— Прошу прощения, я принял вас за стул!{?}[«Король Лир», Уильям Шекспир] — в толчее перед баром в клубе кто-то врезался ему в спину. Томас обернулся на ехидный голос.

— Кристи, лапа, это Томас, — любовно прильнул к нему Джеки. — Он у меня музыкант, будущая звезда, правда, милый?

— Он что, и на флейте умеет играть? — темные глаза смотрели с непонятным ожиданием.

— На гитаре, — неприязненно буркнул Томас.

— Понятно, — парень равнодушно тряхнул рыжеватой шевелюрой и заказал себе джин-тоник.

— Не обращай на него внимания, — рассмеялся Джеки, — он тебя проверяет, он у нас шекспирофил.

— А сам чего, тоже поэт? — Томас не любил, когда из него делали дурака.

— Нет, куда мне, — притворно ужаснулся Кристи. — Я только про серых и пушистых пишу, которые по лесу прыгают, — и опять выжидательно сощурился.

— Хватит уже умничать, лучше пьесу мне закончи! — Джеки потащил Томаса в толпу — хвастаться почти знаменитым бойфрендом.

За тот месяц, который они с Джеки были вместе, Томас сумел заслужить несколько одобрительных кивков от молодого писателя, а потом остался в компании под предлогом того, что ему необходима профессиональная помощь в написании текстов для песен.

— Дональдсон, — простонал Чейз, запустив руки в волосы, — тебе точно нужно растянуть эти полторы мысли на три куплета? Ты же можешь просто выть под музыку — никто не заметит!

— Нужно, — Томас склонился ниже и вдохнул его запах, тыча длинным пальцем в лист бумаги, — прямо вот здесь и сейчас. Ты сможешь, я в тебя верю!

Он отменял репетиции, чтобы проводить вечера, слушая снисходительный голос, сыплющий цитатами. Он пропускал мимо ушей предостережения Джеки, что «Кристи любит медведиков, а не скелетиков и вообще за равноправие в постели». А потом начал придумывать бесконечные дурацкие пари, чтобы только удержать внимание Чейза, и поражался отчаянной дерзости, с которой выполнялись условия. Чего ему только стоило успокоить взбесившуюся толпу на концерте!

— Ты знаешь, Дональдсон, — голос Чейза прозвучал неожиданно серьезно, — при желании в каждом можно увидеть что-то прекрасное.

Томас посмотрел на него через фильтр рома с колой — сегодня отмечали его первый музыкальный контракт.

— Если очень постараться, я мог бы найти что-нибудь красивое даже в тебе, с моим-то талантом! Хочешь, поспорим? — улыбка тоже была необычная, робкая.

«Над музыкой придется поработать, Томми, — агент похлопал его по плечу, — а вот с текстами все в порядке, автор у тебя — что надо!»

— Моя цельнометаллическая натура тебе не по зубам, — Томас не мог смириться с мыслью, что Чейз сумел пролезть к нему не только в душу, но и в творчество, которым даже не интересовался. Пусть теперь понервничает, а то слишком легко ему все дается!

— Потренируйся сначала на мягкотелых простачках, — он кивнул на крупного блондина, спорящего с недовольной девушкой, — вот на этом хотя бы.

Такого потерянного выражения лица он у Кристи еще не видел, хотя, может, ему просто показалось.

— Без проблем, Дональдсон, — Чейз опрокинул в себя виски и натянул свою обычную самодовольную улыбку. — Смотри и учись!

Точно показалось, уверил себя Томас, глядя, как Кристи стремительной походкой хищника отправляется к своей новой жертве, и заказал еще рома.

А чего ему стоило подождать тогда у паба? Ведь, казалось, он все так хорошо продумал: ни за что на свете эта сволочь не признается родителям, что встречается с парнем в платье, и тогда Томас утешит свою принцессу после романтического ужина. А если вдруг он проиграет — они все равно окажутся вместе в постели, и Чейз поймет, наконец, что его «медвежонок» — редкостный козел. Когда поздно вечером, отыграв концерт, Томас не увидел пропущенных вызовов и сообщений, он мгновенно протрезвел и поехал к Спенсеру. А потом октябрьскую ночь взрывал бешеный рык мотоциклов, и в голове билось обезумевшей птицей «только бы успеть». В машину скорой помощи Томас влез без приглашения и, размазывая по лицу слезы и чужую кровь, заставлял себя запоминать эти искусанные губы, судорожные всхлипы и скрюченное от боли тело. Позже в черный ящик памяти добавились потухшие глаза и следы пальцев на шее, пронзительно беззащитной без каскадов золотистых локонов.

— Не надо спешить, молодой человек, — укоризненно покачал головой седой врач из центра помощи жертвам насилия. — Это очень серьезная травма, особенно для такой впечатлительной натуры. Подождите со своими ласками, дайте ему время.

И Томас уехал в тур по стране, надеясь, что за это время сможет придумать, как извиниться. Днем он выплескивал разъедавшую его беспомощную ярость со сцены, а ночами разбирал слова, кривыми строчками сползавшие по неровно высохшим от слез страницам, и забывался тяжелым сном на столе в окружении окурков и пустых бутылок.

В реабилитационном центре Томас безразлично кивал, слушая, как на экране журналисты обсуждают его как очередную жертву «звездной болезни» — пусть думают, что он безвредный наркоман. Ему-то хорошо было известно, что «талантливый музыкант» на самом деле— расчетливый убийца и грязный вор, крадущий улыбки и блеск в глазах.

— Откуда ты берешь такие чумовые идеи, Томми, чувак? — хлопнул его по плечу ведущий Heavy Music Awards.

— Меня вдохновляют фанаты и классическая литература, — Томас победно поднял приз, приветствуя скандировавшую его имя толпу.

