Дорога в Солнцелэнд

Примечание

Duncan Laurence - «Твою руку не удержал»

«Твою руку не удержал,

Вся любовь - это лишь обман.

Скромный мальчик в большой игре,

И я увлекся, позабыв о сне.

Знаю я, знаю я,

Полюбив тебя, проиграю я».


На следующий день солнце ещё полностью не встало, как в дверь позвонили. Альберу лениво чистил зубы, смотрясь в маленькое зеркальце. Так как стоять самостоятельно он ещё долгое время не сможет, ему пришлось смириться с этой незавидной участью. Не успел он ещё как следует развеять сонную меланхолию и сплюнуть зубную пасту в раковину, как на него налетел высокий незнакомец. Он рыдал и плакал, растирая сопли и слёзы по озадаченному лицу Кроссмана. Застыв в одной позе с зубной щёткой в руке, Альберу вопросительно посмотрел на Кейла. Его взгляд красноречиво спрашивал: «Кто этот сумасшедший?», «Почему он меня обнимает?» и «Зачем ты пустил его сюда?».

- Господин Кроссман, вы мерзавец! Как вы могли так со мной поступить? Поступить со всей компанией?! Это несправедливо! – причитал Бад, тормоша Альберу за грудки. Тот только хмурился от ноющей боли в теле, убирая от себя руки буйнопомешанного.

- Это твой главный секретарь и помощник – Бад Иллис, - оттаскивая от него Бада, с глумливой улыбкой сказал Кейл.

Он всё ещё отчетливо помнил, как Альберу познакомил его с Бадом. Тогда они впервые встретились в непринуждённой обстановке, где и выяснилось, что у Иллиса неудержимая страсть к алкоголю. Пил он редко, но если начинал, то трещали столы и стулья. Не поддаваясь уговорам и здравому смыслу, он разворотил весь бар, ввязался в пьяную драку и организовал караоке прямо в разрушенном зале. Постоянно подливая выпивку изрядно измотанному Хенитьюзу, соревновался в выносливости с и без того больным желудком Альберу. На следующий день Кейл познал весь ужас похмелья впервые в своей жизни. Он ещё трое суток не мог прийти в себя, нетвёрдой походкой перемещаясь по дому. И вот, наконец, момент мести настал. Ну что за освежающее чувство?

- Мой помощник? – столько неприкрытого скепсиса было в его голосе, что Иллис невольно оскорбился. – Ты, наверное, шутишь?

- Какие шутки?! – завопил разъярённый Бад, накидываясь с обвинениями на Альберу. Тот спал последние полтора месяца не более двух-трёх часов в день. Сначала из-за любовных дрязг своего начальника, а потом из-за аварии. Работы стало непомерно много, а он один! – Ваши эксцентричные и импульсивные действия приведут нас когда-нибудь к краху! Когда вы сваливали на меня работу, которую ленились делать – я терпел! Когда втихаря сбегали с обеда на свиданки – я прощал! Когда вели себя, как сумасшедший король, скупая всю сувенирную ерунду для своего партнёра – тоже молчал! Я даже выслушивал все ваше романтичное нытьё и терпел ваш флирт по телефону в рабочее время! Но сейчас уже чересчур!

- О, неужели в моё отсутствие компания обанкротилась? – спокойно спросил Альберу, игнорируя истерику мужчины перед ним. Бросив мимолётный взгляд на Хенитьюза, опиравшегося на дверной косяк плечом, он безразлично продолжил чистить зубы.

- Нет! Акции компании в порядке, и за последнею неделю мы привлекли новых инвесторов для реализации нашей программы, - поправив позолоченные очки в тонкой оправе, Бад пригладил свои растрёпанные волосы и вернулся к своему профессиональному и деловому образу.

- Тогда не вижу проблем, зачем закатывать сцену? – Альберу сам удивился, насколько терпимо относился к этому странному человеку. По ощущениям, он давно привык к безумным выходкам своего помощника.

- Проблема в вашем отсутствии, а точнее – в вашей замене, - Бад оглянулся и посмотрел на ничего не понимающего Кейла.

Склонив голову на бок, с мягким покачиванием алых прядей, с бесстрастным лицом он выглядел максимально безобидно. Будто котёнок, старающийся понять слова своего хозяина. Глядя на него, Альберу с улыбкой подумал, что это мило. Бад же с содроганием решил, что это до ужаса его пугало.

- Вы пустили дьявола в компанию! Сотрудники воют и жалуются на нагрузку! Они не работали в таком спартанском режиме даже во время открытия! Это бесчеловечно! Вы нарушаете все трудовые нормы! Люди – не скоты! – всё больше распалялся Иллис, и Альберу одарил его терпеливой улыбкой.

- Что тут вообще происходит? – кинув несчастную щётку в раковину и прополоскав рот, он прервал буйство Бада. – О каких скотах идёт речь?

- У работников явные перегрузки с того момента, как обязанности перешли в руки господина Кейла, - обиженно посмотрел в сторону упомянутого Иллис.

- Я доплачиваю им за переработку, - пожал плечами Хенитьюз, для него не было проблемой проработать двенадцать часов без перерыва. На самом деле, он просто слишком сильно концентрировался на задачах и попросту терялся во времени.

- Деньги не всегда решают все проблемы, - продолжал Бад, устало вздыхая. Его глаза были ненормально красными с багровыми прожилками капилляров. Кейл вчера так и не заехал домой, поэтому не видел столь плачевного состояния мужчины.

«Вы просто два сумасшедших ублюдка, повернутых на упорном труде, нормальные люди так себя не ведут», - с болью в сердце думал Иллис, искренне веря, что если бы эти двое не сошлись, то точно женились бы на своей работе. Ни у кого в мире нет такой продуктивности и трудоголизма, как у этой парочки. Каким бы квалифицированным ни был помощник, он просто не поспевал за их работоспособностью. Просто чёртовы утки-мандаринки.

- Нужно учитывать психологическую нагрузку и климат в коллективе. Счастливые работники – хорошие работники, - поучал Бад, вложив всю искренность офисного планктона. – Если пренебрегать их состоянием и заставлять работать на измор, сколько бы вы им не заплатили, это всё равно вызовет выгорание и стресс. Эффективность и качество их труда снизится, они будут меньше отдавать себя делу, и это также повредит межличностным отношениям в коллективе.

- Правда? Мне никогда не казалось, что один рабочий день в десять часов – это трудно, - нахмурился Хенитьюз.

Он банально судил по себе. Учитывая его способность к погружению и полной концентрации на одном деле, а также врождённый перфекционизм, ему это давалась слишком легко. И хоть он постоянно говорил, что стремится к простой жизни бездельника, подсознательно находил себе всё больше дел. Он настолько быстро увлекался, что сам не подозревал об этом. В стрессовых состояниях Кейл и вовсе уходил в работу с головой, действуя на максимуме своих физических возможностей. В обычной жизни за ним следил Альберу, ограждая от излишнего альтруизма. В прошлом, когда компания только начала существовать, Кейл был помощником Кроссмана. И хоть выполнял свою работу с идеальной педантичностью и ответственностью, Альберу быстро заметил минусы. Хенитьюз не мог позаботиться о себе. Пренебрегал собственным отдыхом и здоровьем настолько, что начал терять сознание. Кровотечения из носа тоже стали привычным делом. С болью в сердце Кроссман сделал выбор. Если бы на месте его возлюбленного был кто-нибудь другой, он ни за чтобы не отпустил такого способного человека от себя, даже будь тот на смертном одре. Альберу даже старуху с косой запинал бы до смерти, вырывая идеального работника из её костлявых рук. Однако Хенитьюз всегда был другим делом. Боясь усугубления его психологического состояния из-за переработки и усталости, он отстранил его от должности, оставив только пакет акций.

