— Ну ты же не электрочайник! — хитро проворковал Кристи.

— В смысле? — рослый белобрысый парень непонимающе нахмурился. Ничего, через неделю все будет схватывать на лету, Кристи умеет учить.

— Это же чайники называются «В-кл» и «Вы-кл», иногда «Май-кл». А ты человек, сильный и смелый, значит, будешь Май, — Кристи хлопнул свою жертву по плечу и отошел — на первый раз хватит.

На то, что он приручит и соблазнит натурала Майкла Спенсера за два месяца, Кристи поспорил с Томасом на сотню фунтов. Айтишник Спенсер поддавался с трудом, но Чейз переписал ему пару алгоритмов и несколько раз перезагрузил систему, так что Май уже не вздрагивал, ощущая чужую руку у себя то на талии, то на ноге. Одно не устраивало дрессировщика: Кристи и сам не заметил, как запал на своего подопытного хомячка. Хотя Май был больше похож на медведя: широкоплечий и основательный, с угрюмым детским лицом и огромными ладонями, о которых Кристи мечтал ночами. Через месяц Май ворчливо сажал Кристи к себе на колени в присутствии друзей, шлепал по заду в общественных местах, а в марте, после абсолютно платонического похода в театр на «Розенкранц и Гильденстерн мертвы»{?}[пьеса сэра Тома Стоппарда — британского драматурга, режиссера и критика], во время которого соблазнитель ни разу не дотронулся до предмета своего вожделения, молча отвез его к себе и швырнул на кровать. Хорошо еще, что стратегический запас смазки и резины у Кристи был всегда с собой, но все равно пришлось попищать и пошипеть под настойчивым напором отнюдь не плюшевого мишки.

— Не обольщайся, он все равно тебя не полюбит, — Томас отсчитал пять синих купюр.

— «Любовь есть дым, поднявшийся от вздохов…»{?}[«Ромео и Джульетта», Уильям Шекспир]. Задача стояла — перековать мечи на кирпичи, Дональдсон, про любовь речи не шло.

Любовь, усмехнулся про себя Чейз, — это миф, про нее пусть в книжках пишут, ей там самое место. Теперь главное — чтобы Спенсер шкуру с него не спустил в отместку за то, что увел его под знамя голубой луны, но Кристи как-нибудь отбрехается, заговорить до смерти он умеет. Он вообще не надеялся больше увидеть своего медвежонка, живо представляя себе, какие бинарные вихри роятся сейчас в жестко деструктурированном мозгу программиста.

— Ты почему ушел? — Май нашел его в клубе в тот же вечер и, пока Кристи судорожно соображал, как лучше объяснить свой утренний побег из медвежьей берлоги, когда хозяин еще спал, припечатал к стене. Не на шутку перепугавшийся Чейз уже собрался жалобно позвать на помощь, но получилось только изумленно выдохнуть в рот ночному любовнику под одобрительные вопли танцующей толпы. Закончив поцелуй, Май потащил его за руку из клуба.

Кристи ликовал всем своим двадцатитрехлетним сердцем: любовь есть, нашлась и зовут ее Май. Он понял, что означает выражение летать на крыльях: успевал везде и всюду, написал две пьесы и опубликовал три рассказа, а за эссе в магистратуре получил личное рукопожатие от ректора. По вечерам он всегда был у Мая, готовил, убирал и любил его до дрожи в коленках. Май разговаривал с ним редко, но Кристи болтал за двоих и не обижался. Май брал его всегда жестко и целовал грубо, до синяков, но Кристи и в постели прощал ему все. И то, что Май иногда приводил на ночь девушек, чтобы «отладить систему», и что отказывал в ласках, потому что «мужики трахаются, а не лижутся».

— Кристи, ты на себя не похож, — говорил ему Джеки, осторожно нанося заживляющую мазь на ссадины от веревок: Май решил попробовать «реальный секс», насмотревшись роликов на каком-то сайте. — Ты же никому раньше такого не позволял. Тебе ведь если минет не понравится — ты даже не давал!

