никогда не знавшей родительской ласки, убедить ее, что мать любит ее и такой. Как Эмма отнесется к тому, что родители, которые по возрасту сейчас оказались даже помладше нее, решат начать все заново – так, как будто… как будто ее, Эммы, и не было вовсе?

Эмма их разговор не слушала. Она оглядывалась по сторонам, тоже прикидывая стоимость предлагаемого жилья, и думала о том, что Голд нещадно палится. Было весьма непросто убедить Дэвида, что ремонт в участке – это результат выбитого из Регины финансирования. Единственная радость состояла в том, что отношения ее отца с мадам мэр были отнюдь не такими, чтобы Дэвид решил расспросить ее саму. Домашний планетарий тоже удалось кое-как «спрятать» среди подарков Регины: та, к счастью, засыпала Генри подарками, а Мэри Маргарет и Дэвид не догадывались о настоящей цене этого агрегата.

Однако если Голд надумал всучить им этот домище по смехотворной цене, то уже трещавшая по швам маскировка и вовсе лопнет, подобно мыльному пузырю.

- И все-таки, - радуясь, что Эмма отошла в сторону, продолжила Мэри Маргарет, - я боюсь, что цена этого дома будет для нас неподъемной…

- Как я уже и говорил, - мистер Голд решительно оборвал ее возражения, - у вас на четверых человек трое работающих. Понимаю, что ни в школе, ни в полиции зарплаты не исчисляются астрономическими суммами, однако, уверен, на достойное жилье их хватить должно. К тому же, несмотря на все слухи обо мне, я всегда вел дела честно. Сейчас рынок жилья переживает определенный кризис, и я просто не в праве требовать с вас слишком высокую цену. Уверен, что мы сойдемся на приемлемом для нас обоих варианте.

Мэри Маргарет огляделась. Генри унесся обратно наверх, Эмма стояла чуть в стороне, запрокинув голову и глядя на то окно, за которым то и дело мелькал ее сын. Только Дэвид маячил рядом, сверля ростовщика мрачным взглядом.

- Дэвид… - Белоснежка собралась с духом. – Помнишь, что ты говорил про участок? Пожалуйста, сходи посмотри еще раз, тебя здесь все устраивает?

Это было слишком явное выпроваживание, однако Прекрасный, поколебавшись немного, последовал указанию. Голд едва заметно приподнял бровь, однако промолчал.

- Мистер Голд, - после небольшой паузы, убедившись, что никто их больше не слышит, произнесла Мэри Маргарет, - что у вас с Эммой?

Голд бросил на нее удивленный и слегка заинтересованный взгляд.

- А почему вы спрашиваете? – ответил он вопросом на вопрос. – Или нет, даже так: а с какой стати вас это интересует?

Белоснежка, преодолевая внутреннее сопротивление, заставила себя смотреть ему в глаза. В больших темно-карих глазах не плескалось золотистого безумия Румпельштильцхена. Человек, стоящий напротив, смотрел спокойно и прямо, без памятного ерничанья. Это был мистер Голд – такой, каким она его знала двадцать восемь лет.

А хотя… Нет. Даже относительно прежнего мистера Голда кое-что поменялось. Его взгляд стал… как будто спокойнее? В нем все еще трудно было что-либо прочитать, но сейчас он, по крайней мере, не выглядел прежним ледяным зеркалом. Собственно, люди потому и боялись смотреть в глаза всесильному ростовщику, ибо видели в них лишь собственное, искаженное его презрением отражение. Сейчас же Голд выглядел на удивление умиротворенным, будто произошло нечто, принесшее покой его сердцу.

