Мэри Маргарет видела, что с Эммой творится что-то непонятное, однако честно прождала почти месяц, прежде чем приступить к расспросам. В Сторибруке царило относительное спокойствие – по крайней мере, всеобщих катастроф, на которые так богат был минувший год, более не происходило. А это означало, что проблемы Эммы, скорее всего, были связаны с ее личной жизнью. И потому, как бы Мэри Маргарет ни хотелось оказаться в курсе этих событий, она заставляла себя терпеть, понимая, что ее дочь – достаточно взрослый человек, чтобы не выслушивать мнения родственников по поводу завязанных ею отношений. Тем более, что Мэри Маргарет эти «отношения» и так-то не слишком одобряла, и оттого опасалась, что в разговоре ляпнет что-нибудь совсем уж резкое – что-то такое, что расстроит Эмму еще больше. При этом – успокаивала Белоснежка уже саму себя – у многих пар бывают разногласия, тем более, если они сложились не иначе, как чудом.

Но время шло, а Эмма оставалась все такой же рассеянной и будто выпавшей из жизни. Однажды настал момент, когда Мэри Маргарет осознала, что проблема ее дочери явно не из разряда «милые бранятся – только тешатся», и дело, скорее всего, обстоит гораздо серьезнее. Возможно, даже не в Голде дело – по крайней мере, от него тоже не было никаких вестей, и никаких выходок с его стороны не наблюдалось.

Однажды субботним утром, когда Дэвид ушел на дежурство, Мэри Маргарет решительно направилась к комнатам дочери, у которой сегодня был выходной.

Дверь оказалась незапертой – Эмма все-таки потихоньку училась жить совместно с другими людьми, – и это немного ободряло. Сама Эмма сидела на широком подоконнике и бездумно смотрела куда-то в сад.

- Я… не помешаю? – как и всегда, когда приходило время вступить в желанную, но так толком и не опробованную роль матери, Мэри Маргарет немного смутилась.

Эмма медленно качнула головой, хотя и не обернулась. Весь прошедший месяц она не уклонялась от навязываемых контактов, но сама первой на них не шла. Мэри Маргарет села рядом с нею и снова попыталась завести разговор:

- Эмма, с тобой что-то происходит.

Начало было не ахти, но Белоснежка уже не первый день думала, как же ей начать – но так и не сумела подобрать никакого «изящного» введения. Чем сильнее становилась ее тревога, тем скорее она желала разрулить ситуацию.

- Со мною ничего не происходит, - машинально парировала Эмма. – У меня выходной. Отдыхаю.

- Ты в последнее время часто устаешь, - ухватилась за невольную подсказку Мэри Маргарет. – Ты напряжена. Ты все время о чем-то думаешь… о чем-то явно невеселом.

На это Эмма не ответила, лишь небрежно передернула плечами. Мэри Маргарет вздохнула.

- Эмма… Я понимаю, что это все еще не слишком привычно для тебя, но мы одна семья. И если в твоей жизни случилось что-то – неважно, что! – то это касается нас всех. И… знай: что бы ни случилось – мы с Дэвидом будем на твоей стороне.

- Что бы ни случилось? – Эмма сидела вполоборота, и Мэри Маргарет видела, как она прикусила губу и чуть сощурилась.

- Что бы ни случилось, - с нажимом повторила она. – Ты – наша дочь, и ты важнее кого бы то ни было для нас. Эмма, семья – это когда тебя поддерживают всегда, в любой ситуации!

- Даже если кто-то сделал что-то плохое? – Эмма усмехнулась, однако голос ее дрогнул.

- Ты не могла сделать ничего плохого, - Мэри Маргарет произнесла это очень уверенно. – По крайней мере, уж точно ничего более ужасного, чем то, что в свое время натворила Регина – а ведь и она все еще член нашей семьи.

- Да уж, исчерпывающее сравнение, - Эмма хмыкнула, машинально подтягивая колени к подбородку.

Было неясно, выражает она этим согласие с мнением матери, или же опровергает его, и на некоторое время повисла неловкая пауза. И первой ее нарушила снова Мэри Маргарет:

- Эмма… ты, конечно, можешь не говорить ничего, если не хочешь. Я твоя мать, а не палач и не инквизитор. Но если ты сама считаешь, что я могу тебе хоть чем-нибудь помочь – то пожалуйста, не держи свои проблемы в себе. Мы решим их вместе, а даже если не сможем решить, то я сделаю все, чтобы тебя поддержать.

Новая пауза вышла куда длиннее, и было очевидно, что Эмма колеблется. Наконец она зажмурилась – а когда резко распахнула глаза, то начала говорить.

Субботний день начался для Генри не слишком рано. Эмма не загоняла его спать по такому же распорядку, как Регина, особенно если впереди были выходные – и это давало возможность на следующее утро вдоволь поваляться в постели. Тем более, что дома всегда кто-то находился, а значит, всегда можно было рассчитывать на завтрак.

