***

Мрачный порт Гамбурга, накрытый рассветным туманом и едким дымом производства, встречает своих незваных гостей угрюмо возвышающимися металлическими гигантами-кранами и гулом грузовых судов с тоннами контейнеров на борту, прибывших в порт на разгрузку, поездов, заполненных жидким горючим и углём. Вблизи порта шумела оживленная эстакада, нагруженная фурами с грузом и легковыми автомобилями, несмотря на ранний час. Эльба шумела вокруг порта, огибая его со всех сторон неровным кольцом, а сырость, исходящая от неё, проникала в лёгкие с отравляющими запахами бензина и мазута.

Три бронированных кадиллака с тонированными стеклами появились на территории порта Гамбурга совершенно неожиданно, никем нежданные. Молчаливому водителю первой машины, лицо которого скрывалось под черной маской и такой же фуражкой, стоило просто показать дорогое портмоне с нанесённым на белую кожу черно-золотым гербом Клана Ренн: перевернутый чёрный треугольник, оплетенный золотыми васильками и плющом, собирающимися в центре, будто букет, и охранник тут же пропустил вереницу машин на территорию порта, побелев от ужаса и не промолвив ни слова.

Вокруг огромных контейнеров снуют сонные докеры, которые, заметив гостей, поспешили незамедлительно скрыться от них, как от чумных. Мелкий сырой щебень вкрадчиво хрустел под подошвой дорогих лакированных туфель, оповещая присутствующих о посетителях. Три высоких фигуры, облаченные в строгие деловые костюмы, в сопровождении шести крепких мужчин с MP5 наперевес быстро двигались в сторону группы стивидоров (1), возбужденно обсуждающих случившееся пару часов назад в проливе Па-де-Кале (2).

— Обязательно было переться сюда в такую рань? — недовольно пробухтел Аццо, потирая слипающиеся глаза израненными красными костяшками. Идя по левую руку от брата, Аццо осматривал окрестности давно знакомого порта без энтузиазма и морщился от тошнотворного запаха горючего, которым был заполнен порт под завязку, и с которым он так и не смог свыкнутся.

Ян поднял его в четыре утра и дал пятнадцать минут на сборы и кофе, заставил его завистливо посматривать на мирно сопящую на его подушке Джульетту, видящую десятый сон. Джульетта работала в бухгалтерии восточного небоскреба Клана, который принадлежал Аццо, и, несмотря на статус главной бухгалтерши и постоянной отчетности о расходах и доходах Клана самому Боссу, не являлась членом Исполнительного Комитета, что не требовало от неё присутствия на подобных встречах. Поэтому Джульетта могла спокойно досыпать до восьми утра и ни о чем не волноваться, продолжая коротать дни отпуска.

— В данный момент мы можем обсудить всё без лишних свидетелей, — отстраненно ответил Ян. — Хотя у нас и так их полно.

После этого Аццо всё-таки решил осмотреться повнимательнее, отпихнув усталость и недосып на второй план. Ему удалось заметить мелькающих между контейнерами «докеров», пристально наблюдающих за ними и осторожно следующих попятам. Аццо сощурился, и темные грубые нити шрамов, по диагонали пересекающие его лицо от кромки волос до шеи, натянули бледную кожу, причинив ощутимый дискомфорт. С момента их получения прошло более восемнадцати лет — целая жизнь, — а они все так же продолжают причинять ему боль своим присутствием.

— А-а, Господин Ян! Р-рад вас видеть! — нервно поприветствовал Яна стивидор, отделившись от толпы коллег.

— Хавьер, а я-то как. Печально только, что при подобных обстоятельствах, — холодно поздоровался Ян.

Он развел длинные руки, как для объятий, но сам остановился на приличном расстоянии от стивидора, и Хавьер прекрасно понимал, что Ян Ренн не позволит обнять себя или поприветствовать за руку — он терпеть не мог любые прикосновения к себе даже через слои одежды. К тому же, было бы, как минимум, странно обниматься с человеком, чьи ресурсы и деньги бесследно пропали из-за тебя пару часов назад.

Хавьер Кастильо работал стивидором уже сорок три года, и все эти годы Клан являлся неотъемлемой частью его рабочей жизни. Он помнит Яна совсем юнцом — четырнадцатилетним долговязым мальчишкой, спотыкающимся о собственные длинные ноги и прячущимся за широкой спиной отца — Марка Ренна. Ян вечно держался рядом с вечным товарищем и будущей правой рукой — Нобуо Китадзавой, которого специально воспитывали для этой должности, чтобы укрепить мир между якудза и влиятельным немецким Кланом. Их нельзя было встретить порознь, и ходили слухи, что Нобуо проживал в поместье Ренн, что не мог позволить себе никто, кроме членов семьи и прислуги из-за потенциальной опасности, которую могли принести "чужаки" жёнам и детям членов семьи.

Нобуо шел следом за Яном, тщательно осматриваясь по сторонам в поисках опасности для Босса. Здесь — в Германии — Нобуо был обязан подчиняться Клану Ренн, не смотря на статус оябуна (3) и руководство одной из крупнейших преступных семей в Японии, что делало его не последним человеком в преступном мире Азии. Его покойный сын тоже должен был стать правой рукой Кристен, когда та станет Боссом Клана; они с Кристен с младенчества были вместе, что способствовало укреплению доверительных отношений, которые должны были помочь им в дальнейшей работе на Клан.

