Мужчины похожи на апрель, когда ухаживают,

и на декабрь, когда уже женаты.

Уильям Шекспир, «Как вам это понравится»

      На удивление, вечер был чудо как хорош. Клод вышел на Галерею Королей и, опершись руками на балюстраду, расслабленно взирал на город. Ему даже показалось, что тревоги, жившие в его сердце последние недели, оставили его. Но это умиротворение не продлилось долго: опустив глаза, он увидел до боли знакомую фигурку, бегущую через площадь. «В этот час?.. Что она здесь делает?» К удивлению для самого себя, он не бросился стремглав вниз, а просто проводил её взглядом.

      Отец Клод справедливо полагал, что эта сцена была не просто странной, скорее — весьма подозрительной. Кажется, прежде такого не случалось. Вряд ли её прогнали горожане — с чего бы им так вести себя со своей любимицей? И так же глупо думать, что её прогнали священники или солдаты. Нет, солдаты скорее будут жадно глазеть на неё, как голодные звери на парной окорок.

      Он спускался по лестнице ещё медленнее, чем обычно.

      Солдаты… Капитан де Шатопер. Этой мысли отец Клод сопротивлялся всем своим существом. И всё же… Слишком свежи воспоминания, как капитан вился вокруг неё с заученными восторгами, как красовался — настоящий павлин! Многие ей расточали похвалы, но только в ответ на его похвалы она улыбалась и только в ответ на его слова она смущалась.

      Фролло пытался в меру своих представлений и обрывочных воспоминаний, оставшихся со времён медицинского факультета, нарисовать в воображении картины их уединения, одновременно и манившие чем-то запретным, и отталкивающие уже тем, что капитан… что она была с ним и…

      Общение с вояками и выслушивание грязных подробностей их жизни во время исповедей — занятие омерзительное, но от него никуда не деться. Всё это не имело значения прежде, но теперь!.. Теперь же весь ужас заключался не в том, что он стал невольным свидетелем окончания rendez-vous¹ Эсмеральды, — но в том, что свидание это было с капитаном, прославленным своими пьянками и распутством. И представлять её, такую невинную и чистую, в объятиях этого человека, представлять как он развязывает её корсаж, как оголяет её плечи, снимает с неё рубашку, хватает своими похотливыми ручищами её грудь…

      О, это была истинная пытка. Она горячила кровь, доводя святого отца до того, что он, сидя на полу, мог только яростно шептать: «Нет, нет, этого не может быть, не могло, нет!..» — и с силой сжимать ткань сутаны.

      Но такое состояние не может длиться долго: прошло всего минут двадцать или, может, больше, когда он постепенно вернулся к окружающей его действительности. Ему показалось, что прошла вечность. И снова это ощущение ниже живота. Болит. Фролло подошёл к статуе Богоматери и упал перед ней на колени. Он поймал себя на мысли, что уже давно не молился с такой страстью. Голова гудела, мысли разлетались мотыльками. Он медленно поднялся с колен и вышел из собора.

      В эту ночь он спал плохо. Голова по-прежнему болела, но каким бы разбитым он себя ни чувствовал, пришлось встать, умыться, одеться, отправиться в собор, решить попутно мелкие дела, отслужить мессу, раскланяться с некоторыми знатными горожанами… Наконец, ему удалось сбежать на Галерею. Он искал на площади цыганку, желая заглянуть в каждый уголок площади, проверить, нет ли её там. Но она не пришла ни утром, ни днём, ни вечером.

      Так проходили дни, складываясь в недели.

      На следующий день после того кошмарного свидания с капитаном Эсмеральда собиралась плясать у собора. Но проснувшись поутру, поняла, что с удовольствием бы пролежала весь день в кровати. Бедняжке хотелось плакать без конца, а невиданная слабость позволяла разве что шевелить рукой. Более униженной она не чувствовала себя ещё никогда прежде. Лёжа в своей скромной постели, она вновь и вновь прокручивала в голове события прошедшего вечера, и они не шли ни в какое сравнение с тем, каким Феб показался при первой встрече.

      Эти воспоминания — лоскутное одеяло. Вот они с капитаном разговаривают на площади: он обходителен, делает ей комплименты, вот они приходят в тот кабачок, и он так храбро заступается за неё. Но вот они уже сидят в той комнатке: он настойчиво пытается её раздеть, и вот он даёт ей монетки за будущую ночь… Его поведение так разительно отличалось, что Эсмеральде даже подумалось, что это как будто два разных человека: один вежливый и храбрый, а другой видит в ней уличную девку.

      Так прошло несколько часов. Наконец, стало уже невмоготу не обращать внимания на голод, донимавший с момента пробуждения. Отрешённо, почти машинально она откусывала поочерёдно хлеб и яблоко, запивая разбавленным вином.

