— И почему там всегда так мерзко? — Ривен поморщился, возвращаясь в дом. Целый день ничего не дал: они просто извалялись немного в грязи, с тем и вернулись.

— В проклятых местах так и должно быть.

— Мерзко?

— Ага. Там не живут ни животные, ни люди, даже ветра проходят мимо этого места, — Набу пожал плечами. — Довольно непривычно. Воздух обычно живой и подвижный, но на болотах он тяжёлый, пропитанный тьмой, осёдлый.

— Вода там тоже столетиями не менялась.

Маг задумался. А затем взлетел по лестнице на второй этаж, откуда доносился щебет Терассена. Ривен, ругаясь сквозь зубы, поспешил за ним. Кажется, его напарника посетила какая-то идея.

— Спасибо, Элис. Остальное просто убери, — Терассен доброжелательно улыбнулся служанке, сгружая ей стопку книг на руки. Та, что ему понадобилась, лежала на столе. Мужчина сел за стол, намереваясь начать чтение, но тут в помещение ворвались двое юношей.

— Папа, у меня вопрос. Ты же был воздушным магом? — с порога задал вопрос Набу.

— Конечно, иначе откуда бы у тебя такие способности, — улыбнулся Терассен.

— И ты кое-что помнишь из того, что учил?

— Не так много, солнышко. А что именно тебе нужно? — озадачился мужчина.

Набу потёр лоб.

— Вся окружающая среда сохраняет данные о том, что произошло. Земля, вода и воздух. Но для земных магов подобные практики чересчур сложные, воздух слишком подвижен, а потому вся информация разбросана на фрагменты. У воды память лучше всего, поэтому волшебники, владеющие водной стихией, могут обращаться к ней за помощью. Магам крови вообще не нужно прилагать усилия: кровь сама делится с ними тем, что ей известно. Но в теории... В воде содержится кислород. Могу ли я изъять в таком случае воспоминания из воды?

Терассен задумался.

— Если говорить о теории, да. Ты можешь взаимодействовать с памятью воды. Практически же я о таком не слышал. Впрочем, и водные маги редко проделывают что-то подобное. Очень энергозатратно, а толку мало: кому бы такое понадобилось? Кстати, а вам зачем?

— Домашнее задание, — отмахнулся Набу и ринулся куда-то вглубь помещения, к самым дальним полкам.

— Там всё о кровной магии, — с сомнением отметил Терассен.

— Да-да, мне нужны просто принципы, — пробормотал Набу, выглядывая что-то ему подходящее. Ривен пошёл следом и остановился рядом с напарником, наблюдая, как тот листает содержание схваченного им томика.

— Подойдёт, — кивнул маг сам себе.

— Зачем тебе это?

— Надо разобраться в том, что там произошло. Я думаю, это поможет нам приблизиться к решению.

Поспорить было трудно. Спустя пять дней, когда Набу более или менее разобрался с механизмом восприятия информации, они снова отправились на болота.

— Уверен, что нам нужна свежая вода? — с сомнением поинтересовался Ривен.

— Лучше бы так.

— И что ты изобрёл? — воин покосился на малюсенькую бутылочку, испещрённую рунами, которая свисала с шеи мага. Горлышко бутылочки было обвязано мягким шнурком, на котором она и держалась.

— Я постарался составить максимально подходящую тому, как происходит процесс деления памятью, рунную вязь, — воодушевлённо ответил Набу. — Подкрепил несколькими заклинаниями. Потом надо будет немного поколдовать над водой и поместить внутрь. Ещё некоторое время должно пройти, чтобы возникла связь между мной и проклятым материалом.

— Ты уверен, что это не опасно?

— Просто обмен информацией. И я закрепил это рунами, так что всё будет в порядке.

Может, Ривен просто не разбирается в магии... но предчувствие у него было отвратительное. Он с тревогой косился на Набу, когда он набирал воду из болота, бывшего, по всей видимости, когда-то рекой, а может и морем. Ему это всё не нравилось.

— Думаю, надо остаться тут, пока связь не будет сформирована, — высказал предположение маг и сел подальше от берега на землю. Ривен пожал плечами и опустился рядом.

— Тут так тут.

— Может, попробовать ещё связаться с воздухом здесь? — задумался Набу. — Но я не уверен... Если дело происходило в воде, то это бесполезно. Но я всё же попробую что-то достать.

Маг сел в позу лотоса и закрыл глаза. Ривен же, начав нервничать из-за того, что ему предлагается не делать вообще ничего, нахмурился. А потом лёг на спину и уложил голову на бедро Набу. Потерпит, если что...

Волшебник открыл глаза и с недоумением посмотрел на напарника.

