Когда боги хотят наказать нас, они отвечают на наши молитвы.

Оскар Уайльд, «Идеальный муж»

      Сбор скромных пожитков не занял много времени. Темнота ночи ещё не отступила, когда Эсмеральда покинула дом и, скрываясь в тени, пробиралась к Велльским воротам. Как только взошло солнце и ворота открыли, она одной из первых покинула город. И, только раз обернувшись назад с горьким вздохом, продолжила путь.

      Дорога до Парижа, как и в прошлый раз, заняла больше недели. В первый же день ей повезло: за несколько денье её подвёз торговец, возвращавшийся в Шамбреси. Но к вечеру третьего дня, остановившись на ночёвку в монастыре Сен-Ферреоль, обнаружила у себя кровь. Поначалу Эсмеральда не обратила на это внимания, но дни шли, а кровь так и не останавливалась, как и боль внизу живота — не думала утихать. Эсмеральда слабела, отчего шла всё медленнее.

      На седьмой она добралась из Мо в Шель с ещё одним торговцем. Там она нашла пристанище в приземистой церквушке святого Андре. До Парижа оставалось уже не так далеко, но всё ещё не удавалось поверить, что она на самом деле преодолела этот путь в одиночку.

      Эта болезнь стала в каком-то смысле и оберегом от попыток других путников развлечься с ней: едва они видели её сорочку, перемазанную кровью, как в суеверном страхе отшатывались и спешили убраться подальше.

      Потом оставались позади ещё города, деревни, но сознание, затуманенное болью и последними переживаниями, гнавшими из Реймса обратно в Париж, не сохраняло их в памяти. Эсмеральда запомнила только, как в наступающих сумерках десятого дня вошла в Сен-Антуанские ворота.

      Она брела к собору Богоматери, сторонясь Двора Чудес. Что, если её не узнают? Тогда одному только Богу известно, что с ней могут сделать. А если Клопен и все остальные уехали, и теперь здесь нет никого, кто знал бы её? Кроме… Впрочем, туда она и направлялась. Если кто-то и может помочь, то совершенно точно не сборище бродяг.

      Эсмеральда буквально вползла в открытые двери собора и рухнула на ближайшую лавочку, переводя дух. Прошло совсем немного времени, когда к ней обратились, и она, с трудом подняв голову, посмотрела на подошедшего священника. От усталости она почти не понимала, что он пытается втолковать, но всё же разобрала слово «помощь» и вцепилась в руку святого отца, попросив отвести к архидьякону.

      — Дочь моя, ты уверена? Тебе нужен именно архидьякон Фролло? — осторожно уточнил тот.

      — Да, прошу… отведите меня к нему… — она слабо кивнула.

      Священник удивлённо хмыкнул, но всё же подал ей руку.

      Оставшись одна перед дверью башенной кельи, Эсмеральда прислонилась спиной к стене перевести дух. Она прислушалась, но из-за двери не доносилось ни звука. Что, если его там нет? А если и там, то… Может, он и вовсе прогонит после всего, что она сказала ему в Реймсе?

      От боли внизу живота хотелось рыдать и лезть на стену. Но собравшись с духом, она слабо постучала.

      — Жеан? Это ты?

      Она постучала ещё раз, держась за стену другой рукой.

      Раздосадованный, Фролло распахнул дверь.

      — Ты? — на несколько мгновений он забыл, как дышать. — Эсме… Агнесса, что ты здесь делаешь?

      — Пожалуйста… мне некуда идти… Помогите мне… — еле слышно ответила она.

      Клод протянул ей руку, на которую она скорее рухнула, чем оперлась.

      — Что ты делаешь здесь? Как ты… Как ты оказалась в Париже? Что случилось? — как только она опустилась в кресло, он принялся заваливать её расспросами. — Что с тобой? Ты белая, как простынь!

      — Пожалуйста, она… она почти не останавливается… — Эсмеральда охнула и закрыла лицо руками, представив, что, возможно, придётся рассказать; она запиналась: боль внизу живота почти сводила с ума. — Иногда ночью она перестаёт… течь…

      — О чём ты говоришь?