— В-вы так быстро отозвались, господин Ян, — нервно пробормотал Хавьер, вытирая со лба капли пота. — Я-я не ждал вас так скоро…

— Хавьер, давай ближе к делу. Мы приехали сюда в такую рань ради объяснений, а не фунта прелюдий, — махнул рукой Ян, жестом подгоняя мужчину. — Расскажи же мне, Хавьер, каким образом моя нефть, отправленная на моем танкере и купленная на мои деньги, бесследно пропала посреди Па-де-Кале?

В четыре часа утра в порт Гамбурга поступила информация о захвате ирландскими пиратами немецкого танкера, принадлежащего частной нефтяной компании Ренн. Охрана танкера была застрелена, и позже их трупы были найдены береговой охраной недалеко от Великобритании. Остальные сотрудники танкера были взяты в заложники и бесследно исчезли вместе с пиратами и танкером. Яна заинтересовало одно — до сих пор ни он, ни порт Гамбурга не получали никаких видео или звонков с намерениями пиратов вытрясти из них деньги, выдвинуть свои условия по спасению жизней невинных людей. Ему было плевать на людей: не единственные квалифицированные работники танкеров, а молчание пиратов означает лишь то, что работников или нет в живых, или уже проданы в рабство. Пиратов явно не интересовали деньги. Это было крайне интересно.

Ян не исключал возможности того, что никаких ирландских пиратов и вовсе не существует.

— Господин Ян…мы пытаемся выяснить это…

— Ты хочешь сказать, что вы не имеете хотя бы предположения о причине случившегося? — спросил Ян, выгнув бровь, внутренне медленно закипая. Аццо почувствовал это незамедлительно и опасливо глянул на мужчину, понимая, к чему может привести гнев брата. — Вы наняли столь ценному грузу никчемную охрану, Хавьер. Стоило мне довериться вашему выбору, как всё кануло в лету. Мы столько лет работали вместе для того, чтобы в один момент вы предали меня?

— Нет, господин Ян! Я всегда был и буду верен Клану! Умоляю, дайте нам сутки, и мы найдем пиратов! Они не смогут так легко выкачать нефть и использовать ей в своих целях! Господин Ян, прошу, поверьте мне!

— У вас есть двенадцать часов, Хавьер. Если, по истечении отведенного мной времени, вы не найдете информацию о пиратах и местоположении моего груза, я буду крайне разочарован вами всеми.

— Конечно, господин Ян, мы сделаем всё, что в наших силах!

— Нет, Хавьер. Вы сделаете всё, что обязаны сделать, — поправил старика Ян. — Я даю вам достаточно времени для столь легкой задачи. Не разочаруйте меня.

Хавьер закивал, быстро и мелко, неотрывно смотря в безразличные глаза Яна Ренна. Из лабиринта контейнеров вывернули двое широкоплечих мужчин в черных костюмах, белых водолазках и солнцезащитных очках, держа под руки скрученного до боли в плечах темноволосого юношу лет двадцати пяти в форме докера, не принадлежащей ему. Парень почти не сопротивлялся, лишь рычал и смотрел на присутствующих полным ненависти взглядом. На водолазки одного из солдат Ян успел заметить пятна крови из разбитой губы юноши.

— И в чем же провинился данный молодой человек, джентльмены? — поинтересовался Ян.

— Босс, он информатор быков (4).

— Обыщите и свяжите его. Буду рад проехать до работы с столь почтенным гостем, — удовлетворенная улыбка переросла в настоящий оскал.

Юноша одарил Яна испуганным взглядом, когда солдаты стали уводить его к машинам всё так же больно заламывая ему руки до хруста плечевых суставов. Ещё немного и точно вывихнут их ему к чертям собачьим. Спотыкаясь, он плелся за мужчинами, не имея сил на сопротивление. Тело сковал страх перед известными ему «процедурами», ожидающими его в недалеком будущем. Юноша был осведомлен, чему подвергается каждый без исключения пленник или должник перед смертью, каким найдут его тело спустя неделю-две после исчезновения. И прекрасно знает, что причиной такого состояния трупов являлся сам Босс Клана.

— Поедешь с Нобуо, Аццо. Не хочу терять время зря, — приказал Ян, махнув рукой. — Десять часов, Хавьер.

Аццо мрачно хмыкнул и глянул на смотрящего вслед пленнику задумавшегося Нобуо. Заявление Яна означало лишь то, что по прибытии в штаб у задержанного паренька не останется целых пальцев на руках. Ян сломает их один за другим по нескольку раз, выворачивая их в разные стороны, чтобы усилить эффект от пыток и выбить из него информацию. Сначала дистальные фаланги, потом — средние и проксимальные, а потом начнет выкручивать пальцы до такого состояния, что они будут напоминать мешки с костями. И всё это с маниакальной улыбкой и вежливыми вопросами: «Неужели так больно?», «Что же вы кричите? Ответьте мне спокойно, я вас слушаю.»

Пытки действовали на Яна, как успокоительное. Стоило переломать пленному пальцы и пару костей, как гнев отступает и сменяется внешним спокойствием и хладнокровием.

Шальная мысль внезапно врезалась в голову Аццо, как пленный болт (5) в голову несчастного животного, стоило им направиться в сторону машин. Ян остановился подле машины с пленным и закурил третий раз за утро, позволил Аццо вытянуть сигарету из своей пачки и повторить за ним.

Эльба, словно заподозрив неладное, зашумела яростнее и потемнела, будто желая привлечь к себе внимание мужчин и договориться с ними о чём-то неизбежном и скором, что она никак не могла предотвратить.

