Набу плохо спит с того самого дня. Он слишком хорошо всё просчитал, его механизм подействовал весьма точно, но то, как это происходило...

Фрагменты прошлого настигали его внезапно. Казалось, со скрипом они сами вспоминают, когда и что происходило, и пытаются становиться на своё место в спешке.

Русал Тританнус. Набу сразу понял, что дело в нём. Всё, что он видел, было о нём. И первое — два новорождённых мальчика, разнившихся лишь цветом волос. И тем, что у одного из них хвост непредсказуемо сменяется человеческими ногами. Родители их были в ужасе.

Дети находились где-то в стороне, играя друг с другом, когда Нептун и Лигея кричали друг на друга до хрипоты. Нептун обвинял Лигею в неверности, та его — в жестокости и отвратном характере. Пару раз они даже подрались. И Лигея была настолько же свирепой и упрямой, как и её муж.

Тританнус, метаморф, менявший обличья, перестал это делать, став старше, но оба родителя уже возненавидели его за это. Если бы не он, никто бы не заметил. Лигея так и не призналась, кто был её любовником.

Родители никогда ничего не объясняли, но Тританнус этого и не просил. Он рос молчаливым, замкнутым, недоверчивым, грубым и жестоким. И лишь один, казалось бы, этого не замечал, его брат...

— Ты сам не свой, — отметил Ривен.

— Всё в порядке, — отмахнулся Набу.

— Ты не выглядишь, будто всё в порядке. Что ты узнал?

— Ничего весёлого. У меня есть некоторые подозрения, но я должен проверить.

Воин не был доволен такими скупыми ответами. С другой стороны, что он мог сделать? Он не разбирался в магии, не разбирался в магических существах... И это бесило его ещё больше. Он хотел быть полезным.

Терассен заметил подавленное состояние у сына, но тот отмахнулся от него так же, как и от Ривена.

— Не твоё дело. Не ваше дело в принципе. Дайте мне разобраться самому.

На такой ответ даже его напарник агрессивно рыкнул. Терассен с недоумением посмотрел на закрывшегося в библиотеке Набу, затем — на разве что не кипящего от злости Ривена.

— Это не похоже на него...

— Да ладно? А вам откуда знать? — огрызнулся Ривен.

— Мальчик, то, что мне нужно знать, я знаю, — Терассен покачал головой. На резкие слова что одного, что второго он не обиделся. — Что-то произошло между вами?

— Нет, мы... — воин запнулся, — мы... Всё было хорошо, пока не... Заработала та штука, которую он изобрёл.

Терассен склонил голову набок.

— Какая?

Ривен не знал, может ли отвечать. Если Набу до сих пор не сказал папе, то, скорее всего, он не собирается. Когда ему нужна помощь, он обычно обращается за ней. Так что, видимо, лучше промолчать и не проболтаться об этом, рискуя обидеть его.

— Для домашнего задания. Я не разбираюсь в магии, — расплывчато ответил он.

— Что за домашнее задание?

— Я не разбираюсь в магии, так что тут ничем не помогу. Вам нужно спрашивать его. Но скажу сразу: мне это всё не нравится.

Терассен понятливо кивнул. Но он и сам понимал, что ответа сейчас от сына не добьётся.

***

Нереус — единственное хорошее, что есть в жизни Тританнуса. Он улыбается так, что все обиды и гнев почти исчезают, обращаются еле заметной дымкой, поэтому Тританнус не любит на него смотреть. Это кажется нечестным. У него столько поводов злиться, он не хочет отпускать это всё ради того, кто ему улыбается.

Его поцелуи ласковы, но полны желания, и Тританнуса ведёт каждый раз, когда Нереус заходит слишком далеко. Они похоже больше, чем кажется: упорны и не принимают отказов. Когда Нереус его хочет, Тританнус ничего не может с этим сделать, кроме как смириться.

На самом деле русалкам всё равно. Они небрежны в связях, и соитие между родственниками не считается чем-то из ряда вон. Но об их маленькой тайне никто не знает, и это добавляет остроты происходящему.