- Эмма – близкий мне человек, - по-прежнему не отводя взгляда, заговорила Мэри Маргарет. – При этом ей, мягко говоря, не слишком везло в жизни с личными отношениями. Все люди, которых она любила… или могла бы любить, ее бросали. Я не знаю, почему говорю об этом с вами…

Она замялась, но Голд стоял молча и неподвижно, не делая попытки пошевелиться, хотя поза, в которой он застыл, была не слишком удобной. И Мэри Маргарет продолжила:

- Хотя нет, знаю. Все это бесполезно было бы говорить мальчишке, которому красота Эммы вскружила голову. Но вы не такой человек, чтобы заинтересоваться только этим. У вас слишком большой опыт… и слишком большие возможности. Вокруг вас было много красивых женщин. И у вас всегда была власть над ними – так или иначе. Эмма не заслуживает того, чтобы просто быть пешкой в чьей-то игре… даже вашей, как бы могущественны вы ни были.

По мере того, как она говорила, на лице Голда все отчетливее проступало изумление.

- У вас странные представления обо мне, мисс Бланшар, - произнес он в конце концов, когда Мэри Маргарет остановилась, чтобы перевести дыхание. – Вот уж не думал, что моя жизнь в Сторибруке дала кому-то возможность счесть меня ловеласом…

- Я не это имела в виду, - Белоснежка покачала головой. – Впрочем, это не важно. Меня беспокоит только Эмма. Вы обладаете разрушительной властью, а Эмма видит людей в гораздо лучшем свете, нежели…

- Нежели они того заслуживают, - закончил за нее Голд. – В этом вы правы, мисс Бланшар. Однако я все еще не понимаю, чего вы от меня хотите.

- Вы сдаете нам этот дом по приемлемой цене ради Эммы? – уже не скрываясь, в лоб спросила Мэри Маргарет.

Мистер Голд усмехнулся уголком губ.

- А если и так? – спросил он. – Не волнуйтесь, в гости к вам напрашиваться я не собираюсь. Я захожу только за арендой… Но, как помните, у вас привилегия, вы можете производить оплату через банк. А что касается мисс Свон – она взрослая женщина, вполне способная разобраться с личными отношениями. И, к слову сказать, то, что вы столь близко к сердцу принимаете ее жизнь, говорит как раз о том, что не так уж плохо она разбирается в людях. Ведь вы же любите ее и готовы защищать, не так ли?

Мэри Маргарет смутилась.

- Ну, Генри уверяет, что я – Белоснежка, а Эмма – моя дочь, - попыталась она свести все к шутке.

- Тогда мистер Нолан вам не пара, - очень серьезно ответил ей Голд. – Насколько я помню, Белоснежка вышла замуж за принца, а не за…

Он задумался на несколько секунд, а потом щелкнул пальцами.

- За пастуха, - закончил он. – Пожалуй, что мистер Нолан похож как раз на пастуха. Или на кого-то в этом роде.

- Ну, я тоже вряд ли похожа на принцессу, - Мэри Маргарет склонила к плечу свою коротко стриженую головку. – Однако Генри в нас верит.

- Кстати, о Генри, - голос Голда, к удивлению мисс Бланшар, смягчился. – Вы ведь учительница, вы должны понимать, что в одиннадцать лет пора уже вырастать из сказок. Как педагог, вы вполне могли бы посоветовать мальчику более уместную литературу. Он уважает вас и обязательно прислушается к вашему мнению.

Мэри Маргарет уставилась на него, будто увидев впервые. Она хотела что-то сказать, но тут к ним подошла Эмма.

- Вы как, решили что-нибудь? – поинтересовалась она, запихивая руки поглубже в карманы. – Тут довольно холодно, если вы не заметили, давайте уже куда-нибудь двигаться!

Январь действительно обрушился на жителей Сторибрука солнечной, но при этом морозной погодой, заставляя вспомнить о запасах теплых вещей.

- Мы можем пройти в дом, - тут же предложил Голд. – Там и документы подпишете.

Когда они собрались на кухне, Мэри Маргарет почти ждала, что перед ее носом из воздуха возникнет свиток с витиеватым текстом, однако мистер Голд всего лишь вынул из папки отпечатанный договор и аккуратно положил перед ней на стол. Ростовщик спокойно подождал, пока все трое его будущих жильцов внимательно прочитают текст договора, и удовлетворенно кивнул, когда мисс Бланшар все-таки поставила внизу свою подпись.

