***

— Ох, батюшки-святы! — вскинула руками Азария Самуиловна, когда мы с Томом перешагнули порог дома уже в глубокой темноте.

Надо сказать, что кое-кто наотрез отказывался уходить с пляжа, пока не допьёт бутылку, даже несмотря на данное ранее обещание, а потом он еле стоял на ногах, и мне стоило больших трудов привести его «домой». Антоха, увидев моё страдальческое выражение лица, мигом вскочил на ноги и помог усадить Тома за обеденный стол на кухне, а Настасья, которая до сих пор почему-то не ушла к себе домой, скривилась от рваной раны на губе красавца, которую Азария Самуиловна тоже быстро заметила.

— Ой-ой-ой! — сердобольно подхватила она, так и порхая вокруг несчастного выпивохи. — Кто ж тебя так, миленький? Али к девке какой строптивой полез, а она тебя так, а?.. Да где ж у нас хоть такие-то?..

— Да… — хмыкнула я, и Настасья тотчас подняла на меня глаза. — Полез к кому не надо и получил по заслугам…

По её ядовитой усмешке я быстро поняла, что она догадалась, что произошло и кто на самом деле так огрел этого «греческого бога». Но я стойко выдержала её насмешливый взгляд, не собираясь давать слабину, а Антоха тем временем старательно делал вид, что совершенно не при делах. Азария Самуиловна же не стала докапываться до правды и принялась оказывать первую доврачебную помощь, притянув к себе с помощью магии склянку с крайне дурнопахнущей мазью. Только вот Том лишь отмахнулся от попыток залечить увечья на своём теле и заплетающимся языком воскликнул:

— Не… не н-надо! Со мной… всё хорошо!.. Я… я з-заслу-у-жил! — а после решительно стукнул кулаком по столу, что Азария Самуиловна отскочила в сторону, и, вдруг сникнув, простонал: — Я потерял её… Дьявол, я… её потерял!

— Ох, миленький… хорошенький… — вздохнула она, предприняв ещё одну безуспешную попытку залечить рану. — Ох… соколик мой, не понимаю я, что ты говоришь, не понимаю!

— Он… говорит… что жалеет… что потерял… её… — с трудом проговорила я, стараясь делать вид, что абсолютно не знаю, кто же эта «она». А Азария Самуиловна жалобно скривилась и положила сухую ладошку на покрытый песком чёрный пиджак.

— Ох, миленький… не надо печали в горькой топить, не надо! Никуда от тебя эта тоска не денется, только хуже будет, мой хороший… только хуже!

Пока сердобольная старушка жалела того, кто сам же признал свою вину в случившемся, я выразительно посмотрела на Антоху, который пару часов назад спускался в погреб с крайне прозрачными целями, и тот гордо выпрямил спину и прошептал:

— Я трезв! Чуть-чуть всего навернул… фигня!

Вздохнув, я перевела взгляд на коридор, где были «наши» с Томом комнаты, и Антоха, быстро поняв намёк, громко воскликнул:

— Ба, хватит, отстань от него… проспится, на завтра будет как огурчик! Жена у него была умница, красавица, вот он и тоскует по ней… я бы тоже по такой тосковал, если б она от меня ушла! Ты посмотри, а ведь и правда дождь пошёл!

От подобных комплиментов я с трудом удержала улыбку, а за окном как следует громыхнуло, и в стёкла застучал ливень. Азария Самуиловна поцокала языком на стук капель и пробормотала: «Как вовремя крышу-то починили!» и пошла куда-то вглубь дома, как и Настасья, которой больше нечего было делать на кухне. Я же аккуратненько подошла к Тому с одного бока, а Антонин устроился с другого, и мы вдвоём потащили нашего спутника в его комнату, хотя он активно сопротивлялся нашей помощи… вот неблагодарный! И пока мы маленькими шажками продвигались к цели, Антоха чуть слышно шепнул мне:

— Целую бутылку выжрал… я не дам ему это забыть!

— Ни за что, — гаденько засмеявшись, ответила я, так как счёты за вчерашнюю посиделку постепенно сравнивались. И по загоревшемуся взгляду Антохи я поняла, что у нас теперь тоже был компромат на одного «святошу», который до этого ни разу не светился в каких-либо сомнительных ситуациях.

С трудом уложив Тома на кровать под звуки грозы, я попыталась снять с него грязный пиджак, но он лишь махал руками в стороны, причитая:

— Дурак… какой же я дурак… — на что я лишь тяжело вздохнула. С одной стороны, всё так и было, и наконец это до него дошло, а с другой… нельзя бить лежачего, как выразился однажды Геллерт. Это действительно низко.

— Всё, всё… хватит! — прикрикнула я, уворачиваясь от размашистых движений. — Том, хватит, дай мне снять хотя бы верх!

— Ох, Кейт… — простонал он, с трудом сфокусировав на мне взгляд, и я непроизвольно замерла, а Том приложил дрожащую руку к моей щеке и тихо добавил: — Какая же ты красивая… и почему я только не говорил тебе этого раньше?..

Снова философски вздохнув, я мягко улыбнулась, осторожно отвела полы пиджака в стороны и ласково проговорила:

— Лучше поздно, чем никогда… а теперь будь хорошим мальчиком и дай мне снять грязную одежду… пожалуйста…

Том послушно приподнялся и помог мне раздеть его, а Антоха под шумок скрылся из виду, видимо, решив, что его помощь больше не нужна. Наконец добившись желаемого, я поудобнее уложила Тома в кровати и накрыла лёгким одеялом, а он нисколько не сопротивлялся моим действиям. Но только я собралась сделать шаг в сторону, как меня схватили за руку, и Том проскулил:

— Нет, Кейт, не уходи… по-пожалуйста… трупы… кругом одни трупы… они снова пришли ко мне, они все в крови… и я в крови… всё вокруг в крови… помоги мне… ты же умеешь ими управлять… помоги, прогони их, прошу…

«А вот и белочка пришла… — обречённо подумала я, сев на краешек кровати, а за окном в который раз промелькнула молния, а за ней раздался и грохот. — Хотя вроде рано ещё, она на трезвую голову обычно приходит и к тем, кто уже со стажем…» И пусть вокруг в действительности никого не было, и прогонять было некого, я аккуратно провела кончиками пальцев по лицу Тома и тихо проговорила:

— Не бойся их, они скоро уйдут… я буду сидеть с тобой всю ночь, и они быстро сбегут… ни один мертвец не посмеет ослушаться приказа Королевы Проклятых, ни один… ты в безопасности… засыпай…

Гримаса ужаса постепенно разгладилась, сменившись умиротворением, а я продолжала осторожно гладить его, чтобы окончательно прогнать кошмары. И когда вроде бы Том почти уснул, я смахнула с его лица непослушную прядь чёрных волос и отвела руку чуть в сторону, как он снова схватил меня и приложил мою ладонь к своей щеке.

— Я тебя люблю… Кейт, я очень сильно тебя люблю… и почему я раньше тебе этого не говорил? Дурак, я же боялся… и всё потерял… Кейт…

— Я здесь… засыпай, не бойся… — с трудом прохрипела я, так и истекая кровью от его последних слов, а с ресниц упала горькая слеза.

«Это водка говорит за него, — вздохнула я, когда Том наконец крепко уснул, и я смогла убрать руку и встать с его кровати. — Это всё водка, он просто не отдаёт отчёт своим словам… Завтра встанет и даже не вспомнит своего пьяного бреда… И тебе не надо это помнить».

Уняв слёзы, я на цыпочках вышла из комнаты, а затем сползла по стенке в коридоре и осела на пол, а тело сотрясалось в беззвучных рыданиях под грохот снаружи. И так я и просидела до самого рассвета, пока не запели первые петухи…

С большим трудом разлепив глаза, я потёрла их кулаками, а тело так и ныло от крайне неудобной позы для сна. «Неужели я действительно уснула?..» — пронеслось в набитой стеклом голове, но слабый утренний свет, лившийся из окон, в котором золотились пылинки, намекал, что прошло достаточно времени с того момента, как я вышла из комнаты Тома. Застонав, я выпрямилась, потянулась и уже собралась пойти в свою комнату, чтобы полежать ещё несколько часиков перед завтраком, как в коридоре сама по себе материализовалась Азария Самуиловна в нарядном фартуке и с подносом в руках.

— Ох, золотко, а что ты так рано с кровати-то встала?!

— М-м-м… выспалась, — вздохнула я, всеми силами пытаясь не выдавать накопившуюся за ночь усталость. А, поняв, кому предназначались предметы на подносе, я аккуратно перехватила его со словами: — Баба Роза, давайте я отнесу это Тому… он очень не любит посторонних поблизости, особенно когда спит…

— Конечно, милая, конечно, — быстро сдалась она, а на её лице снова проступила невыразимая жалость. — И ты губку-то ему залечи, солнышко… такой красивый, незачем ему с таким синяком ходить… ох, батюшки-святы, какие страсти! И вот настоечка… три капельки ему в водичку капни или в рассольчик… быстро придёт в себя, вот увидишь, моя хорошая!

