Мать может надеяться на беспрекословное послушание дочери

лишь в том случае, если она неизменно служит ей

примером благоразумия и образцом совершенства.

Александр Дюма, «Граф Монте-Кристо»

      В запасе Пакетта имела всего три дня; за это короткое время нужно было влить в Агнессу снадобье, избавляющее от возможного ребёнка, подготовить её к мысли, что она станет женой этого, как она выразилась, «чудовища», и научить всем тем премудростям ублажения мужчин, что знала сама.

      На ходу она натянула первое попавшееся платье, поленившись завязать, и постучала в комнату Агнессы. Из-за двери не раздалось ни звука, будто там вовсе никого нет. Это злило уже не на шутку: не хватало только, чтобы девчонка решила заморить себя голодом. Пакетта продолжала колотить по двери и кричать, но всё бесполезно — Агнесса оставалась безмолвной.

      Пакетта громко выругалась напоследок и спустилась вниз. Не дочь, а истинное наказание Господне! И на кону стоял уже не просто её брак, а её будущее, и, в придачу, душевное спокойствие Пакетты: она уже не тешила себя надеждами обуздать характер Агнессы — здесь требовалась сильная мужская рука.

      Но, как бы там ни было, Пакетта переживала за неё. Желание сбыть дочь с рук с наибольшей выгодой весьма причудливо сосуществовало со своеобразной заботой.

      До прихода первого любовника стоило хоть что-то съесть и переделать некоторые домашние дела. На кухоньке Пакетта отыскала ещё половину пирога с капустой и, разделив на четыре части, с удовольствием принялась за еду. А в полдень вновь попыталась проникнуть в комнату дочери, но, как и прежде, в ответ — тишина.

      Когда же часы пробили четыре, она с самым невинным выражением лица попросила очередного клиента выломать дверь в комнату дочери. Пакетта так душещипательно описывала свои мнимые переживания за её здоровье, что на какое-то мгновение и сама поверила в собственную ложь.

      От внезапного треска двери Эсмеральда подскочила на кровати, закрылась простынёй и отползла в самый угол, сжавшись в комок.

      Пакетта коротко распрощалась со своим помощником, вальяжно зашла в комнатушку и раздражённо прикрикнула на Агнессу:

      — Хватит сидеть взаперти! Не убивали же тебя, в конце концов. Вставай и приведи себя в порядок. Нам предстоит много работы.

      Эсмеральда не двинулась с места, не желая даже смотреть на мать.

      — Вы всё знали? — всхлипнула она.

      Пакетта устало вздохнула:

      — Даже если и так. Это твой последний шанс. Или хочешь заняться моим ремеслом? Хорошенько подумай. Куда лучше быть замужем. Он не самый плохой, уж поверь мне. Я и так приврала про твой возраст, могла бы и поблагодарить, — обиженно процедила она. — Стать любовницей архидьякона или ещё какого богатого святоши ты не захотела. А теперь нос воротишь!

      — О, прошу, оставьте меня! Лучше бы я умерла, чем бы это случилось!

      — Хватит с тебя громких слов. Я пятнадцать лет молила Бога послать мне смерть, но он не слушал меня. Так с чего бы ему слушать тебя? У него на тебя другие планы. Иначе цыгане и вправду сожрали бы тебя. Но ты оказалась жива. Не просто так он не слышал моих слёз, — Пакетта равнодушно пожала плечами и продолжила: — Вместо смерти он послал мне встречу с тобой. Я всегда надеялась, что ты будешь разумной девочкой… Это в тебе говорит твой отец. Я не знаю, кто он, но ума в нём не было, я уверена. Вставай, говорят тебе!

      Дёрнув в порыве злости рукой, она едва не расплескала настой и торопливо сунула кружку дочери:

      — Пей, если не хочешь понести от него сейчас.

      Эсмеральда, сначала с отвращением смотревшая на варево, после слов матери принялась пить настой большими глотками. Он оказался даже не таким противным, как она боялась. Впрочем, она выпила бы что угодно, если бы это избавило от ребёнка этого чудовища.

      — Правильно, пей-пей, — приговаривала Пакетта, довольно глядя на дочь, — пока что нам ребёнок ни к чему. Пусть сначала сдержит своё слово и женится на тебе.