- Что ж, господа, - произнес мистер Голд на прощание. – Хорошего вам новоселья.

Стакан виски был отнюдь не первым – как, впрочем, и не последним. Лейси чуть покачивала его в руках, понимая, что она уже недостаточно трезвая, чтобы ловко обыгрывать лохов в бильярд, но еще недостаточно пьяная, чтобы пойти уже наконец домой.

Она ненавидела эту стадию. Особенно с тех пор, как память начала к ней возвращаться. Кто вообще придумал, что память – это хорошо? С Лейси вполне хватало того, что она вспомнила свое имя и где привыкла проводить время. С ее точки зрения, этого было достаточно.

Но память не спрашивала, возвращаться ей или нет, она просто постепенно проявлялась в голове Лейси, как фотографии в растворе – в те далекие времена, когда не существовало еще цифровых камер.

Зачем, к примеру, ей было вспоминать Австралию? Лейси увезли оттуда совсем маленькую, но она помнила, что ей там нравилось. Однако ее родители решили иначе. Мама происходила из хорошей семьи, имевшей неплохие доходы. Они не стали поднимать шума, когда их дочь выбрала в мужья человека не своего круга, а простого парня-садовника – но и разочарования своего не скрывали. Их молчаливое неодобрение, как и деланное сочувствие прежних подружек, однажды так надоели молодой миссис Френч, что она убедила мужа уехать в США.

Больше всего Лейси запомнился перелет через океан. Это было потрясающее чувство, она совсем не боялась, а жалела только о том, что полет так быстро закончился. Куда хуже оказалось то, что их семья обосновалась в маленьком богом забытом городке и, судя по всему, решила пустить здесь корни.

Мо Френч прекрасно выращивал цветы, особенно чудесно удавались ему розы. Под его рукой они распускались во всей своей красе, служа ему законной гордостью. А миссис Френч, в Сиднее получившая экономическое образование, аккуратно и успешно вела дела маленькой фирмы.

И, конечно же, центром семьи была она, Лейси. Молодая женщина криво усмехнулась, ловя свое неясное отражение в бокале. Мамочка с папочкой ее иначе, чем принцессой, не называли. В детстве мама всегда подбирала ей красивые нарядные платьица, а поскольку Лейси никогда не имела склонности к шумным играм, беготне и обычной детской возне, то ей подолгу удавалось оставаться «настоящей девочкой».

Родители были уверены, что их дочка – самая лучшая, и Лейси без труда поддерживала это убеждение. Она любила читать, и учеба давалась ей без труда. Сообразительной девочке даже не требовалось что-либо зубрить: достаточно было просто прослушать объяснения учителя, и знания с легкостью откладывались в прелестной головке. Пользуясь свободным временем, мама даже возила ее на балетные занятия: Лейси их не то чтобы любила – она бы предпочла прочитать лишнюю книжку – но ведь мама так хотела, чтобы она была идеальной девочкой…

Мамы не стало, когда Лейси было десять – и первой из жизни вычеркнулась как раз балетная школа. Вслед за ней полетели нарядные платья, уступая место практичным джинсам. Лейси даже сгоряча остригла волосы: при маме ее коса, толщиной с отцовскую руку, достигала поясницы, но самой такие длинные густые, да еще и вьющиеся волосы расчесывать и заплетать оказалось слишком сложно. Отца чуть удар не хватил, когда он увидел свою дочурку с почти мальчишеской стрижкой. В конце концов, они сошлись на компромиссе: до лопаток и хватит.

Но в школе Лейси продолжала учиться на отлично. Голубой мечтой перед нею маячил колледж: вернее, не сам колледж, а те перспективы, к которым он открывал двери. Ибо Лейси вовсе не собиралась связывать свою жизнь со Сторибруком! В мире столько чудесных и прекрасных мест, они манили ее, каждый из своей книжки. И Лейси вовсе не были нужны никакие подружки, которые только и умели, что трещать о тряпках – зачем, когда за потрепанными обложками ее ждало столько удивительного!