— Слушай, Ян-

— Я не буду допускать Кристен к работе, — твердо ответил Ян, сделав очередную глубокую затяжку и плавно стряхнув пепел на щебень, и Аццо закатил глаза, раздражаясь собственной предсказуемости.

— Может ты ей бумаги хоть какие-то вручишь? — предложил Аццо в надежде на понимание брата, повторив за ним незначительное действие. — Я — не гребаный Цезарь, чтоб одновременно следить за казино, налаживать поставки всей этой хуйни и кучу бумаг подписывать, — продолжал он. — Дай ей хоть что-то, пока она не окочурилась. Ей стоит отвлечься на что-то, пока память не вернётся.

— Кристен противопоказана нагрузка любого вида. Работа может вызвать у нее гиперфиксацию.

— Ты так говоришь, будто она целыми днями будет сидеть в пустой комнате в одиночестве. Она ж с Германом живет.

— И я получу информацию о том, что у парня сломаны все фаланги или шея при попытке уложить её в кровать.

— Ну ты подумай хоть, пожалуйста.

Дотлевшие сигареты упали на мокрый после вчерашнего дождя щебень и смешались с другими грязными, растоптанными окурками, которых здесь было бесконечное количество. От этого факта Ян мысленно брезгливо поморщился и пожелал быстрее вернуться в Берлин в штаб, хоть на молодом лице и царило прежнее безразличие.

Стоило Яну сесть на светлое кожаное сиденье, тихо выпустив воздух через сжатые губы от боли в коленях, и повернуться к связанному по рукам и ногам грубой пенькой, как тот испустил испуганный выдох и отодвинуться от мужчины к противоположному окну.

— Как вас зовут, молодой человек? — вежливо полюбопытствовал Ян, сцепив пальцы в замок у себя на коленях и склонив голову набок.

— Йозеф, — испуганно пролепетал ему юноша.

Лицо Яна переменилось. Что-то дикое и злое промелькнуло в его взгляде, будто бы Йозеф назвал ему не то имя, которое ему хотелось услышать. Ян ненавидел мужчин с именем Йозеф с тех пор, как познакомился с будущей женой и заинтересовался в ею. До скрежета зубов и боли в ладонях от вонзенных в них ногтей. Оно звучало омерзительно что в мыслях, что вслух. Хотелось вычеркнуть из внушительного официального списка мужских имен пару-тройку ненавистных, лишь бы больше не слышать их, не встречать на своем пути.

— Да-к скажите же мне, Йозеф, что полиции нужно от добропорядочного бизнесмена? — в его голосе проскользнула злость, а на лице продолжала играть улыбка.

Но юноша отвечать не собирался. Сжав губы, показал мужчине всю свою преданность правоохранительным органам и закону, и Ян от этого хрипло засмеялся, вызвав у мальчишки ещё более сильный испуг. Не было ничего глупее, чем наигранная стойкость и сила, которой отнюдь не было в этом слабом теле. Ян мог переломить ему позвоночник двумя пальцами, как зубочистку, и так же легко — психику. Такие, как Йозеф, долго под каждодневными искусными пытками и истязаниями не продержатся — или умирают от отказа внутренних органов, или выкладывают всё, что интересно истязателю и присутствующим при пыткам доверенным лицам Босса, а потом всё равно умирают.

Йозеф попытался незаметно разжать пальцы на левой руке, избавиться от покалывания, вследствие сильного сдавливания их пенькой. И пальцы моментально прижались к внешней стороне ладони ногтями, вылетев из пястных суставов с оглушительным треском. Юноша заорал на весь салон, забрыкался в руках улыбающегося Яна, продолжающего медленно выламывать ему пальцы один за другим.

— Молодой человек, я вам вопрос задал. Крайне невежливо игнорировать собеседника.

Широкая ладонь, удерживающая его за сломанные пальцы, сжалась сильнее, как капкан, пока и без того искалеченные пальцы не захрустели от силы сжатия. Ян внимательно наблюдал за тем, как постепенно кровь отливает от них, делая их белее мела. Парень надрывался так, что его могли услышать на улице, будто крик мог спасти его от дальнейшего. Освободить от мучений, пока Ян методично выкручивал ему каждый палец, упиваясь криками пленника.

Маниакальная улыбка исказила лицо Яна, делая его похожим на безумца, и он аккуратно завернул сломанные, смотрящие в разные стороны пальцы юноши в кулак, чтобы тому было удобнее, и напоследок по-дружески похлопал. Мальчишка плакал и скулил, противно корча лицо от боли.

— Не волнуйтесь, у нас впереди много времени, чтобы вы рассказали столь интересную мне информацию.

***

Просторный коттедж в прованском стиле встретил Кристен и Германа с гостеприимством, которое не смогла омрачить толпа до зубов вооруженных японцев по периметру. Каштановые деревья, возвышающиеся над двухэтажным домом, будто навес, мирно покачивались на легком прохладном ветру и шелестели своими большими ярко-желтыми листьями, а сами каштаны были давно убраны из-под деревьев и выкинуты за ненадобностью. Когда Герман был подростком и приходил с Джонатаном к Изааку, их обязательно кормили жареными каштанами.

— Всё хорошо? — встревоженно спросил Герман, поддержав Кристен под локоть, когда та неловко покачнулась, выбираясь из салона черного роллс-ройса. Девушка быстро выпрямилась и вытянула руку из хватки парня, словно опасаясь, что охрана увидит её секундную слабость. — Ты уверена, что нам стоит быть здесь именно сегодня?