Поудобнее обхватив поднос, я тихонечко вошла в спальню Тома, стараясь издавать как можно меньше звуков, но почти на середине пути к кровати одна из половиц предательски скрипнула, да ещё и так громко, что я поморщилась, а Том дёрнулся и с гримасой боли посмотрел в мою сторону.

— С добрым утром… — вполголоса пропела я, уже не стараясь идти тихо, и он снова сморщился, а я поставила на стул рядом с кроватью поднос и задёрнула шторы, чтобы создать приятный полумрак, прекрасно зная, как же бывает больно с похмелья привыкать к свету. — Как спалось?

— Издеваешься, да, Кейт?.. — хрипло ответил Том, закрывая рукой глаза, и я с ехидной улыбкой подсела к нему поближе.

— Ну… не буду отрицать лёгкое злорадство, но я же всё-таки принесла тебе воды… и вот, Азария Самуиловна сказала, что это быстро поставит тебя на ноги…

Он вымученно улыбнулся мне сквозь маску боли, а я налила в гранёный стакан немного холодной воды, капнула в неё три капли тёмно-синей спиртовой настойки неизвестных мне трав и протянула лекарство страдальцу, который с неисчерпаемой благодарностью взял его в руки.

— Спасибо… так непривычно…

— Что «непривычно»? — усмехнулась я, и Том, в два глотка осушив стакан, поставил его обратно на стул и тихо ответил:

— Когда тебе вот так приносят лекарство в постель…

— Моя мама всегда так делала, — вздохнула я, а на лице сама по себе расцвела улыбка, пропитанная светлой печалью по моей любимой маме, которую я больше не увижу из-за своего перемещения в прошлое. — Когда я болела, она часто давала мне горькие лекарства, а потом приносила горячее молоко с мёдом или чай с малиной… или сказки мне читала, пока я не усну… А сейчас я точно так же не отхожу от Тессы с Томми, когда они болеют… так хочется, чтобы они чувствовали себя так же хорошо, как и я в детстве, и знали, что мама всегда рядом… а разве ты не болел маленьким?

— Ты всё время забываешь, где именно прошло моё детство, Кейт, — горько усмехнулся Том, а улыбка мигом сползла с моих губ, сменившись болью. — Сколько я себя помню… я болел всего два раза. Какой-то простудой и корью, когда мне было пять… У меня тогда была очень высокая температура, меня ломало, было очень плохо… и нянечки решили, что я не жилец. Была очередная вспышка, много детей умерло, особенно младенцев. Мне… мне раз в день приносили грязную воду и ждали, пока я освобожу комнату… а я агонизировал в кровати в одиночестве шесть дней подряд и молился, чтобы это всё закончилось…

Я вздрогнула, представив этот ужас, а Том, не отрывая взгляда от моего лица, прохрипел:

— Но я выжил. И с тех пор поклялся, что больше не позволю себе болеть. Никогда.

— Интересно, а возбудители инфекционных болезней знают об этом? — не удержалась я, и он в ответ просто пожал плечами.

— Я не знаю. Мне плевать. Но больше я не болел, ни разу за всю свою жизнь, не считая пары травм. Я просто знаю, что мне никто не поможет, а потому не могу позволить себе такую роскошь. Вот и всё.

— Почему ты мне раньше этого не рассказывал? — с тянущей печалью прошептала я, и Том чуть нахмурился в ответ.

— Потому что ты не должна видеть меня слабым. Ты должна знать, что я смогу защитить тебя от любой опасности… тебя и детей. Я не могу позволить себе быть не в состоянии… защитить тебя. И не хочу, чтобы ты меня таким видела.

— Знаешь, я только сейчас увидела в тебе тень обычного человека, а не хладнокровного Тэ-тысяча… — Но Том скривился в недоумении на мои последние слова, а я, воспользовавшись его замешательством, открыла мазь, почерпнула немного и быстро мазнула по раздувшейся, тёмно-синей нижней губе своего пациента. Он ещё больше поморщился от едкого запаха, а я встала наконец с кровати и как можно ровнее протянула: — Если тебе уже лучше, то вставай, скоро будет завтрак… и можешь принять холодный душ, очень рекомендую.

— Спасибо, Кейт… а кто меня вчера раздел?! — раздался за спиной крайне возмущённый вопрос, и я, не сдержав злорадную усмешку, не оборачиваясь бросила:

— Догадайся с трёх раз!

— Вот Дьявол! — последовал восклик, и я с тихим смехом вышла прочь, а усталости не было ни в одном глазу… всё-таки справедливость в этом мире определённо есть!

Антоха опять с утра пораньше пошёл колоть дрова, Азария Самуиловна как обычно принялась суетиться на кухне, я же села там же у окошка и просто следила за просыпавшейся в утренней росе деревней, пытаясь доспать крохи сна, а Том в конце концов вышел из комнаты и направился в душ. И его твёрдая походка и прямая спина свидетельствовали о том, что настоечка бабы Розы весьма недурно помогала при определённых… «недугах», отчего я не смогла сдержать усмешки.

На кухню Антоха с Томом зашли вместе, оба свежие и бодрые. Азария Самуиловна, едва заметив пышущего здоровьем и красотой Тома, у которого на лице не осталось ни царапинки, так и засияла от радости, а затем взяла его под руки и усадила на самое почётное место за столом.

— Ах, какой хорошенький, какой красивенький! Садись, садись, миленький… вот кашка, блины, творожок свежий, яички! Персик возьми или ягодок каких… Какой славный! Кушай, кушай, да о плохом не думай! Всё у тебя хорошо будет! У меня прабабка ясновидящая была, я тоже иногда кое-что вижу… хорошо у тебя всё будет, не переживай, миленький!

Том с вежливой улыбкой как истинный аристократ принялся понемногу накладывать себе в тарелку предложенные угощения, а мы с Антохой под дружный смех налетели на блины с вареньем, отказавшись от каши.

— Но про прабабку, кстати, правда, — с набитым ртом промычал Антоха, и я вопросительно посмотрела на него. — Дождь же вчера полил!

Я усмехнулась, так как пожилые люди обычно действительно чувствовали «погоду», точнее, колебания атмосферного давления, и могли предсказывать подобные вещи даже без особых способностей, но спорить не стала, решив, что место чуду тоже всегда есть. И как раз в середине нашего неспешного завтрака это чудо решило свершиться в виде почтового голубя, постучавшегося в окно.

Антоха мигом вскочил из-за стола и прямо у окна распечатал записку, а я даже варенье отодвинула от себя, замерев от ожидания. На секунду на загорелом лице проступили задумчивость и тревога, но Антоха быстро взял себя в руки, скомкал записку и вернулся за стол.

— Надо будет сегодня после завтрака в город сгонять… — осторожно протянул он на наши с Томом взгляды, и Том коротко кивнул, а я вздохнула и продолжила есть. — Ба! Мы отойдём ненадолго в город… к обеду вернёмся!

— Конечно, милые, идите! — беспечно отозвалась Азария Самуиловна, прибираясь на кухне. — Только осторожнее, мои хорошенькие…

Мне почему-то казалось, что «сгонять в город» — это про нас троих, но только я в конце завтрака встала из-за стола и направилась в сени, как Антонин взял меня под руку, усадил в кресло в гостиной и положил широкие лапищи мне на плечи, наверное, чтобы я точно не поднялась.

— Кать… не надо тебе с нами идти… — Меня тут же перекосило от подобных слов, и Антоха ещё более успокаивающе протянул: — Во-первых, мы идём не на морскую прогулку, а в крайне нехорошее место, которое женщинам видеть точно не надо, а во-вторых, мне пока указали на мелкого посредника… мы ещё даже не вышли ни на кого важного, чтобы можно было переживать…

— Но! — пискнула я, попытавшись встать с кресла, и Антонин снова усадил меня, припечатав сильными ладонями.

— Кать… посиди здесь и дождись нас, мы быстро… мужчины решат все твои проблемы, можешь даже не беспокоиться по этому поводу! Лучше отдохни, поспи, а там и мы придём!

Он заискивающе посмотрел мне в глаза, с такой незыблемой уверенностью в своих силах, что я не выдержала и широко улыбнулась.

— Ладно, идите… мужчины! Но только недолго, — строго пригрозила я, и Антоха сразу состроил гримасу, а Том важно кивнул, подыгрывая другу. И они оба гордо покинули дом и трансгрессировали во дворе, а я тяжело вздохнула о того, что меня опять оставили за бортом, отстранив от всех важных дел. «Вот и чем мне сейчас заняться, я вас спрашиваю?..»

Поначалу я действительно хотела пойти к себе и немного поспать, раз уж была такая возможность, тем более учитывая, где я сегодня спала ночью. Но в сон почему-то не клонило, хотя голова немного побаливала, и я решила посидеть немного на улице и подышать свежим воздухом, авось и дело какое-то найдётся. Настасья пришла в дом к Долоховым сразу после завтрака, не успела я выйти на улицу, и опять снисходительно-насмешливо посмотрела на меня, словно я была местным посмешищем, этакой криворукой дурочкой, которой нельзя было доверить ничего важного. Но я стойко выдержала её взгляд и вместо лавочки под грецким орехом села на кухне, готовая в любой момент прийти на помощь. И надо же, вскоре мне действительно нашлось дело, причём по профилю!