— Ой, да не вейся ты, Джек-воробеюшка, над моею головою! — с нервной беспечностью отмахивался от него перевязанной рукой влюбленный Чейз. — Не переживай, будет и ваша улица на нашем празднике, все поймешь! Ведь он же меня любит! Он мне каждый день говорит!

Минеты Май любил только получать, сам делать отказывался категорически, а уж про перемену мест слагаемых Кристи даже не заикался.

— Давай я тоже скажу, что люблю тебя, — язвительно предложил вездесущий Томас, — может, тогда и мне, наконец, дашь?

— Иди ищи своего Гекльберри Финна, Дональдсон, я об твои острые углы порежусь! — тощий долговязый музыкант был совершенно не во вкусе привереды Кристи. Вот плюшки-мишки — это да!

День рождения Джеки вся компания отмечала в клубе, веселье было в самом разгаре, и Кристи радовался, что можно остаться с друзьями — Май прислал сообщение, что ему надо «сменить баг на фичу», то есть спал сегодня с девушкой.

— Ну что, — перекрикнул музыку Томас, — все еще любит тебя твой Спенсер? А то смотри, у меня всегда для тебя найдется уголочек неба!

— Спасибо, я высоты боюсь, — проорал ему в ответ Кристи, опять посмотрел на экран и просиял. — Читай! — сунул он телефон в руки Томаса.

Тот прочитал и уважительно присвистнул.

— Ни хрена себе! Эй, народ, Кристи позвали на встречу с родителями!

— Милый, я тебя поздравляю! — Пенни звонко расцеловала Кристи в пылающие от алкоголя и нервного восторга щеки.

— Спорим, он зассыт и отменит? 

— Томас, ты как мрачный жнец! — набросился на него Джеки. — Нет бы порадовался за друга!

— Я порадуюсь, когда он нормального себе найдет, а не этого двуличного садиста.

— Он меня любит! — Кристи и сам чувствовал, что аргументов у него не хватает, но разливаться перед Томасом соловьем не собирался, доверяя своему сердцу.

 — Это ты его любишь, слепой дебил! Так спорим, он не скажет, что ты его бойфренд? — Дональдсон выдохнул в лицо Кристи облако с ароматом марихуаны.

— Погодите, — вмешалась Рита, — а что на кон поставишь?

— Свою задницу, — серьезно ответил Томас. — Если Спенсер тебя представит родителям как своего парня — можешь меня распечатать.

Все восторженно завопили: Дональдсон был стопроцентный верх и в заднице своей не выносил даже чужого пальца, резко прерывая секс на любом этапе. Такой шанс упускать было нельзя, и Кристи, смыв сомнения джином, осведомился, что на кон поставить ему.

— Желание, — плотоядно улыбнулся Томас. Кристи догадывался, каким оно будет, но, подстрекаемый уговорами друзей, верой в Мая и джином с травой, неохотно согласился.

— Пойдешь так, — настойчиво повторил Томас, — моя задница дорого стоит. Он же любит тебя всякого?

— Кристи, ты просто зайка, — увещевала его Пенни, — я бы сама тебе вдула прямо сейчас!

Кристи с сомнением потрогал свои волосы и немедленно получил по руке от Риты — она не выносила, когда портили ее шедевры.

— Тебя подвезти? 

— Да, Джеки, спасибо. Я напишу вечером! Дональдсон, готовь зад!

— Для тебя — всегда готов, — тихо пробормотал Томас вслед торопливым шагам.

— Извини, дорогой, я опять опоздал, — Кристи нежно чмокнул Мая в щеку.

— Майкл, кто это? — растерянно спросила немолодая крашеная блондинка, обтянутая блейзером цвета гримпенской трясины.