— Я должна поговорить с госпожой Китадзава раньше отца. Иначе потом она уже не станет говорить со мной.

— Почему?..

— Отец заставит её молчать.

Кристен устремилась к белой парадной двери, настороженно оглядываясь по сторонам на наблюдающую за ними охрану. Кумико позвонила ей час назад, рыдая навзрыд и умоляя девушку как можно быстрее приехать к ней, чтобы поговорить, и Кристен места себе не находила всё то время, пока встряхивала помятого Германа и ехала с ним на встречу. Дорога заняла почти час, ведь район, где проживала семья Китадзава, находился на другой стороне Берлина за городом, поэтому добраться до них даже рано утром или поздно вечером, когда уже нет пробок, было проблематично.

Герман отказался оставаться в квартире и отдыхать перед очередным трудовым днем, отправился вместе с девушкой, чтобы при случае помочь ей. Он знал о запрете Яна Ренна о вмешательстве Кристен в дела Клана, поэтому не хотел сидеть в стороне и ждать момента, когда к нему в квартиру вломится Ян Ренн и изобьет до смерти за неповиновение. Здесь, рядом с Кристен, ему этого не грозило.

По крайней мере, Герман на это надеялся всей душой.

Внутри дома было светло и тепло. Их с Германом встретила нервная служанка и, повесив их тяжелые пальто на вешалки в лаковый платяной шкаф с большим зеркалом посередине, повела в просторную комнату, представляющей из себя соединенную обеденную зону с гостинной, что-то быстро объясняя Кристен по-японски. За длинным обеденным столом из дуба, сгорбившись, сидела убитая горем женщина лет сорока двух в черном облегающем платье до икр и белом коротком пиджаке, на ногах красовались босоножки на низком каблуке. Дома Кумико предпочитала ходить так же, как и в рабочее время или на банкетах, ведь хозяйство по приказу мужа никогда не ложилось на её хрупкие плечи.

Рядом с ней вился, не находя себе места, взволнованный Ши — трехлетний внук Кумико и Нобуо. Мальчик останавливался то с одной стороны от женщины, то — с другой в попытке обратить на себя её внимание и понять происходящее. Но Кумико, погруженная в рыдания, не смотрела на него.

— Китадзава-сама, фрау Ренн и герр Гёз прибыли, — оповестила девушка Кумико по-японски, почтительно поклонившись им троим.

Кумико вздрогнула, подскочила с скрипнувшего стула и упала на руки вовремя подошедшей Кристен, уткнулась в ткань белой толстовки маленьким, аккуратным лицом и заплакала с новой силой. Кристен с Германом переглянулись, и в глазах девушки ему удалось прочесть ненаигранное удивление, почти шок, от поведения обычно сдержанной Кумико.

— Он звонил мне, Кристен-чан! — взвыла женщина на чистом японском, не обращая внимание на Германа, не понимающего иностранного языка. — Он жив! Кристен-чан, Кетсуо-кун жив! Мой мальчик не умер!

Кристен в момент помрачнела. Насильно усадила медленно обмякающую Кумико обратно на стул и жестом велела служанке выпроводить беспокойного Ши, в любую секунду готового разреветься вслед за бабушкой, из гостинной, чтобы не путался под ногами.

— Вы уверены? — по-японски уточнила Кристен.

Герман присел на корточки перед Кумико, повторив Кристен, и принялся просто вслушиваться в их разговор, не понимая ни слова. Он понял только одно — Кетсуо. Изаак никогда не называл себя так при друзьях, испытывая дискомфорт из-за буллинга в раннем детстве, когда старшие дети коверкали его имя и позволяли себе высказывания в его адрес из-за расы, поэтому слышать данное при рождении имя друга Герману было непривычно. Из-за отсутствия рядом даже банального телефонного переводчика или обученного человека, Герман всерьез занервничал, не понимая контекста их разговора и причины упоминания Изаака.

Что-то случилось.

Что-то нехорошее.

— Да! — вскрикнула Кумико, прижав к губам промокший насквозь от слёз белый платок. — Э-это был его голос! Я бы никогда не спутала его голос с кем-то другим! Кристен-чан, ты же понимаешь меня?..

— Когда он звонил? — проигнорировав вопрос женщины, жестко спросила Кристен.

— Два с половиной часа назад…

— Номер отображался?

— Да. Я п-попыталась ему перезвонить, н-но он оказался одноразовым.

— Что он Вам сказал?

— «Мама, я скоро вернусь», — голос Кумико сорвался на сип.

Она больше ничего не могла сказать. Тело её задрожало в новом приступе накатившей истерики, и она закричала от горя.

— Кетсуо-кун был жив всё это время, а мы похоронили его заживо!

Левой рукой Кристен прижала голову женщины к сильному плечу и неловко, даже неуверенно, погладила её по черным с редкой сединой волосам. У неё никогда не получалось успокаивать людей: семье хватало обычных объятий или банального одиночества, чтобы собраться с мыслями и успокоиться, никто не учил её такому «ненужному», по мнению отца, навыку. Ян никогда не позволял себе быть слабым в её присутствии, и Кристен сроду не видела его разбитым, со слезами на глазах. Даже после смерти матери.

— Кристен-чан, найди его, прошу тебя! — надрывно произнесла Кумико, схватив девушку за плечи. — Верни его домой!

— Если он позвонит снова, запишите разговор, — приказала Кристен, окинув быстрым взглядом лежащий на краю стола смартфон Кумико.