— Ох, голова-то как болит!.. — посетовала Азария Самуиловна спустя час работы по дому, и я, смотря в этот момент в окно, на бегавших по двору куриц, скорее на автомате, чем осознанно, спросила:

— А где именно?

— Да затылок, милая, затылок… ух как болит, что ж делать-то не знаю! — отозвалась она, и я медленно повернулась и протянула:

— Баба Роза… а хотите, я вам давление померю? У вас оно обычно какое?

— Так я ж… откуда я ж знаю-то? Про давление-то? — растерялась Азария Самуиловна. — Мне ж это… дауление… никто и не мерил никогда! 

Почувствовав, что мой звёздный час настал, я усадила свою потенциальную пациентку за стол, а сама побежала к себе в комнату за сумкой, где было всё необходимое. Увидев блестящий тонометр и стетофонендоскоп, она мигом растерялась, но я невозмутимо надела манжету на левое плечо, нагнала воздух и принялась следить за показателями… и мои глаза так и поползли на лоб от полученных цифр.

«Чёрт подери, двести семьдесят на сто девяносто[1]! Да с такими цифрами в реанимации с инсультами лежат, а не по дому аки горный козёл скачут!»

— А вы… вы себя… как вообще чувствуете? — аккуратно поинтересовалась я, сняв манжету, и Азария Самуиловна всплакнула:

— Голова болит, милая, с самого утра…

— И всё? — подсказала я, и она закивала в ответ, приведя меня в нешуточное ошеломление. Но нужно было что-то делать, причём срочно, а потому я порылась в сумке и достала пачку капотена, которую сунула без задней мысли на всякий случай… всё-таки мне самой в следующем году должен был стукнуть четвёртый десяток! Разломав одну белую таблетку пополам, я протянула половинку растерянной Азарии Самуиловне и уверенно проговорила: — Вот, положите под язык, это лекарство быстро действует, через десять минут давление начнёт снижаться и голова пройдёт. И я выпишу вам ещё таблетки, надо будет купить их в городе и постоянно пить.

— Так я ж и в городе-то не бываю… — жалобно проскулила она, выполнив моё требование, пока я на чистом листе начала писать рецепт и перечень лекарств.

— Ничего страшного! Я сама схожу за таблетками, когда мальчики вернутся, заодно и город посмотрю! Или внука вашего пошлю, он тоже может их купить. И тонометр я вам тоже оставлю, научу Антонина им пользоваться, это несложно, он будет вам давление каждый день измерять, это важно!

— Как же так, миленькая… как же так!.. — всхлипнула старушка, и я подняла на неё глаза. — Я так не могу, родненькая… посмотри, какой у тебя инструмент хороший… дорогой, поди… зачем мне, старой, такая роскошь!

— Всё в порядке, — ласково проговорила я, накрыв сухую ладошку своей, пока Азария Самуиловна второй рукой смахивала с морщинистых щёк слёзы. — Вы мне такую замечательную книгу подарили, такой ни в одном магазине не купишь! А тонометр — это ерунда, он копейки стоит, потом в Лондоне куплю другой, не переживайте! Словами не передать, как я вам благодарна за то, что вы меня приютили… пусть хоть так отплачу, это же здоровье, его нужно беречь! Это я вам как врач говорю, знаете, сколько я для этого училась?

Пока моя первая и единственная пациентка шмыгала носом, я дописала назначения и собралась уже по второму кругу объяснять, что обратно тонометр я не возьму, как на кухню заглянула ещё одна бодрая бабулька примерно семидесяти лет.

— Наська, вот ты где, а я тебя обыскалась! Всё по своему Антошеньке сохнешь? — Настасья от таких слов мгновенно зарделась, что не могло не заставить меня усмехнуться, а незнакомка зашла в дом и осмотрелась: — А где хоть твой внучок, Роз? Опять куда смылся?

— В город уехал, в город, Фрося… — всхлипнула хозяйка дома, то и дело бросая на меня жалостливые взгляды. — Другу помочь ему надо, вот, гости приехали!..

— Ох ты ж… а это что у вас такое? — Ефросинья мигом зацепилась взглядом за тонометр в специальной сумке, и Азария Самуиловна авторитетно ответила:

— Так это ж… тоноумерт, Фрось! Дауление мерить, вот! Дохтур у нас поселился в доме, представляешь?! Настоящий! Такая умненькая, такая хорошенькая! Голова у меня болела, затылок… как болела! А Катерина с одного слова всё поняла, дауление померила и дала мне таблеточку, и всё быстро прошло, не болит теперь! Ах, какая славненькая!

От лавины комплиментов я опять поплыла, ведь она никак не соотносилась с тем, что я реально сделала, а соседка Азарии Самуиловны вдруг оживлённо воскликнула:

— А у меня тоже голова болит! Тоже затылок!

Широко улыбнувшись от своей долгожданной значимости, я пригласительно указала руками на стул напротив, и Азария Самуиловна освободила его для своей подруги. Только вот кто ж знал, что это было всего лишь начало моей рабочей смены?..

— …когда немцы-то ушли в сорок четвёртом, тогда это ещё было! Помню, ещё дом Люськи Соколовой горел, как горел! Ах, мы тогда еле-еле деток вытащили, задохлись бы все, да-да! А потом ещё новый дом строили, всей деревней, а я как раз коровку купила, так коровка — загляденье! Она ещё потом телёнков дала…

Зажмурив глаза, я изо всех сил пыталась не упустить нить повествования Зинаиды Петровны, пятой соседки Азарии Самуиловны, но что-то как-то плохо получалось, уж больно я отвыкла от простого первичного приёма, да ещё и в селе. Даже в Мунго всё как-то попроще было со сбором анамнеза… Но только я собралась наконец-то вернуться к анамнезу морби[2], а не витэ[3], как в коридоре промелькнули две чёрные тени… и я замахала рукой, зовя их к себе.

— Сынок у меня тогда второй женился, ах, какая свадебка была, два дня гуляли! Но невестка змея, вот сразу мне не понравилась, сразу! Потом ещё и сына-то моего уговорила в город уехать, да подальше, внучки-то без меня растут, получается!

— Что происходит? — шепнул мне Антоха, с подозрением обведя столпотворение стариков в доме, и я вздохнула:

— Да я твоей бабушке давление померила, у неё голова болела… и как-то так получилось, что все узнали, что я врач…

— Понятно, — хмыкнул он, уже по-другому взглянув на продолжавшую вещать соседку. — Ты это очень зря, Катюх, земского врача у нас давно не было, изголодались старики по свежей крови…

— Ничего, я привыкшая, — отмахнулась я и, выгадав паузу в крайне длинном рассказе, громко проговорила: — Зинаида Петровна, а болит-то у вас что?

Соседка посмотрела на меня с недоумением, будто и вовсе не ожидала подобного вопроса, хотя сама же просилась на консультацию, а затем эмоционально всплеснула руками и запричитала:

— Всё, доченька, всё болит! И голова, и руки, и ноги, и спина! Всё болит, ох, как же тяжко! Вот если бы внучков мне привезли…

Причитания продолжились, а я откинулась на стуле и шепнула Антохе:

— В моё время в таком случае был очень популярен диагноз «ушиб всей бабки»… — Он закрыл ладонью рот, чтобы скрыть смех, а я решила наконец приступить к активным действиям и в очередную небольшую паузу оживлённо вставила: — Зинаида Петровна, а давайте мы вам сейчас давление измерим, хорошо?

Ещё из прошлой своей жизни я уяснила две вещи: старики очень любят, когда их внимательно слушают и когда им что-то делают для здоровья, причём неважно, что именно. Вот и сейчас моя пациентка не стала сопротивляться, и на несколько минут в кухне повисла идеальная тишина. А у меня наконец образовался первый диагноз.

«Сто восемьдесят на сто… ГБ[4], АГ[5] третьей степени, риск четыре. Так, а какая стадия гипертонички?»

— Зинаида Петровна, а у вас сердце не болит, когда вы быстро ходите или делами по дому занимаетесь?

— Болит, — охнула та, а я себе поставила ещё одну птичку. — Болит, ещё как болит! Пройду немного с вёдрами, и как сожмёт! Аж искры из глаз!

«ИБС[6], стабильная стенокардия напряжения, функциональный класс три, — всплыл в невидимой истории болезни очередной очевидный диагноз, который можно было поставить и при расспросе. — И третья стадия гипертонички. Так, что ещё?»

— И дышать при ходьбе трудно?

— Да, милая, так и есть.

— А вы не замечали, у вас ноги не отекают?

— Отекают, — вздохнула Зинаида Петровна, а я про себя радовалась, что за три метких вопроса смогла распутать непростой анамнез «болит всё». — Ещё как отекают!

— К вечеру, да? — подсказала я, уже заранее зная, что услышу, и она ответила:

— Да, милая, к вечеру.