      «Но что, если он правда любит меня? Вдруг я отвергла его любовь? Так глупо обидевшись… Может он просто хотел помочь мне? А я сама опошлила его действия, подумав плохо?.. Он ведь знает, чем я зарабатываю на жизнь…»

      Через несколько дней она вновь вернулась танцевать на окраины. Но прошло немало времени, прежде чем она решилась изредка показываться на соборной площади. Когда же она слышала цокот копыт и лязг оружия, то быстро уходила в проулки или скрывалась в тени домов.

      Но однажды она всё-таки увидела капитана. Оставалось всего несколько дней до Вознесения Господня²; в полную силу распускалась весна, ей вторили возвращающиеся птицы, даже воздух стал лёгким и прозрачным. Эсмеральда пришла на площадь не слишком рано: звон, собирающий прихожан к службе Третьего часа³ уже давно затих, как вдруг колокола вновь зазвонили — ещё радостнее, ещё громче, музыка так и лилась с колокольни прямо на сияющую площадь и текла дальше по улицам, просачиваясь в окна и двери.

      Этот звон был непохож на обычный, что-то в нём отличалось от тех, какими извечно начинали и заканчивали службы. Тут же к лестнице подъехала роскошная карета. Дверца отворилась, и оттуда вышел высокий мужчина средних лет в бархатной робе⁴ с поясом, усыпанным драгоценными камнями. Почти сразу же на ступеньке показалась изящная ножка в шёлковом чулке, обутая в ажурную туфельку. Потом показалась вторая ножка; девушка положила свою ручку на раскрытую ладонь мужчины, и теперь Эсмеральда могла рассмотреть и её платье — из плотного красного шёлка с причудливым узором, с глубоким треугольным вырезом, отороченным мехом и закрытым парчовой вставкой. Пояс, как и у сопровождавшего её мужчины, был расшит драгоценными камнями. С венчавшего голову высокого остроконечного эннена⁵ спадала тонкая вуаль, закрывающая лоб и свисающая сзади почти до земли. Эсмеральда не могла оторвать от неё взгляда, рассматривая её, будто то была диковинная сказочная птица.

      Девушка меж тем поднялась на каменные ступени собора, и вся процессия вошла внутрь. Только тогда цыганка словно очнулась ото сна, взглянув на своё бедное платье и серую рубашку, — как далека она от подобных этой красавице! И… её Феба.

      Колокола продолжали неистовствовать, заливаясь музыкой. Эсмеральда вышла из тени, встала на расстеленном ковре подальше от собора, ударила в бубен и улыбнулась — толпа вмиг собралась вокруг неё.

      Когда Эсмеральда уже закончила и пересчитывала монетки, колокола вновь зазвонили, и двери собора распахнулись. Вновь показалась та красивая девушка в красном платье, только на этот раз под руку её вёл другой мужчина. Эсмеральда присмотрелась и обмерла — Феб! Значит, он не лгал — он женился на этой дворянке… Но он вовсе не выглядел опечаленным! Напротив: сейчас он выглядел совершенно довольным и с улыбкой что-то шептал на ухо своей жене, вызывая у неё смех.

      Эсмеральда так и стояла, точно вкопанная, а потом вдруг схватила бубен, монетки и, окликнув Джали, убежала в сторону Двора Чудес.

      Прошло ещё несколько недель. Стоял жаркий сухой июнь, солнце пекло крыши; Эсмеральда приходила на площадь уже после обеда, оставаясь до вечера. Клод наблюдал почти за каждым её выступлением из окна своей кельи или с галереи королей, иногда спускаясь вниз. Он наслаждался её танцами и вместе с тем высматривал капитана де Шатопера, но тот пока не появлялся.

      В один вечер всё изменилось.

      Клод привычно стоял на галерее королей, старательно делая вид, что созерцает приближающийся закат и вид вечернего города, когда увидел, что из дома с колоннами вышел человек в сверкающем доспехе. Фролло без труда узнал в нём капитана де Шатопера, обвенчанного им совсем недавно, и быстро спустился на площадь. Капитан тем временем весьма мило общался с цыганкой.

      Клод запахнул плащ, почти слившись с сумерками. Он стоял достаточно близко, чтобы расслышать их разговор.

      — Мои глаза не лгут мне? Вы ли это, мой ангел? — промолвил Феб с самой очаровательной улыбкой. — Я уже и не думал тебя встретить, моя красавица!

      — О капитан Феб!.. — Эсмеральда смущённо улыбнулась и подняла на него глаза. — Я не забыла ваших слов тогда, и… я всё ещё обижена на вас.