Герман поднялся на ноги, огласив комнату громким хрустом разгибающихся коленных суставов, от чего он сморщился от неловкости и дискомфорта. Не имея других вариантов, Герман молча покинул гостинную и прикрыл за собой тонкую дверь с стеклянными вставками. Служанка, всё это время стоявшая за дверью и отвлекающая от слез маленького Ши, сидящего на нижней ступени лестницы, перечислением животных на японском и переводом их на немецкий.

— Извините, — привлек он к себе внимание служанки. Молоденькая девушка подняла на него вопросительный взгляд, поглаживая хмурого мальчика по спине. — Госпоже Кумико нужно успокоительное.

Служанка кивнула и нерешительно глянула на Ши, будто не понимала, можно ли оставлять Ши с Германом, но парень, увидев её задумчивость, мягко предложил присмотреть за Ши. Девушка вновь молча кивнула и поспешила покинуть их, скрывшись в кухне.

— Герр Гёз, а почему бабушка и мама плачут? — неуверенно спросил Ши на ломаном немецком, подергав его за складку черных широких джинс, чтобы привлечь к себе внимание и добиться объяснения хоть от кого-то из взрослых. — Их кто-то обидел?

— Можно и так сказать, Ши, — ровно ответил Герман, присев рядом с мальчиком на ступеньку. Ши тут же перебрался к нему на колени, прижался к его телу, пышущему жаром, и попытался приобнять его своими короткими ручками в поисках защиты и тепла. Герман в ответ окольцевал его руками, улыбнувшись. Герману всегда нравились дети, и любое взаимодействие с ними заставляло его улыбаться, а настроение моментально поднималось.

— А кто такой Кетсуо? — снова спросил мальчик, тщательно выговаривая каждую букву, чтобы Герман мог понять его. Он запрокинул голову так, что уперся тонким подбородком в яремную впадинку между ключиц парня. — Это он маму обидел?

— Это…знакомый госпожи Кумико. Ты его не знаешь: он уехал ещё до твоего рождения.

Заглянув в шоколадные глаза мальчика, Герман нервно сглотнул. Ши жаждал знать правду и все подробности, что свойственно любому ребенку его возраста, еще познающего окружающий мир и все его тайны. Парень не хотел врать мальчику — он был вправе знать всю правду, но он ещё не способен понять всю запутанность происходящего. Герман не имел права рассказывать ему правду так же, как Джульетта — историю их разногласия с Яном Ренном.

Маленький Ши был полной копией Изаака: такие же большие лисьи глаза, лоснящиеся, цвета вороньего крыла волосы и очаровательная, миловидная улыбка, которой мальчик одарил Германа, стоило тому столкнутся с ним взглядами.

Изаак без вести пропал за пять месяцев до рождения Ши во время перелета из Берлина в Осаку, где его дожидался Нобуо с целью обучить сына на родине всему тому, что он знал. Говорили, что произошла авиакатастрофа, унесшая жизнь не только самого Изаака, но и членов экипажа, телохранителей. Комиссия по расследованию авиационных происшествий и спасатели не нашли тело Изаака в груде обломков и посчитали, что его труп сгорел до такого состояния, что рассыпался в пыль и отделить его от всеобщего хаоса из тел и частей самолета не представлялось возможным.

Кристен, как и семья Кетсуо, заботилась об Акире — биологической матери Ши — всю её беременность, помогала финансово и предоставляла ей защиту, хоть и находилась в психиатрической лечебнице Берлина без возможности покинуть её хотя бы на час. Кристен дала Кетсуо обещание ещё перед его отправкой в командировку, когда он и узнал о беременности Акиры, что позаботится о ней.

— Отпусти его! — воскликнул тонкий девичий голос откуда-то сбоку, со стороны кухни.

Герман повернул голову в сторону звука и увидел стоящую в дверном проеме Акиру, уставшую и опухшую от слез. Её миниатюрные ладони были сжаты в слабые от усталости кулаки, а широко распахнутые глаза выражали одновременно ужас и гнев. Герман недоуменно уставился на неё, не поняв, что имеет в виду девушка, но стоило маленькому Ши зашевелиться в его объятиях и сильнее прижаться к нему, как его сразу озарило.

— А…да, сейчас.

Руки тут же расцепились, но Ши продолжил восседать на его бедрах, испуганно поглядывая на заплаканную маму и не понимая её настроения. Акира подскочила к ним и грубо «отлепила» сопротивляющегося сына от Германа, намертво вцепившегося в его рубашку что было сил. Ши начал извиваться и хныкать, не желая покидать единственного в этом доме человека, доброжелательно относящегося к нему в данный момент.

— Не смей прикасаться к нему, — процедила Акира, хоть в голосе и проскользнула неуверенность. Ши в её руках заплакал, принялся тянуть короткие ручки к Герману, чтобы вернутся к нему, заглядывая большими покрасневшими от слез глазами в извиняющиеся карие глаза Германа.

— Хорошо. Извини.

С улицы послышался треск гравия под шинами приближающейся бронированной машины, и Герман быстро выглянул через небольшое стеклянное окошко на входной двери на улицу, увидел до боли знакомый черный кадиллак и шофера по имени Вернер в строгом черном костюме, открывающего пассажирскую дверь со стороны дома для Яна Ренна. Легкие схлопнулись в момент их столкновения взглядами. Ян сощурил свои большие черные глаза, а пухлые губы скривились в плотоядной ухмылке. Герман моментально понял — Ян знал, что он будет здесь, и был доволен очередной победой над парнем.

