В один прекрасный декабрьский день капитан де Шатопер стоял на вахте подле своей невесты, и у них состоялся премилый разговор. Увы, в нём, помимо желания капитана, принимала участие и мадам Алоиза. Разговор этот был посвящён следующим вопросам: причинам, мешающим Фебу чаще навещать невесту, будущему бракосочетанию, запланированному на нынешнюю весну, повышению капитана в звании и прочим вещам, обычно вызывающим в мужчинах, подобных Фебу де Шатоперу, лишь одно желание — сбежать!

      За эти часы дамы успели придумать около пяти вариантов развития каждого события, обсудить свадебное платье Флёр-де-Лис и то, что венчаться нужно непременно в соборе Богоматери. А на капитана возлагалась священная миссия убедить архидьякона Жозасского провести обряд венчания.

      — Мой дорогой Феб, это дело мы можем доверить только вам! Неужели ваша наречённая не достойна лучшего венчания, о каком только мечтают девушки? — ласково начала госпожа Алоиза. — Вы должны, во имя вашей любви, уговорить архидьякона обвенчать вас! Конечно, самая прекрасная пара Парижа должна венчаться в главном соборе и только его главным священником. Не правда ли, моя Флёр-де-Лис достойна самой прекрасной свадьбы, которую только можно вообразить? — вопрошала мадам де Гонделорье, с нежностью глядя на дочь.

      — Вы совершенно правы, мадам, — рассеянно отвечал капитан, размышляя, как бы ему поскорее улизнуть. Он, конечно, старательно делал заинтересованный вид, но это с каждой минутой давалось ему всё сложнее.

      — Ох Феб, повеса вы этакий, только взгляните на свою наречённую: не правда ли, она прекраснейшая девушка на земле? — продолжала госпожа Алоиза, притянув к себе капитана. — Посмотрите на её прекрасное личико! А эта нежная кожа? А её чудесные белокурые локоны? Как же вам повезло, Феб! Ведь вы влюблены в самую прекрасную девушку и влюблены без памяти!

      — Конечно, — отвечал он, думая о другом.

      Тут часы пробили пять раз. Капитан ухватился за это подобно утопающему, хватающемуся за любую соломинку:

      — Разве уже так поздно? — сделал он самое расстроенное лицо, на какое только был способен в эту минуту, на деле же будучи готовым с радостью выскочить на улицу, прыгнуть на коня и!.. — Боюсь, сударыни, что я должен вас оставить!

      — Так скоро? — огорчённо спросила Флёр-де-Лис.

      — Да, к сожалению, моя прекрасная кузина. Мне и самому не хотелось бы уезжать от вас, но сегодня меня ещё ждёт служба, а перед тем мне необходимо заехать в казармы…

      — Конечно, дорогой Феб, мы сожалеем, что этим вечером больше не сможем наслаждаться вашим обществом. Но раз долг зовёт вас, разве можем мы препятствовать этому? — перебила капитана мадам Алоиза.

      Феб де Шатопер, всеми силами сохраняя ту самую раздосадованную мину и стараясь по возможности не торопиться, стал собираться. Откланявшись, спустился вниз, помахал невесте и, пока не видела мадам Гонделорье, послал её дочери воздушный поцелуй. Затем, резво вскочив на коня, он удалился в сторону моста Сен-Мишель, в кабак «Яблоко Евы».

      — Дружище Жеан! Разрази меня гром и молния! Вот уж неожиданная встреча! Клянусь когтями дьявола, мне просто необходимо напиться.

      — Капитан Феб! Рад встретить вас! Вы извергаете проклятия не хуже, чем Везувий извергал лаву на Помпеи. Что это вас прорвало таким красноречием? — хохоча спросил Жеан.

      — Я только-только вырвался от своей драгоценной невесты и её матушки. А вы знаете, мой дорогой друг, что делают со мной эти визиты. Нет, клянусь брюхом Папы, если я как следует не напьюсь и не выругаюсь, то меня разорвёт на части! Чтоб мне провалиться ко всем чертям! Чертово семя! К чертовой матери!

      — Узнаю своего друга капитана! Так чего же мы ждём тогда? Эй ты, там!.. Неси-ка пару бутылок вина!

      После этих слов Шатопер заметно повеселел. Всё же, компания Жеана Мельника была одной из его излюбленных. Пусть Феб и скатился до того, что имел за душой почти столько же, сколько и бродяга, — но он ещё помнил о своём дворянском происхождении. Впрочем, оно никак не мешало ему с завидной регулярностью надираться до неподобающего дворянину состояния. И именно из-за этого пресловутого дворянского происхождения Феб и предпочитал Жеана своим стражникам.

      Незаметно наступило утро.

      — Чтоб мне удавиться, — капитан толкнул Жеана в бок, и тот недовольно замычал в ответ. — Да проснись же ты наконец, чёрт тебя раздери!

      Жеан, покачнувшись, поднялся со стола и подпёр щёку рукой:

      — Внимательнейшим образом слушаю вас, Феб де Шатопер, капитан королевских стрелков!

      Тот потёр глаза и огляделся:

      — Какой вчера был день недели? Что-то я запутался…

      — Воскресенье, друг мой! Вчера был славный воскресный день и куда более славная воскресная ночь.

      — Вот дьявол! Ведь вчера я должен был быть на свидании с прелестнейшим созданием!

      — Да уж, неприятный конфуз, — Жеан, позёвывая, почесал голову. — А как её зовут? Может, нам удастся отыскать её?

      — Да на что мне сдалось её имя? Я знаю только то, что она была прехорошеньким созданием, — вот и всё!

      Капитан ещё неоднократно помянул брюхо Папы, пуп Вельзевула и прочие органы достойных и не очень господ и созданий. Затем встал из-за стола, оставив на нём несколько монет, и по-братски тряхнул Жеана за плечо. Уже на улице капитан взгромоздился на коня и направил его в сторону казарм, дабы отоспаться.

      Его юный друг проследовал почти тем же путём: он выругался по пути на улицу, ещё раз выругался уже на улице, несколько раз вдохнул холодный утренний воздух и уже потвердевшей походкой двинулся в сторону Двора Чудес, благоразумно обходя собор десятой дорогой.