      — Чудесная малютка, мне было так плохо тогда! Веришь ли ты мне? Если бы ты знала, как я несчастен! О моя бедная загубленная жизнь! И зачем только я вздумал жениться? Это был поступок глупца! Я так корю себя за него! Ведь я лишил себя счастья в жизни! Я теперь не смогу засыпать с тобой каждый вечер и просыпаться каждое утро в твоих объятиях!..

      При этих словах капитан выглядел несчастнее побитого котёнка. Настроение Эсмеральды, когда она увидела его таким грустным, тотчас переменилось — его сладкие слова проникли ей в сердце, и она уже не могла сердиться на капитана.

      — О Феб… Я не знала, что вы… так несчастливы в браке… Вы выглядели таким весёлым и довольным в день свадьбы.

      — Жалкое представление! И ты поверила?! Поверь, если бы ангелы узрели, как я страдаю, то заплакали бы, как дети! Моя жизнь ужасна! Она противна мне! Не знаю, кто смог бы помочь мне…

      — Может… может, я смогу помочь вам чем-нибудь? Ммм… Хотите, я спою для вас?

      — Да, только давай уйдём с этой площади. Тем более, в тот вечер… я даже ничем не угостил тебя.

      — О Феб!.. Вы обещаете мне, что не попросите от меня больше ничего?

      — Я совсем забыл! Я ведь принёс кое-что для тебя. Мне не загладить вину перед тобой за своё поведение тогда и за те ужасные слова. Я хотел помочь тебе, но это уже неважно. Прошу, примите это, — он протянул ей небольшой тканевый мешочек, из которого Эсмеральда достала цепочку с подвеской и ахнула от удивления: драгоценности? ей?

      — О, Феб… Она так прекрасна! О, спасибо, спасибо, мой Феб!

      Капитан довольно покручивал усы.

      — Так что же, моя прелесть, идёмте скорее, не хочу здесь больше оставаться.

      Клод слышал каждое их слово, видел их лица, он видел её восхищение после того, как она увидела ту безделушку. В отличие от неё, он понимал, что капитан не будет дарить уличной плясунье что-то даже мало-мальски ценное — разве что какую-нибудь дешёвку. Он видел самодовольного капитана, бросавшего недвусмысленные взгляды на грудь Эсмеральды, и руки сами собой сжимались в кулаки. Но обнаруживать себя было ни к чему — он несколько раз глубоко выдохнул, прежде чем немного успокоился. А парочка меж тем уже устремилась в сторону моста Сен-Мишель. Клод тенью следовал за ними.

      — О мой Феб, я и подумать не могла, что вы так несчастны! Неужели всё так ужасно?

      — Моя прелесть, всё ещё хуже. Но ваше появление сегодня вечером озарило мою жизнь необыкновенным светом надежды!

      — Ах, Феб!..

      — Моя красавица, вы можете осчастливить любого мужчину! Позволите ли вы мне любить вас?

      — Зачем же вы спрашиваете? Вы ведь знаете мой ответ.

      — Я люблю вас!

      — Но Феб… вы ведь женаты… Правильно ли это — быть женатым и любить другую девушку?

      — Моё прелестное дитя! Увы, брак имеет мало общего с любовью, я бы даже сказал, что ничего общего! Я был вынужден жениться, это было желание моих покойных родителей, я не мог пойти против их воли… И вот я женат на женщине, к которой ничего не чувствую. О моя прелесть, знали бы вы, как я страдаю!

      — О Феб, тогда любите меня! Вы так прекрасны в ваших доспехах, они так блестят в свете этих огоньков и так сияют на солнце! Любите меня, мой Феб! И позвольте мне любить вас!

      — Моя красавица, вы будете для меня всем! Целый мир я готов бросить к вашим ногам! Сделать вас моей Дамой!

      — Ах Феб!..

      Так они приближались к кабачку, где уже царило подкреплённое вином веселье. Феб открыл дверь и пропустил вперёд свою спутницу. Фролло скользнул за ними. Он выбрал такой стол в углу, откуда было прекрасно видно обоих голубков, но где было трудно разглядеть его самого.

      Феб подошёл к хозяину кабака, что-то шепнул ему на ухо, потом взял бутылку и два стакана и вернулся к Эсмеральде. Клод следил не просто за каждым его движением — он следил за каждым вздохом, с отвращением отмечая его распущенные жесты и взгляды, почти всегда устремлённые на грудь Эсмеральды. Цыганка же самозабвенно любовалась капитаном.

      Немногим позже тот, наконец, не выдержал и что-то шепнул ей на ухо, отчего Эсмеральда смутилась, но всё же кивнула в знак согласия. Они встали и направились к лестнице. Сердце Клода забилось так часто, что, казалось, оно сейчас выскочит из груди. Он осушил бокал и устремил взгляд наверх, куда ушли капитан с цыганкой.