— Крис! — громко позвал Герман, когда мужчина начал неторопливо приближаться к дому в сопровождении двух охранников, вооруженных MP5. — Крис, твой отец здесь!

Кристен в ту же секунду вынырнула из дверного проема и оказалась в пяти шагах от оробевшего Германа, уставилась на дверь с непроницаемым выражением лица, ожидая появления Яна перед ней, а Акира — в ужасе отошла от двери подальше, чтобы мужчина не мог её заметить, и попыталась слиться со стеной для собственной и всё ещё хнычущего сына безопасности.

Мальчик моментально притих, стоило Яну зайти в помещение.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Ян у Кристен, хоть взгляд его был прикован к сидящему на нижней ступени Герману.

— Кетсуо был моим другом, поэтому я имею право знать об этом, — отозвалась Кристен, заслонив Германа собой, чтобы Ян наконец перевел взгляд на нее. Герман еле сдержал громкий облегченный вздох, а сердце зашлось бешеным стуком от нового почти незначительного акта заботы от девушки. — К тому же, госпожа Кумико позвонила именно мне и попросила приехать меня.

— Очень интересно, — хмыкнул Ян, но в голосе его не было насмешки или негодования. Только всепоглощающая пустота и холод. — Мне она позвонила тоже. Попросила приехать и обсудить случившееся.

— Ты — её Босс, отец. Она обязана докладывать Клану о подобных вещах, невзирая ни на что. Но, отец, я имею право узнавать о потенциальной фальсификации смерти Кетсуо самой первой.

— Почему же?

— Потому что я должна найти и убить его, — процедила Кристен, и в глазах Яна промелькнул проблеск интереса. Произнесенное Кристен заставило сердце Германа пропустить мучительные три удара, и на секунду ему показалось — он сейчас отключится от ужаса.

— Ответ принят, — холодная улыбка исказила бледные губы мужчины, создавая в их уголках мелкие мимические морщинки — единственные, что были на его лице из возрастного.

Несмотря на преклонный возраст — в следующим году ему исполнялось уже пятьдесят восемь, — Ян Ренн выглядел куда моложе своих лет и мог сойти за ровесника Аццо, который был на восемнадцать лет младше брата. За всё то время, что Герман знаком с ним, на лице Яна Ренна не появлялось не одной новой морщинки или — седины в волосах. Ян Ренн будто застыл в годах своей молодости, когда ещё Кристен не было в планах, а он — только вставал на тропу войны с немецким правительством и обществом для процветания Клана и защиты важных лиц, пускал корни в прогнившую систему и заполнял её дыры собой.

— Но всё же я недоволен: ты ослушалась моего указа и приняла участие в деятельности Клана, — хладнокровно подметил Ян, смотря на Кристен с высоты своего роста. Кристен была намного ниже отца, несмотря на свой внушительный для девушки рост. Кристен открыла рот, чтобы возмутится, но Ян поднял руку в останавливающем жесте, пресекая любые попытки возразить, и девушка покорно сжала губы в тонкую линию, притихая. — Невзирая на то, что формально семья должна расследовать дело о поддельной смерти Кетсуо, он принадлежит Клану Ренн, что априори делает Клан причастным к расследованию.

— Я учила матчасть Клана. Но я, ещё раз повторю, имею право знать о важной для меня информации из первых уст. Не от тебя или кого-то ещё.

— Эта информация может плохо сказаться на твоей психике.

— Будто от неё что-то осталось, — зло фыркнула Кристен, закатив глаза.

— Поверь, осталось. Не стоит так недооценивать человеческую психологию, — произнес Ян, хмыкнув. Из гостиной неуверенно высунулась неизменная служанка, сжимающая в руках маленький бутылек валерьянки и пустой хрустальный стакан. — Поговорим с тобой позже. У меня остались вопросы, которые я хочу обсудить. Поэтому, рекомендую тебе дождаться меня и проехать до Митте вместе.

Кристен злобно засопела, сжав кулаки, но моментально пожалела об этом. Притупившаяся со временем из-за заживления боль всё равно дала о себе знать, наказывая за столь опрометчивый поступок. Внутри заклокотала злоба от очередной победы Яна над ней.

Его взгляд скользнул по Герману, выглядывающему из-за бедра Кристен, как провинившийся ребенок, боящийся, что рассерженный родитель отлупит его ремнем. А он и вправду был напуган. Ему было не впервой видеть Яна Ренн вживую и так близко к себе, но каждый раз был как первый. Фантомная боль в запястье прожигала в нем дыру насквозь той самой тлеющей сигаретой, потушенной Яном шесть лет назад на какой-то мусорке около гимназии, в окружении тошнотворной какофонии разносортного мусора. От очередного взгляда Яна, посланного ему, у Германа забегали глаза, намереваясь «сбросить» его с себя, словно прицепившегося паука, но Ян и не собирался отпускать его.

— Пусть Герман поедет вперёд с Петером. Джульетта уже в вашей квартире, — спокойно распорядился Ян, указав рукой, облаченной в неизменную черную кожаную перчатку, на открытую им недавно дверь. И укоризненно подметил, намереваясь пристыдить Германа: — Заставлять женщину ждать крайне невежливо, так что поторопись.

Герман неуверенно взглянул на Кристен, игнорирующую его, и, не увидев сопротивления, поднялся с пригретого места с оглушающим хрустом, будто скелет. Проскользнул мимо Яна, пугливо опустив голову, и направился к роллс-ройсу в сопровождении докурившего третью сигарету Петера.

