Джон очнулся, но лишь на мгновение, чтобы расфокусированным взглядом увидеть фигуру Бальтазара вдалеке и, приглядевшись, заметить его задумчивое, сосредоточенное лицо. Это почему-то запомнилось ему и показалось странным. А затем он вновь с болезненным стоном провалился в воспоминание, в которое бы не желал возвращаться.
Отхаркнув кровь, Джон устало полз вперёд. Один глаз окончательно заплыл, рана на животе отдавалась жгучей болью во всём теле, от большого количества потерянной крови постепенно меркло сознание, а сил уже не было, даже чтобы встать. Он уже давно потерял свой меч и теперь не мог ни на что опереться. «Это ловушка…» — тревожные мысли протыкали сознание, как огненные стрелы. Он попытался подняться, но потерял равновесие и сумел только откинуть чей-то изуродованный труп в сторону, чтобы хоть как-то расчистить себе дорогу.
Его внимание отвлекли. Бальтазар завёл его в западню, заставив напрасно потратить силы и время. Он не отгадал замысла, и это… Джон, зажмурив глаза, ощутил в них жжение. Эта наивность стоила жизни всему его клану, удалось спастись лишь нескольким людям, которые уехали отсюда. И Чес… Где Чес? Сердце рассыпалось прахом, когда он думал о нём… Неужели он опоздал? Неужели хитрость ослабевшего, но яростного демона оказалась сильнее его добрых замыслов? Джон прополз ещё немного, прежде чем остановился и замер. Взгляд так нещадно обманывал, то размывая картинку, то очерняя цвета, что он сначала не был уверен, видит ли что-нибудь или уже давно отключился. Но пронзительный, полный боли и страха крик словно отрезвил его, и сцена ясно встала перед глазами.
Сердце заледенело, а глотку спёрло тошнотой. Голос принадлежал Чесу. И вот он сам: стоял на коленях перед Бальтазаром, вернувшим себе прежний человеческий вид, и в его грудную клетку полностью вошёл меч. Удар был так силён, что клинок вышел со спины. Джон задрожал всем телом, ощутил, как всё внутри осыпалось безжизненным пеплом, а из горла вырвался хриплый, отчаянный рык, клокотавший ненавистью, бессилием и сожалением.
Бальтазар уже давно заметил его и ухмылялся. Он резко вынул меч из груди юноши, и тело бессильно упало ему в ноги. Душа покинула его, озарив мир своей чистой белой вспышкой, но вдруг чья-то рука перехватила её, отрезав путь на Небеса. То была рука Бальтазара. Джон обезумел, как только понял, что его самые страшные мысли всё же стали реальностью. Тогда он опустил голову и прикрыл глаза. Сейчас его попытки бессильны. Всё произошло так, как он только лишь осмеливался предполагать. Теперь — только ждать своей участи, ведь он сам на последнем издыхании и почти не сможет дать отпор. К тому же в руках Бальтазара душа Чеса… Одно неверное движение или грубое заклятие, и она расколется навсегда, уже без возможности когда-либо обернуться тем человеком, перед которым Джон был так виноват.
Слыша шаги Бальтазара совсем рядом, а затем — его глумливый, отвратительный смех, Джон подумал: «Прости меня, Чес. Я не уберёг никого, и тебя тоже не смог. Прости за всю ту боль, что тебе пришлось испытать, прежде чем умереть. Прости, что сейчас я так бессилен и просто жду своей смерти. Прости, что теперь мы — лишь игрушки в его руках, и всё по моей вине. Но я обещаю, что искуплю вину. Я найду способ, как выбраться из того порочного круга, который он нам желает устроить, рано или поздно я догадаюсь! Я пойму, кто ты, и разожгу в тебе твои силы, чтобы они однажды выстрелили против Бальтазара. Ну, а сейчас… до встречи, Чес».
На этом воспоминание резко оборвалось. Джон очнулся и поморщился, едва сдержав стон: голова распухла от тупой, ноющей боли. Нетрудно догадаться, чем закончилась его история тогда. Перед глазами до сих пор метались картинки с окровавленным, безжизненным телом Чеса, и мужчина чувствовал лишь панику и тошноту, когда видел их, и тщетно пытался отогнать их от себя. Воспоминание было ещё свежо.
Тут он, опустив голову чуть ниже и притворившись, словно его посетило следующее воспоминание, пригляделся к Бальтазару. Тот нервно вышагивал взад-вперёд перед стаей волков, неподвижно замерших с озлобленными мордами. Где-то вдалеке раздался истошный вопль — Джон сначала напрягся, но затем осознал, что он точно не принадлежал Чесу. Спустя минуту к Бальтазару на руку ловко спланировала странная большая птица. Джон даже не смог определить, к какому подвиду она относилась: её тело наполовину состояло из сгнившей, слезавшей ошмётками плоти и торчащих наружу костей. Его удивило, как же птица вообще жива. Впрочем, таким же вопросом он задавался, когда увидел волков. Значит, это дело рук одного «человека», и никого иного, как Бальтазара.
Видимо, птица что-то ему «передала», потому что, немного наклонившись к ней, Бальтазар на какое-то время замер, а затем в ярости швырнул птицу в пропасть и прокричал:
— Так отыщите его, в конце концов, тупые твари! Он всего лишь обычный человечишка, а спрятался от вас!
