Эсмеральда потянулась и открыла глаза. В келью из оконца лился яркий солнечный свет. «Сколько же я спала?» Чувствовала она себя куда лучше, чем вчера. Неужели нужно было всего-то как следует выспаться? Да и от мысли, что больше не нужно куда-то бежать, скрываться, теплело на душе. Одно плохо — на подоле рубашки не осталось и дюйма чистой ткани. О, с каким удовольствием Эсмеральда скинула бы её, но другой нет — всё извела в пути, мастеря подкладки. Придётся ходить в этой. Разве что… разве что попросить у него другую: ношеную, короткую, да любую — какая разница? Лишь бы чистую.

      Из оконца открывался потрясающий вид, от высоты захватывало дух. Эсмеральда глядела на жизнь внизу, забыв обо всём. Даже боль в животе ненадолго отступила. Любование прервал стук в дверь, и Эсмеральда встрепенулась. Постучали ещё раз, и почти сразу же раздался голос, принадлежавший, видимо, юноше:

      — Я принёс вам еду. Меня послал Его Высокопреподобие, архидьякон Жозасский. — И, когда не последовало никакой реакции, юноша уточнил: — Мэтр Фролло.

      Рубашка прилипла к спине; Эсмеральда сжала руки и ответила:

      — Оставьте у двери… пожалуйста.

      — Корзина слева от двери. Его Высокопреподобие сказал, чтобы вы обязательно хорошо поели.

      Послышались удаляющиеся шаги, и, когда они совсем стихли, она осмелилась забрать корзинку. Та и впрямь оказалась набита доверху: кусок кровяной колбасы, хлеб, виноград, яблоки, разбавленное вино и… гранаты?! Какой странный выбор!.. Где только их нашли в это время года? Эсмеральда пожала плечами и принялась за еду, устроившись на постели.

      Прошло совсем немного времени, когда она почувствовала себя странно. Чуть погодя ощущения прояснились — тошнота. Внутри всё похолодело, будто коркой льда покрылось: что, если отвар не подействовал? Кажется, мать говорила, такое бывает, когда ждёшь ребёнка. Как же плохо… И нет свежего воздуха! Ночной горшок, до сих пор нетронутый, пришёлся как нельзя кстати. Когда Эсмеральда закончила, задвинула его в угол, чтобы не было видно с порога, улёглась на матрац и отвернулась к стене. Хорошо, рядом никого. Скорее бы всё это закончилось! Тогда можно уйти куда-нибудь, где её никто-никто не знает, поселиться в одиночестве и прожить так, пока Господь не призовёт…

      — Эсмеральда, — тихо позвал Фролло, коснувшись плеча, — проснись.

      Она постаралась незаметно вытереть слёзы и села:

      — Я не спала, святой отец.

      Он пристально посмотрел на неё и после долгого молчания спросил:

      — Ты ела сегодня?

      — Немного.

      — Это плохо. Тебе нужно восстанавливать силы. Как ты себя чувствуешь?

      — Сносно. — Она отвернулась и, чуть погодя, заговорила вновь: — Я боялась, что вы прогоните меня. Не смотрите так, — она вздрогнула под его взглядом, — я всё помню. Я столько плохого наговорила вам зимой в Реймсе. Я была такой глупой. Но видите, мне пришлось бежать оттуда. Я не могла остаться там. Я бы умерла. И... оно бы нашло меня: Реймс ведь меньше Парижа, там почти не спрятаться. И меня многие знали... Как я могла идти по улице после… всего? Смотреть людям в глаза, разговаривать с ними? Это было невыносимо. Даже просто думать об этом, — она вздохнула. — Мне было так страшно, а потом ещё и это. Мне не к кому больше пойти. Я надеялась, вы поможете. Наверное, здесь не осталось никого знакомого, кроме… вас. Я похоронила матушку — и теперь я одна на всём свете. Я не останусь здесь надолго. Вы не прогнали меня, дали кров и еду — я благодарна вам. Но... вам ведь неприятно, что я здесь? После всего, что я наговорила и…

      — Я принёс тебе лекарство, — Фролло протянул стакан.

      — Горько, — поморщилась она.

      — Это должно помочь. Тебе что-то нужно? Может быть, чего-то хочется?

      — Есть кое-что, — смутилась Эсмеральда. — Но это так… Новая одежда, чистая. Эта совсем… грязная. Может, хотя бы рубашка.

      — Тебе принесут новую одежду. Что-нибудь ещё?

      — Нет, спасибо… Вы и так дали больше, чем я заслуживаю.

      Фролло собрался возразить, но она, заметив это, покачала головой, и он молча ушёл.

      Когда перевалило за полдень, в келью вновь постучали: принесли одежду и оставили за дверью. Эсмеральда раскрыла свёрток и нервно рассмеялась, отбросив в угол. Это… насмешка? что это значит? Нет, это не может быть всерьёз!..

      Голос Фролло вывел из оцепенения.

      — Что с тобой? Эсмеральда!

      — Они смеются надо мной! Это так жестоко!

      — О чём ты говоришь? Кто — они?

      — Эти люди… которые прислали мне ту одежду…

      — Что с ней не так? Она слишком велика для тебя? Или слишком длинная?

      — Она белая! — Эсмеральда подняла глаза и разглядела сквозь слёзы недоуменное выражение его лица. — Я не могу носить белое!.. Вы ведь знаете, кем я стала. Что я теперь…

      — Послушай… Ты веришь мне? — Фролло сел рядом и посмотрел ей в глаза — она кивнула. — В произошедшем нет твоей вины. Грех лежит на том… существе, сотворившем это. И только на нём.

      — Но ведь… я же…

      — Господь знает, что в этом нет твоей вины. И я это знаю. Ты не виновата в том, что случилось. Эсмеральда, ты можешь носить и белую, и любую другую одежду, какую захочешь.

      Она задумчиво кивнула в ответ.

      — Хорошо… Теперь выпей ещё лекарства и переоденься. А завтра я принесу что-нибудь почитать. Тебе, должно быть, безмерно тоскливо здесь. Ты привыкла к иной жизни, а не сидеть в четырёх стенах.

      — О, сейчас я только рада побыть в тишине. Она… успокаивает. Знаете, я ведь утром почувствовала себя лучше. Наверное, это потому, что давно так хорошо не спала.

      — Это очень хорошо. Тебе это на пользу. Помни: сон и питание необходимы — они придадут сил. Хотя ты и так очень сильная. И храбрая. Преодолеть столь долгий путь нелегко. Вскоре ты совсем оправишься.