Лучше, чем кто-либо другой, Альберу знал, что Кейл отличался от обычных людей. Как в хорошем, так и плохом смысле. Он заботился о ближних, будто они были его важнейшими драгоценностями. Сам того не осознавая, он из раза в раз жертвовал собой, своими интересами и увлечениями в угоду кому-то. Будучи моложе, Кроссман пользовался этим, чтобы привязать его к себе, держа рядом. И чем старше становился, тем больше понимал, что это неправильно. Кейл вёл себя аскетично, словно ничто в мире его не касалось и не интересовало. Он ни к чему не привязывался и не симпатизировал людям. Держался на расстоянии и долго не соглашался довериться другим. И хоть Альберу никогда этого не упоминал при нём, но в тайне консультировался с психиатром, чувствуя, что проблема крылась в гибели родителей Хенитьюза. Чего Кроссману только стоило пересилить себя и обратиться за помощью, понимая, что в одиночку просто не справится. Альберу мог манипулировать другими, располагать к себе и заставить верить ему, доминируя в любых формах отношения. Хенитьюз же был другим. Примени к нему силу – и он воспротивился бы до крайности, на него действовали мягкие уговоры - и то, только если удавалось пробиться через стену отчуждённости. Кроссман не был ни святым, ни мягкосердечным, ни добродетельным. Он не верил в бескорыстные поступки и считал всё добро в людях – лицемерием. Мир, где люди надевали маски и отыгрывали роли, был знаком ему лучше всего. Поэтому для него было сложнее всего измениться, переступая через себя ради комфорта Кейла. Если уж тот не мог любить себя, то он будет любить его за них двоих.

Сейчас же Кроссман не помнил весь этот путь хождения в муках, имея лишь смутные представления. Но так как сам он работал во время дороги на работу, по приезде на работу и дома доделывал то, что не успел, у него тоже были ненормальные суждения на этот счёт. Казалось, не пропиши условия труда на законодательном уровне, то работа в их IT-компании напоминала бы рабство.

- Это и впрямь нехорошо, - прокомментировал Альберу. – Сверхурочные – это дополнительная статья расходов, не проще ли увеличить рабочий день? Дополнительные два или три часа работы и впрямь не проблема.

Бад смотрел то на одно, то на другое бедствие, устало потирая переносицу. Он уже должен был привыкнуть к их неправомерным действиям и извращённой логике. Ан-нет, каждый раз с ними, будто первое вхождение в палату с санитарами. Сплошная психушка.

И если со слов Иллиса Альберу примерно знал о статусе Хенитьюза в компании, то, приехав в офис, убедился в этом окончательно. Люди в коридорах опасливо опускали головы, стараясь не пересекаться с равнодушным взглядом Кейла. Коридоры, лаундж-зоны, столовые на этажах совершенно опустели, будто пришли не руководители, а настоящий мор. Никто не смел показаться перед лицом тирании и деспотии, которым для всех стал Кейл. Даже у Альберу пошли мурашки по телу от неоднозначной и гнетущей атмосферы. Самого Хенитьюза бросаемые в его сторону косые взгляды нисколько не смущали. Он спокойно катил инвалидное кресло, сохраняя непоколебимое спокойствие.

- Что ты хочешь на обед? - задал он волнующий его вопрос, полностью игнорируя распинающегося о провале одной из маркетинговых акций компании Бада. Тому оставалось только поморщиться, пеняя на свою горькую судьбу.

«Эй, вообще-то я тоже требую уважительного к себе отношения! И порцию обеда!», - кричал в своём истерзанном от сверхурочной работы сердце Иллис. Казалось, что микроинфаркт от переработки уже махал ему платочком на горизонте, утирая слёзы радости от скорой встречи.

- Как насчёт каши с морским ушком? - Кейл концентрировался исключительно на Альберу, который беспомощно улыбался своему помощнику. - Или может неострый том-ям с морскими гадами?

Кейл прикидывал, что было бы наиболее питательно и полезно для травмированного организма. Он переживал, что выйдя снова на работу, Кроссман перестанет следить за собой и не будет восполнять восстанавливающееся тело необходимой энергией. Ему ли не знать о нездоровых привычках, коими и сам грешил, этого больного трудоголизмом психа.

Продолжая улыбаться, Альберу ничего не сказал. Он ощущал себя немного сюрреалистично, когда человек, перед которым дрожала в страхе вся компания, так беззаботно вещал об обеде с морепродуктами. Похоже, его впереди ждало очень много работы…

***

К сожалению, Альберу никогда не ошибался. Работы действительно было много. Неподъёмным комом она свалилась на голову, он едва мог дышать, пока разбирался со всеми тонкостями своего дела. Память ещё не восстановилась, и действуя исключительно по наитию, активизируя врождённый коммерческий талант, он умудрялся уверенно держаться на плаву. Ему пришлось заново ознакомиться со всей отчётной документацией за последние шесть лет, чтобы узнать о прошлом компании и понять путь, по которому она развивалась. Альберу был действительно доволен проделанной работой и не переставал восхищаться своей бизнес-стратегией. Как говорится: сам себя не похвалишь - никто не похвалит. С другой же стороны, наконец-то работники могли вздохнуть спокойно, не видя дьявола на пороге своего дома. К слову о дьяволе...

В последнее время Хенитьюз был очень занят. Он с дотошной щепетильностью относился к процессу выздоровления Кроссмана, следя за реабилитацией. В этот период Альберу познал все девять кругов ада. Выматывающие ежедневные тренировки, которые нельзя было отменить даже несмотря на уважительную причину. Каждое упражнение было болезненней другого, заставляло всё тело стенать от боли. Строгий распорядок дня с контролируемым рабочим временем и отдыхом. Кейла не интересовало, что Кроссман не успевал доделывать важную работу, он знал, что таким делам просто не было конца. И строгая диета. Хотя блюда и были разнообразными и сбалансированными, содержа весь витаминный и минеральный комплекс, но оставались достаточно пресными. В них не было выраженного вкуса, и Кейл категорически запрещал ему есть острое, которое Альберу так любил, но не мог часто позволить из-за язвы желудка. Весь фокус внимания и интереса Хенитьюза был смещён в сторону Кроссмана. И тот, вроде бы, должен был радоваться этому, но он чувствовал себя беспомощно и неловко. Кейл обращался с ним как с ребёнком, став не потенциальным любовником, а хлопочущей матерью-наседкой…

Какое любящее сердце выдержало бы такой удар? План соблазнения, который Альберу ежедневно прокручивал в голове, терпел критическое поражение. Для его осуществления требовалась хотя бы возможность встать на ноги, что сейчас невыполнимо. За это время Кроссман смог прочувствовать, что их совместный быт по ощущениям был… нормальным. В каком-то роде даже гармоничным. У них не было особых проблем, которые испытывали люди, впервые проживающие вместе. Казалось, каждый уже привык к привычкам друг друга (даже если Альберу делал что-то не совсем осознанно), избегая неловкости, раздражения и «шероховатостей». Им не требовалось время, чтобы притереться друг к другу, сглаживая острые углы. От этого чувства у Альберу были двоякие ощущения. Ответ на все его вопросы был где-то на поверхности, но он всё никак не мог за него ухватиться. В голове иногда возникали образы, волнующие душу. Например: когда Кроссман смотрел, как Кейл держал книгу, томно развалившись на диване. Словно он видел это не единожды, в мыслях то и дело проскакивали схожие фрагменты из прошлого, но довольно туманные и расплывчатые. Альберу мог точно сказать, что встречался с человеком, похожим на Хенитьюза. По крайней мере, он помнил длинные алые волосы, струящейся по узкой белой спине. Острые плечи, чуть покрытые румянцем и красными отметинами поцелуев. Острый подбородок и изящный изгиб шеи, когда кто-то смотрел на него вполоборота. Нельзя было с первого взгляда сказать, мужчина или женщина перед ним. Альберу вспоминал это всё урывками. Иногда лицо было похоже на Хенитьюза в юности, иногда оно было совсем женским и смутно знакомым. Память злорадно молчала, давая Кроссману тонуть в постоянном дежавю. Если Альберу и пытался поговорить на эту тему с Кейлом, то тот постоянно уходил от ответа, отделываясь расплывчатыми неоднозначными словами.

