Дилюк летит на самолете впервые. Судя по словам Тартальи, так быстрее. Он и раньше на нем летал, а вот для Рагнвиндра это первый такой вылет и ему не по себе от одного только вида из окна — все кажется таким маленьким под ними. Поэтому единственное решение такой проблемы для Дилюка — это сон. Их путь пролегает рядом с Драконьим хребтом, который начинается с территории Мондштадта и заканчивается началом земель Лиюэ. Дилюк и раньше там бывало проездом, но из окна самолета видел горы тоже в первый раз. Он отчетливо помнит холод и мороз, который стоит в этом краю, еще у подошвы горы. Но разглядывает вид из окна словно никогда не видел его прежде. Вершина горы и небо окружено дымчатыми перистыми облаками, а покрытые снегом и льдом кончики скал отражают солнечные лучи. Под мысли о своем первом путешествии Дилюк вскоре засыпает, забыв о легком чувстве страха и беспокойства. Он больше не думает о правильности своего выбора и поступков, а также предстоящего испытания и отдается в руки судьбе.
***
Дилюк не выспался в тот вечер, когда Тарталья заявился пьянным. Он не мог просто так отпустить того одного домой в таком состоянии, с ним обязательно что-нибудь, да приключилось — даже в трезвом виде предвестник Фатуи не отличался здравым рассудком (а что уж говорить про состояние ментального здоровья), поэтому было принято решение на ночь поселить Тарталью в гостевой комнате. Там уже давно никто не ночевал, и Дилюку пришлось справиться без Аделинды, так как тревожить главную горничную совсем не хотелось — у нее и так всегда хватало работы в дневное время суток. Тарталья, конечно, был парень худой, строением напоминал скорее длинный фонарный столб с плечами, чем что-то массивное и тяжелое, но когда он всем телом облокотился на Дилюка, тот понял, что эта шпала весит не меньше восьмидесяти килограммов. Еще бы, Тарталья как-никак не просто так оказался на службе у Царицы, в Фатуи. Дилюк с горем пополам донес своего гостя, придерживая его на своих плечах, до нужной комнаты, и тот буквально свалился на кровать, словно тряпичная кукла. Со стороны Тартальи раздался тяжелый и шумный выдох (а со стороны кровати жалобный скрип пружин), прежде чем он сделал резкий поворот в лежачьем положении, и уставился на Дилюка, подвиснув головой с края кровати.
— Что? С одеждой сам себе как-нибудь помоги. Можешь хоть в ней спать. Но чтобы утром духу твоего здесь не было.
— А как же завтрак, мастер Дилюк? И пожелание на ночь, — Тарталья обиженно поджал губы и вытаращил глаза, пытаясь состроить милое лицо, на манер тех, что делали щенята. Но, судя по реакции Дилюка, вышло что-то нелепое, отчего тот едва заметно прыснул со смеху, и уже в том же серьезном тоне ответил:
— Если успеешь встать по расписанию, так уж и быть, получишь свою порцию. Спокойной ночи… нам всем с тобой в одном доме!
— Спокойной ночи! — Тарталья довольно улыбнулся и, отправив воздушный поцелуй Дилюку, повернулся в сторону стены и мирно засопел.
«Ну слава богу, хоть не храпит во сне», — подумал хозяин поместья и удалился из комнаты, выключив свет и тихо прикрыв за собой дверь.
***
Дилюк просыпается резко, словно увидел какой-то кошмар. Он чуть не подскакивает на месте, но останавливается, заметив людей вокруг, и, самое главное, Тарталью. Тот вопросительно смотрит на него, положив руку на плечо Дилюку.
— Кошмар?
— Кошмар, — Дилюк кивает, не собираясь даже распространяться насчет того, что ему снилось. Тарталья принимает это к сведению, заметив привычное недовольство во взгляде и смиренно улыбается.
— Мы уже прилетели.
Останавливаются они в постоялом дворе «Ваншу». По словам Тартальи, из гостиницы открывается поистине живописный вид, да и репутация у нее хорошая, обслуживание и сами номера на уровне. Дилюку все равно на вид, он напряжен предстоящей встречей и тем фактом, что он чуть не сорвался на Дотторе в прошлый раз. К тому же, он помнит, кого из себя изображает и что спектакль продолжается — судя по всему, будет продолжаться еще долго. Но когда он кончится? Тарталья на это лишь загадочно пожимает плечами.
— Почему ты вообще решил, что это хорошая затея… Нет, почему я, болван, на это согласился, вот что стоит спрашивать! — бормочет про себя Дилюк. Но назад пути уже нет.
— Не волнуйся так, они уже поверили нашей легенде. Проверять не будут, — и как-то подозрительно смеется. Дилюк недоверчиво щурится и хмыкает саркастично, словно соглашаясь с Тартальей.
