Дилюк не может поверить, что ему это приснилось. Нет, точнее будет, что это именно ему приснилось. От подобных сценариев в голове он выглядит как помидор, и это никак не скроешь, такова его натура — на светлую кожу с трудом ложился загар, зато румянец заметен всегда. Поэтому Тарталья и спросил его напрямую, что это с ним стряслось, но по привычке и не ожидал получить честного ответа, ведь, в отличие от него, у Дилюка имеется чувство стыда и вообще осознания, что стоит говорить, а о чем лучше промолчать. Правда, прекратить думать о таком не получается. Какого черта это ему приснилось? И главное чем больше он хочет забыть, тем сильнее он задумывается об этом. Значит, это его волнует, а если волнует, значит, небезразлично. Хотя… конечно, черт побери, не безразлично, он во сне целовался не с каким-то человеком, а с самим Тартальей, на которого при любом удобном случае огрызался и которого, вроде как, ненавидел и терпел лишь из соображений совести и серьёзного отношения к их сотрудничеству.
— Не приближайся! — Дилюк отталкивает Тарталью, когда тот пытается заглянуть ему в лицо и слегка наклоняется, протягивая руку ко лбу.
— Мастер Дилюк, вы выпили? У вас температура?
— С какого черта ты такой заботливый стал? Все у меня в порядке.
— Климат Снежной суровый, если ты все это время мерз и не сказал мне, то мог и простудиться запросто. А это, как никак, проблема, — Тарталья пожимает плечами, — к тому же, твой организм не привык к нашей погоде, и это надо было учесть.
— Да все со мной в порядке, будто в Мондштадте она теплее…
— Значительно, — Тарталья спокоен, но любопытство в его глазах совсем не даёт покоя Дилюку. И вообще, что это он уставился на него, под внимательным взглядом этих проклятых глаз в принципе не легче переваривать случившееся.
— Ба! Да у тебя весь лобешник горит! Дилюк, не знаю, решил ли ты стать птицей Феникс или перегрелся под прямыми лучами солнца, но это не хороший знак.
Дилюк недовольно смотрит на Тарталью. И правда, организм не столько реагирует на приближение нарушителя его покоя, сколько борется с внезапной простудой. Значит ли, что Дилюк просто в бреду видит во сне то, что ему не хочется видеть и думает о том, о чем не подумал, будь он здоров?
***
Встреча с остальной частью Фатуи, помимо лиц, стоящий выше по рангу, вроде Капитано и Пьеро, проходит относительно удачно. Дилюк все еще чувствовал, как на него с подозрением и легким налетом презрения смотрела Арлекин, девушка, которую он сперва перепутал с молодым парнем и от чего так неловко чувствовал себя первое время. Атмосфера в помещении в тот вечер стояла пренеприятнейшая, Дилюк мог поклясться, что воздух был словно пропитан ядом и душил его незаметно. Но он пережил эти дни в Лиюэ, Тарталье удалось вывести его на небольшую экскурсионную прогулку, добрались даже до рабочего места Чжунли и познакомились с его молодой начальницей — хозяйкой похоронного бюро — Ху Тао. В общем, все, помимо самого вечера в компании предвестников, прошло настолько мирно и спокойно, что на мгновение Дилюк забылся… И забыл, что с ним рядом Тарталья, а не Аякс. На мгновение, и это стоило ему дорогого.