Все шоферы Клана были одеты в идентичные, лишенные индивидуальности строгие костюмы, однотонные фуражки с гербом Клана и черные тканевые маски, закрывающие нижнюю часть их лиц, чтобы обезличить себя. Он привык к разговорам во время поездок и видимости лица человека, но Петер заговаривал с ним крайне редко и только по делу, а реплики Германа встречал молчанием. От этого Герман часто терялся, как ребёнок, и по началу искал причину этого молчания в себе — не так посмотрел, не то сказал, обратился невежливо?

— Здравствуй, Акира. Что же ты не выходишь здороваться? — поинтересовался Ян на японском, холодно улыбаясь, от чего девушка вздрогнула и в ужасе съежилась. — Я уже три года жду знакомства с Ши. Заставлять меня ждать тоже крайне невежливо.

Но Акира не отреагировала на его замечание, только сильнее вжалась в угол, заслонив хныкающего Ши своими длинными иссиня-черными волосами, как занавесками. Кристен через разделяющее их расстояние слышала, как быстро, словно буйная птица в клетке, бьется сердце девушки, чувствовала её учащенное дыхание и страх, пропитывающий её тело насквозь.

Страх с детства окружал Кристен, подобно кислороду, и почувствовать его, отделить от общего спектра других эмоций человека для неё не составляло труда. Она, как чувствительный к любым эмоциям зверь, с легкость могла «унюхать» чужие страх и тревогу, чтобы напасть на их носителя и разорвать на мелкие куски.

— Господин Ренн, Китадзава-сама ждёт Вас, — почтительно опустив голову, достаточно громко объявила служанка, сбивая прицел внимания мужчины на себя. Ян тут же, будто забыв о существовании Акиры и Кристен, переключился на служанку и снова холодно хмыкнул.

— Attends-moi ici, Kristen. La conversation ne sera pas longue (6).

***

Разговор действительно не продлился долго.

Через десять минут Кристен с Яном уже направлялись к черному кадиллаку, не перекинувшись и словом с момента выхода мужчины из комнаты, и появления за ним всё еще всхлипывающей Кумико. Она напоследок прижала Кристен к себе, сильно и крепко, прошептала ей на ухо напоследок дрожащее: «Пожалуйста, верните Кетсуо домой…».

Ян на ходу закурил, сделав глубокую затяжку и выпустив едкий дым от дорогих сигарет через ноздри, пока Кристен в отвращении морщилась от этой вони, отвернувшись от отца и окинув незаинтересованным взглядом раскинувшееся за живой изгородью бескрайнее зелено-коричневое сухое поле, уходящее за горизонт. Что-то затаившееся в тени одинокого дерева посреди равнины промелькнуло в поле её зрения, задвигалось параллельно движущейся к машине Кристен, и девушка неожиданно вспомнила тех мелких сволочей-лис, которые нередко выбегали из леса и бегали по полям или на окраине деревень в поисках пропитания.

Поместье Ренн было окружено лесом, в котором Кристен с раннего детства гуляла с матерью или Джульеттой и близнецами. Один раз пятилетний Ганс, увидев одну из этих рыжих засранок, помчался за ней в глубь леса, словно ошалелая лань, и исчез на долгий час, во время которого Джульетта и Керстин чуть не обзавелись сединой и поймали не одну истерику от пропажи ребёнка. Ганс вернулся к ним полностью перепачканный грязью и пятнами лесных ягод, с палочками и сухой травой в перепутанных кудрявых волосах и с гордо поднятой головой: в его цепких ручках, пронзительно крича, болталась огромная, жирная лиса, явно недовольная вмешательством в её лесную личную жизнь, что не особо интересовало мальчишку в тот момент.

А потом взрослые узнали из рассказа шепелявящего Ганса и то, что он кувырком скатился в какой-то непонятный овраг, где и получил пятна от ягод на накрахмаленной рубашке, и выбил себе передний молочный зуб о камень, в который на всей скорости влетел на дне оврага. Сотрясение или другие травм с головой — позвоночником — он не получил, чему Джульетта была бесконечно рада, но внушительная шишка долго не сходила с его лба. Лиса была настолько шокирована вторжением мелкого двуногого существа, что даже не укусила его. Работающему в поместье не первый год кинологу еле удалось вытянуть из хватки ревущего навзрыд мальчишки кричащую не хуже его лису; ни на какие уговоры Ганс не реагировал, убеждая всех вокруг, даже вернувшегося Яна, к которому обычно даже подойти боялся, в необходимости оставить дикое животное в поместье.

— Я успела позабыть о лисах, — брезгливо хмыкнула Кристен. Лисы ей никогда не нравились: они были слишком громкими и неуправляемыми — эти черты личности бесили её что в людях, что в животных.

Она любила собак и змей.

Одни были верны и покорны, другие — молчаливы и тихи.

Что могло быть лучше покорных людей, следующих за тобой по пятам и вовремя затыкающих рот?

— Вернешься в поместье и быстро вспомнишь. Кричат ночами так, словно женщину четвертуют, — ответил Ян, садясь в машину вслед за дочерью.

— О чем ты хотел поговорить? — перейдя ближе к делу, спросила Кристен. Вместо ответа Ян достал из объемного кожаного портфеля бежевую папку без названия или любых других опознавательных знаков, глянув на которую, Кристен нахмурилась от непонимания. — Что это?

— Аццо умолял меня скинуть часть его работы на тебя, — задумчиво начал Ян, передавая папку дочери в руки, не соприкасаясь с ней пальцами. — Поэтому, раз ты так хочешь знать о местонахождении Кетсуо, я дам тебе возможность сделать это.