Птица, жалобно гаркнув, расправила крылья и взмыла в воздух, скорее покидая разгневанного Бальтазара. На лице демона выступили вены, кожа покраснела, лоб взмок. Он заметался взад-вперёд, его движения напоминали дикого зверя, которому приходилось мириться с тесной клетушкой и только гневно мерить её шагами. Джон едва успел задуматься о случившемся, как услыхал тихие, но наполненные злостью и раздражением слова Бальтазара, что долетели до него с поразительной чёткостью:
— Это же обычный, самый примитивный человек! Что в нём такого? Что нашёл в нём ты, Джон? — Бальтазар тут же развернулся, но Джон успел спрятать взгляд и нахмуриться, словно его всё ещё обуревали воспоминания. Конечно, демон спрашивал его чисто риторически, не надеясь услышать ответ. — Почему ты выбрал его, Джон? Мы бы могли стать отличным дуэтом, а с твоими силами… думаю, нам бы покорился весь мир. Но ты лишь грубо меня отверг, насмехавшись надо мной. И поэтому… каждый раз так неохота тебя убивать, понимая, что ты мог бы принадлежать только мне! — голос дрогнул, сорвавшись в шёпот, и тут же раздался глухой стук и жалобный скулёж. Джон приподнял взгляд и увидел, как Бальтазар со злости ударил одного из волков по его и так обезображенному телу.
Тут Джона поразило откровениями так полно и захлёстывающе, что где-то внутри нервы натянулись в горячую, тонкую струнку. Первое: Бальтазар так и не догадался, что Чес — сын ангела и заклинателя. Он мог управлять их мыслями и влиять на их жизни, но вторгаться в воспоминания не было подвластно никому в этом мире. Второе: пока Бальтазар разбирался с птицей и злился, у Джона перед глазами лёгкими отрывками пролетели сцены смерти — своей или Чеса. Подумав немного, он сопоставил мир вокруг и рассказы, которые они с Чесом читали в блоге, и понял, что там, где конец был плохим, и оба персонажа погибли трагически, всё так и осталось, а вот в тех историях, где якобы имелся счастливый конец, их всё же ждала смерть от руки Бальтазара. Каждый раз он действительно рассказывал им всё, с удовольствием наблюдая гамму эмоций на их лицах, и с таким же наслаждением убивал их. Затем он забирал их души, не давая им отлететь в иной мир, и вновь отправлял их в мир людей, когда только этого желал.
Он ловко управлял их жизнями: придумывал ситуации, проблемы, неприятности. Если кому-то из них приходилось болеть, страдать или сталкиваться с проблемой, всё это лежало на его совести. Бальтазар вмешивался немного, но искусно. Он сам устраивал себе занятное представление и наслаждался им сполна, в конце завершая акты трагедией.
У Джона аж скулы свело от осознания, каким же ублюдком было это существо, которое он однажды, в своей прошлой жизни, так нелепо упустил. Как сильно нужно пропитаться гневом и ненавистью, чтобы на протяжении нескольких веков издеваться над их с Чесом душами! Потом Джон припомнил, что Бальтазар ему прошипел перед тем, как он разрушил его сокровенный артефакт… Неудивительно, учитывая, что демоны мстительны, коварны и злопамятны. Уж лучше бы ему тогда было убить его полностью, или, что более трагично, но гораздо терпимее, — позволить своей душе и душе Чеса наконец вознестись к Небесам, миновав руку Бальтазара! Джон одёрнул себя от подобных мыслей.
Было кое-что ещё, третье, что понял Джон, соединяя всю историю, как сложный занятный пазл, то из кусочков вернувшейся памяти, то из обрывков слов Бальтазара. В своей самой первой жизни, когда Джон был искусным экзорцистом и должен был вскоре убить Бальтазара, тот за ним долгое время наблюдал. За его силами, привычками, характером. Так долго, что успел… привязаться к нему.
К сожалению, демоны любят единожды за свою жизнь. И любовь их эгоистична, невыносима, тяжела. Если тот, к кому демон испытал подобные чувства, отвергнет его, вероятно, его участь безрадостна — демонам легче убить возлюбленного, чем видеть, как он принадлежит кому-то ещё. Теперь всё встало на свои места: и излишняя ненависть к Чесу, и гневные выкрики Бальтазара прямо сейчас… Желая сделать парню как можно больнее, демон над ним всячески издевался, в этой жизни уж точно: и чёрные лилии, и татуировки, и, кто знает, может, даже приступы Чеса были подстроены именно Бальтазаром?
Джон похолодел от этих отвратительных мыслей, в душе закипало бурлящее, жгучее масло гнева, которому достаточно лишь маленькой искры, чтобы взорваться прямо сейчас. Но более всего в Джоне метались тревожные, расплывчатые мысли: что же делать?..
Бальтазар всё ещё думал, что он под действием воспоминаний, но уже совсем скоро эта задержка покажется подозрительной, и начнётся представление, которое с таким искушением ждал демон. Но Джон не знал, что делать. Его кинжал остался дома — единственное, на что он мог рассчитывать в подобной ситуации. Прыжок с утёса казался всё ещё бредовой, излишне рискованной затеей. Чес вообще потерялся где-то в заповеднике, а выход в лес загораживали дикие волки.
У Джона не было ничего, даже силы, обещанные Бальтазаром, так и не возвращались. А может, это была шутка, тоже отлично спланированная, и демон сам лишил его сил, как-нибудь их запечатав? Джон прислушался к себе. Нет-нет, что-то определённо ощущалось, глубоко внутри, между солнечным сплетением и лёгкими… приятное, манящее тепло, прилив энергии. Джон ощутил надежду. Он припомнил свои собственные движения из воспоминания, когда они с Чесом спустились в комнату, и, припрятав руку за спину, попытался поджечь сухие травинки под своим ботинком. Как же он изумился, когда трава вспыхнула короткой искрой! Но, проделав так пару раз, он не сумел даже сжечь сухие тростинки, а лишь немного их подпалить. Его силы вернулись, но были ещё унизительно слабы…
Джон занервничал и, видимо, потерял сконцентрированный вид, потому как Бальтазар, стоя к нему боком и скрестив руки на груди, внимательно посмотрел на него и громко воскликнул, чем заставил его вздрогнуть:
— Ого, смотрю, ты уже закончил с воспоминаниями! Твоего дорогого Чеса, к сожалению, пока не успели найти, и я вот думаю, может, начать без него?