Какой шок он пережил, когда, оставшись дома один, принял доставку от курьера. В большой коробке из Японии было сумасшедшее количество детских вещей: начиная от распашонок и пустышек, заканчивая игрушками и редкими смесями. От вида всего этого у Альберу закружилась голова и проступил холодный пот. Адресатом был явно сам Кроссман, но он не припоминал (как иронично), чтобы у него был ребёнок. Даже его младшая сестра, о которой он узнал позже, была взрослой для таких вещей. Всё подобрано для грудничков. Чувствуя, как мысли в его голове превратились в кашу, где одно предположение страшнее другого, он даже немного запаниковал. Он слышал, как громко билось собственное сердце, заглушая посторонние звуки.

«Если бы у меня был ребёнок, они бы мне сказали, не так ли?», - сглатывая вязкую слюну, Кроссман чувствовал, как пересохло горло от стресса. В этот момент у двери послышался спасительный щелчок, её открывали снаружи ключом. Поставив коробку на колени, Альберу обернулся, чтобы посмотреть на вошедшего. Он обрадовался, что Хенитьюз наконец-то вернулся и сможет объяснить всё это. Однако в квартиру вошёл не Кейл, а красивая девушка с ярко-алыми волосами. Её внешность наложилась на образы из воспоминаний, чуть не лишая Альберу рассудка. Видя, как вытянулось его лицо, Розалин ощутила ни с чем не сравнимое удовольствие. Вечно спокойный, рассудительный и лживо-дружелюбный Альберу Кроссман сейчас выглядел настолько глупо и напуганно, что она просто не могла сдержаться и не подколоть его.

- О, дорогой, ты всё также упорно готовишься к рождению нашего ребёнка? – чем ближе она подходила, тем больше зеленело лицо Альберу.

Ранее обзор закрывала спинка дивана, но, когда девушка приблизилась, Кроссман увидел округлый живот. Его глаза расширились от удивления и по размерам не уступали монете в пятьсот вон. Когда незнакомка очаровательно забрала рыжую прядь за ухо и склонилась, чтобы поцеловать Альберу в лоб, вместо душевного тепла и удовольствия он почувствовал, как скальп онемел от ужаса. Его сердце неистово трепыхалось, готовое в любой момент разбиться о грудную клетку, не выдерживая такого потрясения. Если раньше надежды Альберу на то, что человек из его воспоминаний - Кейл, ещё теплились, невзирая на холодное отношение последнего, то теперь они рушились на глазах.

Застыв на месте, как опоссум в свете фар, Кроссман не решался даже посмотреть на девушку перед ним, полностью лишаясь каких-либо мыслей. Он даже не сразу заметил, как следом вошёл повзрослевший и крайне хмурый Чхве Хан вместе с Раоном, Робертом и Кейлом. Все с интересом наблюдали за этим спектаклем и перекосившимся лицом Альберу. Тот выглядел настолько неестественно и жалко, будто потерял свою душу. Его неизменная улыбка, не сходящая с губ даже во сне, стала кривой. Хенитьюз при виде побелевшего и психологически контуженного Кроссмана расстроился, переживая, как бы тот не получил инфаркт в свои неполные двадцать шесть лет.

- Не издевайся над ним, - вздохнул Кейл.

- Да ладно тебе, ты видел его глупое лицо? Когда я ещё смогу над ним поиздеваться, если не сейчас? – звонко рассмеялась Розалин, похлопав окоченевшего Альберу по щеке. Чхве Хан с угрюмой молчаливостью подошёл и придержал озорную и крайне весёлую жену за талию. В последнее время у неё сильно болела поясница, и Хан постоянно делал ей массаж или же давал опереться на себя, чтобы снизить давление на позвоночник.

- Брат, ты вообще живой? – обеспокоенно присел у инвалидной коляски Роберт, махая рукой перед глазами Альберу. Тот смотрел на круглый живот, ничего не говоря.

- Он и впрямь выглядит нелепо, - жуя чипсы, согласился Раон.

- А… ну, как, это? – невнятно пробормотал Альберу, указывая на круглый живот Розалин, словно смотрел на сказочного монстра.

- Это мой ребёнок, - собственнически положив руку на живот жены, прожигал тёмным взглядом Кроссмана Чхве Хан.

- А мой? – мыслительные способности Альберу деградировали с геометрической прогрессией. Он ещё никогда не ощущал себя настолько потрясённым. Сегодня он прочувствовал на себе, что значило быть «громом поражённым».

- Э, в проекте? – покосился на Кейла Роберт, за что получил уничижительный взгляд в ответ.

Тогда ситуацию удалось урегулировать, и спустя время Альберу пришёл в себя. Ему показалось, что за десять минут, длившиеся не меньше вечности, он постарел на двадцать лет. Он бы не удивился, если бы на утро увидел у себя на голове седые пряди. И если остальных веселила ситуация и его уродливое выражение лица, то Чхве Хан посылал в его сторону убийственные взгляды. Если бы глазами можно было рубить человека, как мечом, голова Альберу покатилась с плеч в первую минуту. Он не знал, что причиной раздражения и злости Чхве Хана было его собственное поведение в прошлом. Но, если честно, Кроссману было на это плевать. Ощутив блаженное облегчение от того, что внезапно не стал отцом в одночасье, он не переживал из-за мужчины с комплексом брата. Хан всегда гиперопекал и переживал за Кейла.

После этого никаких травмирующих событий для Кроссмана не последовало, и он активно восстанавливался. Во время осмотров врач только удивлённо качал головой, поражаясь скорости заживления травм и срастания костей. Это было ненаучно, едва ли не за гранью человеческих возможностей. Кейла это не удивляло, он только пожимал плечами и говорил что-то вроде: «На тебе всегда всё заживает, как на собаке» или же «У тебя в роду случайно не было сказочных эльфов или оборотней? Тогда откуда у тебя такая регенерация?», - переводя в шутку.

В таком спешном и суетном ключе прошёл целый месяц. Альберу только и оставалось, что ошеломлённо наблюдать за всем со стороны, работая в поте лица. И теперь, сидя в гостиной на диване, он отрешённо просматривал анкеты в своих руках, периодически кидая сложный взгляд на спокойное лицо Хенитьюза.

- Что скажешь? – спросил он, отпивая ещё кофе.

- Слишком старая, - откидывая очередную анкету с фотографией улыбчивой старушки на небольшой кофейный столик, Кроссман выглядел довольно безобидно и невинно в своих оценках.