Сегодня «дежурной по завтраку» оказалась Мэри Маргарет. Дэвид уже ушел, а Эммы Генри еще не видел. Собственно, последние пару месяцев они вообще виделись мельком – то Эмма уверяла, что слегка простыла и не хочет никого заражать, то просто у нее находились какие-то дела. Генри это все не слишком радовало, но прочие родственники всегда находили, чем его увлечь.

Вот и теперь, поднявшись вновь к себе, Генри размышлял, чем бы заняться. Дэвид сегодня работал, а значит, тренировки на мечах не будет. Это искусство давалось мальчику неплохо, и даже тяжесть занятий, которые из игры очень быстро стали настоящими упражнениями, не отвращала его. К Регине Генри не хотелось: та предпочитала проводить с ним время дома, подальше от посторонних глаз, а на улице стояла уже по-настоящему весенняя погода с ярким солнцем и высоким синим небом. В такой денек куда больше хотелось гулять, нежели пить чай в гостиной – пусть даже и с очередным очень вкусным тортом.

Генри как раз думал, удастся ли сегодня вытащить Эмму погулять, когда его мобильник разразился громкой мелодией.

Очень скоро Генри уже весело улыбался. Проблема решилась сама собой: Нил предложил встретиться в парке, и это как нельзя лучше отвечало пожеланиям. Моментально ответив согласием, Генри быстро собрался и поспешил к комнатам Эммы. Уже на подходе он подумал, что будет просто здорово, если и мама захочет пойти с ними! Погода чудесная, а он, Генри, даже согласен, чтобы взрослые немного времени посвятили друг другу, если только это пойдет на пользу дела.

Генри уже поднимал руку, чтобы постучать, когда услышал из-за двери голоса:

- Ребенок? Точно, ты уверена?

- Точнее не бывает, - в голосе Эммы явственно чувствовалась горечь. – Уже четвертый месяц пошел…

- Эмма… Ребенок – это ведь хорошо, - Мэри Маргарет произносила слова очень осторожно.

- Само по себе – хорошо, - не стала спорить Эмма. – Но это… это сразу столько проблем… Что скажет Генри?

- Может, он обрадуется? – предположила Мэри Маргарет. – Я вот всегда мечтала о братике или сестричке… Но у мамы больше детей не было, и у Регины тоже, хотя я и сводным бы порадовалась…

- А меня, когда у приемной семьи появился свой ребенок, сдали обратно в приют, - Эмма отрезала, будто по металлу. – Поэтому для меня «братик или сестричка» всегда являлись знаком опасности.

- Но Генри-то не приемный… В смысле, не для тебя, - продолжала убеждать ее Мэри Маргарет. – Во многих семьях бывает по несколько детей: и двое, и трое… и любовь родителей не уменьшается от их количества! Любовь от деления никогда не становится меньше, пожалуйста, поверь мне!

- Поверит ли Генри? – в голосе Эммы все еще звучало сомнение. – Тем более, что он все еще надеется, что я вернусь к Нилу, а это невозможно – особенно теперь.

Генри стоял, затаив дыхание. Вообще-то он знал, что подслушивать нехорошо – но в мире существовало так много куда худших вещей, а тут вопрос касался в том числе и его. Подумать только, у мамы будет еще один ребенок! И потому Генри слушал внимательно, стараясь не пропустить ни слова.

- Это ведь Голд? – после небольшой паузы все-таки решилась уточнить Мэри Маргарет.

Генри вздрогнул, не в силах поверить в услышанное. Отец второго ребенка Эммы – дедушка? Но он же… Генри нахмурился, пытаясь подобрать слово: старый?

Ответа Эммы не прозвучало – возможно, она кивнула или пожала плечами. Снова заговорила Мэри Маргарет:

- А он-то знает или нет?

- Я ему не сказала, - Эмма произнесла это очень тихо, Генри едва разобрал слова. – Я… не представляю, как это можно сказать.

- Но почему? – Мэри Маргарет, казалось, искренне не понимала. – Он столько сделал, чтобы найти своего сына – наверняка, он будет счастлив, узнав, что у него появится еще ребенок!

- Искал Румпельштильцхен, - Эмма вздохнула. – А Голд… он рассказал мне: в своих ложных воспоминаниях он потерял своего сына. Ты только представь: он помнит, что похоронил двенадцатилетнего мальчика… Он признался мне в этом совсем недавно, открылся буквально через силу – а я ему вдруг заявлю, что готова родить ему другого? Он до сих пор то фальшивое фото хранит, где они вместе с сыном, а я ему… как будто замену предложу?

До Генри донесся странный звук, и не сразу удалось сообразить, что это всхлип. Генри поразился: Эмма всегда выглядела сильной и такой уверенной в себе, что он даже не представлял, что и она может плакать.