Джон поднял голову, и их взгляды пересеклись. Когда-то давно он нахально и смело смотрел в эти бесстыжие глаза, теперь же демонический взгляд как будто мерзко прошарил по всем закоулкам его сознания, а заодно и тела: Джон ощутил, словно по спине провели влажным холодным липким языком, и его взяло отвращение.
«Неужели и в этот раз ничего не получилось? — сжав губы, чтобы не выдать их дрожь, думал он, уже не смея опускать взгляд, но чувствуя подступающую тошноту от каждый секунды. — Неужели опять поздно? Неужели, Чес, я снова сделал недостаточно, чтобы разбудить в тебе силу? Неужели наша любовь вновь не успела раскрыться настолько, чтобы чувства и эмоции вернулись к тебе ещё до того, как ты всё вспомнил? Неужели… я никогда не смогу искупить вину перед тобой и остальными?»
Мысли били в голову тяжело, словно раскатистые удары колокола, и сознание звенело от щемящей тоски и собственного бессилия.
Взгляд Бальтазара резко переменился — с нахального и гневного на потрясённый и обескураженный. Джон очнулся от своего полутранса, в который впал от беспомощности и раздирающих мыслей. Лицо демона исказилось шоком, затем болью; их взгляды одновременно скользнули вниз, к его грудной клетке и ниже — к животу, где, источая тёмную энергию, как кровь из открытой раны, торчал кинжал. Кинжал, забытый Джоном дома и когда-то принадлежавший Бальтазару. Демон немо раскрыл рот, но не смог произнести ни звука. Его лицо побледнело, тело задрожало. Затем он резко вскинул голову и посмотрел в ту сторону, откуда кинжал прилетел. Джон тоже медленно повернулся туда.
Ровно за стаей полусгнивших тел волков, которые сейчас бездвижно лежали, словно обретя, наконец, покой, стоял Чес: одна его нога согнута, вторая коленом упиралась в землю, словно он только что спрыгнул откуда-то, а рука всё ещё занесена вперёд, как после броска. Такого точного броска с десятка метров! У Джона волосы встали дыбом. Присмотревшись, он обнаружил, что Чес… выглядел немного по-другому. Трудно сказать, как именно. Это можно только почувствовать. Лишь глаза, сменившие цвет на золотистый, сияющий даже издалека, говорили о том, что кое-что изменилось.
Парень медленно поднял голову и испепеляюще, сурово посмотрел на Бальтазара. Тот, на кого был направлен подобный взгляд, должен обладать невиданной выдержкой, чтобы просто не сбежать подальше, лишь бы не ощущать на себе этот взгляд. Но Бальтазар мужественно стоял на месте, только тело выдавало его сполна: тряслось, постепенно сгибалось, ослабевало с каждой секундой. Демон инстинктивно попытался вытащить кинжал, но, уже и сам понимая, что это невозможно, только отчаянно усмехнулся, когда его руки как будто обожгло, стоило пальцам прикоснуться к металлу. Сочащаяся из раны тёмная материя, то ли осязаемая, то ли похожая на пар, усилилась и расходилась от Бальтазара мощными струями.
— Без меня, боюсь, начать не получится, — голос Чеса звучал громко, холодно и чётко, Джон даже со своего расстояния услыхал. Парень распрямился. Джон присмотрелся к нему: в нём не поменялось ничего, кроме цвета глаз, и вместе с тем поменялось всё. Несвойственные Чесу серьёзность и жёсткость прошивали всю его сущность грубыми стежками, начиная с выражения лица и заканчивая крепко сжатыми кулаками, готовыми без промедления пойти в бой, если необходимо. Джона восхищали и пугали эти перемены. Тут, словно ощутив на себе его взгляд, Чес повернул голову к нему, золото его глаз слегка потеплело, наполнилось больше солнечным светом, чем холодным блеском, однако улыбка не тронула губы. За спиной раскрылись… не совсем крылья, а больше их световые очертания, словно кто-то провёл по контуру серебряным карандашом, а закрасить забыл. Джон впервые такое видел (а уж за все свои жизни он вдоволь насмотрелся на самые разные крылья!).
В один прыжок, лёгкий, высокий, упругий, Чес подлетел к нему, оказавшись на расстоянии вытянутой руки. Джон мог рассмотреть его ближе, понять, его ли это Чес, что с ним произошло, но вдруг глаза Чеса резко потемнели, а крылья за спиной неожиданно потухли. Поморгав, Чес удивлённо уставился на него и прошептал «Джон», его лицо исказилось волнением и радостью, и уже в следующую секунду он утопал в его объятиях, цепляясь за одежду и поплотнее скрывая свои дрожащие губы. Джон прижимал его к себе и ощущал нежность, так остро переплетённую с тоской, что уже давно не разобрать, где начинается одна нить и заканчивается — вторая. Опуская нос в его макушку, Джон чувствовал в этом движении вечность, что застыла в их душах, в их не изменившихся телах, переходя из жизни в жизнь и наполняя их смыслом, заставляя вспоминать, кто они есть на самом деле. Чес немного дрожал в его руках, потрясённый собственной силой и всеми воспоминаниями, которые также свалились на его голову в последние часы.