      Эсмеральда поставила кружку на пол и с вызовом посмотрела матери в глаза:

      — Я не выйду за него. Делайте со мной, что хотите, но я не выйду за него! Мне уже всё равно. Я не стану ни его женой, ни ещё чьей-нибудь. О, лучше бы мне вообще не рождаться! — она со стоном повалилась на кровать, тихо всхлипывая.

      — Глупости это всё, — Пакетта устало махнула рукой, закатив глаза, и с силой дёрнула Агнессу за руку: — А ну вставай немедленно, говорят тебе! У нас много работы. Посмотри, на что ты похожа! Вся грязная, нечёсаная… Сплошное наказание мне с тобой! Приводи себя в порядок и спускайся есть. Хватит морить себя голодом. Подурила, и будет. И забудь уже эти бредни про смерть. Тебе о свадьбе думать надо и как жить с мужем, а не выть в подушку. Удивительно, что они на тебя вообще смотрят. Семнадцать лет, а ума нет. Одевайся, причёсывайся и иди вниз.

      Она прикрыла дверь, как могла, и спустилась на первый этаж.

      Прошло немного времени, когда Агнесса зашла на кухню. Мать встретила её неоднозначным взглядом: то ли радовалась её появлению, то ли… Что бы там ни было, от её вида становилось не по себе.

      От увиденного в окошко собственного отражения Эсмеральде стало дурно: она меньше всего походила на себя прежнюю. Будто исчезло что-то незримое, оставив на месте красивой девушки бледную тень. Чёрные круги под глазами, бесцветные губы, осунувшееся измождённое лицо — больше всего хотелось, чтобы это оказалось ложью, чьей-то глупой... картинкой?.. — нет, карикатурой, прислонённой к окну со стороны улицы, — хотелось верить, что она на самом деле не такая.

      — И чего ты застыла? — окрик матери выдернул из размышлений. — Садись и ешь. До чего довела себя! Ходишь на смерть похожая. О себе не думаешь — обо мне подумай. Куда ты дальше одна? Кому ты нужна будешь потом? — Пакетта горестно вздохнула и рухнула на лавку: — Я ведь о тебе забочусь, дурочка. И послал же мне Господь такую дочь! Ешь, говорят тебе! У тебя свадьба в будущем месяце. Никак в этом не получается: всё у него дела какие-то. Но это хорошо. Толковый муж — такая редкость. Вот отдам тебя, а там… — её лицо приняло мечтательное выражение.

      — А что — там? — спросила Агнесса, удивлённо глядя на мать.

      — А там можно и о себе подумать. Вот женю на себе одного дурачка-лавочника и заживу. А ты что подумала?

      — Ничего, — Эсмеральда отложила кусок пирога и встала из-за стола: — Я пойду. Я устала.

      — Ну уж нет, милая моя, — почти что пропела Пакетта, вцепившись Эсмеральде в руку мёртвой хваткой, и усадила её обратно на лавку, — никуда ты не пойдёшь. Он вернётся через три дня. А я не хочу ударить в грязь лицом перед ним! Раз уж тебе так не понравилось то, что произошло в первый раз, я тебя кое-чему научу.

      Агнесса зарделась. Такой разговор не мог привидеться даже в самом страшном сне. Одновременно появились удушающий ком в горле и желание умолять, чтоб это прекратилось, но мысль о том, что произошедшее тем вечером повторится, придала сил:

      — Я не выйду за него. Делайте со мной, что хотите, — повторила она, — но я не выйду за него. Я вообще не выйду замуж. Лучше я умру в сточной канаве, но я не выйду замуж ни за него, ни за кого-то ещё.

      Пакетта озлобленно ударила рукой по столу:

      — Прекратишь ты когда-нибудь нести эту чепуху? Выйдешь! Выйдешь, как миленькая! Ты чего это удумала, а? Не для того я пятнадцать лет голову об камни разбивала, чтобы ты себя голодом уморить решила! Неужто Бог меня так покарать решил? Умереть она решила! В сточной канаве! Не бывать этому! Слышишь меня? Не бывать!

      Эсмеральда вскинулась навстречу матери и, хлопнув дверью, выбежала на лестницу.