Я быстро заглянула под стол, чтобы оценить ноги больной на наличие варикоза, как возможной причины отёков, и диагноз дополнился ещё одной строчкой: «ХСН[7], стадия два б, функциональный класс три. И наверняка при таком давлении и стаже гипертонички уже есть ХБП[8]…»

Довольная проделанной работой, я принялась на новом чистом листочке расписывать схему лечения, проговорив вслух:

— Зинаида Петровна, сейчас я вам выпишу таблеточки, пить их нужно будет постоянно. Тогда и голова болеть не будет, и сердце жать станет меньше, и ноги отекать перестанут…

— Ой, миленькая, подожди, подожди, я же старая, ничего не понимаю! Подожди, я сейчас сбегаю за внучатым племянником, он как раз ко мне на недельку приехал, пока родители в Москву собрались, дома сейчас сидит за учебником… Сейчас, сейчас, он грамотный, последний класс окончит в этом году!

Не успела я дописать первый лист, так как при таком букете лечение было соответствующее, включая диету и режим, как Зинаида Петровна скрылась из кухни, а после вбежала в неё, держа под руку молодого шестнадцатилетнего парня. А я, взглянув на часы, стрелки которых сдвинулись всего на пять минут, прошептала Антохе, всё это время стоявшему за моей спиной:

— Слушай… а сколько примерно метров до дома Зинаиды Петровны?

— Шестьсот выйдет, — хмыкнул тот, и я потрясённо выдохнула:

— В одну сторону?..

Антоха молча кивнул, а я с помощью нехитрых математических вычислений прикинула, что примерная скорость моей подопечной была пятнадцать километров в час или четыре метра в секунду… что для её диагнозов было весьма неплохим показателем. «Пожалуй, с третьим функциональным классом я погорячилась, можно и на первом остановиться», — подумала я, правда, лечение от этого нисколько не изменилось, потому что препаратов в шестидесятые было не так уж и много, но перфекционист внутри меня был доволен академичностью диагноза.

Внук Зинаиды Петровны, пытавшейся выровнять дыхание от бега, сразу загорелся от причастности к чему-то важному, и я, дописав все рекомендации, протянула ему бумажки, шепнув:

— Потом всё бабушке расскажешь, я старалась писать разборчиво… — и уже громко обратилась непосредственно к больной: — Зинаида Петровна, вы поняли, как часто нужно будет пить таблетки?

— Часто? — тихонечко протянула она, и я твёрдо и чётко возразила:

— По-жиз-нен-но! Пожизненно! Каждый день с утра пьёте то, что я назначила, каждый день, не прерывая, даже если ничего не болит, всё равно пьёте. Вам всё ясно?

— Ясно, миленькая, ясно… а у меня ещё коленки болят, очень! И спина-то, спина!

— И для этого всё напишу, не переживайте, — снова вздохнула я, а после принялась за осмотр проблемных зон, которых оказалось немало. В итоге диагноз разросся ещё строчкой «сопутствующие», которая оказалась не меньше основного, но что ещё было ждать от человека в подобном возрасте, а именно девяносто с лишним лет? И листков с лечением вышло к концу осмотра не три, а семь, но я же врач… разве не этому я и училась долгие годы в университете?

Не успела Зинаида Петровна встать с «приёмного» стула, как на неё шмыгнул бодренький старичок с задорной седой бородкой и чёрными блестящими глазами. И я, с вежливой улыбкой попросив его немного подождать, отвела мальчиков с кухни в пустую гостиную, чтобы хоть немного узнать о свежих новостях.

— Вы что-нибудь выяснили? — с надеждой спросила я, и Антоха почесал затылок и сморщился.

— Да, но не совсем… это были мелкие сошки, а нам указали на рыбу побольше… завтра ещё выберемся, Волчара уж точно должен всё про всех знать… правда, договориться с ним будет непросто… но это ерунда…

Несмотря на беззаботный тон Антохи, я всё равно напряглась, а уж когда мне на глаза случайно попалась его правая рука с ободранными костяшками пальцев — весьма характерной травмы для боксёров без перчаток, стало совсем тревожно. Антонин быстро проследил за моей мимикой и убрал руку за спину, но я ещё быстрее повернулась к Тому, как всегда одетому безупречно и со вкусом, и заметила на белоснежных рукавах его новенькой рубашки, выглядывавших из-под чёрного пиджака, яркие брызги алой крови. Том тоже поспешил поправить рукава с грацией наследного лорда, но я уже успела сделать определённые выводы, а потому сначала молча посмотрела на одного, а после на другого.

— Мне стоит волноваться?..

— Нет, — махнул лапищей Антоха, а Том авторитетно помотал головой, но по их виду и так всё было понятно. — Кать… это были очень нехорошие люди… намного хуже нас.

— Такое вообще возможно? — хмыкнула я, и оба шкодника дружно закивали в ответ, а меня немного насторожило прошедшее время… — Ты сказал «были»?

От моего тихого, но строгого тона Антоха совсем растерялся и не знал, куда себя деть, а Том на мой крайне выразительный взгляд в своей привычной манере философски протянул:

— Да… скорее всего, уже всё-таки были… знаешь, Кейт, такое обычно случается с людьми, когда у них в теле по разным причинам не остаётся крови… от судьбы не уйдёшь.

Он наигранно печально вздохнул, а я выпучила глаза от одной только мысли, сколько же они успели натворить, пока я занималась лечением людей! А Антоха тем временем активно подхватил:

— Да у них на роду было написано помереть сегодня, зуб даю! У меня бабка в седьмом колене ясновидящей была, я не вру! А мы всего лишь… помогли исполнить предначертанное… зато мы много что узнали, завтра точно на вашего змея выйдем!

— Завтра я пойду с вами, — зло проговорила я, ткнув пальцем сначала в одного, а потом в другого, и Антонин замахал руками.

— Кать, но это же… ты же!.. там же!..

— Я иду с вами, и это не обсуждается. Мы ищем моего мужа, в конце концов! — ещё более твёрдо процедила я и быстрым шагом вернулась на кухню, к своим пациентам, подумав про себя: «Отпусти двух головорезов одних на волю… и они быстро найдут себе забаву!» А мне в спину прилетело:

— Вот упрямая!

Я очень старалась не думать на «приёме», сколько же крови умудрились пролить эти двое за моей спиной всего за одно утро… и хотя умом я понимала, что ситуации могут быть разными, и что у мужчин так принято — выяснять грубой силой, кто самый лучший среди них, но… я не могла допустить, чтобы такое повторилось! А потому завтра надо будет максимально сгладить все возможные острые ситуации, раз Антоха уже не раз намекал, что поиски ведутся в криминальной прослойке далеко не высшего общества. «Нет, если можно избежать крови, то нужно так и сделать… кто-то же должен в конце концов научить этих двоих хорошим манерам?!»

К обеду страждущие медицинской помощи выстроились в очередь даже на улице, и я, быстренько перекусив, переместилась в гостиную, чтобы продолжить приём ещё на пару часов, раз уж во мне так остро нуждались. А когда я уже ничего не соображала, то пригласила оставшихся на завтра в первую половину дня, решив, что опасная вылазка будет уже после обеда. К Азарии Самуиловне, которая с самого утра купалась в лучах соседского обожания, тотчас рекой полились различные гостинцы, которые начали передавать соседи, и она активно пыталась всучить их мне в благодарность за помощь, но я только отмахивалась, наслаждаясь совершенно другой наградой — чувством, что я принесла пользу, причём немалую. А это стоило очень дорого.

Полежав немного на диване и придя в себя после последнего пациента, я решила перед ужином посидеть немного на солнышке, раз была такая возможность. И каково же было моё удивление, когда я обнаружила на заднем дворе вместо привычной пустоты и лёгкого беспорядка ребятню дошкольного возраста и стариков, куривших на лавочке в тенёчке. Причём это были вовсе не мои болезные, а публика немного иного характера. А перед ними в послеполуденном свете выступал не кто иной, как сам Антоха Долохов.

— Страшная грозная ведьма вышла к нам по снежному полю в сопровождении злющего грозного великана в железе… — драматическим шёпотом вещал он, и дети сидели в идеальной тишине с открытыми ртами, полностью погрузившись в историю. И хотя я догадывалась, о чём же шла речь, но талант Антохи рассказывать настолько поразил меня, что я присела прямо на траву к ним с краешка и принялась слушать. — Её глаза горели красным, как сама кровь, а чёрная одежда клочьями свисала до самой земли… а в руках у неё был костяной посох, обладавший невиданной силой!

— А зачем ей этот посох, дядя Антонин? — пропищал один из мальчуганов, и Антоха, выждав драматическую паузу, шепнул:

— Чтобы поднимать мёртвых из сырой земли!

Девчонки и мальчишки заверещали, и даже девицы постарше, среди которых была и Настасья, взвизгнули и закрыли ладонями рот. А Антонин вышел перед нами и с хмурым лицом махнул рукой.

— Да-да, я не вру, это была сама Королева Проклятых! Любой мертвец пойдёт за ней, прикажи она ему встать из могилы! Великан тоже был мёртвым, это была её правая рука, генерал… а армия была у нас под ногами, а мы этого даже не заметили!