— Ага, так я тебе и поверил. Мне еще проходить ритуал посвящения. Вы точно не секта?
— Только если верить в силу своей страны и ее власть теперь считается религией.
— Ну, я не знаю точного определения этого слова, но слепая вера во что бы то ни стало вредна для разума и рассудка.
— Кто бы говорил, — Тарталья хмыкает, оценивающе смотря на Дилюка и поднимает руки, чтобы поправить тому ворот рубашки. Рагнвиндр дергается, но тот его останавливает жестом. — Спокойно, я всего лишь поправляю воротник, а то ты какой-то мятый.
— А вы прям сам мистер Опрятность, можно сказать! — огрызается Дилюк. Что-то ему не нравится в том, насколько близко к нему встал Тарталья. Настолько, что к щекам приливает кровь, и он стоит красный, как помидор.
— Не нервничай, — Тарталья говорит с улыбкой, но у самого голос тоже дергается, — нам стоит пообедать перед встречей. Она ведь будет только вечером.
Дилюк только протяжно и тихо взвывает. Они выбрали два отдельных номера, но они расположены совсем рядом. И вообще, быть в компании человека, которого знаешь всего несколько месяцев и все, что тебе известно о нем, по большей части выведанная тобой информация из полицейских отчетов, такое себе удовольствие. Дилюк понимает, что вляпался по самое не хочу, но и сидеть сложа руки при такой ситуации не может. Скорее всего, он рискует всем — репутацией в Мондштадте, здоровьем, даже жизнью, но ему совсем не жаль, если это принесет пользу родной стране. А вот если принесет вред… Тогда Дилюк первым наложит на себя руки, но прежде попытается прикончить всех, кто был к этому причастен. И, кажется, в таком случае первой целью будет Тарталья. Но тот так спокоен, словно у него все схвачено. Или он просто привык к такой жизни — балансировать на грани жизни и смерти для него сродни обычным посиделкам в таверне у Дилюка. Но кто такой Рагнвиндр, чтобы осуждать его, ведь он уже давно живет по практически похожим правилам. Единственное их отличие — отношение к такому образу жизни — один тяжело, а второй легко. И кто из них тогда сумасшедший, спрашивается?
— Хотел бы я быть так уверен в своих действиях и силах, как ты.
— А что тебе мешает? — Тарталья словно не понимает его. — Слабости порождают сомнения. Ты должен быть уверен в себе, даже если знаешь, что у тебя нет шансов. Иначе это все бессмысленно, дорогой Дилюк.
«Он прав», — замечает про себя Дилюк и не понимает, то ли преисполняется уважением к своему бывшему потенциальному врагу, то ли просто устал переживать и поэтому чувствует, как постепенно напряжение во всем теле спадает.
— А почему именно восьмой? — Такой вопрос со стороны Дилюка звучит довольно неожиданно, и Тарталью такой внезапный интерес заметно бодрит. Его глаза, до этого словно потухшие и взгляд, словно уставший и перешедший в режим сна, загораются привычным светом изнутри, и Дилюк замечает, как меняется его собеседник в такие моменты. Почему-то проскальзывает мысль, что веселый Тарталья гораздо приятнее того, что он видит крайне редко и может лишь додумывать этот не до конца знакомый ему образ в голове. Тарталья болен и перепады настроения, смена одной фазы на другую, словно луна и солнце сменяют друг друга на небе, непредсказуемы. Но за все это время Дилюк редко замечал в Тарталье перемены, они настолько незначительны, что ему приходится хвататься, как за тоненькую ниточку. И от этого ему лишь любопытнее и не по себе от собеседника. Когда заметна хоть малейшая перемена в его поведении, Дилюк готов ко всякому — он еще никогда не видел Тарталью «в деле», может, именно тогда он такой, каким его никогда не видел Рагнвиндр?
Тарталья рассказывает коротко о прошлой носительнице титула восьмого предвестника. Ее звали Синьорой, но также она носила прозвище Алая ведьма.
— Кстати, тебе тоже нужно прозвище. Как тебе Святлячок? — С ухмылкой замечает фатуец, прищурив довольно глаза в улыбке.
— Дурацкое какое-то. У вас у всех имена из Комедии дель Арте, с чего-то я должен называться иначе?
— Ну, не знаю. Все это слишком… серьезно для тебя. А Светлячок звучит мило, прямо как ты.
Дилюк фыркает. Снова он за свое. Тарталья смотрит на него неотрывно, словно пытаясь сказать что-то взглядом. Но лишь снова вызывает приток крови к щекам, и смеется, заметив, как Дилюк смущенно отводит взгляд.
«Да что с тобой такое сегодня творится?»
А Дилюк и сам не понимает, что с ним происходит. Хотя у него есть некоторые догадки, но думать о них нет времени, с каждой секундой ближе то самое собрание и встреча с оставшимися предвестниками.