— Позвольте представиться, мадам, я Кристофер, и мы с вашим сыном…

— Это никто, мама, чья-то дурацкая шутка, — Май вскочил из-за стола и оттолкнул от себя опешившего Кристи. — Убирайся, урод!

Кристи захлестнула волна бешеного отчаяния, и он оглянулся вокруг: был час обеда, и все в пабе пялились на бесплатное представление. Ну что ж, сейчас мы предложим вашему вниманию арию «Гори все на хрен ясно» из оперы «Чейздурочка», исполняет автор. Зло улыбаясь в лицо Маю, Кристи плюхнулся на колени к пузатому мужику за соседним столиком и обнял его за шею, свободной рукой поднеся к губам чужой стакан с элем. Против задницы на коленях мужик не возражал, а вот пива пожидил и, пытаясь выхватить его обратно, облил компанию строителей, сосредоточенно поглощавших свою рыбу в кляре. Они разбираться не стали и врезали обоим участникам импровизированного перформанса так, что Кристи отлетел к двери, в которую как раз выходил Май с родителями.

— Поразвелось гомосятины, — пробасил его отец, — плюнуть некуда.

— А как же твой друг, Майкл?

— Он написал, что не придет, мама, давайте поскорее выбираться из этого пидорского дурдома.

Начищенный до блеска ботинок — Кристи сам его чистил позавчера — больно пнул в ребра.

Что было дальше, Кристи помнил смутно и позже путался в показаниях. Помнил, что забрел в другой паб и там пил и смеялся, с кем-то целовался и опять пил. Потом не помнил ничего, только что было темно и больно, и его тошнило. Потом его опять поили, били и трахали, не обращая внимания на крики и слезы. Потом он уже не мог сопротивляться и только тихонько скулил, надеясь, что скоро умрет.

Очнулся он в больнице, и Джеки, трясущимися пальцами печатая на мокром от слез экране сообщения в групповой чат, рассказал, что его нашли только на следующее утро, и пришлось подключать полицию, но родственникам уговорили не звонить. Когда пришел полицейский, в палате дежурила Рита и возмущенно дергала Кристи за здоровую руку — он упорно отказывался возбуждать дело, потому что не хотел огласки и виноват был сам. 

— Зачем ты так себя не бережешь, малыш? — сурово спросила пожилая медсестра, вынимая из его руки иглу капельницы. — Ведь когда тебе плохо — маме твоей еще хуже, подумай о ней хоть иногда.

И вот тогда Кристи разрыдался в голос, до истерики, рвоты и невыносимой боли в сломанных ребрах, перепугав всех в палате, так что сестре пришлось колоть ему успокоительное.

Перед выпиской он больно сжимал ладонь Джеки — они ждали результатов анализа на венерические заболевания, и Кристи казалось, что хуже уже ничего быть не может. Результаты оказались отрицательными. 

— Желание, — повторил Томас, задумчиво вертя в пальцах золотисто-рыжий локон, который он выбрал из кучи на полу. Рита молча щелкала ножницами — она еще дулась на Кристи после того как тот, протестуя против отказа его постричь, решительно отхватил пару клоков на макушке. — Напиши мне слова для песни. Про любовь.

— Нет ее, — хрипло ответил Чейз. — И я не пишу стихи.

— Ты должен мне желание, — негромко процедил Томас, убирая прядь в карман, — так что используй свое буйное воображение, нечеловеческую силу мысли, розовую перхоть голубого единорога и напиши мне про любовь. Лучше взаимную, но я не настаиваю. Ты же знаешь, я очень добрый, когда дело касается тебя.

— Кристофер! Наконец-то ты повзрослел, мальчик! — мама нежно погладила Кристи по коротко остриженной голове, а Робби подозрительно на него посмотрела.

— И кто теперь у нас в семье будет принцесса?

— Матильда, — слабо улыбнулся Кристи. — А мы с тобой будем два рыцаря: я с пером, а ты со шпагой. Так что вам приготовить на ужин?