— Джон! — он поднял голову, мужчина увидел его влажные, покрасневшие глаза и не сумел удержаться, чтобы нежно не провести по его щекам, скорее утирая все печали. — Я вовсе не хотел убегать! Я бы никогда… никогда не заревновал тебя, ведь мне всё известно, я… — он запнулся, но на этот раз не потому, что его дыхание сбивалось, а мысли запутывались ещё в голове, даже не доходя до губ. Они оба вздрогнули и притихли — позади них раздался ужасающий, пробирающий до костей смех.
— Боже, как это мило! Будь я человеком, однозначно бы расплакался! — Бальтазар смеялся безумно и отчаянно, как смеются в последний раз в своей жизни. Он повернулся к ним лицом, его колени ощутимо подрагивали и почти не держали тело, всё пространство в радиусе нескольких метров вокруг заполнилось тёмной энергией, непрестанно сочившейся из раны. Лицо его исказилось гримасой боли и отвращения, синие вены заметно вздулись на бледной коже, глаза покрылись густой сетью красных прожилок, заполнивших белок. Джон почти чувствовал, как трещала по швам оболочка человека, натянутая на этого демона.
— Какая же была бы это прекрасная история, с хорошим концом и воссоединившимися вами, да ещё с Чесом, который оказался полуангелом! И зло повержено, и добро восторжествовало, ну как в сказке! — Бальтазар понимал, что его минуты сочтены — убить демона наверняка может лишь его собственное оружие, здесь уже не увернуться, не придумать ухищрения, не избежать смерти. Видимо, поэтому он так восклицал хриплым, срывающимся голосом и безумно улыбался. Но что-то Джону здесь не понравилось…
— Была бы, — вдруг улыбка пропала с губ Бальтазара, взгляд сделался жестоким и пылал огнём издевательских искр. — Если бы вы не были в ловушке, прямо как сейчас.
У Джона волосы встали дыбом от его ледяного, но при этом обжёгшего нутро голоса и слов, за которыми всё больше и больше открывался скрытый смысл. Только сейчас до него дошло, что их с Чесом путь перекрывал Бальтазар, потихоньку умирающий, но всё-таки пока не умерший.
— Тебе так повезло, Джонни, что ты лишил меня в прошлом всех сил, а то, вероятно, будучи даже в таком положении, я бы с тобой неплохо сразился, — на лицо Бальтазара снова наползла вымученная, но нахальная улыбка. — Увы, это уже мои последние мгновения. Но я не был бы собой, если бы не продумал свою кончину. Со мной умрёте и вы. Можете остаться тут, на утёсе, и вас разорвёт той волной тёмной энергии, которая вспыхнет здесь, как только я исчезну. А можете спрыгнуть с обрыва и намертво разбиться о воду. Не переживай, Джон, я всё продумал, тут всё-таки большая высота, ты явно раздумывал о прыжке с самых первых минут, как оказался здесь, но нет, это дорога в один конец, я позаботился об этом. Семьдесят метров, Джон. Рискнёшь? Ну, а может, останемся все вместе и умрём, глядя друг другу в глаза? Как романтично…
— Ты больной ублюдок… — едва ворочая языком, прошептал Джон так, чтобы демон его всё-таки услышал, и тот услышал, облизнул губы и тихо, негромко рассмеялся.
— Я попробую нас отсюда вынести! — тут же вызвался Чес, но что-то подсказывало Константину, что это провальная идея: парень выглядел устало, испуганно, ослабленно, его тело уже достаточно вытерпело сегодня. Навряд ли у него остались силы.
Сосредоточившись, Чес прикрыл глаза и напряжённо свёл брови к переносице, пытаясь хоть каким-то способом вспомнить, как же ему удалось растормошить в себе силы. На секунды волосы на его голове зашевелилась, в воздухе завитала золотистая, тёплая энергия, за спиной, словно слабые прожекторы, очертились крылья. Но тут же всё это закончилось, энергия растаяла в воздухе, а крылья рассыпались невидимой пылью за спиной. Разочарованно и испуганно Чес взглянул на Джона, и у обоих в глазах застыли слёзы.
Бежать к Бальтазару, чтобы обогнуть его и уйти с обрыва, равнялось смерти — уже здесь ощущалась разрушительная и едкая энергия, что источало его существо. Она уже колола кожу и слегка разъедала глаза. Стоит им приблизиться к нему ещё на пять метров ближе — и их тела вживую сжарятся, не успев пересечь линию, где заканчивался обрыв! Бальтазара уже почти не было видно сквозь клубившуюся тёмную энергию, лишь его лицо изредка выскакивало сквозь чёрные клубы тумана — озлобленное, перекошенное, расслоившееся в нескольких местах, обнажавшее настоящее, кроваво-чёрное и уродливое лицо под ним.
Джон даже не успел ощутить разочарование, страх или бессилие. Множество эмоций било по его сознанию, не жалея, разрывало в клочья ломкую душу, сминало в беспорядок мысли — и ни одна не задержалась надолго, не испыталась по-настоящему. Он прижимал к себе Чеса, растерянного, истерзанного и разочарованного в самом себе, и осознавал, что ещё пара минут — и всё.
Всё ли?
Прорезав мутное сознание, как всполох грома, воспоминание грубо вторглось в память и, хотя ослепило его всего на две секунды, по ощущению длилось гораздо дольше.
— Джон, и что же мы делаем здесь? — звонкий голос Чеса так высок и приятен, что Джон не смог сдержать улыбки. В воздухе ощущалась влага, где-то вдали слышался шум падающей воды. Они шли по небольшому каменному гроту и вскоре повернули к крохотному подземному озеру, в которое впадал низкий, метра три высотой, водопад из другой глубокой речки. В каменных выступах стояли слегка оплывшие, но исправно горевшие свечи, что означало — этим местом частенько пользовались.