Единственный человек, который вдохновлял Томаса напрямую, а не через PR-менеджера, опубликовал всего две записи в Инстаграм. Первая гласила: «Кому не хватает решительной воли — не хватает ума»,{?}[Уильям Шекспир] — прочитав ее, Томас стиснул зубы и из вредных привычек оставил только кока-колу и сигареты. Вторая, «Музыка глушит печаль»,{?}[Уильям Шекспир] стала названием альбома, принесшего ему мировую известность. Пустую аватарку пользователя «Меркуцио сдох» Томас заполнял старыми воспоминаниями об азартно вспыхивающих глазах и лукавой улыбке.

В конец каждого своего альбома Томас помещал песни, которые Кристи не мог пропустить хотя бы из-за названий, взятых из его любимого Шекспира. Не получив отклика, он решился осуществить свой давний замысел и использовал тексты, которые рвали его душу на части. Томас понимал, что это его последний шанс объясниться, поэтому работал над «Желанием» несколько лет, пропуская каждую песню через сердце, как научил его когда-то доверчиво улыбавшийся Чейз.

* * *

— К Вам посетитель, мистер Долан, — открыла дверь медсестра. На кого бы поставить, на Джеки или Пенни? Родители точно еще не успели вернуться из Торонто.

— Дональдсон, ты совсем озвездел? — Томас не поверил своим ушам и открыл на всякий случай глаза, боясь, что еще не отошел от наркоза. — Ты в следующий раз, когда захочешь встретиться, просто позвони. Не надо меня по национальному радио вызывать, я не гордый.

В коротких волосах проблескивали серебряные струнки, глаза тревожно окинули контуры тела под одеялом, губы напряглись в неуверенной усмешке. Томас охнул от неудачной попытки приподняться. Чейз тоже поморщился — вспомнил, наверное, боль от сломанных ребер — и сел на стул рядом с кроватью.

— Я так рад тебя видеть, — проскрипел пересохшим горлом Томас. — Ты как?

— Да уж получше, чем некоторые, — сочувственно усмехнулся Кристи и поднес к его губам стакан с водой. — Ты поговорил бы со своим стилистом, синяки на роже в этом сезоне не в моде.

Томас осторожно положил пальцы на его запястье. Чейз поставил стакан обратно на столик и накрыл его руку теплой ладонью.

— Я правда в порядке, Томас, — теперь улыбка была добрая, пусть и слегка печальная. — Мне понравились твои песни, извини, что не послушал их раньше.

— Так рад, — опять тупо повторил Томас, у которого сознания хватало только на то, чтобы крепко сжимать Кристи руку и удерживаться от дурацких слез.

— Можно, я тебе потом позвоню? — выдохнул он, когда посетитель встал, уступая место врачу, пришедшему на вечерний обход.

— Ты не кошка, я не королева, — за эту тонкую усмешку Томас был готов отдать все сокровища мира, включая пластинку с автографом и пожеланиями успеха от Джимми Пейджа.{?}[британский рок-музыкант, основатель группы Led Zeppelin] — Звони, если будет желание.

* * *

Наутро Томас чуть не разрыдался, когда телефон выскользнул из его непослушных пальцев, которыми он никак не мог нажать на кнопку вызова. Но Кристи уже зашел в палату и поставил перед ним контейнер с еще горячим завтраком. На следующий день Томас с замирающим от счастья сердцем оказывал «аморальную» поддержку — держал Чейза за руку и слушал жалобное хныканье, когда тот открывал файл с редакцией повести. А вечером в его ушах все еще звенели радостные вопли: текст был принят к публикации с незначительными поправками.

На третий день Кристи неуверенно застыл в дверном проеме.

— Заходи, не стесняйся, — радушно махнул ему рукой отец. — Ты же Кристофер?

— Томас нам столько о тебе рассказывал, — мама прижала руки к груди. — Ты ведь его лучший друг!

— Любимый, — подтвердил Томас, с удовольствием наблюдая, как лицо Чейза становится одного цвета с футболкой, украшенной неизменной цитатой из Шекспира.

* * *

Томас вручил таксисту купюру с автографом — иначе вездесущие фанаты денег не брали — и, подхватив сумку и футляр с гитарой, открыл калитку в пылающий розами августовский сад.

— Я не опоздал на завтрак? — спросил он, когда открылась красная дверь.

Сонные глаза непонимающе моргнули.

— В семь утра в воскресенье? Ты совсем уже, Дональдсон? Мы даже посуду успели помыть!

— Тогда мне придется остаться до следующего завтрака, — он нерешительно остановил руку на полпути, но щека сама доверчиво легла в подставленную ладонь. Томас, затаив дыхание, бережно спрятал Кристи в объятиях и с облегчением выдохнул, когда Чейз уткнулся ему в грудь. Он был теплый и уютный, и Томас закрыл глаза, вдыхая запах взъерошенных после сна волос.

— Прости меня, — прошептал он в горячее ухо, — я такой идиот…

— Не буду спорить с тобой, Дональдсон, — раздалось в ответ довольное мурлыканье, — ты все очень правильно сказал.

Томас настороженно взглянул на лестницу, откуда послышались шаги, и покрепче прижал к себе гибкое послушное тело. Если нужно драться — он будет драться…

— О… Здрасьте…

— Привет, Матильда, — Томас помахал юной копии Кристи — только волосы темные.

— Это Томас, — Чейз обернулся к племяннице.

— Ага… Я вижу… А почему он здесь?

— Музыкой сердца́ без вдохновенья не наполнишь, — Томас притянул к себе счастливо улыбающегося Кристи. — Вот я и решил посетить свою музу. Хочешь, поспорим, что я ее никогда больше не оставлю?