Однако если у Лейси имелась цель в жизни, то Мо Френч ее потерял. После смерти супруги он так и не научился сам толком вести дела, заключил несколько на редкость неудачных договоров, да в придачу стал иногда грешить алкоголем и азартными играми. В один далеко не прекрасный день Лейси узнала, что суммы, отложенной мамой ей на колледж, больше не существует.

Конечно, всегда оставалась возможность заслужить грант на обучение – но шанс этот был призрачным. Желающих много, а гранты не резиновые. Лейси как раз ломала голову, как же ей быть дальше, когда в жизнь семьи Френч вмешался мистер Голд.

Сейчас Лейси даже удивлялась, как могла его не вспомнить: мистер Голд был не из тех людей, которых, увидев однажды, возможно позабыть. От этого человека исходила аура власти и уверенности в себе, можно было ненавидеть его или восхищаться им – но не заметить нереально.

Первым порывом Лейси действительно было желание заступиться за отца. Какими бы сложными в последние годы их отношения ни стали, она все-таки любила этого человека и дорожила им. Вторым пришел расчет. Лейси уже кое-что понимала в тех бумагах, что довольно путано вел отец, и, возможно, если бы дела оказались полностью на ней, смогла бы вытащить магазин из той финансовой дыры, в которую они провалились. Однако работа на мистера Голда давала еще один шанс: что, если из помощницы по хозяйству ей удастся стать помощницей в более серьезных делах? Лейси уже видела себя секретарем, вместе с боссом выезжающим на аукционы в разные города, а то и в другие страны. Правда, она никогда не слышала о том, чтобы мистер Голд покидал Сторибрук с тех пор, как приехал сюда, но он же не обязан всем докладывать о своих поездках.

Отдельным вопросом стояло, что делать, если работодатель потащит ее в постель. Лейси и это обдумала со свойственной ей практичностью. В отличие от большинства одноклассниц она все еще была девственницей – и расставаться с таким положением не торопилась. Кандидатов на ее благосклонность находилось немало: репутация заучки не мешала людям признавать ее красоту. Тот же Гастон, как бы считавшийся парнем Лейси, регулярно делал ей намеки. Вот только «познавать радости любви» в спортивной подсобке с подростком, который кончит едва ли не раньше, чем войдет в нее, Лейси отнюдь не улыбалось. Читала она не только приключения и фантастику, но и книги посерьезнее, и оттого трезво оценивала возможности подобных отношений.

После тщательного взвешивания всех вариантов, Лейси пришла к выводу, что потерять девственность с мистером Голдом было бы совсем неплохо. Ей претила мысль о том, чтобы заниматься сексом ради выгоды, однако возможность иметь первым партнером человека взрослого и опытного ей казалась весьма привлекательной. Зрелые мужчины куда более заботливы и внимательны к своим партнершам, их отношения не сводятся к подростковой возне среди мячей и клюшек… И даже если мистер Голд не слишком обеспокоится ее удобством, сам его возраст продлит их акт и послужит защитой от чересчур быстрого результата.

План «боевых действий» был составлен и аккуратно претворялся в жизнь. Более близкое знакомство с мистером Голдом лишь укрепило Лейси в расположении к нему. Человеком он был едким и с тяжелым характером – однако умным и образованным. Лейси ужасно забавляло, что ее саму он считал юной и невинной девочкой… не то чтобы, конечно, он сильно ошибался – но самой себе Лейси такой уже давно не казалась.

Кто бы мог подумать, что все испортит один-единственный несчастный поцелуй? Лейси, которая в голове уже приняла решение, что готова оказаться с Голдом в одной постели, совершенно не понимала, что может быть плохого в банальном поцелуе. И почему надо было беситься так, словно это Голд был викторианской барышней, которую норовил ссильничать какой-нибудь мужлан.