Сначала Джон аккуратно прошёлся вокруг озера, заменил пару свечек, зажёг их заклинанием и только тогда подошёл к кромке воды.
— Это озеро для медитаций. Я использую его, когда изучаю некоторые техники или мне необходимо погрузиться в трансовое состояние, чтобы дойти до каких-нибудь решений, — мягко произнёс Джон, разглядывая в колеблющейся глади озера своё отражение. Вскоре оно изменилось, обрисовав сзади него фигуру, которая нежно обняла его за плечи и прошептала на ухо:
— А меня никогда не звал сюда…
Джон развернулся к Чесу и, обняв его за талию, ближе прижал к себе. Соприкоснувшись носами, они оба усмехнулись.
— В таком случае у меня бы не получилось медитировать, я бы только отвлекался на тебя… — Джон прошептал ему в самые губы, дразняще касаясь их после каждого слова, но всё не целуя.
Чес не выдержал первым и страстно припал к его губам, раскрывая их и углубляя поцелуй. Это отняло несколько минут, Джон так и думал, что они отвлекутся, поэтому ему пришлось неохотно отстранить Чеса и напомнить, что он привёл его сюда не для удовольствий, которые они могут позволить себе и снаружи. Чес прекрасно его понял и, даже смутившись своего резвого поведения, убрал руки за спину и оправил одежды, сбившиеся после их объятий. Джон не мог без усмешки смотреть на его попытки не думать о близости, когда они находились вдвоём. Решив, что после возвращения во дворец они уединятся до самого вечера, мужчина продолжил рассказ:
— Так вот, в последнее время я всё чаще думаю о свойствах воды. Я слышал о секретной технике, благодаря которой любую воду можно превратить… в своего рода портал. Портал в тот мир, в который захочешь. Но стоит тебе ошибиться с заклинанием или сделать что-то не то, как ты навечно окажешься заперт в другом мире, и он постепенно проглотит тебя, сведёт с ума, и не факт, что ты там выживешь. Говоря мир, я не имел в виду нечто совсем абсурдное, типа другого века или будущего, хотя в теории всё это тоже можно устроить. Я имел в виду также некоторые перемещения и изменения. Можно изменить что-то по мелочи, можно и глобально. Но чем глобальнее — тем сложнее.
— Надеюсь, ты этим не занимаешься в свободное время? — приподняв брови в изумлении от услышанного, спросил Чес, и Джон, отвернувшись, подошёл теперь к водопаду.
— Ты прав, занимаюсь. Но я не делаю ничего рискованного, в этом можно запросто потеряться. Я овладел примерно десятой частью техники, о ней информации, как понимаешь, почти нет. До чего-то приходится додумываться самостоятельно. У меня уже получилось переместиться в другие места, не слишком далёкие и хорошо мною ощущаемые. Хочешь, попробуем? Это правда безопасно!
Чес тем временем подошёл к нему и недоверчиво на него поглядывал, поэтому Джону пришлось добавить последнюю фразу, чтобы убедить его. Юноша, видимо, не слишком-то поверил, но, сгорая от природного любопытства, не мог отказать себе в том, чтобы попробовать нечто новенькое.
— Ну, Джон, уболтаешь же на что угодно!.. — легко возмутился Чес, улыбаясь. — И что надо делать?
— Тебе — ничего, — произнёс Джон и, развернув его лицом к водопаду, взял за руку. — Просто внимательно смотри на потоки воды, и скоро ты увидишь в них что-нибудь другое, кроме своего отражения. Затем по моей команде мы сделаем шаг туда.
— Хорошо… — всё ещё находя идею безумной, Чес всё же уставился перед собой. Джон же, выдохнув, припомнил несколько техник — не все из них выходили ладно, так что нужно использовать самые отточенные. А с помощью такого можно максимум добраться лишь до дворца, например. Но для наглядности, пожалуй, хватит.
Они постояли так пару минут, Джон почувствовал лёгкое тепло, исходившее от водопада, и улыбнулся. Вот оно — вода, отражавшая их с Чесом, теперь показывала внутренне убранство их комнаты во дворце, даже птицы мимо окна пролетали, словно они стояли прямо там! Чес открыл рот от изумления. Джон улыбнулся и скомандовал:
— Вперёд!
Шагнув, они не ощутили влаги, которая непременно должна была остаться на их одеждах или волосах. Они словно прошли завесу, отодвинули её, как прозрачную штору, и оказались внутри комнаты. Чес моргнул, затем поспешно обернулся назад, но ничего не увидел. Его лицо накрыла волна удивления.
— Но как? Даже никакого портала не осталось… Это произошло слишком быстро! — воскликнул он и озадаченно почесал макушку. Джон рассмеялся, подошёл к кровати и лёг на неё, закинув руки за голову.
— Так и должно быть. Здесь главное — ощутить особую энергетику, понять, что вода желает тебе помочь и открыла свой портал. Иначе на полпути можно застрять.
— Ох, понятно… Ну и сложности. Хорошо, что я не заклинатель, — всё ещё озадаченный, Чес подошёл к кровати и неловко присел на самый краешек, посчитав, что ложиться бесцеремонно рядом с Джоном посреди дня, когда за дверью ходят другие люди, как-то неприлично.
— Что будем делать теперь? — вогнав своим вопросом юношу в краску, Джон потянулся и легонько коснулся его плеча. — У тебя вроде не было на сегодня никаких важных дел… на чём мы остановились там, около озера?