— Делай, что тебе надо, а я тут полежу, — фыркнул Ривен.

— А ты хорошо устроился, — фыркнул Набу.

— Охуенно. Сам себе завидую.

Маг снова закрыл глаза и сосредоточился. Но недолго ему удавалось поработать над проклятием.

— Почему тебе понадобился совет папы?

— Я смотрю, ты мне ещё и не мешаешь, — весело заметил Набу.

— Помогаю одним своим присутствием. Так как? Разве в Академии этому не учат?

Волшебник хихикнул.

— Ты настырный.

— Мне скучно. Ты вытащил меня сюда, но лично мне тут делать нечего. Терпи.

— Для магов стандартное общее обучение не годится. Намного полезнее индивидуальное образование с учителем с подобной спецификой силы. Подумай сам: в Академии учатся волшебники воды, песка, солнца, воздуха, эмоций, льда, погоды... Как можно составить одинаковую программу для них всех? Это разные способности с разной механикой действия, более того, овладение магией даётся непросто потому, что маги должны быть честны с самими собой, хорошо себя знать и понимать. Прежде чем изучать магию, ты должен изучить самого себя, понимаешь?

— Звучит сложно, — задумался Ривен.

— Папа учился на дому у приглашённого специально для него мага воздуха. Это было странно, что он унаследовал силу матери. Обычно кровь андросовцев довольно сильна. А тут...

— Даже ты маг воздуха.

— Просто потомки маги крови никогда не переймут его способности, но это влияет на всю линию. Так вот, папа обучался индивидуально, пусть и недолгое время. Я уверен, он всё ещё знает больше, чем я, о воздушной магии. Поэтому... когда он говорит, что ничего не понимает в магии, то лукавит.

— А почему он учился недолго?

— Брак... Сильвер ему запретил продолжать обучение. А потом и вовсе сломал.

— Замучив? — нахмурился Ривен. Он помнил, что слышал что-то такое.

— Знаешь, до перелома такое практиковалось. В некоторых местах. Во время войн магов либо сразу убивали в плену, опасаясь, либо стремились сделать из них оружие. Сверхсущества или сверхмаги. Магия тесно связана с болью. Даже обычным магам, чтобы сила проснулась, надо пройти через что-то травмирующее. У меня это были истерики. Я боялся людей после многих лет на острове почти в одиночестве. Чем больше боли испытывает маг, тем он сильнее. Но когда маг переживает пик, когда он перегружен, его волшебство преображается в нечто, что сложно контролировать. Это совершенно другой уровень. Можно забыть о стихиях, это стоит выше и оперирует иной энергией, чем обычные маги. Это страшно. Более того, не все могут такими стать. От чего это зависит, никто не знает. Даже я не знаю, на что папа способен. Но из того, что я знаю: он ставит ограничения. Их не сможет преодолеть никто. Отец больше не способен его и пальцем коснуться.

— Так ему и надо. Это ещё слишком мягко, — хмыкнул Ривен.

— Возможно. Я утолил твоё любопытство?

— Пока да.

Набу стоило обратить внимание на лукавый взгляд напарника. Спустя пять минут Ривен вновь заканючил:

— Скучно. А как ты сейчас делаешь это всё, а?

— Если тебе скучно, — маг открыл глаза, — могу предложить что-то более интересное, чем разговоры о менталистике, применяемой к стихии.

— Удиви меня, — воин приподнялся на локтях, ухмыляясь.

Дважды просить о таком Набу не надо. Ривен, который просит? Набу уже в деле!

Хотя, возможно, целоваться на проклятых болотах — не самый благоразумный поступок. Но Ривен совсем не благоразумный. Он хочет здесь и сейчас.

Он лежит на мокрой траве, но ему глубоко плевать: его руки обнимают шею мага, требовательно прижимая к себе, и Ривен отвечает на страстные, обжигающие поцелуи, буквально плавясь от накрывших с головой ощущений. Он точно возбуждён, дыхание останавливается, стоит ему почувствовать чужие пальцы под своей рубашкой, касающиеся его живота. Дышит рвано и еле успевает подумать, хочет ли дальше, когда Набу останавливается.

У него стекленеет взгляд, и Ривен пугается.

— Набу? — он в панике зовёт напарника. Грёбаные волшебные штучки, о которых он ничего не знает!

Маг тряхнул головой и отстранился, потирая виски.

— Извини... Ох, как болит голова. Но, кажется, сработало.

— Сработало? Что именно? — нахмурился Ривен.

— Применение менталистики к стихии. Но это больно, — пожаловался Набу. — Зато я увидел что-то. Прости, но мне надо продолжить.

— А может не надо? — недовольно спросил воин. Он был настроен на кое-что, между прочим!