От напряжения я невольно распахнула рот, тоже погрузившись в рассказ, а рядом со мной послышался тихий смех. Сморщившись, я повернулась в сторону источника этого самого смеха, и Том, тоже гревшийся на скамейке неподалёку на солнышке, хмыкнул:

— Кейт, ты же сама там была…

— Отстань, я половины не помню! — отмахнулась я, с трепетом ожидая продолжения представления. Антоха тем временем сменил позу на более героическую и с прежним пафосом продолжил вещать:

— Мы попали в ловушку, сами того не подозревая… Ведьма была очень коварной и очень хитрой… она наложила щит вокруг замка, чтобы мы не смогли сбежать, а затем вышла к нам и подняла из-под земли свою армию! Кости! — громко воскликнул он, и все разом вздрогнули. — Кости вышли из синего тумана и принялись собираться в скелеты, а ведьма разбрызгала над полем свою чёрную кровь, и их начало облепливать гнилое мясо…

Ребятня дружно сморщилась, а старики усмехнулись трагичности ситуации. А Антоха наклонился, приложил ладонь к уху и зашептал:

— Там была и пехота, и конница, и великаны с троллями… но не они были самой страшной напастью, нет… — Опять повисла гробовая тишина, и я замерла вместе со всеми, а Антоха выпрямился и, состроив гримасу, забасил: — Когда мы подумали, что это были все, вдруг послышался треск с озера… толстенный лёд кто-то ломал изнутри! И к нам из проруби вылезла огромная чёрная костлявая ящерица, высотой вон с тот тополь!

Дети снова ахнули от впечатлений, и хотя Дрогон был немного побольше, я с улыбкой принялась ждать, что же Антоха придумает дальше. А он, снова сменив интонацию, героически проговорил:

— Это был огромный огнедышащий дракон! Когти на его лапах были размером с саблю, весь хвост утыкан огромными шипами, а изо рта вырывался столб пламени… И ведьма посадила на него великана в железе, и вся армия медленно двинулась на нас!

Дети опять взвизгнули, а одна девочка нашла в себе силы, чтобы воскликнуть:

— Дядя Антонин, а как вы ушли от неё?!

— Мы храбро сражались, — нахмурившись, вздохнул он, — но ведьма была сильнее. Она оживила дракона и всю свою армию, и все наши люди, кто погибал на поляне под волшебным замком, тотчас становились её слугами… и нам пришлось оставить замок ей, чтобы выжить. Но мы потом дали ей отпор, ещё как! — гордо добавил Антоха, и я не выдержала и громко ему захлопала, как и все остальные дети. А сам рассказчик довольно поклонился пару раз, купаясь в лучах славы и обожания.

— Спасибо, спасибо! Это всё на самом деле было, вот так! Я ещё могу рассказать, как сражался с водяным драконом в Японии! Или с русалками на Яве!.. О, а хотите послушать про то, как меня укусила смертельно ядовитая змея в Азии?!

Все дружно захлопали, а я ещё и воскликнула:

— Надо же, Антоха, какая у тебя яркая жизнь! Даже завидно! — И вдруг послышался едкий голос Настасьи:

— И правда, кто-то уже успел весь мир повидать и подвиги совершить, даже с Повелительницей Мёртвых сразиться, а не только сидеть в четырёх стенах и таблеточки выписывать…

Опять меня коснулось ядовитое щупальце «медузы» и весьма чувствительно кольнуло, а подружки Настасьи дружно захихикали, так и пуская слюни на Антонина, актёрский талант которого действительно вызывал восхищение, особенно у особ женского пола. Но прежде чем Антоха успел вмешаться, я не менее ядовито усмехнулась в ответ и протянула:

— Мне, вообще-то, тоже есть что рассказать. И с Повелительницей Мёртвых я знакома лично, и у меня есть своя версия случившегося…

Антоха обречённо хлопнул ладонью по лицу, а все дружно повернулись ко мне. И я, встав на ноги и отряхнув платье, повернулась и картинно вздохнула:

— И знаешь, Антонин, пожалуй, я внесу в твой несомненно красочный рассказ несколько поправок. Например, что Королева Проклятых была не злющая безобразная ведьма с горящими красными глазами, а… молодая волшебница с непростой судьбой, милым личиком, и на ней в тот день были надеты не чёрные лохмотья, а очень элегантное и дорогое платье…

— Знаешь, Кейт, тогда и я вмешаюсь и внесу несколько поправок, — вставил Том, держа в руках тёмно-синий камень, которым он уже пользовался в джунглях Амазонки для общения с Сатере-маве, и все присутствующие благодаря этому смогли разобрать его речь, ведь говорили мы до этого по-русски. — Потому что тот короткий пеньюар, который в тот день был на Королеве Проклятых, никак нельзя назвать приличной одеждой, поверь мне.

Закатив глаза, я повернулась к Антохе, и он развёл руки в стороны и дипломатично вставил:

— Платье… было очень откровенное, это правда. Но здесь же дети, я не могу рассказывать им такое!

Ребятня дружно рассмеялась, а глаза Настасьи так и полезли на лоб, отчего я довольно улыбнулась и промурлыкала под дружный детский смех:

— Так вы бы, мальчики, лучше бы на лицо ведьме смотрели, а не на другие места, может, тогда смогли бы и выиграть?

— Это было очень трудно… — сглотнул Антоха, а я повернулась к Тому и с не менее ядовитой улыбкой, чем Настасьина в самом начале, картинно вздохнула:

— Ах да, та ведьма была ещё слегка… беременна. Самую малость. И находилась в процессе развода с мужем-тираном.

— Во-первых, далеко не слегка, — холодно процедил Том, а все так и слушали наши препирания с открытыми ртами, узнавая совершенно новые подробности детской «сказки», которую до этого рассказывал Антонин. — И именно поэтому я и беспокоился, что платье было слишком лёгкое, вокруг снег вообще-то лежал. А во-вторых, что-то я не помню, чтобы я давал тебе развод, даже речь про него не шла…

— А я и не собиралась просить у тебя развод, — хмыкнула я, и Том встал наконец со своей скамеечки, подошёл ко мне ближе и чуть громче проговорил:

— Ах да, конечно! Ты же вместо простого разговора натравила на меня армию нежити во главе с Салазаром Слизерином на огнедышащем мёртвом драконе, хотя мы могли спокойно пройти в школу и обсудить все проблемы за чашечкой чая!

— Салазар Слизерин?! — пискнула Настасья, подтверждая свою причастность к обществу волшебников, да и некоторые взрослые как-то оживились, и я с прежней ухмылочкой им ответила:

— Да, это мой свёкр от первого брака. И кстати, он не злобный мёртвый великан, а очень умный, обходительный и обаятельный мужчина с весьма чёткой жизненной позицией… и это именно он сказал мне, что разговаривать с тобой бесполезно. А я мнению своего талантливого генерала, который принёс мне аж три победы, всё-таки верю.

Я снова повернулась к Тому, и он, язвительно усмехнувшись в ответ, хмыкнул:

— Одну победу, Кейт. Потому что в Гринготтсе мы и так сдались, а в министерстве я технически выиграл. И да, разбил нас на поле под Хогвартсом именно Слизерин, а не ты, так что можешь не строить из себя героиню.

— А кто его воскресил интересно, а? — фыркнула я в ответ, скрестив руки на груди. — Кто поднял ему армию и наделил её плотью? Кто оживил огромного огнедышащего дракона? Или ты хочешь сказать, что я в тот день просто мимо проходила в красивом платьишке? Да кто ж знал, что чтобы чувствовать себя в безопасности рядом с достойным мужчиной, готовым меня защитить от любой напасти, мне придётся самой воскрешать его?! Вы, мальчики, проиграли под Хогвартсом в первую очередь слабой беременной женщине, а не повелительнице мёртвых, и этот позор вам не смыть до конца жизни.

Какое-то время мы с Томом просверливали друг друга взглядом, а затем я повернулась к Антонину, и он опять стыдливо закрыл ладонью лицо. И вдруг Азария Самуиловна, стоявшая рядом с внуком, замахнулась и неожиданно отвесила ему неслабый подзатыльник.

— Ай, да за что?! — взревел Антоха, на что его бабушка запричитала:

— Беременную-то девочку по что обижать, а, негодник?! Разве я тебя этому в детстве учила?! У неё же дитя в утробе было маленькое, а ты! Посмотри, какая она хорошенькая, умненькая, бабушку твою вылечила! У-у-у, негодник!..

— Да, бабуль, ты эту беременную видела вообще?! Да она сама кого хошь обидит! Ба, да не хотел я никого обижать, так получилось!

— Думаю, Салазар тоже хотел сделать что-то подобное, определённо. Воспитательных моментов в детстве тебе явно очень не хватало, — хмыкнула я, следя за тем, как Антонин уворачивался от второго крепкого подзатыльника, и Том тихо сказал:

— Он расколол мой рабочий стол кинжалом и провёл крайне содержательную беседу, так что я тоже получил, и немало.