Чес смутился, сначала попытался возразить и посетовать на людей, которые всегда ходили около их покоев, но вскоре потерял самообладание, как только Джон оказался сверху, а их губы соединились в сладком поцелуе. Вспомнить, на чём они остановились, оказалось слишком легко.
Очнувшись, Джон прекрасно ощущал вкус поцелуя на своих губах, словно воспоминанию не было что-то около нескольких сот лет. Обернувшись назад, он посмотрел вниз, на скрывавшееся в плотном влажном тумане озеро, куда низвергались воды подземной речки. Идея была не то что безумной, а ужасной и отчаянной, но только острая нужда могла вынудить Джона принять это сложное решение. Он не смог продвинуться в мастерстве этой техники даже в прошлом, когда обладал своими безграничными силами. На оттачивание подобных умений необходимы долгие годы и утерянные фрагменты книг или свитков, которые Джон не сумел отыскать, будучи довольно влиятельным и известным заклинателем.
Что же у него есть сейчас? Жалкий сгусток сил, едва ли притаившийся в его грудной клетке, полная неуверенность, зато вот отчаяния и желания жить — целый вагон! Да и вода, на которой он тренировался в прошлом, значительно уступала в объёмах той, что сейчас предстала его глазам. Джон припомнил ещё кое-что, уже не связанное с накатившим на него воспоминанием: кажется, он или где-то прочёл, или у кого-то узнал, что для успешного перемещения порой совсем необязательно быть искусным экзорцистом или знать всю технику от корки до корки… главное — ощутить, что вода готова помочь тебе. Но как это понять? Джон знал, что в прошлом он ощутил подобие тепла, что исходило от воды, но то был маленький водопад и совсем другие обстоятельства…
Внезапно его лицо обдало жаром, а тело содрогнулось от энергии, мощным потоком прошедшей сквозь и пробравшей его до дрожи. Чес тоже что-то почувствовал и невольно обернулся. Ничего не поменялось: внизу всё также стоял густой туман и громыхала вода, но Джон ощутил нечто особенное. Энергия пролетала через его тело, не задерживаясь, и с каждой секундой мужчина ощущал, как её сила нарастала. Но время на раздумья ничтожно укоротилось, когда сзади их спины обожгло колючим, едким воздухом, из-за которого становилось трудно дышать — Бальтазар уже пребывал на последнем издыхании. Джон обернулся к Чесу и сжал его ладонь в своей.
— Ты мне веришь, Чес?
Парень внимательно посмотрел на него и, хотя его точно не посетило подобное воспоминание, оказался в состоянии понять замысел. Улыбнувшись слабо, измученно, Чес вытер рукавом влажные от накопившихся слёз щёки и прошептал:
— Всегда верил и буду…
Джон осознал: в тот момент Чес не понимал, что в действительности подразумевалось под прыжком. Он не вспомнил, что вода обладает подобной силой, что в прошлом они пробовали такое. Может, если и вспомнил, то лишь какие-то смутные обрывки, не дававшие ему полной картины. В тот момент Чес подумал, что они прыгают с обрыва, лишь бы не быть убитыми рядом с Бальтазаром, а уйти в иной мир хотя бы так. Чес ему слепо поверил, вручив свою жизнь, и, Джон был уверен, никогда бы не пожалел о сделанном выборе.
Они разбежались и спрыгнули. В спину ударил обжигающий, сводящий скулы от боли поток из тёмной, насыщенной энергии. В этот момент они должны были быть уже мертвы. Джон это понимал лишь отдалённо, сейчас он пытался не выпускать руку Чеса и что-то разглядеть в тумане. Воздух свистел в ушах, горло спёрло от порывов ветра. Они резко проткнули клубы тумана, и Джон, не видя ничего вокруг, вдруг запаниковал: а если он ошибся? Если это тоже ловушка Бальтазара? Или его сил окажется недостаточно? А ведь он совсем забыл в точности представить будущее место, куда бы хотел переместиться… Всё, что он помнил, пролетало в голове обрывками: «Только бы подальше отсюда…»
Задумавшись об этом, Джон только сейчас заметил, что предполагаемые семьдесят метров уже давно должны были закончиться, а они всё летели в густом тумане. Глаза ослепила вспышка, тело вдруг потеряло чувствительность, и он больше не мог держать Чеса за руку. Сознание, постепенно затухая, лишь печально сигналило ему мысли: «Где Чес? Пусть бы он был рядом…» Проваливаясь куда-то в темноту, Джон боялся одного: что не получится.
***
Вздрогнув, Джон очнулся и резко открыл глаза. Нескольких секунд хватило, чтобы недавние воспоминания вернулись в изрешечённую память, и он тихо воскликнул: «Получилось!», а затем осёкся и, чувствуя нараставший ужас, огляделся. Он находился в тёмной больничной палате, но сидел на стуле, прислонившись спиной к стене, и, видимо, пробыл так довольно долго, потому что мышцы ужасно затекли. На нём виднелась специальная, ещё пахнувшая спиртом одежда врача и удивительно чистый халат. В палате нигде не горел свет, только из коридора доносились мутные отблески, продираясь сквозь жалюзи на внутреннем окне. Джон резко вскочил на ноги и, едва ли вспомнив, что же случилось, одолевал себя паническими мыслями: «Где же Чес?» Тут его взгляд наткнулся на едва угадываемый силуэт на койке впереди себя, и он сразу же бросился к нему.