Однако Кейл знал его слишком хорошо, чтобы купиться на подобное. Он уже столько времени пытается найти квалифицированную сиделку и вдоволь наслушался капризных и избалованных требований, что даже его терпение подошло к концу. Поэтому Хенитьюз в очередной раз подобрал варианты максимально отвечающим всем запросам, но теперь они перешли от опыта работы и послужного списка к внешности. Этот сумасшедший просто издевался над ним!

- А эта слишком молодая, я не буду чувствовать себя в безопасности рядом с ней, - трагично пожаловался Альберу, откидывая листок с очередной анкетой.

Чашка в руке Кейла дрогнула.

- Эта слишком рыжая, - глядя в молодое веснушчатое лицо девушки, он безразлично скользил по ней взглядом и снова откидывал анкету. – А эта недостаточно рыжая…

- Да ты издеваешься надо мной! – стукнув чашкой по столу, прошипел сквозь зубы Хенитьюз. Его бледное лицо окрасилось лёгким румянцем от гнева. Альберу вопросительно приподнял бровь, всем видом показушно выражая непонимание. – Их внешность никак не влияет на работу, чёрт тебя дери!

- Ты не прав, - спокойно противопоставил Кроссман. Он тоже заметно подустал постоянно выдумывать причины, чтобы удержать Кейла. – Если их внешность не соответствует моим предпочтениям, я не смогу расслабиться и буду испытывать постоянный стресс и напряжение даже дома. Это негативно скажется на скорости моего восстановления.

- Тогда кто тебе подойдёт? – скрестив руки на груди, Хенитьюз фыркнул. – Ты забраковал всех.

- Разве не очевидно? Единственный, кого я могу принять – это ты. Кейл, тебе лучше, чем кому бы то ни было, известно, как мне сложно доверять людям. Я просто не смогу привыкнуть ни к кому другому, поэтому останься со мной, ладно? Хотя бы до момента, пока я не поправлюсь достаточно, чтобы самому о себе позаботиться, - Альберу звучал вполне убедительно, уговаривая Кейла мягким и нетребовательным голосом, словно воркуя с возлюбленным.

От такого неоднозначного отношения Хенитьюз смутился, прикрыл мимолётную неловкость кашлем и успокоился. Ему было сложно находиться с Альберу в постоянном контакте в качестве «просто друга». Зная, какого рода отношения их ранее связывали, он не мог не расстраиваться от уютного и гармоничного взаимодействия. Даже обычные прикосновения воспринимались им несколько иначе, возбуждая в памяти сцены, к чему они обычно вели. Не раз порнографические изображения их вечеров обрушивались ему на голову, как цунами, отчего Хенитьюз периодически выпадал из реальности, выглядя несколько глупо и мило. Альберу тоже иногда прокручивал подобные сценарии в голове, как при свете дня, так и ночью. В его случае он выглядел как никогда серьёзно и собранно, внушая другим людям чувство уверенности и надёжности. Знали бы инвесторы, что во время собрания в голове гендиректора вместо стратегии развития была феерия разнузданности и похоти, где он накладывал свою волчью лапу на лучшего друга, закашляли бы кровью от гнева.

- Ладно, вернёмся к этому вопросу позже, - устало выдохнул Кейл и потёр переносицу в желании облегчить головную боль. – У тебя остались ещё вопросы ко мне или я могу пойти спать?

- М, на самом деле есть несколько, - откинувшись на спинку дивана, утвердительно кивнул Кроссман. – У меня на компьютере есть скрытая запароленная папка «ХХХ», которую я никак не могу открыть. Тебе об этом что-то известно?

- С чего ты взял? – искренне удивился Хенитьюз, так как во время чистки компьютера ничего не находил.

- Потому что ты знаешь все мои пароли? – склонил голову на бок Альберу, нисколько не сомневаясь в этом.

- Ну, в этот раз я точно не в курсе. Я даже не знал о её существовании, - это немного обеспокоило Кейла, так как у него было плохое предчувствие о её содержимом. Возможно там было что-то, что Альберу не хотел ему показывать и что станет камнем преткновения сейчас. Немного подумав, всё же добавил, - я не думаю, что там есть что-то важное. Возможно лучше оставить это до того момента, как твоя память восстановится, но тогда, скорее всего, файлы внутри не будут иметь значения.

Прищурившись, Альберу посмотрел в честное лицо Хенитьюза и также не поверил ни единому слову. Если бы он слепо доверился, то его точно можно было бы назвать сумасшедшим! Кроссману слишком знаком этот бегающий взгляд, скрывающий за собой недобрые помыслы. Уж что, а одно Альберу уяснил хорошо: нельзя вести переговоры с террористами, сочувствовать проституткам и верить на слово Кейлу Хенитьюзу!

Между ними повисла тишина, они просто смотрели друг на друга. В безмолвии комнаты, где шелест бумаги был подобен крику, каждый блуждал в собственных мыслях. Наконец взгляд Альберу упал на собственную руку, где до сих пор поблёскивало кольцо на безымянном пальце. Кейл заметил это и тоже посмотрел на него. Ему казалось, что Кроссман хотел узнать о своей второй половинке и выяснить её личность. Вздохнув про себя с болью в сердце, он мысленно сокрушался своей упёртости. Ему не хотелось лгать, но и правда в их ситуации не была выходом. Зачем бередить прошлое, которое тяжким грузом тревоги ложилось на их плечи? Он не видел смысла в этом.

- Спрашивай, - вздохнув на этот раз вслух, обратился Кейл, безразлично допивая кофе.

Альберу никогда не был из робких и вежливых людей, особенно касаемо подобных вопросов. Скорее, его самой примечательной чертой было бесстыдство, сокрушающее небеса и землю. Иначе как бы он смог добиться расположения Хенитьюза? Встречая отказы и безразличие из раза в раз, он просто набирался терпения и продолжал медленно проникать в зону видимости и интересов Кейла. По-другому с этим отстранённым и апатичным парнем просто не получалось! И хоть сам Кроссман не любил прилипчивых и навязчивых людей, но охотно скормил свою гордость собакам, пока преследовал и обольщал некоего лиса.

- Твой партнёр, ты можешь рассказать мне о ней? – прямой и острый, как заточенное копьё, взгляд проникал до самых костей, пронзая не только душу, но и само естество.

Под этим давлением Кейл чувствовал себя некомфортно. Он неловко сжимал пальцы, не смотря в глаза Альберу. Ему действительно не хотелось врать, но ещё больше его страшило возможное будущее, наполненное сожалениями и ненавистью. К себе и к друг другу.

Хенитьюз вспоминал их историю с тоской в сердце. Альберу всегда был очень инициативным и активным человеком в отношениях, оставляя Кейлу пассивную роль. Не давил и давал Хенитьюзу двигаться в своём ритме, принимая его сложный и отстранённый характер без жалоб. Казалось, что добиться расположения Кейла было делом всей его жизни, и он был совсем не против потратить на это все отведённые годы. Любил баловать его и ухаживать, готовя вкусные завтраки и вытаскивая из дома в очередное «приключение». Возил на арендованной машине в путешествия, всегда настраивая радио и подпевая популярным к-поп группам. Периодически терялся даже с навигатором в перекрёстках лабиринтов незнакомых городов и мудро замечал, что это придаёт лишь больше шарма их приключению. Он часто водил Кейла за ручку в парк развлечений, надевал на них обоих дурацкие ушки животных и покупал крайне безвкусные парные футболки. Альберу был настоящим беспокойством в жизни Хенитьюза, тем самым шумом на белом фоне его жизни. Он так сильно старался показать Кейлу жизнь, которой тот был лишён, что периодически забывал даже о самом себе.