От этих слов я не смогла сдержать усмешки, а затем чуть громче проговорила, чтобы отвлечь Азарию Самуиловну от праведного гнева:

— И кстати, гений, в министерстве мы тоже сдались, так что ты не выиграл, тем более технически.

— Да неужели, Кейт? — хмыкнул Том, нисколько не собираясь прекращать выяснения отношений, тем более что публика вокруг нас ловила каждое слово. — Вы сдались только потому, что понимали, что вам так и так не выиграть. И Слизерина в дуэли я разбил вполне себе честно.

— Он поддался! — с усмешкой возразила я на чью-то непомерную гордыню. — Тебе никогда не удастся победить Салазара Слизерина в честной дуэли!

— Серьёзно? А почему тогда он просто не разбил меня в Атриуме и не забрал все лавры себе? Тогда война закончилась бы куда быстрее!

Опять мы испепеляли друг друга пылающими взглядами, но мне было что сказать и на подобные претензии.

— Да потому что у твоего прадеда есть понятие чести, в отличие от тебя! Как же он тогда сказал? — Я картинно нахмурилась, а затем вскинула в воздух указательный палец. — Ах да! «Кто выносит приговор, тот и заносит меч».

— Нож под ребро, смазанный ядом, — это, мягко говоря, не занести меч! — прыснул ядом Том, на что я ещё более возмущённо хмыкнула:

— Неужели? То есть ты хотел, чтобы твоя беременная жена на тридцатой неделе и с огромным животом поднимала настоящий меч?! Ты хоть в курсе, сколько он весит, ну так, для справки?!

— Я хотел, чтобы моя беременная жена на тридцатой неделе сидела дома, вязала носочки для нашего сына и читала сказки нашей дочери! — повысив голос на октаву, ответил он, на что я ещё больше выпрямила спину и привстала на цыпочки. — А не глупо лезла в самую гущу событий, рискуя не только своей жизнью, но и жизнью ребёнка!

— Я пыталась спасти своих детей от того кошмара, что ты устроил в стране! И между прочим, это именно Салазар выбрал яд для тебя, вполне себе добровольно, а не по моему приказу, потому что ему хватило ума понять, что ты натворил! А я потом спокойно вязала носочки для сына и читала сказки Тессе, когда оказалась в безопасности рядом со своим настоящим мужем, который в первую очередь беспокоился о нас, а не сидел с утра до ночи в своём кабинете и не строил козни в министерстве, наплевав на собственную семью!

Обида и злость словно гной прорвались из старой, почти зарубцевавшейся раны, а внутри меня всё так и бурлило от гнева. Том же, зло выдохнув, вдруг прикрыл ладонью глаза, будто пытаясь спрятаться от моего осуждающего взгляда, и как раз в этот момент подал голос Антоха:

— Вот… не считая всех этих запутанных семейных разборок… всё было так, как я сказал! Армия нежити точно была! Как и дракон! Здоровенный!

— Он и сейчас есть, — хмыкнула я, отойдя от Тома на безопасное расстояние, так, на всякий случай, пока мы оба были на эмоциях, и Том, глубоко вдохнув и выдохнув, вдруг с усмешкой вставил:

— А кстати, Кейт, как же вам всё-таки удалось уговорить министра магии оставить при школе свирепого мёртвого дракона?

Опять кое-кто скрывал за хладнокровием и ядом свои настоящие чувства, но это было намного, намного лучше откровений, как с утра, а потому я невольно улыбнулась и в прежней надменной манере ответила:

— Дрогон, вообще-то, очень тихий и послушный зверь, который беспрекословно выполняет приказы меня и Салазара. И между прочим, это редкий вымерший вид…

— Это Карпатский железнобрюхий дракон! — авторитетно воскликнул Антонин, перетягивая внимание на себя. — Его специально вывели в Средних веках в Восточной Европе, чтобы сражаться на турнирах! Об этом говорят и шипы на хвосте, и когти… — Все дружно посмотрели на Антоху, в том числе и мы с Томом, и он как-то постепенно стих и скромно пояснил: — Да я… да я в школе много читал про них, очень эта тема интересовала! Да и Тесса потом меня спрашивала, я ей много что рассказал, как ты и просил!..

— То есть Тессе о драконах читал Антонин, а не ты?! — взвилась я, на что Том лишь в очередной раз обречённо вздохнул, а Антоха был готов провалиться под землю от того, что сдал своего товарища. — Ты так и не удосужился за полгода почитать ей тоненькую книжку о драконах?! Ты же обещал, ещё когда я дома была!

— У меня… было очень много дел, — нехотя процедил Том, пока я горела праведным гневом. — И кстати, ты даже не знала ничего о своём питомце, пока Антонин сейчас не сказал тебе!

— Да мне плевать. Дрогон находится под опекой Салазара, а твоему прадеду хватает мозгов не лезть на рожон и не провоцировать лишний раз людей, особенно министра магии. Жаль тебе эта способность не передалась! — Отойдя ещё на несколько метров, я плюхнулась на колени к Антохе и устало вздохнула: — Да… надо было тебе ещё под Хогвартсом переходить на нашу сторону… тогда бы это всё точно быстрее закончилось… между прочим, у нас был полный соцпакет и печеньки!

Антонин тихо рассмеялся и приобнял меня, стараясь не замечать, как от ревности загорелись глаза его напарника, а после со смехом проговорил:

— Это точно! Но, Кать, я не мог оставить его в беде, без меня он бы точно проиграл!

— Я и так проиграл, Антонин, — хладнокровно процедил Том, и Антоха кашлянул в кулак.

— Виноват… позорнее. Проиграл бы позорнее. — Теперь была моя очередь смеяться, а Антоха с улыбкой добавил: — Только вот я уже дал слово, Кать, и нарушать его не собирался. У меня тоже есть принципы, как и у Слизерина, и один из них звучит так: «Мужчина стоит ровно столько, сколько стоит его слово». А моё слово стоит дорого, и за репутацией я слежу. Так что нет, я бы не перешёл на вашу сторону. Но за приглашение спасибо, очень приятно!

От подобной верности, даже в заведомо проигрышной ситуации, я мигом размякла и, чуть повернувшись, протянула:

— Аза… баба Роза, может, зря вы так с внуком? Он очень честный и преданный человек, просто… он попал под дурное влияние очень могущественного негодяя…

Азария Самуиловна и сама была немало довольна услышанным, а потому с улыбкой потрепала его за плечо и направилась в дом, а Том тяжело вздохнул и на весь двор заявил:

— Да, Кейт, это я виноват, я! Я всех подговорил и испортил, это только моя вина. Ты довольна?

— Ещё бы не таким тоном, и вполне, — хмыкнула я в ответ, и Том закатил глаза, а Антоха прыснул:

— Хотя знаешь, Кать, мне кажется, дай ты нам шанс отыграться, мы бы смогли дать отпор всей твоей нечисти!

Том мигом важно закивал, а я усмехнулась их наивной самоуверенности, зажгла на ладонях печать Брана и пропела:

— Так-так-так, а мальчики, оказывается, перестали бояться скелетиков?.. Сейчас мы это и проверим…

— НЕТ! — одновременно закричали оба, причём Том даже бросился ко мне, и я звонко засмеялась и уже собралась погасить печать, как что-то привлекло моё внимание. Что-то… холодное, что пробивалось из-под порога дома и обвивало его целиком до крыши и весь двор.

Замерев, я повернулась к порогу и нахмурилась, тщательно вглядываясь в мир теней, который открылся благодаря печати на ладонях, и голос Антохи, у которого я продолжала сидеть на коленях, донёсся до меня словно сквозь толщу воды:

— Кать?.. Эй, что ты там увидела?..

— Там… там труп, — прошептала я, начиная различать в тумане очертания высокого крепко сбитого пожилого мужчины, который и обвивал своей энергией, причём вовсе не малой, весь дом. — Мертвец под домом…

— Мертвец там, мертвец, милая, — подала голос Азария Самуиловна, и я немного вынырнула из мира теней, чтобы услышать её. — Дом-то старый, у-у-у!.. Здесь много поколений прожило, очень много! А раньше, давным-давно, было принято под порог мертвеца закапывать, чтобы дом охранял да чужих не пускал! Я тоже его чувствую, миленькая, тоже… да не пужайся, не сделает он ничего плохого, ежели его не сердить…

Мужчина, точнее, уже старик, безразлично смотрел на меня, не предпринимая никаких попыток для контакта, и я резко выдохнула и покачала головой, не в силах поверить, что так долго не могла почувствовать настолько сильный дух. А он, кроме защитных чар, накладывал и чары Забвения на всех немагов, чтобы те, покинув дом, даже не вспомнили о том, что видели или слышали что-то необычное. Крайне сильный дух, вот и скажи потом, что домовые не существуют! Но когда я уже собралась вынырнуть из мира теней и погасить наконец проклятую печать, глаз невольно зацепился за ещё одну тень, которая прошла мимо меня.