Сначала кровь резко отхлынула от лица, и сердце бешено заколотилось, надрываемое тревогой. На койке лежал Чес, правдоподобно утыканный капельницами и присоединённый к тонометру; из одежды на нём — лёгкая больничная сорочка. Джон нежно провёл по его щекам, к горлу подкатил тошнотворный ком. «Неужели… мы всё-таки просто упали в озеро? Но почему тогда я — врач?..» — не успел Джон завершить свою мысль, как Чес, будто услыхав его или почувствовав, открыл глаза и недоумённо огляделся вокруг. Затем приподнялся на локтях и увидел Джона. Их взгляды встретились, и как только улыбнулся Чес, улыбнулся и Джон. С сердца упал огромный, уже невыносимый груз, таскаемый столько времени…
— Значит, у нас получилось? — голос у Чеса хриплый, уставший, но такой приятный. Джон чувствовал себя растроганным, и накопившееся напряжение окончательно отпустило его. На ватных ногах он упал на край кровати и ощутил, как жгуче защипало в глазах.
— Да, получилось… — Джон и сам себе не верил. Чес усмехнулся и, подтянув руку поближе к его ладони, сжал её.
— Ты снова нас спас. Когда-нибудь и я смогу достичь хотя бы десятой части твоих умений…
Джон почувствовал себя неловко, слыша эти речи, и тут же замотал головой.
— Нет-нет, вовсе это не я! Надо благодарить то озеро, что решилось нам помочь, и Габриэль, которая открыла нам наши воспоминания… Всё остальное — я не справился даже на малую часть, ведь силы всё ещё полноценно не вернулись ко мне, — Джон вздохнул и опустил голову. Чес, осторожно вытащив из своей руки иголки и отключив себя от аппаратов, сел рядом с ним и опустил голову на его плечо.
— Это ты так думаешь. В тебе гораздо больше силы, чем ты считаешь. И иногда сила — это не обязательно магические способности, Джон, — улыбка наползла на губы Чеса, и мужчина наблюдал за ним искоса, желая поцеловать эти самые губы прямо сейчас. — Способности вернутся рано или поздно, ты вновь разовьёшь их до небывалых высот. Сила — иногда это ещё и выдержка, и сообразительность… умение держаться и не раскиснуть, как это, к своему стыду, сделал я.
Джон слушал его и всё больше улыбался, хотя почему-то сейчас все силы вдруг оставили его, и он понял, насколько сильно вымотался после всего, что случилось. Улыбка едва натягивалась на губы.
— Чес, ты ведь понимаешь, что убил Бальтазара? — повернувшись к нему, серьёзно спросил Джон. Парень выпрямился и нежно посмотрел в его глаза.
— Этого бы не произошло без твоей помощи. Силу во мне разбудил именно ты, хотя ты даже не подозревал. Кидать кинжалы метко и точно научил тоже ты, в той самой прошлой жизни, может, до тебя это воспоминание пока не дошло, но до меня — да, и я, ощутив в себе магические силы, сначала ускользнул от волков, а затем метнул кинжал в Бальтазара, вспомнив твои уроки, — Чес немного помолчал, опустив голову и разглядывая свои голые ноги, свесившиеся с кровати. — Когда-то с этим следовало покончить. Я так рад, что мы разорвали этот порочный круг… — на последних словах его голос дрогнул, к глазам подступила горечь. Джон вполне разделял его чувства, разворошённые, лихорадочные, свежие. Тут едва ли получится сдержаться.
Он прижал Чеса к себе, опустил голову на его вихрастые, мягкие волосы и медленно сомкнул руки за его спиной. Приятное, спокойное чувство — эти их объятия. Джон ещё не до конца принял в себе то, что случилось, а ведь случилось слишком важное. Уничтожен самый злопамятный демон в мире, Бальтазар, уничтожен их мучитель. Прервана бесконечная череда их глубоко несчастных жизней, которые и жизнями-то не назвать, где им давалось так мало дразнящего счастья и непомерно много убийственной печали. Разрешился древнейший конфликт, утянувший за собой несчастные души заклинателей и обычного народа, что принадлежали к клану Джона. Прервалась их личная драма, забравшая так много времени и так много слёз, одарившая лишь страданием и безнадёжностью. Джон ещё чувствовал себя так, словно ему только придётся принять всё это в себе.
— А теперь нам надо понять, где мы и куда нам идти сейчас.
Когда они отстранились друг от друга, Джон огляделся вокруг, затем поднялся и остановился около окна. Раздвинув жалюзи, он немного предположил о том, в какую часть света их занесло. За окном виднелся внутренний дворик и часть следующего здания, тоже принадлежавшего больнице. Часы показывали четыре утра, а дата отличалась лишь на единицу от той, что была вчера. Джон хмыкнул и огляделся в палате. Надо отсюда как-то выбираться.
Дверь открылась легко, выводя в светлый, пустой коридор. Но идти в таком виде было бы подозрительно, особенно Чесу — на нём ничего, кроме просторной сорочки, даже тапок никаких не виднелось. Джон начал обследовать ближайшие шкафчики, а Чес, поднявшись, прошлёпал до столика и порылся в бумагах, что там лежали.
— Ого, Джон, посмотри, это же итальянский! — вынув пару листов и потрясая ими в воздухе, воскликнул Чес. Джон отвлёкся, чтобы пробежать глазами по бумаге, и согласно кивнул. — Мы где-то в Италии или италоговорящей стране, надеюсь.
— Там написано что-то про нас? Про тебя? Ведь ты же пациент…
— Понятия не имею, но здесь нет никаких анкет, больше похоже на чьи-то старые заметки… — задумчиво протянул Чес, изучив бумаги. — А почему спрашиваешь? Думаешь, мы… перенеслись куда-то в другой мир, как ты говорил?