Взяв слишком много ответственности на свои плечи, Альберу валился с ног от стресса и заболевал, лёжа с температурой под сорок. Хенитьюзу только и оставалось, что вздыхать над этим неугомонным человеком и бережно заботиться, чтобы тот не встретился с праотцами раньше времени. В иные дни, когда их выходные совпадали, Кроссман любил подолгу лежать на коленях Кейла, наслаждаясь тем, что тот по привычке мягко теребил его светлые волосы руками. Будто беспокойного малыша успокаивая, Кейл нежно и ласково игрался с прядями, пропуская их сквозь пальцы. Проходясь по магазинам, Хенитьюз на автомате покупал любимый пудинг Альберу и прихватывал фильмы жанров, которые тому нравилось смотреть.

- Ну, это были довольно-таки забавные и крайне утомительные отношения. Он былВ данном контексте Кейл описывает своего партнёра, не называя конкретный пол. Альберу ошибочно думает, что тот говорит о женщине. очень активным и инициативным человеком. С ним всегда было проще согласиться, чем идти наперекор. Готовил чудесные печенья, но в плане выбора подарков вкус у него был крайне специфический.

При мысли о проведённых днях его застывшее в безразличии лицо смягчалось и в глазах появлялась нежность. Видя эти едва заметные изменения, Альберу чувствовал, как в нем закипала ревность. Однако он сохранял доброжелательную улыбку, с силой стискивая чашку. Его терзали противоречия и ярость от непонимания, почему же на месте неё не мог быть он?

– И как долго? Как долго вы встречались? - поджав губы, снова спросил Кроссман. Он сдерживал в груди клокочущий гнев, и чувство потери мало-помалу заполняло его.

С другой же стороны, Кейл погрузился в собственные мысли, не видя, как исказилось лицо Альберу. Он размышлял об их отношениях и о том, какой вклад они внесли в формирование его нынешнего «я». Пускай ему не всегда нравилось то, что Кроссман делал, но Хенитьюз также понимал, что это всё во благо. Не будь Альберу таким, какой он есть, Кейл бы никогда не смог выбраться из скорлупы, в которую сам себя загнал. Ему претили чувства, и любая связь в его понимании была бременем. Если ты никого не любишь, значит никого не потеряешь. Правило, которое он заучил с самого детства настолько, что оно впилось в его кости.

С Альберу Кейл чувствовал себя уютно. Да, Кроссман умел раздражать и делал это с завидной регулярностью. Они, словно вода и масло, каждый раз стремились поглотить друг друга, создавая в паре здоровое соперничество. Это помогало им идти вперёд несмотря ни на что, преодолевая трудности одну за другой. И точно также, как жизнь с Альберу приносила облегчение и душевный покой, она вызывала тревогу и беспокойство. Новые демоны заполонили сознание Кейла, давая ему всё больше и больше поводов сомневаться в них и в самом себе. Каждый раз, когда он хотел поговорить об этом с Кроссманом, что-то мешало это сделать. Хенитьюзу до сих пор не хотелось быть слабым, безоговорочно и слепо полагаться на кого-то. Если бы он стал слишком зависим от этих отношений, разве после ухода Альберу не будет ли сам Кейл уязвим и беззащитен?

Между ними давно образовалась комфортная привязанность, где они научились взаимодействовать между собой. От того, насколько гладко всё было, Кейл иногда пугался. Возможно ли, что их отношения из юношеской влюблённости розовой поры жизни превратилась в привычку? Им просто удобно быть вместе? Лишь из-за собственного комфорта он разрушит счастливую жизнь Альберу, давая ему лишь сожаления?

Кошмары являли ему всё новые и новые сцены, где Хенитьюз оставался брошеным и бессильным. В какой-то момент эти мысли взяли вверх, и Кейл убедил себя, что он этого заслуживал.

«Ты уже погубил двух людей, уничтожь и его жизнь», - хрипло смеялись демоны, нарушая хрупкое психологическое равновесие Кейла. «Ты рождён, чтобы портить всё. Это твоя природа».

- Кейл? - Кроссман тихо позвал его, вытаскивая из водоворота депрессивных мыслей.

- Это был продолжительный период, который закончился не так давно. – Уклончиво ответил он, чуть приподнимая уголки губ в насмешливой улыбке. Ему не хотелось вдаваться в подробности. – Мы не сошлись взглядами на жизнь.

- Тебе понадобилось так много времени, чтобы это понять? Если она всё делает под себя, это выдаёт только её эгоизм. Ты не должен следовать за столь бессовестным и ненадежным человеком. Тебе следует больше ценить себя и не ходить за первым встречным.

Кейл испытывал смешанные чувства, видя, как Альберу по сути ругал самого себя из прошлого. Это было одновременно забавно и глупо. Особенно, как он рассуждал о моральной целостности человека, опираясь на философские трактаты и собственные умозаключения. От того, с какой серьёзностью и отчаянной страстью Альберу пытается доказать, что ему не следует больше встречаться с ним же, становилось смешно. Хенитьюз так и не сдержал улыбки, громко рассмеявшись. Наверное, впервые за долгое время Кейла что-то так позабавило и развеселило, что он не сумел себя контролировать.

Кроссман тут же замолчал и внимательно посмотрел на смеющееся лицо Хенитьюза, растерявшее холодность и равнодушие. Такой яркий и живой Кейл в его глазах был ослепительным и очаровательным. Сожалений становилось всё больше, Альберу упустил слишком много времени в прошлом, доверив этого прекрасного человека в чужие руки. Насколько большим идиотом он мог быть?

- Ты меня хоть слушал? - ему только и оставалось, что беспомощно улыбаться на эту очаровательную сторону Кейла.

Вдоволь насмеявшись и наслушавшись, как Альберу продолжал проклинать самого себя, Хенитьюз решил, что он бывал довольно-таки забавным временами.

- Конечно, - утерев выступившие слёзы веселья, Кейл всё ещё едва заметно улыбался. - Если на этом всё, то я могу пойти спать?

- Разумеется, - пожал плечами и развёл руки в стороны Кроссман, не в силах что-либо поделать с этим парнем. - Добрых снов.

Кивнув, Хенитьюз встал с дивана в хорошем настроении. На полпути в комнату его посетила озорная и даже ребяческая идея. Возможно, в будущем он об этом сильно пожалеет, но сейчас Кейлу эта шалость показалась действительно потешной.

Обернувшись назад, он с лукавой улыбкой и чертятами во взгляде посмотрел на собирающего анкеты Альберу.

- О, но я никогда не говорил, что мой партнёр - это женщина, - сладко, словно плод Белладонны, улыбнувшись, он огорошил Кроссмана маленькой правдой.

- А?

Прежде, чем смысл сказанного дошёл до ошалелого Альберу, Кейл уже скрылся на втором этаже. Кроссман ещё какое-то время просидел на месте, замерев каменным изваянием. В его голове только и звучали последние, вскользь брошенные слова, как в заевшей пластинке. Когда наконец-то осознал, Альберу резко подорвался и тут же со стоном сел обратно. Несросшиеся кости не давали ему и шанса на передышку, отозвавшись ноющей болью.

- Кейл! Стой! Только что ты сказал! - Во всё горло крикнул Альберу, но со второго этажа не отозвалось ни звука.

Тоскливо посмотрев на разряженное кресло-коляску, которую только поставили на зарядку, Кроссман устало откинулся на спинку дивана. Тяжело вздохнув и прикрыв бледное лицо руками, Альберу отчаянно взмолился всем богам, которых знал. Если он вскоре не поправится, то точно умрёт от ревности или разрыва сердца!