Предыдущий дух никак не отреагировал на нового гостя, продолжая стоять на страже дома и проживавшей в нём семьи, а я поднялась на ноги и зашагала за второй тенью, всё глубже погружаясь в мир духов. И мне даже начало казаться, что я слышала плеск волн о скалы, хотя до пляжа был как минимум километр, да и скал там впомине не было, один песок…

Чем ближе я к нему подходила, тем чётче становилась картинка, а всё остальное уходило в туман. Я действительно каким-то образом перенеслась на высокий обрыв, под которым клокотало и пенилось море, а холодный солёный ветер обдувал лицо. Неподалёку же стоял громадный старинный дом, но мужчина отвернулся от здания и смотрел на горизонт. Его вид показался мне знакомым, но я никак не могла понять, где же мы могли видеться… Чёрный классический костюм, но не такой, какой привык носить Том, а немного другого кроя, словно мужчина средних лет был из другой страны, где у портных была своя мода, потому что вещь была явно дорогая. Идеально прямая спина, взгляд коршуна, бедная мимика и ни единого недочёта во внешнем виде. Всё аккуратно, чинно и одновременно максимально просто.

Мельком взглянув в бок, он заметил меня, и на его тонких бледных губах проступила улыбка, от которой у меня по спине прошли мурашки.

— Кто вы?.. — прошептала я, неотрывно смотря в бледно-голубые глаза, во льду которых горело глубоко внутри багровое пламя, и мужчина тихо ответил:

— Guten Tag, Eure Majestät.

А затем развернулся, махнул рукой и направился к особняку неподалёку…

Я рванула за ним, словно чувствуя надвигающуюся беду, и вдруг мне в грудь что-то ударило, да так сильно, что сбило дыхание. Моргнув, я «вернулась» в обычный мир и с ужасом заметила, что в трёх миллиметрах от моего правого глаза был кончик очень острой ветки грецкого ореха, а ещё одна уткнулась мне в левое бедро. Причиной же боли служила рука Тома, который крепко обхватил меня, не дав напороться на сук и потерять зрение.

— Надо же… — выдохнула я, постепенно приходя в себя, и за моей спиной раздался облегчённый вздох. — А в том мире этого дерева не было…

— Так ты бы поменьше ходила по тому миру, и всё было бы хорошо, — язвительно отозвался Том и вдруг с тревогой спросил: — Что ты видела, Кейт?

— Антонин!.. — воскликнула я, пытаясь собраться с мыслями, и тот быстро встал с лавочки и подошёл к нам.

— А?..

— А ты знаешь немецкий? — с трудом проговаривая слова, поинтересовалась я, и Антоха с опаской посмотрел на меня и кивнул. — Слушай, а что значит: «Guten Tag, Eure Majestät»?

— Добрый день, ваше величество, — быстрее отозвался Том, и я повернулась к нему и изогнула бровь.

— А ты, я смотрю, полиглот?

— Было время, когда я активно учил языки, Кейт, — язвительно ответил он, на что я хмыкнула:

— Надо же… а вот времени почитать дочери почему-то не нашлось… — Вновь раздался шумный вдох, а я нахмурилась и пробормотала себе под нос: — Не нравится мне всё это… надо будет поговорить со Слизерином по этому поводу…

— А со мной ты поговорить не хочешь для начала? — опять вмешался Том, и я красноречиво посмотрела на него.

— Своему генералу и любимому свёкру, который души не чает во внуках, я доверяю как-то больше. Да и он точно знает о мире теней куда больше твоего. — Мой оппонент в который раз выразительно закатил глаза, а я, всё больше анализируя увиденное, вполголоса прохрипела: — А ты… ты давно не был в том особняке на побережье… который ты купил четыре года назад?

Том немало удивился подобному вопросу, и его брови медленно поползли на лоб, что бывало крайне редко. Но он задумался на минуту и протянул:

— Этот дом до сих пор принадлежит мне, но я… я им сейчас не пользуюсь. Нет необходимости, там слишком пусто. А что?

— Там кто-то был… на краю обрыва рядом с домом… мужчина, мне кажется, я его уже где-то видела… и он пошёл внутрь… но я не знаю, когда именно это было, мир духов не связан напрямую со временем, он может показывать как прошлое, так и настоящее. И даже будущее…

— Хочешь сказать, что ты сейчас бегала по Англии, а не здесь? — недоверчиво спросил Том, и я медленно кивнула, а внутри разливалось неприятное липкое ощущение тревоги. — Ладно… может, ты и права, и стоит обсудить твои видения со Слизерином, в этом определённо есть смысл.

— Конечно, есть, как и во всех остальных моих идеях, — гордо хмыкнула я, скрестив руки на груди. — И кстати, гений, стратегию «проиграть, чтобы выиграть» ты взял именно у меня.

— Сам был немало удивлён, но в некоторых случаях она действительно работает! — Он состроил такую гримасу неподдельного удивления, что у меня снова возникло острое желание хорошенько наступить ему на ногу, чтобы неповадно было ехидничать. Но прежде чем я вознамерилась предпринять хотя бы попытку это сделать, Антоха воскликнул:

— «Проиграть, чтобы выиграть»? Это что такое?

— Но мы же сдали Гринготтс, — выразительно вздохнул Том, и глаза Антохи полезли на лоб от интенсивной умственной работы.

— Точно!.. А потом ты, — он ткнул на меня, — сдалась в министерстве и в итоге выиграла, хотя мы тоже хотели на этом сыграть!.. Бляха-муха, у меня голова идёт кругом!

— А представь, каково мне, ведь я с одиннадцати лет бок о бок с этим стратегом… — хмыкнула я и вдруг почувствовала что-то не то… а точнее, отсутствие того, что следовало бы ожидать, поскольку вокруг было не меньше десятка детей — шума. Осмотревшись, я заметила нехилый страх на маленьких невинных личиках, причём этот страх явно касался именно меня, и до меня постепенно дошло, в чём же было дело… я же прямо при всех ходила в трансе, да ещё и с горящими красным руками! И, с трудом сдерживая улыбку, я наигранно безразлично обратилась к ним: — Что такое? Испугались? Да ладно вам… я же Королева Проклятых, мне… нужно следить за своими подданными в другом мире… но вы не бойтесь, я хоть и строгая, но справедливая… и милосердная…

Том закрыл ладонью лицо, чтобы скрыть смех от моего пафоса, а дети начали постепенно оживать, и страх медленно уступал уважению. Но только я пропиталась своим величием, как за моей спиной раздалось громкое:

— И мокрая! — И на меня разом хлынул поток мутной тёплой воды.

Взвизгнув, я сжалась, дети задорно рассмеялись, и всё величие мигом сошло на нет, а Антоха вышел из-за моей спиной с пустым ведром и кинул его в бочку неподалёку.

— Ну всё, это война! — грозно прокричала я, а затем схватила ведро, зачерпнула дождевой воды из бочки и окатила Антоху с ног до головы, пока тот вместо меня красовался перед зрителями. Он, не ожидая настолько скорой расправы, сжался так же как и я, но быстро пришёл в себя, издал животный рык и побежал к бочке.

— Ах так! Ну я тебе!

Снова зачерпнув воды в ведро, он нацелился прямо на меня, но я была уже готова и вовремя увернулась, и весь удар пришёлся на человека за моей спиной. Том, совершенно не ожидая нападения, видимо, ему даже в голову не могло прийти, что кто-то может окатить его стоялой дождевой водой, замер на месте, а мы с Антохой переглянулись и сжались теперь уже от ужаса. Где-то на пару минут вокруг воцарилась гробовая тишина, и все с замиранием сердца ждали, что же будет дальше… а Том, медленно вытерев с лица остатки воды, смерил нас обоих убийственным взглядом, от которого можно было запросто получить сердечный приступ, и тихо процедил:

— Вот так значит, да?

И вдруг молниеносно взмахнул рукой, и вода из бочки взвилась в воздух и окатила нас обоих по второму разу, причём нехило.

Тёплые капли стекали с волос на лицо, а затем и на промокшую до нитки одежду, и пока я так «обтекала», спереди послышался странный сдавленный звук. Встряхнувшись, я с прищуром присмотрелась к фигуре перед собой, и Том не выдержал и рассмеялся в голос, вогнав меня в ступор второй раз. И Антоха, очнувшись первым, вдруг схватил ведро и закричал:

— Догонялки с обливанием! Ух! Кого догоню — всех окачу, мало не покажется!

Дети быстро разбежались кто куда, толкаясь и визжа, пока Антоха набирал воду, а старики с улыбкой следили за вознёй молодёжи. Побегав ради приличия за мелкотнёй, Антонин вдруг нацелился снова на меня, и я взвизгнула и бросилась к Тому.

— Бежим! Он нас снова обольёт!

— Всех оболью, всех! — наигранно зарычал Антоха, вызвав очередную волну детского визга, и мы бросились врассыпную.

Конечно, мне досталось ещё раз, как самой неповоротливой, когда Антоха загнал меня в угол с почти полным ведром воды. И пока я снова обтекала, он набрал новую порцию и побежал за мальчишками, а я, оглядевшись, принялась искать себе убежище, чтобы немного «обсохнуть». Только вот незадача: в тёмном закутке между сараем и поленницей, что показался мне наилучшим укрытием, уже кое-кто прятался.