Ян заметил, как загорелись глаза Кристен от его слов. Она сделала над собой усилие, чтобы не вырвать спасительную папку с разрешенной ей работой из пальцев отца, который, словно всё ещё анализируя и обдумывая свои дальнейшие действия, придерживал папку. Кристен покорно дожидалась, когда же он отпустит её, и впитывала каждое его слово, будто бы не веря, что происходящее с ней в эту минуту — не очередной сумасшедший сон, ставший последствием употребления сильных успокоительных.

— Но, — смотря в голубые глаза дочери, продолжил Ян, когда Кристен уже было открыла рот для благодарности. — Ты имеешь доступ только к бумагам и отчетам, новая информация будет поступать тебе на рабочий адрес от Ищеек. Ты не имеешь полномочий полноценного сотрудника и допускаться к захвату Кетсуо, его допросам ты не будешь. Увижу тебя в одном из зданий — вколю транквилизатор и запру в цепях в подвале поместья. Поняла?

— Конечно, отец.

— Не называй меня так. Это слово мне не нравится.

— Папа.

— Намного лучше, — улыбнулся Ян и потрепал Кристен по мягким волосам, но в следующую секунду тяжелая ладонь с длинными, как лапы птицееда, пальцами крепко взяла её за затылок, фиксируя. — Месяц назад человек, опознанный алжирскими спецслужбами как Марсель Ли, был замечен в Батне (7), потом — все следы оборвались вновь. Он залегает на дно после каждого, даже незначительного, подозрения в подлинности его личности. А потом на свет выходит новый человек с историей чище, чем только что изготовленный лист бумаги.

— Зачем Изааку бежать от нас? — задумчиво произнесла Кристен, смотря на папку. «Что им движет?» — пронеслась у неё в голове мысль, но произносить вслух она это не стала: ответ она всё равно не получит.

— Это тебе и придется разгадать, — тихо ответил Ян, окончательно отдав дочери папку. — У тебя это получится намного легче, чем у Ищеек. Между вами есть связь, которой нет между Кетсуо и кем-либо другим.

— Такая же, как между кузенами? — скептично хмыкнула Кристен.

Она много читала, особенно в подростковые годы, когда пыталась лучше разобраться в теме, о наличии между близнецами и двойней особой связи. Если бы с ней под одной крышей не жили два идентичных человека на четыре года младше, Кристен никогда бы не зацикливалась на этом так сильно. Будучи ещё совсем маленькой Кристен часто могла заметить, как близнецы общаются между собой с помощью странных нечленораздельных звуков и жестов, которые маленькая Кристен никак не могла понять или найти между ними связь. Потом близнецы начали отзеркаливать движения друг друга, повторять последние слова или синхронно произносить одно и то же, не сговариваясь, что еще больше удивляло Кристен.

Кристен и Изаак начали полноценно общаться только с пяти лет: первое свое слово Кристен произнесла в год и месяц, а потом замолчала до пяти с половиной. До этого времени Изаак понимал её по взгляду и прикосновениям настолько хорошо, что время от времени Керстин приходилось спрашивать у него, что именно имела в виду Кристен, когда на протяжении минуты смотрела на неё так, словно вместо матери видела огромный ярко-красный флаер с надписью «Ян Ренн — ублюдок, заслуживающий смерти». Этим взглядом Кристен просто обозначала свое желание сходить погулять на детскую площадку и покататься с горки.

Такое общение Кристен не могла назвать тем же, что и общение близнецов.

— Нет. Они связаны родством, а вы — ничем. Это разное.

Именно для получения такой связи их с пеленок держали вместе и крайне редко разлучали. Ян и Нобуо не смогли добиться такого уровня: слишком поздно их решили «свести», ведь им тогда было уже по двенадцать лет, а Ян успел потерять веру в человечность. Нобуо не смог стать для Яна кем-то близким, достойным доверия. Чего нельзя сказать о Кристен и Изааке. Кристен довольно быстро привязалась к нему и стала защищать мягкого и плаксивого от природы мальчишку от обидчиков, которым и повода не нужно было, чтобы напасть на младшего.

В памяти хорошо — даже лучше, чем смерть матери, — отпечатался тот момент жизни, когда она узнала о смерти Изаака. Она вернулась в поместье со сломанным носом после очередной ожесточенной тренировки под дозой обезболивающих, поэтому первая её реакция на сказанное отцом ещё не была бурной, скорее заторможенной и безразличной. Спустя час, когда действие препаратов сошло на нет, она разгромила свою комнату и разбила зеркало в ванной лбом в приступе перешедшего в ослепляющую ярость ужаса от осознания очередной смерти, на которую ей было не плевать. Её рвущие голосовые связки крики, несмотря на звукоизоляцию по всему поместью, были слышны в саду, через распахнутый настежь балкон. Это позволило Джульетте и близнецам услышать её и вовремя прийти на помощь, предотвратив появление на её теле новых травм.

А потом отделение психиатрии в Charité (8), тяжелая форма депрессии и посттравматическое стрессовое расстройство на протяжении гребаного года, который она там принудительно провела. Длинные белые коридоры с такими же однообразными одиночными палатами, с решетками на среднего размера окнах и холодным кафельным полом. Со стенами без единого пятнышка или картин для дополнения интерьера. Из лечебницы Кристен вернулась другой, ещё более озлобленной и ненавидящей всё вокруг.

Теперь она желала лишь одного — отплатить бывшему лучшему другу сполна.