Следующий этап принятия в ряды Фатуи проходил на родине Тартальи, там, где на троне восседала сама Царица. Огромное государство располагалась к северу от Лиюэ и восточнее Мондштадта. Эти две страны разделяли многие километры, поэтому одна только мысль о доме вызывала в сознании Дилюка легкое волнение — а вернется ли он оттуда когда-нибудь? Погода Снежной и правда была суровее — похоже, в отличие от жителей страны свободы и ветра, здесь зеленого куска земли видно лишь в южной части, та, что ближе к Лиюэ и Мондштадту, а в остальной части страны круглый год белоснежный пейзаж. Чем севернее, дальше в густой лес, переполненный хвойными деревьями, тем холоднее, темнее и страшней. Суровый климат оказал свое влияние на жителей страны, и для Дилюка становилось понятным поведение Тартальи — его бесстрашие и любовь к приключениям. С иными предпочтениями он бы не то, что не попал к Фатуи, он бы попросту не выжил. Особенно в то время, когда началась Великая война. Жизнь в Мондштадте показалась для Дилюка сплошным раем, когда он оказался в королевстве вечной мерзлоты и зимней вьюги. Но было и что-то волшебное в этом вечно покрытом снегом царстве — помимо чувства отчаяния и ужаса за свою жизнь, от Снежной веяло какой-то готической романтикой. Как Тарталья
Дилюк запнулся о мысль. Не совсем как Аякс. Все-таки, он был более гостеприимен, чем его родина. И когда они прилетели туда, первым делом Тарталья решил отвезти новоиспеченного еще не до конца принятого в ряды коллегу домой. Дилюк был слегка удивлен.
— Разве им удобно принимать гостей? Я их не стесню?
— У меня в семье три ребенка, не считая меня, и мать. Как думаешь?
— Думаю, что я буду лишним.
— Не неси чушь! — Тарталья возмутился, но сделал это по-прежнему с веселой улыбкой. И впервые Дилюк почувствовал, словно обжегся. На холоде. Наверное, показалось. Странное чувство где-то внутри, в солнечном сплетении. Тяжесть, такая, что дышится с трудом.
— Ладно, — и сдался, выдохнув. Ему не нравилось, какую мозг давал ему подсказку.
Влюбился?
Дилюк потряс головой. Должно быть, остудил мозги на холодном воздухе.
***
Испытание было возмутительным. Выяснилось, что один из солдат Фатуи покинул их, и в попытках доказать свои слова, которые Дилюк, скрепя сердце, дал не перед живой, настоящей Царицей, а ее потретом, прежде чем его сожгли (а ему пришлось сделать срез на пальце и пролить каплю крови), новый восьмой предвестник должен был найти «предателя» и предать его суду — то есть, говоря человеческим языком, убить. Таким образом Дилюк усвоил для себя одну простую истину — уйти из Фатуи просто так нельзя. Нет, невозможно. От одной только мысли, во что он ввязался, ему становилось не по себе. Нет, он не боялся за свою жизнь, но привыкший к свободе Мондштадта, Дилюк был в шоке от таких правил.
Конечно же, он не исполнил приказ. За него это сделал по доброте душевной Тарталья. «Доброта» его заключалась в том, что он очень хотел, чтобы Дилюка зачислили в ряды Предвестников, и он готов был хоть свою жизнь на кон поставить. Правда, Рагнвиндр такого безумного поступка от Тартальи не ожидал. Как и не ожидал от себя того, что будет волноваться за него, когда при возвращении с неудачной попытки выследить пропавшего из «радаров» бывшего фатуйца, обнаружит того у себя дома и будет рад видеть его целым и невредимым. Ну, или относительно целым.
— Зачем ты это сделал? — Дилюк недовольно взглянул на того, кто часто звался в кругах жителей Снежной товарищем.
— Потому что не хочу, чтобы ты разочаровал Царицу. Не хочу, чтобы ты по дурости своей, пострадал. Ты дал присягу и, не пройдя испытание, можешь погибнуть. — Тарталья произнес это в серьезном тоне, что было непривычно слышать от такого как он. Дилюка аж передернуло от подобного зрелища.
— Нам стоит почаще тренироваться, — с улыбкой добавил Аякс, уже спустя время, когда они вошли в дом. При этих словах он мягко коснулся рукой плеча Дилюка. И тот не дернулся. Только глубоко вдохнул и задержал дыхание. Тарталья удивленно покосился на него, но ничего по этому странному поведению не сказал. Дилюк уже неделю вел себя странно.