Тританнус — изгой, которого ненавидят. Но он тихо стонет, когда Нереус входит в него, прикусывая его шею. Такой правильный и любимый всеми брат-близнец сходит по нему с ума, и Тританнус это знает. Брачный период — пора безумия для обоих, но Тританнус, чувствуя приближение подходящей для зачатия фазы Луны, всегда скрывается, чтобы переждать.

Он прикрывает глаза, и его длинные ресницы дрожат, когда Нереус раз за разом выбивает из него стоны. Тихие, не до конца откровенные, стыдливые. Он не готов позволить себе большее.

Он не сопротивляется. Где-то в глубине души он готов признать, что ему нравится, когда брат это делает. Проявляет внимание, ластится, дарит себя и берёт его. Ему нравится всё, что даёт ему Нереус.

Особо бесстыжий и развязный стон заставляет Тританнуса покраснеть и прикусить нижнюю губу. Нереус, горячо выдыхая, вылизывает укус у основания шеи и просит:

— Не сдерживайся. Ты безумно красив, когда выгибаешься и скулишь от удовольствия.

Иногда Тританнусу хочется убить его за такие слова, но ведь и он видел Нереуса на самом пике. Совершенство. А они близнецы, что значит...

Он запутался.

Он не понимает, почему позволяет такое брату. Всё его существо пылает, когда кто-то пытается командовать им, но беспрекословно подчиняется, когда Нереус хочет соития.

Если Тританнус слаб для него, то он слаб в принципе. По его телу пробегает сладостная судорога, и он всхлипывает, сжимаясь. И вскоре чувствует, как Нереус изливается в него.

Он дрожит и ненавидит себя за эту слабость. Но поцелуй брата заставляет его забыться. В нём можно раствориться, что Тританнус и делает. Он устал много думать, устал огрызаться в попытке сохранить свою гордость. У него её уже давно нет. Он жалок и отвратителен.

Ещё более жалко вспоминать их последний раз. Тританнус, сжавшись в комок, лежит на песчаном пляже. Трое суток было недостаточно, чтобы излить своё горе. Слёзы текут и текут. Он не может остановиться.

Он уходил на много лет. Надеялся, что ему полегчает. Но стоило вернуться туда, где умер брат, как его снова прорывает. Вода здесь ядовита, но ему всё равно. Если он страдает, пусть страдает всё вокруг, пусть все почувствуют его боль и тяжесть утраты.

Он жалкий, раз так любил. Любил украдкой даже для того, кто любил его. Раз боялся открыться, сдаться, проиграть. Что теперь стоит гордость? Гордость, из-за которой нет ни счастливых, действительно счастливых воспоминаний, ни совместных детей, ничего, что могло бы держать его на плаву.

— Какое отвратительное зрелище.

Русал вздрогнул и обернулся.

***

Набу не замечал, как провалился с головой в эмоции русала. Бесконечное горе, боль от потери всего, что он имел в своей жизни, одного того, кого, кажется, любил. и которому не успел даже это сказать. Которого отвергал, терпел, игнорировал. Непонятно, чего боялся, неясно, чего хотел, а в итоге пожал плоды своей неопределённости. Ни одна из тех сотен смертей, что он учинил, не вернула ему возлюбленного.

Мог ли маг осуждать связь между братьями? Вовсе нет. Другой народ, даже не люди, другие обычаи, разумеется. Нет. Это вообще дела давно минувших дней к тому же. А вот то, что натворил Тританнус, было проблемой.

У упаднического настроения тоже есть свои плюсы. Оно помогает сконцентрироваться на проблемах и не отвлекаться от них. Набу должен был найти хоть что-нибудь, что поможет ему разобраться хотя бы в природе русалок. Ему приходилось выискивать крупицы информации, систематизировать и анализировать их и в итоге... Спустя неделю усиленной работы он мог сказать: Тританнус не был русалом. И проделанная работа была лишней.

Что-то в Тританнусе было не так. Свободная смена обличий была недоступна русалкам, это говорилось везде много раз. И человеческая кровь эту способность бы не вернула им. Никогда.

Потерев виски, Набу вернулся к записям о самом Тританнусе. Что о нём известно? Полукровка, невероятно силён, ненавидим всеми, от него разбегаются даже животные, источает холод... Да уж, дал ему Валтор задачку.