Вспомнив сияющие озорством глаза и улыбку Кейла, Кроссман несчастно застонал.

- Этот ублюдок сводит меня с ума...

***

Когда время перевалило за полночь, Кейл начал переживать. Сейчас он сидел в гостиной с книгой, ожидая возвращения Альберу с вечеринки в честь сотрудничества с новым промышленным гигантом. Компания Кроссмана берётся за полное обустройство и техническое обеспечение центрального офиса и их дочерних компаний. Это один из самых больших и прибыльных проектов за последние кварталы. В честь этого в банкетном зале одного из премиум ресторанов устроили самую настоящую пирушку. Алкоголь лился рекой, и посмей хоть кто-то отказаться от тоста, это все равно, что нанести смертельную обиду хозяевам вечера. Трезвым оттуда никто не ушёл бы, и это Кейл отлично знал. Раньше он сам сопровождал Кроссмана на подобные мероприятия. И так как устойчивость Хенитьюза к алкоголю гораздо выше, чем у Альберу с его язвой желудка и гастритом, пил за него исключительно он. Теперь же он потерял своего «второго пилота» того наверняка спаивали до бессознательного состояния. Он даже самостоятельно стоять не мог, что говорить о возвращении домой? Кости до конца не срослись, да и реабилитация шла не так гладко, как хотелось бы.

В голову лезли самые худшие опасения, где Кроссман вновь попадал в аварию или просто валялся где-нибудь на улице без возможности позвать на помощь или добраться до своей инвалидной коляски. То и дело теребя уголки страниц от беспокойства, Кейл не прочитал за всё время ни строчки. Телефон Кроссмана был выключен, Бад тоже молчал, словно эти двое сговорились, чтобы довести его. Прикусив внутреннюю часть нижней губы до крови, Хенитьюз уже собирался самостоятельно поехать на машине и приволочь того обратно. Когда он уже встал и пошёл в комнату за кардиганом, в дверном замке послышался лязг. Кто-то отчаянно пытался попасть ключом в замочную скважину, но вместо этого промахивался. Слабо споря, Альберу и Бад пытались о чём-то договориться.

Речь Альберу была внятной, но в голосе сквозила сильная, практически невыносимая усталость. Этим вечером он не единожды преодолевал бури и грозы, пропуская стакан за стаканом за успешное сотрудничество. От такого кощунства его желудок, который за последние два с половиной месяца ничего лучше диетического питания не видел, взбунтовался. Альберу чувствовал, как тот, связавшись в тугой узел, вот-вот готовился начать учинять беспорядки. В состоянии крайней паршивости и тошноты, ему приходилось улыбаться и принимать каждый тост со счастливой улыбкой. Если он скажет, что его несколько раз не рвало в туалете, то сильно слукавит.

- О, - откинувшись на спинку инвалидного кресла, многозначительно булькнул Кроссман, глядя на хмурое лицо возлюбленного.

- Он сильно пьян? – это был больше риторический вопрос, чем желание узнать неприкрытую правду.

- Жёнушка, - елейно протянул Альберу, расплывшись в улыбке. Бад и Кейл обменялись взглядами, а потом вновь посмотрели на рассеянного от хмеля Кроссмана.

- В стельку, - с чувством ответил Иллис, вталкивая коляску в квартиру. – Извольте откланяться. Вверяю этого алкоголика в ваши руки.

С нижайшим поклоном пробормотал Бад и скрылся до того, как его заставили тащить пьяного работодателя до кровати. Кейл проводил его холодным взглядом, в сердце нарекая предателем. Плакать по его уходу никто не стал, и, захлопнув дверь, Хенитьюз тяжело вздохнул. Растрепав рукой упавшую на глаза чёлку, забрал её назад и снисходительно посмотрел сверху вниз в хмельное лицо Альберу. Он почти не помнил, когда в последний раз Кроссман так вдрызг напивался.

- О чём ты думаешь? – уперевшись локтём в подлокотник коляски, Альберу поддерживал кружащуюся голову рукой.

- Стоит ли помочь тебе принять ванну или отправить отсыпаться? – задумчиво склонив голову на бок, ответил Хенитьюз.

- А ты наденешь на меня тот отвратительный колпак с утятами? – нахмурившись, Альберу потирал пальцами переносицу, сдерживая дурноту.

- Разумеется, - это тот ритуал, от которого Кейл ни в жизнь не готов был отказаться.

- Тогда дай мне просто поспать, - обессиленно пробормотал Альберу, развалившись в кресле.

Вся ситуация казалась Кроссману немного странной. Из-за алкогольного опьянения сильно кружилась голова, и Альберу ощущал себя так, будто наблюдал за происходящим от третьего лица. Вот Кейл встал сзади, чтобы подтолкнуть его инвалидную коляску к лифту на лестнице, и сам Кроссман видел своё изнурённое тело. Хмель ударил по нему слишком неожиданно и мощно, его лицо побледнело и выглядело крайне болезненно.

Вкатив коляску в спальню, Кейл присел перед ним на корточки и обеспокоенно заглянул в посеревшее от дурноты лицо. Поджав губы, он мучительно метался между выбором: приготовить антипохмельный суп или вызвать врача. Первый вариант был наименее желательным. Учитывая кулинарный талант Хенитьюза, с большей вероятностью Альберу уже к утру пересечет реку «Стикс», чем избавится от похмелья. Видя, как Кроссман кривил губы от очередных спазмов, а на бледной коже проступил холодный пот, у самого Кейла скрутило желудок. Он не мог игнорировать жалкий и болезненный вид возлюбленного. За столько лет совместной жизни Кейл привык заботиться об этом невыносимом, упрямом и невероятно милом человеке. Будь это в прошлом или сейчас, если бы была возможность, Хенитьюз взял бы все симптомы на себя. С щемящим сердцем он протянул руку ко лбу Альберу. Мягко убрал спутавшиеся и влажные волосы с лица, проверяя температуру. Лоб Кроссмана был горячим, и нездоровый румянец на бледной коже выглядел особенно серьёзно.

В бреду Альберу казалось, что на его многострадальную голову обрушилось дежавю. Он точно знал, что уже видел неприкрытое и искреннее волнение на обычно спокойном и даже бесстрастном лице. Голос, что замораживал всех окружающих в радиусе пяти метров и отталкивал, уже звучал в его ушах мягким звоном, полным заботы. И Альберу отчетливо знал эти прохладные руки, которые не в первый раз касались его горящего лба. Всё это было так знакомо и правильно, что Кроссман не мог остаться равнодушным. Ведомый лихорадкой и алкоголем, он доверительно подставлялся под эти освежающие прикосновения, зарываясь пылающим лицом в прохладные ладони. Взгляд голубых глаз сквозь полуопущенные и трепещущие ресницы, напоминал взгляд хищника перед прыжком. Полностью поглощенный им, Кейл чувствовал, как увязал всё сильнее.

Сейчас перед ним предстал тот самый Альберу из их прошлого, которого он любил больше всего на свете. И точно также страшился сильнее любой катастрофы. Если однажды в этих глазах Кейл увидит вместо обожания и вожделения холодное презрение и сокрытые думы, полные сожалений, он не сможет оправиться. Кроссман был той самой опорой, что делала его сильнее и бесстрашней, но в тоже время он держал в своих руках короткий поводок, душащий Хенитьюза. Страх ребёнка, который боялся быть отвергнутым и покинутым, никуда не делся. Он лишь затаился до поры до времени, напоминая о себе в дни, полные счастья. Давая Кейлу знать, что он никогда не заслуживал этого счастья.