На Рождество он приехал на целую неделю и почти не выходил из дома, хлопоча по хозяйству и занимаясь с Тилли, которая прилипла к нему намертво. Робин внимательно наблюдала за тем, как осторожно брат поднимает левую руку, как отшучивается от шампанского, как тяжело вздыхает, читая племяннице сказки про «и жили они долго и счастливо». Когда мама решила «расслабить» мальчика и подлила ему в сок водки, Робби перехватила Кристи на выходе из туалета, где его тошнило минут пять. 

— И кто счастливый отец твоего ребенка?

— Никто, Роб, уже никто, пойдем, а то мама волнуется.

Но он, конечно, все ей рассказал, как и всегда, и она прижимала его голову к своей груди, и Кристи чувствовал, как ее слезы просачиваются через его короткие волосы и остывают на коже.

— Обещай мне, Кри, — она взяла его лицо в ладони, — что ты никогда больше с ним не свяжешься. Лучше всю жизнь одному, чем с таким. И оставь уже свои детские мечты: нет никаких Бэтменов и Винни-Пухов. Нам остались только вонючие пингвины и свиньи с ослами, понял?

Кристи согласно кивнул и криво улыбнулся дрожащими губами, решив на этой неделе удвоить дозу успокоительного, а то нервы совсем ни к черту, всех дома перепугал.

* * *

В июне, когда Кристи на ночь оставлял свет уже только в коридоре, позвонила Робин.

— Кри, тебе надо приехать.

— Давай на следующей неделе? У меня репетиция пьесы в театре у Джеки.

— Маме плохо.

Кристи успел на дневной поезд, пообещав друзьям держать их в курсе. Подробностей сестра не сообщила, и ему было страшно: у мамы было слабое сердце. С вокзала он сразу поехал в больницу, даже не успев купить цветы, но мама выглядела неплохо и очень ему обрадовалась, как и Тилли. На ее четвертый день рождения Кристи прислал ей книгу «Правдивое жизнеописание Матильды Чейз, самой счастливой и любимой девочки на свете». Он написал четыре главы и заказал в типографии специальный переплет, в который можно было вставлять страницы, — продолжение планировалось до совершеннолетия главной героини. Тилли очень гордилась собственной биографией в блестящей твердой обложке с яркими иллюстрациями, которые нарисовала Рита, и читала ее вслух всем желающим. Дядя, конечно, оказался самым благодарным слушателем. 

Дома, уложив Тилли спать, Робин пришла на кухню, где брат мыл посуду после нехитрого ужина. 

— Кри, прости меня.

— Не переживай, — Кристи устало обернулся к ней от раковины. — Я успею на вторую репетицию, Джеки пока без меня справится. 

— Боюсь, тебе придется остаться с нами, Кри, — глаза Робин наполнились слезами, и она всхлипнула. — Прости меня.

— Роб, ты что? — Кристи встревожился не на шутку: такой он сестру никогда не видел. — Не переживай, с мамой все будет хорошо, врач же сказал.

Узнав, что другой врач, который консультировал Робин в отделении для раковых больных, хорошего ничего не говорил, Кристи даже не смог заплакать. Дождавшись, когда мама вернется из больницы, он поехал в Эдинбург, собрал вещи и вернулся в родной дом, уже навсегда. 

Мамы не стало через полгода — известие о диагнозе дочери ее подкосило. Весь следующий год Кристи метался между больницей и школой, забросив работу и пропустив премьеры обеих своих пьес. Соседка из дома напротив забирала Тилли после уроков, если не видела во дворе Чейзов красного Форда, и с ней же Кристи оставил племянницу, когда врач в хосписе посоветовала ребенка на следующий день не приводить. 

Возвращаясь домой из последней поездки в больницу, он остановился на обочине, вышел из машины и завыл, пытаясь выплакать все слезы, чтобы не пугать дома Матильду.