Валтор. В голове парня что-то щёлкнуло. Полукровка. Невероятно силён. Боятся животные. Источает холод. Набу хлопнул себя по лбу.

Скорее всего, Лигею соблазнил демон. Тританнус — такой же полудемон, как и Валтор. Знал ли Валтор об этом? Но почему не разобрался сам? С другой стороны, да и зачем ему самому напрягаться, если есть студенты под рукой?!

— Мудак!

Набу в гневе стукнул кулаком по столу.

Ривен, сидевший рядом с энциклопедией Андроса, вздрогнул.

— Кто, я?

— Валтор! Валтор — ёбаный мудак! Он всё знал!

— Что именно?

У воина были широко раскрыты глаза от удивления. Это был всего лишь второй, кажется, раз за всю его жизнь, когда он видел Набу таким злым. Это было настолько неожиданно, что абсурдно.

Маг глубоко вдохнул и выдохнул, а потом взглянул на Ривена. Он ему так ничего и не сказал. Ему стало стыдно, и он потёр переносицу.

— Прости. Пожалуйста, прости, я слишком... погрузился в это. Я сейчас всё объясню. Проклятие было наложено русалом Тританнусом, жившим там пятьсот лет назад. На его глазах убили его брата, которого он любил, м-м, не родственной любовью, и он настолько обозлился, что убил около тысячи человек. А его горе обернулось проклятием морей, где обитали русалки. Теперь это болота, а русалки обернулись теми монстрами, которых мы видели.

— А причём здесь Валтор? — с подозрением сощурился Ривен. Он решил, что про инцест Набу просто пошутил, и не стал заострять на этом внимание.

— Да притом, что Тританнус тоже полудемон! — вскричал Набу, вскакивая. — Сходятся все признаки демонической крови. Морские обитатели в панике уплывали от него подальше, а ведь все животные чуют демоническую кровь. Вода вокруг Тританнуса всегда была холодной, словно лёд, неизвестно, как она держалась в жидкой форме при такой температуре. А его владение стихией выходило за все грани! И Валтор, если послал нас разбираться с этим, должен был это знать!

— Охуеть, — выдохнул Ривен. — Он втравил нас в смертельно опасное говно. Опять.

— Да, очень неожиданно, кто бы мог подумать, — язвительно ответил Набу.

— Ты... зол, — помолчав, сказал Ривен. Спокойно и громко. Он уже не может это игнорировать.

Набу тяжело вздохнул.

— Извини. Это не из-за тебя. Я не злюсь на тебя, я...

— Ты на взводе. Круглые сутки.

— И что...

— Отдохни хотя бы день. От тебя не убудет, проклятие не убежит. Но хватит. Ты рычишь на всех подряд.

Волшебник недовольно поджал губы. Он рычит? А впрочем, да, рычит. На папу и Ривена. И чудо, что с последним они не разругались вкрай. Так, перебрасывались колкостями. Но однажды это могло зайти слишком далеко.

Он не хотел терять Ривена. Особенно имея такой пример перед глазами. Пример исключительной трусости и излишней гордости, которые помешали русалу быть счастливым, он оказался лишённым всего в одно мгновение, а потом устроил Ад на земле и в воде. Плохой пример. Но в то же время очень наглядный, а потому хороший.

Набу опустился на стул.

— Ладно. Ты прав. Я прервусь на сегодня и... даже на завтра.

— Вау. Вот это результат, — воин фыркнул.

— Эй! Я стараюсь, исправляю ошибки.

От Ривена не ускользнула некоторая напряжённость, которая осталась у мага. Оставшись без дела, он нервничал больше, чем обычно. Уплывал куда-то в свои мысли, не отвечал, когда его звали. Как будто ему стало хуже, когда должно было наоборот. Ривен запаниковал. Особенно, когда Терассен к нему обратился, отозвав на личный разговор.

— Ты немедленно скажешь, почему от Набу несёт проклятьем, — тяжело и шумно дыша, потребовал мужчина. От былой лёгкости в нём не осталось и следа, Терассен был готов убивать ради сына, и Ривен это видел отчётливо.

— Блять, — выдохнул воин. — Это... и есть домашнее задание. Развеять проклятие на восточных болотах.