— В том и дело, что надо.

— Но ты сказал, это больно, — Ривен прищурился.

— Колдовать вообще не особо приятно, — отмахнулся Набу. Воин закатил глаза. Какого демона именно сейчас?!

***

Подводный мир был красочным. Ярко-синяя вода, алые коралловые рифы, ракушки разных форм, цветные пятна из водорослей, золотистый мелкий песок и выглядывающие из него серебристо-серые камни.

Русалки, живущие тут, видели красоту и ценили её, а потому их дома, построенные из ракушняка и камней, были похожи на произведения искусства, повторяя формы ракушек. Русалки заплетали красивые причёски, чтобы волосы не расплывались в воде, щедро украшая их ювелирными изделиями тонкой работы: заколки, цепочки и сетки из блестящих металлов с инкрустированными драгоценными камнями и жемчугом. Можно сказать, что одежды на них почти не было: золотые наручи да лифы на женщинах.

У некоторых были метки на теле, небольшие пятнышки, обычно в цвет хвоста. У исключительных — ещё и знак на лбу. Это было свидетельством огромной силы и власти над водной стихией.

Впрочем, Тританнуса, несмотря на всю его исключительность, ненавидели. Изящные штрихи, складывающиеся в ракушку, в цвет тёмно-фиолетовым волосам, его отметина, стала лишней тому причиной. Ведь он, пожалуй, был чересчур исключительным.

Отец его игнорировал, а мать считала своей ошибкой. Тританнус — плод измены, и это он усвоил с ранних лет. Он мог понять, почему его ненавидела семья. Но не почему остальные тоже терпеть его не могли.

Может, потому что он был слишком силён. Его владение приливами и отливами, свободное обращение с любыми формами воды и рвущаяся наружу магическая энергия, должно быть, пугали других. И он не собирался любезничать с трусами, оттого и выходило как-то так.

Ещё он не знал, что вода рядом с ним становится такой холодной, что вот-вот начнёт затвердевать. Было чудом, что она оставалась подвижной, а корочки льда не расползались вокруг Тританнуса. Ему нравилась жидкая форма настолько, что он не позволял температуре иметь над водой власть. Остальные русалки же были мерзлявыми, так что терпеть не могли того, кто приносит с собой жуткий мороз.

Потому Тританнус предпочитал уединение. Он прятался в самых далёких от дома местах и раздражался, если кто-то нарушал границы его убежища. Наверное, его не любили и за это: он был вспыльчивым и гневливым.

Он и сегодня уплыл на дальние рубежи королевства русалок. Сидел на камнях, что грелись от солнца, над водой и бездумно играл с водой.

Рыбы, как и прочие морские жители, его боялись панически и разбегались, стоило ему появиться в километре от них. На такие мелочи Тританнус уже внимания не обращал.

Каково чувствовать себя лишним? Каково быть называемым за глаза монстром? Тританнус хотел бы сказать: "Мне плевать", но на самом деле...

К демонам. Он не такой слабак, как все они. Ему никто не нужен. Ему не нужна чужая любовь.

— Тританнус.

Из воды показалась сиреневая макушка. На камень забрался русал, похожий на Тританнуса как две капли воды. Лишь хвост другого оттенка, ближе к синему, а не зелёному, да светло-сиреневые волосы, а не тёмно-фиолетовые.

А ещё Нереус умеет улыбаться. Искренне, нежно и ласково. Он дружелюбен и мил. Он всем нравится.

Тританнус, наверное, его ненавидит.

Нереус — его брат-близнец. Он должен быть таким же, как он. Ненавидимым и гонимым всеми. Но это почему-то не так. Его за что-то любят. Любили изначально.

Смолчав, Тританнус отворачивается. Нереус, склонив голову набок, приникает к нему. Положив руку на плечо брата, он несмело говорит:

— Я опять не мог тебя найти с самого утра.

— Ты единственный, кто меня ищет в этом грёбаном море. И явно зря.

Водяная фигура, наколдованная русалом, распадается. Он потерял концентрацию.

Тританнус резкий и грубый, но Нереуса это никогда не останавливало. Он льнёт к брату со спины, обнимая его за плечи.

— Я всегда буду тебя искать.

Нереус очень милый. И ласковый. Он целует Тританнуса в шею, зная, что это самая чувствительная его зона. Проходится по ней языком и игриво кусает.

— Ну же, взгляни на меня.

Тританнус в раздражении оборачивается и натыкается на счастливый взгляд брата.

— Прекрати.

— Но я совсем не хочу.

Нереус целует его в губы, а Тританнус прикрывает глаза. Он всегда терпит поражение. Даже он не может отвергнуть брата. Не может оттолкнуть.