- Даже если так, - голос Мэри Маргарет прозвучал успокоительно, и Генри сразу представил себе, как она обнимает Эмму. – Даже если так – это было давно. Ты сама сказала, что он открылся тебе – значит, он тебе доверяет. Румпельштильцхен – да и Голд тоже – никогда никого к себе не подпускал. Возможно, рассказав тебе о своем прошлом, он принял решение двигаться дальше. А раз так, то ничто не сможет обрадовать его больше, чем известие о ребенке!

- Я не могу ему сказать, - с почти детским упрямством повторила Эмма. – Я не могу подобрать слов. Я не хочу… навязываться. Вдруг ему это не надо?

- А если надо?

Генри потихоньку начал понимать, что этот разговор затянется надолго. Эмма и Мэри Маргарет, похоже, приготовились до скончания веков перетягивать это одеяло каждая в свою сторону, и что-нибудь новое он вряд ли услышит.

Как можно тише отойдя от двери, Генри спустился вниз. Подумав немного, он все-таки оставил на кухонном столе записку в духе «Ушел гулять с Нилом, буду вечером» – ибо меньше всего хотел, чтобы, вынырнув из своих разговоров, встревоженные родичи бросились на его поиски.

Нил уже ждал его в парке, подбрасывая мяч. На мечах он, как оказалось, сражался на так чтобы уж отлично – ровно настолько, чтобы, как говорится, «помахаться», поэтому, когда Дэвид начал с Генри настоящие тренировки, Нил с сыном перешел на футбол. Вот здесь он и правда был хорош, и Генри гонял с ним мяч с огромным удовольствием.

Однако сегодня ему было не до игр. Они попытались начать, однако Генри был настолько рассеян, что Нил наконец это заметил и спросил, что же у него стряслось.

Стряслось так много всего, что Генри не знал, с чего начать. Он даже не знал, стоит ли начинать вообще. В конце концов, ему самому никто ничего не говорил, а пересказывать подслушанное под дверью – это, наверное, как-то совсем не по-мужски. Но сосредоточиться на игре не получалось, а Нил, похоже, встревожился уже по-настоящему. И Генри решил начать издалека:

- Нил, у тебя ведь не было братьев и сестер?

Он так толком и не научился говорить «папа»: Нил был слишком «свойским парнем», чтобы эта роль ему хорошо шла.

- Нет, я был единственным ребенком, - Нил пожал плечами.

- А тебе хотелось, чтобы они были? – продолжил Генри.

Нил в задумчивости почесал подбородок.

- Ну, в детстве вроде как хотелось. Понимаешь, у всех соседей были – а у меня не было. А мне хотелось, чтобы у меня хоть что-то было как у всех. Тем более, что…

Он едва не добавил, что когда отец уходил по работе, а мать отправлялась гулять, ему до смерти не хватало еще хоть кого-нибудь в доме – чтобы не сидеть совсем уж в одиночестве. Но Нил вовремя осекся: это не то воспоминание, которым он желал бы поделиться с сыном.

- А почему ты спрашиваешь? – спохватился он наконец.

Генри замялся. Он все еще не знал, стоит ли выкладывать все, что ему известно, однако Нил выглядел обескураженным, и непохоже было, что удастся все замять.

- Ты тоже хочешь брата или сестру? – предположил тем временем Нил и, едва заметно покраснев, с некоторой неловкостью в голосе продолжил: - Понимаешь, это не так просто… Для этого нужны двое, и…

- Да знаю я! – Генри сморщил нос. – Мне одиннадцать, и я знаю, откуда берутся дети!

- О… - только и сумел произнести Нил. – Ладно, извини. Я просто иногда забываю, как все в этом мире по-другому.

Генри тоже перевел дыхание. Он не хотел кричать на Нила… Или хотел? Почему тот так тянул? Эмма – гордая, это Генри уже прекрасно знал, она ни за что не стала бы делать первых шагов. Конечно, у его родителей в свое время все сложилось не очень красиво. И Нил был виноват – по крайней мере, виноват больше. Но Эмма, скорее всего, смогла бы его простить – ведь она была не только гордой, но и доброй… Однако Нилу для этого следовало прикладывать усилия, а не стоять в сторонке. Генри еще очень мало знал что-либо о девушках из личного опыта, но даже он понимал, что за любимых надо сражаться. А его отец ничего не делал – вот и дождался!

Наверное, весь спектр этих эмоций отразился на его лице, ибо Нил не на шутку забеспокоился.

- Да что случилось-то?! – не выдержал он.

Генри внезапно ощутил, что у него дрожит нижняя губа. Если бы его отец действовал решительнее, у них сейчас могла бы быть самая настоящая семья! И Эмма бы не плакала в своей комнате, не зная, как ей поступить. И Генри бы не стоял тут, ощущая себя беспомощным дураком.

- Случилось то, - почти зло выпалил Генри, забывая о своем намерении помалкивать о подслушанном, - что у тебя все-таки будет братик! У нас с тобой будет общий братик! Здорово, правда?