— Вы с ума сошли! — закричал Терассен. — Идиоты! Ему нельзя работать с проклятиями, они пристанут к нему!

— Что?!

— Он сын мага крови, — вздохнул мужчина. — Есть недостатки, есть преимущества. На него не подействует такой вид магии. Но к проклятиям он уязвим. Что конкретно он сделал?

— Достал воспоминания о произошедшем. Проклятие было наложено полудемоном-полурусалом.

— Что... И о первых, и о вторых ничего не известно, — Терассен потёр лоб. — Какую демоническую силу унаследовал тот русал?

— О чём вы? — непонимающе нахмурился Ривен.

— Какой грех? — переспросил Терассен настойчиво.

— Я не в курсе. Возможно, и Набу тоже. Их тяжело различить, — воин развёл руками. Терассен прикусил губу.

— Сколько он взаимодействует с проклятием?

— Больше недели.

— Оно точно начало на него влиять. Не знаю как, но сними с него проклятие, — требовательным тоном приказал Терассен.

— Я вам принц из сказки?! Это не история, где настоящая любовь всё лечит! — огрызнулся Ривен. — Я даже не знаю...

Воин стих. Любовь ли? Похоже ли это на то, о чём твердят все вокруг, о чём мечтают пылкие подростки и чего он пытался сторониться все свои годы самостоятельной жизни.

— Это действительно не сказка, а потому чего-то такого от тебя и не требуется, — смягчился Терассен. — Подумай хорошенько. Даже обычный человек способен на многое. Ты способен.

Ривен поджал губы и выдохнул. Ему было жизненно необходимо услышать что-то такое. Даже он может что-то сделать. Для этого не нужна сверхсила, он может просто быть собой.

Ведь он делал это раньше. Помогал Набу, поддерживал его. Он просто должен сделать это снова.

Ривен задумался. Терассен спросил о грехе демона не зря, так?

Эмоциональная связь между напарниками — ключевой элемент. Между сыном и папой, к сожалению, таковой нет: слишком много обид или горя хранил каждый.

Как проклятие повлияло на Набу? Он определённо стал менее... подвижным. Набу всегда был примерным магом воздуха: лёгким на подъём, скорым на выводы, весёлым, дружелюбным и несколько легкомысленным. Но это исчезло. Его будто что-то замедлило, укоренило. Он стал задумчивым, сосредоточенным, мрачным. Легко раздражался.

И вдруг воина озарило.

— Грех уныния, — выпалил он.

— Похоже, — выдохнул Терассен. — Самая неприятная дрянь.

— Бред, — отмахнулся Ривен. О нет, он знал, как раскачать человека, которого поглотило проклятие уныния.

Волшебник пил любимый травяной чай, сидя за столом, и с тоской смотрел на сладости. Ему казалось, что он их не заслужил, а потому не решался съесть. Пока задача не выполнена, он...

— Набу, сколько времени осталось до окончания каникул? — приблизившись, Ривен опёрся на спинку стула, наклоняясь к напарнику.

— Полторы недели, — подсчитал, задумавшись, маг. — Мы вернёмся сразу после моего дня рождения... А что?

— Надеюсь, ты помнишь, что Валтор выдал нам временное ограничение, и лучше бы нам его соблюсти и переспать до того, как начнётся последняя неделя. Потому что иначе Его Демоническое Превосходительство нас обчихает и так проклянёт, что до конца жизни больше не встанет.

Набу фыркнул прямо в чашку, давясь напитком, и громко рассмеялся. Его просто прорвало, что было больше похоже на истерику, чем на здоровый смех. Раздался треск, и бутылочка с проклятой водой разлетелась на осколки. Ривен раздражённо зашипел и тряхнул рукой, в которой застрял один из кусков стекла, но когда он поднял глаза, ответом ему был прежний взгляд напарника, радостный и несколько... влюблённый. И как он не замечал...

— А знаешь, ты прав. Мне кажется, это на самом деле основная часть нашего домашнего задания, — пошутил в ответ, смеясь, Набу.

В этот момент восточные моря всколыхнулись. По ним пробежала рябь. Водоросли, мох и грязь начали исчезать.