      Эсмеральда стыдливо опустила глаза:

      — Кровь… Там.

      — Но ведь это… нормально, — улыбнулся Фролло. — Разве у тебя не происходит такое каждый месяц?

      Эсмеральда заплакала ещё сильнее:

      — Это другое. То, про что вы говорите, было за неделю до… этого.

      — Сколько времени это уже длится?

      — Дней пять или шесть… А может неделю… Я не помню! — она снова зарыдала, закрыв лицо руками. — Пожалуйста, помогите мне. Я не знаю… Я боюсь! Мне кажется, что я умираю! Я умру? — она подняла глаза на него.

      — О, конечно ты не умрёшь, — нарочито небрежно бросил он. — Тебе сейчас нужно отдохнуть, поспать. Ты можешь идти?

      — Да… если вы мне поможете… Сама я не дойду, — она всхлипнула и посмотрела на него: — Прошу, скажите, что я не умру!

      — Тише, пожалуйста, — он присел возле кресла и прижал её голову к своему плечу; Эсмеральда вся тряслась, как в лихорадке, — конечно ты не умрёшь, что за глупости. Я сейчас.

      Он дал распоряжение служке, проходившему по галерее, отнести постель в келью для ищущих убежища, и вернулся за Эсмеральдой.

      В келье он помог ей устроиться на матрасе. Когда она успокоилась и немного расслабилась, согретая одеялом, Клод возобновил расспросы. Но, что бы ни говорил, она только отмалчивалась или отказывалась отвечать. В конце концов он не выдержал и заставил её посмотреть на него:

      — Эс… Агнесса, это не шутки. Что произошло? Такое не начинается само по себе.

      — Эсмеральда — не Агнесса, — тихо сказала она и отвела взгляд. — Матушка, когда ещё была… жива… Она дала мне настой, чтобы… И я пила его.

      — Пакетта мертва?

      — Да, — бесцветно ответила Эсмеральда.

      — Что ещё за настой? От чего?

      — Я не знаю, из чего он. Он от… Я не могу, пожалуйста, не заставляйте меня.

      — Эсмеральда, если ты не расскажешь мне всё, я не смогу помочь тебе, — строго сказал Фролло. — От чего был этот настой?

      — От ребёнка! — выпалила она. — Она сварила какое-то зелье, чтобы во мне не поселился ребёнок!

      — Я ничего не понимаю. Что за ребёнок? Ты вышла замуж? — его глаза скользнули по её левой руке в поисках кольца.

      Она отвернулась к стене и зарыдала. Клод какое-то время просто наблюдал, но наконец решился прервать её:

      — Эсмеральда, ты хочешь, чтобы я помог тебе? Я не смогу сделать этого, если не буду знать всего, что произошло.

      — Это было чудовище, — дрожащим голосом отвечала она. Её глаза округлились; она смотрела невидящим взглядом, полным ужаса. — Страшное чудовище! Оно творило… кошмарные вещи, кошмарные! Это всё из-за него, из-за чудовища!

      — Господь милосердный, — прошептал Клод. И добавил мысленно: «Пусть это окажется не тем, что я думаю».

      — Это всё чудовище, — продолжала несчастная. — Оно подкараулило меня вечером. Я очнулась — а оно было полуголое. У него была косматая голова и горящие глаза. Его огромные лапы раздирали одежду: мою и его, — она говорила так быстро, что Клод еле поспевал за нею. — А потом он разодрал всё там. Там всё было в крови. Я не помню, как я оказалась дома. Матушка что-то говорила мне про свадьбу с ним, она хотела подготовить меня к жизни с ним. Я заперлась в комнате и два дня не выходила. А потом она выломала дверь и сунула мне кружку с тем пойлом. Она не хотела, чтобы ребёнок появился до того, как оно на мне женится. Я была готова на всё, даже если бы этого ребёнка вырывали из меня раскалёнными щипцами! — её голос стал озлобленным. — Чудовище должно было вернуться через два дня. Накануне я пришла домой поздно вечером. Было так тихо, святой отец. Я испугалась: у матушки ведь должен был быть гость, а из комнаты ни звука не слышно было. Я зашла туда... Матушка лежала мёртвая. Я до сих пор помню, святой отец, как она смотрела на меня из темноты… — Эсмеральда вздрогнула. — Оно пришло поздно вечером. Соседка крикнула ему, что матушку схоронили сегодня, а я… Она решила, что я пропала вместе с ней. Она сказала, это потому, что я посмотрела покойнице в глаза. Оно тогда ушло. А я сбежала на рассвете, когда открыли ворота, — Эсмеральда выдохнула и замолкла. Она ещё несколько мгновений сидела, уставившись на стену, а потом резко оторвала взгляд, ставший наконец осмысленным, и посмотрела на священника: — Пожалуйста, спасите меня… Я не хочу умереть!