Джон открыл последний шкафик и изумился, обнаружив в нём их одежды, аккуратно сложенные в стопку. Чес возник позади него и тоже не удержался от удивлённого возгласа. Пока они одевались, Джон ответил на его вопрос:
— Пока трудно сказать, куда нас занесло и кто мы теперь. Во время перемещения могло случиться что угодно. В любом случае… — Джон задумался, а затем улыбнулся. — Мне кажется, я знаю, куда нам теперь двигаться. И даже могу сказать, где именно мы находимся.
Схватив своё пальто, Джон не заметил, что поверх него что-то лежало, и обратил внимание, лишь когда это нечто упал на пол. Плотный лист бумаги, аккуратно исписанный ровным почерком. Мужчина поднял его и, начав читать, уже догадался, кто его подложил. Надпись гласила: «Теперь, Джон, мы квиты, и я наконец-то могу уйти на заслуженный отдых. А ещё ты наверняка знаешь, куда тебе идти сейчас…»
— Я вспомнил Габриэль… — прочитав записку, отозвался Чес и надел футболку. — Она нам и впрямь очень помогла. Но ты так и не сказал, где мы и куда должны идти…
— Сейчас выйдем из больницы, и ты сам увидишь.
— Джон! — Чес схватил его за руку, когда он только собирался открыть дверь, и теперь их взгляды — у одного удивлённый, у второго немного смущённый — встретились в синеватом предутреннем сумраке. — Я хотел сказать, пока не поздно, пока ещё помню, ведь это важно… — Чес мягче перехватил его ладонь и прижал к своей щеке. — Я правда не сам ушёл из отеля вчера, нисколько не ревновал тебя к Джейку. Со мной случилось… не знаю, что-то типа помутнения. Мне было неловко, когда я понял, как это выглядит для тебя со стороны, — Чес опустил глаза и тяжело вздохнул. Джон притянул его к себе и нежно обнял.
— Я всё знаю, Чес, в этом нет твоей вины. Это Бальтазар контролировал твой разум, все твои приступы — его рук дело. Все твои диагнозы — лишь его грязные проделки.
Чес вздрогнул в его объятиях, поражённый этим открытием, словно током, а затем расслабился. Джон улыбнулся и поцеловал его в макушку.
— Для меня всё изначально приняло странный оборот… Однако сейчас это не имеет значения. Пойдём! — Джон схватил его за руку и, не дав ему одуматься, потащил из палаты. Войти в больницу трудно, а вот выйти из неё — проще простого! Они направились к запасным лестницам и чёрному выходу, а затем легко выбрались за территорию больницы. Несмотря на раннее утро, воздух уже казался тёплым, предвещая знойный день.
Они вышли на пустую улицу, самую обычную и ничем не примечательную, так что даже сложно сказать, в Италии они находятся или где-то ещё. Перед больницей располагалась небольшая парковка, где вперемешку стояли мотоциклы, смарты и велосипеды. Джон отыскал скутер и указал на него Чесу.
— Поедем на нём!
— Но он же не… — Чес не успел договорить, как его усадили на сиденье, а сам скутер легко сдвинулся с места. Как только они плавно, но быстро пересекли улицу, Джон объяснил:
— Этот — точно наш!
Чес прижался к нему сзади и лишь успевал наблюдать, куда они едут и на какие улицы сворачивают. Теперь стало яснее, что это Италия: об этом говорили названия улиц на табличках. Но трудно сказать, что это за город: всюду однотипные низкие панельные здания и маленькие торговые центры, никаких примечательных мест.
Вскоре они выехали на шоссе, и Чес заметил указатель с надписью «Рим», по направлению которого они уверенно двинулись.
— Мы… недалеко от Рима? — всё ещё не понимая, спросил Чес, нагнувшись к Джону поближе. Тот лукаво улыбался, явно наслаждаясь его непониманием и искренним удивлением. За это Чес ещё обещал отомстить, конечно же.
— Да. И теперь едем туда. Мы перенеслись максимально близко к тому месту, откуда начали. Давным-давно именно в Вечном Городе началась наша история, Чес. И именно там наш дом и клан.
— Клан? — нахмурившись, Чес внимательно посмотрел на Джона — уж не сошёл ли он с ума? — Но он же… почти весь уничтожен, а те, кто выжил, уже давно состарились и умерли.
— С последним ты прав. Но вот те, кто был уничтожен рукой Бальтазара, не сумели почить с миром. Хитрый демон всё предусмотрел. Наши люди должны были страдать вместе с нами… Бальтазар не дал их душам отлететь на Небеса, а так же, как нас с тобой, захватил, только перерождаться не заставил. А оставил в подвешенном состоянии на многие века, хорошенько запечатав их в храмах Рима. За многие века страданий и испытаний (ведь быть не упокоенной для души — настоящее испытание), они так же, как и мы, обрели бессмертие, и теперь их единственный выход — наконец переродиться.
Чес, пребывая в шоке, молчал, давая информации перевариться в голове.
— Не знаю, откуда это во мне, может быть, это проявляются мои силы — давно бы уж пора! Но я точно знаю, что делать и куда идти. Нам понадобятся лишь древние храмы, немного терпения и несколько дней.
— Ты… собираешься возродить клан? — Чес вдруг нашёл, как же сформулировать всё то, что бешеными клочками кружилось в голове.
— Да! Начнём всё ещё раз, пусть пауза и тянулась так долго!
Чес улыбнулся, обнял его покрепче и позволил себе щекотливо, нежно коснуться губами его шеи. Между тем вдалеке, опаляемый утренним солнцем, Рим заманчиво раскинулся перед ними золотисто-расчерченной картой из красных черепиц и беломраморных церквей — это определённо их дом, знакомо-незнакомый, сильно изменившийся, но заботливо приглашавший начать всё заново.