Но еще больше Лейси задело, что пока Голд орал на нее, она видела в его глазах панику. Мистер Голд, которого она считала всесильным и независимым, плюющим на людские нормы и традиции, испугался. Испугался ответственности, трудностей… побоялся принять твердое решение.

Разочарование было горьким. Позже Лейси пожалела, что ушла, хлопнув дверью – другой возможности выбиться в люди она пока еще не придумала, – но мнения своего не сменила. В отчаянном желании хоть как-то покинуть Сторибрук, она угнала отцовский фургон и рванула прочь из города.

Тогда Лейси в первый раз оказалась в больнице. Приходя в себя после многочисленных травм и не имея возможности даже читать, она о многом думала. Перебирала в памяти свою жизнь, день за днем. Оценивала и взвешивала людей, окружавших ее. В конце концов, Лейси осознала, что ей даже не за что и не за кого зацепиться. Она была хорошей девочкой – но пользы ей это не принесло. Она была отличницей – но после школы ее аттестат просто затеряется на полках. Подруг у нее не было, из близких людей – только отец, который пропил ее будущее, и парень, которого интересовало только ее тело.

Другая бы на этом месте разрыдалась.

Лейси плакать не желала.

Она не стала заканчивать школу – на что? Ночной мир Сторибрука принял ее. Конечно, «ночной мир» относительно одного бара и пары темных конторок звучало чересчур пафосно, но люди всегда любили выглядеть круче, чем они есть на самом деле. Лейси удачно избегала и отца, и даже нескольких учителей, пытавшихся уговорить ее вернуться. У нее уже не будет хорошей жизни, такой, какую она хотела – но и ту серую обыденность, которой жили остальные, Лейси принимать не желала. Если бильярд и виски – это все, что ей полагалось, она заберет свое.

Правда, алкоголь – похоже, папенькина наследственность не осталась в стороне – и легкие наркотики от новых приятелей вместе дали гремучую смесь, отправив Лейси в больницу во второй раз, теперь уже отнюдь не в травматологию. Из нового отделения путь к свободе оказался гораздо более долгим и запутанным.

Кстати, о виски. Ее стакан опустел, и она сделала знак бармену налить еще.

Занятно, что Голд вернулся в ее жизнь семь лет спустя. Он называл ее «Belle», «красавицей», хотя Лейси не могла припомнить особой привязанности с его стороны к французскому языку. Было странно видеть, как расчетливый мудак растекается перед нею лужицей – и зрелище это отнюдь не грело. Потом, правда, Голд показал себя вновь с темной стороны, однако Лейси неизменно чувствовала фальшь. Что-то в этом человеке за прошедшие годы будто сломалось… или же – проявилось то, чего она когда-то по молодости и неопытности не разглядела.

Общение с Голдом тяготило Лейси, однако она не находила в себе силы порвать первой. Сперва она, пользуясь его странной зависимостью, пыталась уговорить съездить куда-нибудь – но несмотря на поклонение раз за разом получала отказ. Голда невозможно было сдвинуть с места, он будто боялся хоть что-то изменить в своей жизни – и это выводило Лейси из себя. Деньги были бесполезны там, где душа не имела крыльев.

Когда он прогнал ее – это было унизительно. Но, как ни странно, проснувшись на следующее утро, Лейси впервые за долгое время вдохнула полной грудью. Оглядываясь назад, она подивилась, как долго вытерпела в той душной, сдавленной атмосфере, окружавшей Голда. Жизнь этого человека была трясиной, и тянуть его из нее было бесполезно. Можно было лишь выбирать: потонуть вместе с ним или же выбраться на волю.

Лейси повезло. И оттого сегодня она лишь посмеялась над мадам мэр, которая заглянула к ней поболтать и как бы между делом упомянула, что у Голда завелась новая пассия. Она не назвала имени, лишь бросила невзначай: «Недаром говорят, что джентльмены предпочитают блондинок…» Впрочем, Лейси не нужно было имен: ее совершенно не интересовало, какая еще дура решила залезть в ту петлю, что зовется «жизнью мистера Голда».