- Может, вызвать скорую помощь? – спросил Хенитьюз сам себя, сильнее прикусывая губы изнутри, борясь с внутренним противоречием и комом в горле.

Эта дурная привычка преследовала его ещё со времён детского дома. Когда эмоции возобладали над ним, он приводил себя в чувство, прикусывая до крови губы. Боль и солёный привкус во рту давали ему вернуться к реальности и мыслить трезво. Он уже успел забыть, что когда-то делал так. Альберу старательно отучал его от этой привычки. Недовольно цокая языком, из раза в раз повторяя:

- Не кусай. Если хочешь что-то укусить, то лучше кусай меня, - вздыхал он, мягко проводя большим пальцем по плотно сомкнутым губам Кейла.

- Ты хочешь, чтобы тебе было больно? – в замешательстве спросил Хенитьюз, проходясь языком по свежей ранке, где всё ещё сочилась кровь. Его заветренные губы потрескались и кровоточили. Сейчас они выглядели не лучше потрёпанной мочалки, которая пережила свою десятилетнюю годовщину.

- Мне и так больно, - печально улыбнулся Альберу с затаённой нежностью во взгляде. Опасения и страх, что демоны в голове Хенитьюза возобладают над ним и разрушат хрупкий психологический баланс, были сильны как никогда. – Очень больно.

Он обнял недоумевающего Кейл, стискивая того в своих руках, не давая вырваться. Хенитьюз вёл себя крайне послушно и не сопротивлялся, гадая, что нашло на этого сумасшедшего трудоголика сегодня. Тяжко вздохнув в своём сердце, Альберу погладил Кейла по голове, приговаривая: «будь послушным», - введя того в ещё большее замешательство.

- Не кусай, - тихий голос Альберу накладывался на воспоминание, и Хенитьюз дёрнулся, как от удара. - Если хочешь что-то укусить, то лучше кусай меня.

- Ты… - сделав шаг вперёд, Кейл припал на одно колено и заглянул в глаза Кроссману. Страх боролся с надеждой в его душе. То, чего Хенитьюз страшился и в тоже время подсознательно ждал, наконец случилось? - Ты вспомнил?

Не в силах справиться с накатившими эмоциями, голос Кейла дрожал. Ему хотелось развернуться и постыдно сбежать. Какими словами одарит его сейчас Альберу? Будет благодарен за заботу? Или обвинит во лжи? Простит ему все эти месяцы, что Хенитьюз водил его за нос, или потребует оплату по счетам за все обиды? Ударит или поцелует спустя столько времени? Кейл чувствовал, что оказался в эпицентре тайфуна собственных чувств. Глаза невольно покраснели и дрожали в ожидании. До этого и без того беспокойное сердце готово было пробить грудную клетку и рухнуть к ногам Альберу, так и говоря: «Забери меня, делай со мной всё, что хочешь. Я только твоё!».

Однако, вопреки всем страхам и мечтам, Альберу только рассеянно посмотрел на него. Он не понимал, о чём говорил Кейл. Всё, что озвучивал сейчас Кроссман, было лишь его эмоциями и желаниями. У него не было воспоминаний об их прошлом или опыте утешения беспокойного человека перед ним. Были только чувства, которые он перенёс спустя время. Они крепли, становились сильнее и глубже, прорастая корнями глубоко в его душе. Альберу хотел сделать Кейла счастливым, хотел спасти его из закрытой клетки собственных кошмаров и подарить уверенность в нём. Стать опорой и надеждой, точно такой же, какой он был для него.

В монохромном мире, в котором жил Кроссман до встречи с ним, никогда не было ничего интересного. Люди в его глазах были незначительными и поверхностными. Домашние задания скучными и однообразными. Холодный и бездушный мир проникал и в самого Альберу, делая его невосприимчивым и циничным. Он смотрел на все сверху вниз, уставая каждый день жить по одному и тому же сценарию. Не сталкиваясь с трудностями, достигая всего слишком легко, мир, который называл его гением, он лично оценивал как пустышку. Вместе с равнодушием немела от леденящего холода и его душа. Ему было всё равно на мораль и нормы, он следовал им только потому, что так было нужно и доставляло меньше мороки. Любовь семьи или узы между родственниками тоже были для него всего лишь имитацией «нормы» на показ. Альберу никогда не мог сказать, что любил своих родителей или брата и сестру, ведь просто не понимал это чувство. Он заботился о Роберте, так как это была одна из функций в его социальной роли старшего брата. Был ли он искренен с ним или привязан к нему? Кроссман не знал. С каждым годом, с каждым днём он всё больше растворялся в ледяном равнодушии к бесцветному и ограниченному миру. Его улыбка становилась ярче и милее, в то время как глаза затягивались тьмой и вековым льдом. Подобно полой марионетке, которую тянули за ниточки, он идеально отыгрывал роль, не ощущая удовлетворения. По правде, разочарования он тоже не испытывал, не ожидая ничего выдающегося от окружающих. Тонул в грязных водах, промерзая насквозь ровно до того момента, пока не поймал точно такой же тёмный и зловещий взгляд остывших глаз от мальчишки напротив.

Кейл прикрывался учебником, бросая ленивый и сонный взгляд на Альберу. В его по-лисьи хитрых глазах не было ни восхищения, ни радушия. Холодная расчётливость и насмешка. Заглядывая прямо в онемевшую душу Кроссмана, он проникал под его идеальную маску «хорошего ребёнка», высмеивая жалкие потуги марионетки притвориться человеком. И тогда ещё никогда невиданные чувства всколыхнули безмятежную поверхность души, создавая рябь. Один только взгляд разбередил затаившихся демонов-эмоций, бесцеремонно сорвав увесистый замок со шкатулки Пандоры, выпустив наружу то, что давно замерло и уснуло. Альберу понял, что этот человек должен быть его во что бы то ни стало. Будь это воспоминания, запечатленные в его душе, или космическое родство. Ему было абсолютно плевать. Кроссман просто знал, что Кейл принадлежал ему точно так же, как и он принадлежал Кейлу. Это было так просто и истинно, что не подвергалось сомнению.

Благодаря их противостоянию и вечному соперничеству, Альберу понял, что такое «неудача» и как прикладывать старания, чтобы добиться цели. Он научился «желать» и строить планы на будущее, а не безвольно следовать по течению. Постепенно распознал, что такое «забота», и получил смутное представление о том, как он мог заботиться о ком-то сам. Примирил его с младшим братом, меняя ярлык социальной ответственности ради нормы на искреннюю заботу. Казалось, двое душевных калек нашли друг друга, чтобы стать опорой и дополнить недостающие кусочки в каждом из них. В холодную марионетку вдохнули эмоции и жизнь, а одинокий ребёнок нашёл того человека, в мире которого он был абсолютно всем.

И сейчас, смотря в полные страха и надежды глаза, Альберу чувствовал тянущую боль во всём теле. Он не мог просто отпустить Кейла. Совершенно не верил в бредни, что этот лисёныш мог сбежать от него в чужие руки. Для Кроссмана Кейл был всем. Будь то эмоции, впечатления или проигрыши. Всё в жизни Альберу так или иначе было связано с ним.

«Плевать», - твердил он себе, смотря в лицо любимого человека, которого так долго желал, но не смел прикоснуться. Ему было действительно плевать. Прошлое и будущее были неважны. Даже если он совершил ошибку когда-то, у него всегда есть шанс всё исправить. Произвести работу над ошибками и попробовать вновь. Этому тоже его научил Кейл.