      — У тебя осталось ещё зелье, что сварила твоя мать? — Клод старался сохранять спокойствие изо всех сил.

      — Да, кажется… В моём мешке, там бутылочка. В ней должно было что-то остаться.

      — Хорошо. Теперь спи. Ты устала за дорогу, а уже ночь. Я приду к тебе утром. Здесь тебе опасаться нечего, никто к тебе не зайдёт. Но, может, ты хочешь есть?

      — Нет, спасибо, святой отец, — она покачала головой и почти сразу же усмехнулась: — Видите, всё получилось так, как хотела она и Клопен. Я пришла к вам и сама… То, что вы говорили тогда, что вы… Это правда? Вы ещё… вы всё ещё хотите?..

      — Тебе нужно поспать. Доброй ночи. Да хранит тебя Господь, — он перекрестил её и вышел из кельи.

      Но стоило только оказаться в коридоре, как руки сами сжались в кулаки. Он бил и бил по стене, не чувствуя боли, облегчения — не чувствуя ничего. Забыл о том, что стоит в доме Господа, о том, что он сам слуга Господа, и проклинал: Гудулу, то… чудовище и — себя. Он тоже виноват. Он мог забрать Эсмеральду оттуда ещё зимой, и тогда ничего бы не произошло. Какой глупостью было решить, что он не имеет права вмешиваться и разлучать дочь с матерью!

      Беглый взгляд ухватился за бледно-красные следы, и только теперь Клод остановился. Тогда пришла и боль. Кисть онемела, пошевелить пальцами едва получалось. Он припал к стене лбом, тяжело дыша. Довольно. Ещё найдётся время распекать себя за ошибки прошлого. Сейчас он должен исправить последствия. Обязан. Но Эсмеральде помогут его знания, а не попытки изувечить себя.

      Несколькими резкими движениями он стёр следы крови со стены и направился в башенную келью.

      Клод сидел склонившись над остатками варева и пытался понять, чем именно бывшая затворница опоила Эсмеральду: травы слишком перемешались. Он уронил голову на руки. Какую же чудовищную смесь приготовила Гудула. Удивительно, что Эсмеральда ещё осталась жива после выпитого! У неё поистине сильное тело, раз отделалось лишь кровью.

      Утро дало знать о себе целой амальгамой неприятных ощущений в теле: потянувшись, он почувствовал, как сильно затекли шея и спина, да ещё и голова болит так, что, кажется, вот-вот разлетится на мелкие кусочки.

      Он припомнил события вчерашнего вечера. Весь ужас ситуации состоял в том, что действенного лекарства против зелья Гудулы не существовало. Оставалось надеяться на выносливость молодого организма и что некоторые снадобья всё же помогут, пусть и немного. Они, конечно, предназначены для лечения стреляных ран, точнее, кровопотери при них, но кто знает — вдруг это сработает?! Жареную мышь, конечно, не приложишь, но вот настои и отвары — другое дело. Потому он методично обыскивал полки, выставляя ровным рядком на стол бутыльки и банки с эссенциями и порошками.

      Колокола отвлекли его. Только сейчас он вспомнил, что она, должно быть, всё так же лежит в той келейке и до сих пор ничего не ела. Пришлось спуститься в главный зал, чтобы найти хоть кого-то. Причетник с трепетом слушал его распоряжения и чуть ли не побежал в кухню.