У меня сегодня много дела:

Надо память до конца убить,

Надо, чтоб душа окаменела,

Надо снова научиться жить.

Анна Андреевна Ахматова

      Дверь закрылась неожиданно громко. Фролло даже вздрогнул, прижавшись к ней спиной. Недели шли одна за другой, он почти перестал думать о сбежавшей в Реймс Эсмеральде. Излечиться помогло и то, что он совершенно точно знал, что она о нём думает и кем считает. Иначе решила бы, что он заодно с этими коронованными преступниками?

      Только одно время от времени заставляло возвращаться к мыслям о ней: что, если Гудула, и в самом деле решившая вернуться к прошлому ремеслу, втянет в эту грязь и её? Всё же, бывшая вретишница не так хорошо выглядела, чтобы завлекать внешним видом толпы мужчин. В отличие от дочери. И вновь вспомнил, как мужчины смотрели на Эсмеральду, когда та танцевала.

      Вечер, когда эти картины воскресли в памяти, точно Феникс, можно с абсолютной уверенностью назвать роковым. Она стала вновь то и дело прокрадываться в сны. Поначалу Эсмеральда представала перед ним то на галерее собора, одетая в лёгкое платье, то склонившая голову на скамьях храма, то стоя под ветром на пологом речном берегу.

      Эти невинные картины, манящие близостью казалось бы похороненного желания, всё сильнее распаляли кровь.

      И вот уже Эсмеральда не гуляет в скромном платьице горожанки, а в дерзком цыганском наряде танцует у праздничного костра; то и дело мелькают стройные ножки, всё чаще вздымается грудь.

      Проходит ещё неделя. Или две?.. Она бежит мимо с разорванной на плече рубашкой так близко, что даже её волосы задевают его.

      Ещё две или три недели — он сидит у ложа, где лежит она, распластанная в жертвенной позе.

      Сдерживать себя становилось всё сложнее.

      Вот и сейчас: казалось бы, что произошло? Всего лишь увидел среди прихожанок миловидную темноволосую девицу — и вот уже на её месте чудится Эсмеральда в её ярком наряде.

      Он так часто тёр глаза в тщетной надежде избавиться от наваждения, что другие священники даже поинтересовались, здоров ли он. Фролло, конечно, шепнул, мол, всё в порядке, видимо, соринка попала в глаза, но на деле еле довёл службу до конца.

      — Успокойся, — повторял он себе, — она сочла тебя ровней этим крысам из Двора Чудес, таким же мерзавцем, как они. Незачем думать о ней. Думай о Боге, думай о Науке.

      Но это не помогало.