И это после того случая с горячкой. Тогда Дилюку приснился пьяный поцелуй с Тартальей, сразу же после того, как они отпраздновали его принятие в ряды Фатуи в местном ресторане. Во сне Дилюк выпил рюмку Огненной воды. В жизни Дилюк бы такого не сделал, потому что на дух не переносил этот алкогольный напиток, изобретение Снежной. Он считал Огненную воду такой же вредной дрянью, что и глаз Порчи. Да и к тому же, с ней у него была связана неприятная история. И повторять этот опыт он бы не стал. Но сон…
***
— Дилюк, я уважаю вашу преданность своим целям и взглядам, но вступая в ряды Фатуи, вы должны были учесть, что вам придётся убивать. Вы сами прекрасно знаете, в войне без жертв обойтись нельзя, а мы именно что ведём войну. С общим для нас и вас врагом. Впредь будьте разумнее, сейчас за вас это сделал Тарталья и я прощаю, но это не может длиться вечно. Я ценю мнение Тартальи, как одного из моих самых преданных и умелых солдат, он вряд ли приведёт к нам кого-то, кто не заслуживает моего внимания. Но я жду от вас большего. — С этими словами Царица сбросила трубку. Дилюк никогда не видел её, но этот голос звучал как гипнотизирующий. С ним невозможно было спорить. Какая же она была в жизни? Наверное, ещё хуже. К Дилюку вновь вернулась головная боль. Это все действие глаза Порчи. Как же себя чувствовал тогда Тарталья, раз он иногда уставал и не появлялся на собраниях?
Она назвала его солдатом. Дилюк стиснул зубы в припадке ярости. Почему его волнует это больше, чем Аякса? Почему Аякс не ценит свою жизнь?
— А ты ее ценишь? — С улыбкой спрашивает Тарталья, когда Дилюк заявляется к нему с претензией.
— Чью?
— Мою, — Тарталья склоняет голову набок, оперевшись локтем о рабочий стол. Дом семьи Аякса обустроен худо-бедно, но к счастью, у старшего ребенка в семье — точнее уже у совсем не ребенка — своя комната. Маленькая, но своя.
— Да, — Дилюк с тяжестью выдыхает это слово. Лицо у него красное, как помидор.
— А чего смущаешься?
— Ты не ответил на мой вопрос.
— Я думал, это возмущенный риторический вопрос. — Аякс пожимает плечами, — И мне казалось, Тонечка тебе все уже рассказала.
Дилюк в легком шоке смотрит на парня. Значит, он узнал, откуда Дилюку известно про его болезнь и глаз Порчи.
— Не бойся, Тоня правильно выбрала, с кем поделиться своим «горем», — Тарталья горько усмехается, — но я надеюсь, что это не вызвало у тебя жалость? — И недовольно кривит губы, словно от отвращения.
Дилюк отрицательно качает головой. Жалость бывает лишь к слабым духом и телом людям. Жалость вообще плохое чувство, если задуматься. То, что он испытывает к Аяксу, сложно описать одним словом. Да и не особо нужно. Кажется, Тарталья по одному выражению лица, взгляда, поведения и действий Дилюка все понимает. Он словно читает мысли, которые не понятны даже их хозяину.
Чужие руки ложатся на плечи Рагнвиндра. Дилюк хоть и не на много, но ниже Тартальи, и приходится отлепить взгляд от пола, приподнять его, чтобы посмотреть на лицо, которое так близко. Страшно. Почему? Дилюк боится своих чувств. Он словно обезоружен, когда смотрит в эти бездонные голубые глаза. Такие же холодные, загадочные, как Снежная, но в то же время живые, полные неозвученных чувств, эмоций, пережитых травм и боли. Дилюк чувствует, как сам тянется к Тарталье…нет, к Аяксу, настоящему, а не тому предвестнику Фатуи.
И они целуются. Коротко, почти неощутимо касаются губами друг друга. Прямо как во сне, но лучше.
- Ого, не знал, что ты можешь проявлять инициативу!