Коляска скрипнула под ним, когда Альберу поднялся. Хенитьюз от удивления оторопел и попытался остановить его. Кости не до конца срослись. И если синяки и гематомы сошли, внутренние повреждения давали о себе знать. Кроссман не мог сейчас ходить, и нагрузка на сломанную ногу со вставленными спицами была колоссальной. Не задумываясь, Кейл кинулся вперёд, чтобы перенаправить на себя большую часть веса Кроссмана. Тот только и ждал подобной возможности. За спиной Хенитьюза была расстелена кровать. Альберу был выше и тяжелее Кейла и с лёгкостью повалил того на неё, вжимая всем телом в матрас.

На какой-то миг стало совсем тихо. Хенитьюз приложил все усилия, чтобы максимально защитить Альберу при падении и не потревожить его сломанную руку и треснувшие рёбра. Ему отчаянно хотелось обругать этого полоумного придурка, но запах перегара вернул в чувства. Альберу был мертвецки пьян и не отдавал себе отчёта. Толку было злиться на невменяемого человека? Его слишком сильно поглотили чувства. Потеряв последние крохи самообладания, он разучился рационально мыслить.

- Я же сказал, кусай меня, - бормотал Альберу, любяще потиравшись о лоб Кейла своим.

Мягкие светлые волосы вызывали щекотку, от чего хотелось зло рассмеяться. Сам того не ведая, Хенитьюз сильнее стиснул зубы, прокусывая губу насквозь. С характерным влажным звуком лопнула кожа и кровь хлынула наружу. Нахмурившись от боли, Кейл не проронил ни звука.

- Тск, я же просил так не делать, - с досады цыкнул Кроссман, здоровой рукой с силой надавливая на подбородок Хенитьюза, заставляя открыть рот.

Сейчас Альберу навис над ним, опираясь на сломанную руку, что вызывало сильный дискомфорт и боль. Однако, даже так Кроссман не планировал останавливаться. Он поймал своего милого и очаровательно-глупого лисёнка и не хотел отпускать. Действуя на опережение, не давая Кейлу ни возразить, ни сбежать, Альберу склонился ниже и запечатлел поцелуй на истерзанных губах.

Лёгкое прикосновение, словно удар пёрышком, вызвало щекотку и саднящие чувство. Кроссман не накидывался и не бросался в ожесточённый бой за право лидерства. Он целовал медленно, осыпая чуть заветренные губы мягкими касаниями. Провёл языком вдоль кровоточащей ранки, медленно заполняя рот Кейла вкусом алкоголя. Хенитьюзу казалось, что он опьянел только от одного дыхания. Иного объяснения он просто не мог найти. Ни оттолкнуть, ни притянуть ближе. В первом случае он боялся навредить незажившим ранам на теле Альберу, а во втором – страшился самого себя. Если сейчас он постыдно разрыдается и сдастся, рассказав всю правду, разве не возненавидит его Кроссман?

Этот поцелуй был для них «первым» в нынешних обстоятельствах. Он не был похож на тот, что случился в комнате Кейла во время дополнительных занятий английским языком. Не было ни удушливого лета, бесцеремонно врывающегося в комнату через окно, ни колыхающихся на ветру занавесок. И вкус был совершенно иной, не тот сладкий, отдающий мятой и персиком, а пряный, горький, как выдержанный виски. Привкус крови отдавал металлом и ржавчиной, добавляя ко всему прочему странный импульс. Они тоже уже не дети, впервые познавшие любовь. Сейчас оба были пожившими и бывалыми ветеранами и могли с точностью назвать то чувство, разделяемое одно на двоих. Только нежность. Да, она осталась точно той же, что помнил Хенитьюз, словно это случилось не годы назад, а всего пятнадцати минутами ранее. Ему просто не позволялось забыть ничего из этого.

- Не отвлекайся, Кейл, - смеялся Альберу, осыпая всё лицо Кейла нежными поцелуями. Часто-часто, стараясь покрыть каждый сантиметр, каждый кусочек влажной и солоноватой кожи. Хенитьюз и сам не заметил, как слёзы непрошенно потекли из глаз. Было стыдно и неловко. – Просто останься со мной. Мне плевать на того или ту, которую ты любишь. Пока ты рядом со мной, я сделаю тебя счастливым. Ты больше не будешь страдать в одиночку. Если тебе тревожно – укуси меня до крови, страшно – спрячься за моей спиной, весело – позволь увидеть твою улыбку. Просто…

Кейл дрожал всем телом, слушая эти лихорадочные слова, будто Альберу был на исповеди. Чувство преобладали над разумом. Ему хотелось послать всё к чёрту и согласиться. Сейчас, когда Кроссман говорил все это ему, целовал его и обнимал – даже демоны в душе Хенитьюза спрятались кто куда. И хоть слёзы стекали по вискам, растворяясь в алых прядях волос, лицо Кейла лишь немного покраснело, но сохраняло несколько надменный и холодный вид. Смотря в тёмный потолок и обнимая Альберу за плечи, он чуть прикрыл глаза, желая раствориться в этом миге, отбросив сомнения. Хотелось, но…

- Кейл, - в мольбе шептал Альберу.

- Разумеется, какая же семья обходится без детей?

- Прошу тебя…

- Какое это сейчас имеет значение?

- Я так тебя люблю, - улыбнулся Кроссман, и сияние в его глазах было сравнимо со звёздным небом.

- Будущее переменчиво, - вторил ему тот же ласковый голос, что признавался только что в любви.

Это окатило Кейла ледяной водой, смыв наваждение. Ещё сильнее стиснув зубы, даже если он к чертям откусит эти губы, он привёл себя в чувство. Ему никогда не следовало забывать своего места. Альберу, который на протяжении стольких лет давал ему только лучшее, заслуживал счастья. Пора было перестать тешить себя мечтами и довольствоваться полумерами. Хенитьюз не мог быть просто другом для Альберу. Из раза в раз он портил его жизнь всё новыми способами. Пока не поздно, пока эти эфемерные чувства не зашли слишком далеко, Кейл должен был провести черту.

Оттолкнув от себя Кроссмана, не забывая аккуратно придержать сломанную руку, он уложил его на спину и что есть силы ринулся прочь. Хенитьюзу было откровенно плевать, как жалко сейчас выглядел в глазах Альберу, постыдно сбегая. Всё, о чём он мог думать – это о том, как убежать как можно дальше. От Кроссмана, от его чувств и самое главное - от себя. Ведь Кейл – самая главная проблема.

Альберу услышал, как с грохотом закрылась дверь, уже сильно протрезвев к тому моменту. Всё тело ломило и болело, грозя развалиться на части. Даже умри он сейчас, Кроссману было всё равно. Тяжело вздохнув, он прикрыл налившиеся кровью глаза здоровой рукой. Сейчас Альберу ни о чём не жалел. Он был искренен в своих чувствах и даст время Кейлу, чтобы собраться с мыслями и дать ответ. Единственное, на что оставались надежды, что не придётся ждать слишком долго.

Если бы сейчас можно было бы купить билет в так называемый Солнцелэнд, где не было ни забот, ни тревог и мечты исполнялись по одному щелчку, Альберу не пожалел бы никаких денег. Смертельно устав от этого физически и морально тяжёлого дня, Кроссман уснул прямо так: в своём рабочем костюме поперёк кровати. В ту ночь ему снились хаотичные и тревожные сны.

Он не помнил большую их часть, но был точно уверен, что очень долго искал правильную дорогу в Солнцелэнд, следуя за красной нитью, которая поразительно сильно напоминала цвет волос его глупого лисёнка.