Нереус защищал его, как мог. Перед семьёй и чужими, но его просто считали слишком добрым и слепым. Так и есть: один он не видит перед собой чудовище. Тританнус вообще не понимает, чем он руководствуется каждый раз, когда ласкает его. Это странно.

Хотя русалки вольны в любви, и для них нет никаких ограничений. Его близнец — типичный русал, миролюбивый, дружелюбный и нежный. Воплощение их народа.

Тританнус ни разу ему не отвечал. Нереусу было достаточно того, что он знает, где найти брата, что ему позволено делать с ним то, о чём многие любовники даже думать постыдятся. В свою очередь брат был холоден, но терпелив. Он считал, что если ответит взаимностью, то сдастся, станет просто ещё одним из тех, кто любит Нереуса. Одним из многих. И хотя никто не знал об их отношениях, Тританнус был точно уверен: брат принадлежит только ему.

Раздался свист. Нереус в удивлении раскрыл глаза. Из его спины торчал арбалетный болт, стрела прошла насквозь, и Тританнус видел её наконечник сквозь дыру в груди брата. Русал дёрнулся и упал на камень. Багряная кровь расползлась под его телом, окрашивая камень в чёрный.

В этот момент умерло что-то внутри Тританнуса. Он коснулся руки Нереуса, но тут же отдёрнул: лишённое жизни тело русала стало мертвенно-холодным. Глаза его так и остались широко раскрытыми. Они больше не закроются.

Тританнуса затрясло. Он посмотрел в том направлении, откуда прилетела стрела. Люди. Как же он их ненавидел.

Чужеземцы приезжали сюда, чтобы увидеть русалок, но некоторые — ради охоты. Кто-то хватал их живыми, чтобы продать, кто-то удовлетворял жажду убийства.

Это же русалки. Безобидные, мирные и закрытые, живущие у себя под водой.

Человек, держащий арбалет, ухмылялся.

— В самое сердце! А впрочем, жаль. За него бы отвалили много на чёрном рынке. Впрочем, есть ещё второй.

Губы Тританнуса задрожали. Ничтожные, жадные, алчные, жестокие твари! Ни один из них не стоит волоса его брата!

Вода, окружавшая камень, взметнулась в воздух, заворачиваясь в спираль. Тританнус закрыл брату глаза и поднял его на руки. Осторожно и бережно. Так, как совсем не умел. Кровь Нереуса взорвала древко стрелы, избавляя тело от неё. Еле дыша, Тританнус чувствовал, как его кровь сползает по его рукам и капает на камень.

Он не хотел, чтобы это был единственный ёбаный раз, когда он проявлял к брату нежность. Но так случилось.

Виноват ли он в этом? Да. Но не только он.

Водных обитателей считали слишком добрыми и безобидными. Но он докажет, что все они ошибаются. Огромная волна хлынула на берег, сбивая убийцу Нереуса и сопровождавших его с ног. Она подгребла их под собой и, повинуясь отливу, затянула в самую глубь. Люди пытались кричать, но солёная вода заполняла их рты и носы, проникала в лёгкие и пищевод, медленно и мучительно убивая. И за секунду до смерти вода обернулась острыми льдами и разорвала их тела на куски.

Тританнус ступил на берег. Изящные, но сильные ноги ступали по песку. Вода оплела его и превратилась в лёгкую летящую ткань голубого цвета. На руках его всё ещё покоилось тело брата. Тританнус не простит никого.

Вода двигалась за ним. Она топила людей безжалостно. Кто сказал, что это мирная стихия? Она умеет воевать. Она уничтожает бесследно, хороня остатки кровавого пиршества в себе.

В этот день воды моря окрасились в красный.

Тританнус буйствовал сутки, а потом вернулся в море, на тот самый окровавленный камень. Он чувствовал, что сходит с ума, а потому отдал тело брата воде. Как и полагалось по их обычаям.

Вода быстро разъедала тела мёртвых русалок. Спустя час от Нереуса не осталось и следа. Весь этот час Тританнус неотрывно следил за ним.

У него было ощущение, что стрелу в сердце всадили ему.

И лишь тогда он заплакал. Когда родная стихия поглотила тело брата, не оставив от него на память ничего. Тританнус не мог остановиться. Он не замечал, что его слёзы, попадая в море, окрашивали воду в зелёный цвет. Не знал, что русалки спустя несколько дней обратятся кровожадными монстрами. Не знал, во что превратится сияющее королевство русалок. Он плакал, пытаясь избавиться от бесконечного чувства потери, но так и не смог.

Три дня из него лились слёзы. Ядовитые, отравленные его болью, гневом и печалью. А потом он сошёл на сушу и исчез.