— Подвинься! — скомандовала я, потеснив Тома, и мы вдвоём затихли и принялись ждать, когда раздастся рык Антохи. Надо сказать, что ждать пришлось недолго, и он снова устроил охоту за ребятишками, не став нас разыскивать, и мы оба выдохнули с облегчением и принялись следить в небольшую щель за игрой в догонялки.

Дети, надо сказать, были в восторге от своего «аниматора», который полностью вжился в новое амплуа, и даже во мне проснулось то самое чувство лёгкости и беззаботной радости, которое возникало во время игр в детстве. Но чем дольше мы с Томом стояли, прижавшись друг к другу в пыльной полутьме, тем больше мне становилось неловко… причём вовсе не оттого, что с меня реками текла вода. Щёки с каждым вдохом становились всё горячее и горячее, и не одна я чувствовала что-то подобное… Том тоже стал дышать заметно реже, а когда стало совсем невмоготу терпеть эту пытку, и я уже хотела выскочить обратно к Антохе за очередной порцией воды, которая теперь была как нельзя кстати, над ухом раздался горячий шёпот:

— Кейт?..

Глубоко вдохнув, я подняла на него глаза, молясь, чтобы моё лицо не было красным, как у рака, и Том, нервно сглотнув, тихо добавил:

— А я… я вчера… говорил тебе что-нибудь?.. — От неожиданности я выпучила глаза, и он поморщился и выдохнул: — Я с утра встал и понял, что ничего не помню, совсем… Как будто кто-то наложил на меня Забвение… никогда ещё такого не было…

Я тихо прыснула, потому что ровно день назад чувствовала себя примерно так же, а на немой вопрос Тому с улыбкой проговорила:

— Да уж, это тебе не джин с ромом пить, и даже не дорогущий виски. К водке нужно ещё подход найти… Она обычно сразу проявляет все качества человека, которые он прячет в себе… и он или мнит себя бессмертным храбрецом, которому море по колено, или погружается в боль, терзающую его изнутри… так что не советую тебе без подготовки повторять подобный опыт.

— Ты не ответила на мой вопрос, Кейт, — тихо и ровно напомнил он, и я задержала вдох. — Что вчера было? Что я наговорил тебе?

— Ты… вёл себя относительно неплохо и даже не буянил, — медленно ответила я, тщательно подбирая слова. — И вчера… вчера ты сказал мне…

Слова застряли в горле и не хотели без боли выходить наружу, а Том так пристально следил за мной, что мне стало вконец плохо. И пусть я понимала, что он влёгкую выведет меня на чистую воду, если ему это действительно понадобится, но всё-таки выдавила часть правды:

— Ты вчера сказал, что… что я красивая.

Лицо окончательно покрылось краской, а удары сердца закладывали уши, и от каждого тело бросало в дрожь. А Том как-то странно улыбнулся, так непривычно… так мягко и ласково, и самыми подушечками пальцев коснулся моей щеки.

— Я и трезвым могу повторить это, Кейт… ты очень красивая. И почему только я не говорил тебе этого раньше?

От этих слов мне совсем стало дурно, потому что вчера он говорил ровно то же самое, и точно так же смотрел мне прямо в душу… а кожа под его холодными подушечками горела от каждого прикосновения. Время замерло, заледенело, как и всё вокруг… я с трудом вдыхала и выдыхала воздух, и между каждым вдохом и выдохом, казалось, была целая вечность. А Том всё ближе и ближе наклонялся к моему лицу, пользуясь полутьмой и теснотой нашего убежища…

Резкий хлопок справа заставил вздрогнуть, и я дёрнулась в сторону, а с поленницы от моего неуклюжего толчка упало полено. Антоха мигом посмотрел в нашу сторону, и смысла в убежище больше не было, судя по его хищной улыбке и очередному полному ведру. И я схватила Тома за руку и потащила на свет.

— Ага! Кот из дома — мыши в пляс! Не выйдет, братцы!

Я снова взвизгнула, будто вернувшись в детство, и собралась убегать, а Том наоборот напрягся, готовясь к атаке. И только Антоха замахнулся и вылил ведро прямо на свою цель, как эта самая вода застыла в воздухе, а затем вернулась на голову нападавшего.

— Эй, так нечестно! — возмутился Антоха, обтекая от новой порции влаги, на что Том лишь ехидно усмехнулся в своей привычной манере. И Антонин, будто приняв вызов, так же хищно оскалился. — Вот как, да? Ну ладно, я тоже так умею!

Выудив из штанины волшебную палочку, он резко взмахнул ей, и вся вода вокруг вновь оказалась в воздухе. Том опять сосредоточился, готовый отразить даже нападение с помощью магии, а Антоха тем временем устроил из небольшой порции воды настоящий шторм! И эта буря шла прямо на нас!

Сообразив, что дело — дрянь, я побежала в сторону, чтобы меня не задело, Том же продолжал стоять на месте и уверенно смотреть в глаза своему противнику, словно кобра перед броском. И когда буря подошла к нему вплотную, он просто исчез в воздухе… и появился прямо за моей спиной. А весь удар пришёлся на клумбы с цветами…

— Блядь! Бабушкины астры! — заорал Антоха, выпучив глаза на уничтоженные цветы. — Грёбанный драконий навоз! Да если Ба увидит, то она нас в этой грядке всех и закопает вместо удобрений, она ведьма хоть куда!

Я быстро пропиталась страхом Антохи, уж больно он выразительно расписал возможные перспективы, и, подскочив к пострадавшим астрам, быстро спросила:

— А у тебя семена есть?

— Да были в доме где-то… но они ж даже с Гербивикусом не скоро взойдут!

— У меня было где-то в сумке удобрение от Кэс… с ним взойдёт всё что угодно! Беги за семенами, а я за удобрением!

Мы тотчас разбежались кто куда, и уже через пять минут старательно восстанавливали причинённый урон общими силами и крайне слаженно: Антоха рассыпал семена, я занималась удобрениями, а Том накладывал чары Гербивикус, как самый сильный маг среди нас. И буквально через десять минут на месте прошедшего урагана красовались яркие сочные астры. Ничем не хуже старых. И только мы выдохнули, как из окна дома раздался громкий голос:

— Антошенька! Что это вы там делаете?

— Да мы… цветочки твои поливаем! — смахнув испарину со лба, прокричал в ответ Антонин, а я стояла за его мощной спиной и боялась пошевелиться. — Завянут же… жарко!

— Ах, какие молодечики! — вздохнула Азария Самуиловна, а после повнимательнее присмотрелась к клумбам и нахмурилась: — Батюшки, а почему они жёлтые? Я ж красные сажала вроде!

— Так это… на солнце выцвели! Смотри, как печёт с утра! — проблеял Антоха, и мы с Томом авторитетно закивали для пущей убедительности, будто цветы с самого начала были жёлтыми, а я в этот момент была ни жива ни мертва. Азария Самуиловна же посмотрела ещё немного на клумбу, потом помотала головой и запричитала:

— Совсем старая стала, ничего не помню… какие и цветы сажала… то ли красные, то ли жёлтые… — и скрылась в доме. А мы дружно выдохнули, а Антоха даже плюхнулся на землю, прямо в лужу, и приложил ладонь к сердцу.

— Бляха муха!

В этот момент мы, трое взрослых, которым было уже под тридцать и за тридцать лет, выглядели словно нашкодившие школьники, причём даже вовсе не старшей школы, да ещё и мокрые до нитки и все в грязи. Где-то с минуту мы молча переглядывались, а после внезапно дружно рассмеялись, скидывая тем самым оставшееся напряжение.

— Фух!.. После такого напряга недурно и ополоснуться… кто последний до моря — тот гнилая редиска!

Антоха так быстро вскочил на ноги и побежал за калитку, что я даже глазом моргнуть не успела. А после пришла в себя и закричала:

— Ну уж нет, ты меня точно не обгонишь! — и побежала за ним, теряя по дороге все прожитые годы, словно они были каплями воды, стекавшими с одежды.

Пусть я всегда была дохлячкой в плане спорта, но бегать любила ещё с детства. А уж после всех приключений накануне, где приходилось удирать от кого-нибудь опасного не один раз за день, этот навык укрепился особенно. Поэтому, немного срезав, я всё-таки обогнала Антоху и даже показала ему язык, но едва показался песчаный пляж, как на нём среди редких отдыхающих стояла знакомая фигура в чёрном.

Мы с Антохой, задыхаясь, одновременно притормозили, а Том широко улыбнулся нашим краснющим физиономиям. И в воздухе спустя секунды две раздался возмущённый восклик:

— Жулик! Мелкий жулик!

— Мочи его! — добавил Антоха, и мы одновременно двинулись на него сплошной стеной, намереваясь опрокинуть в море.

Том даже опешил от нашей решительности, будто совсем не допуская мысли, что его может кто-то вот так… замочить. В прямом смысле этого слова. И прежде чем он очнулся и попытался что-то предпринять, мы с Антохой бросились на него и повалили в море, и нас всех троих накрыла мощная тёплая волна прогретого к вечеру моря.

Соль жгла глаза и нос, и на секунду я закашлялась, пытаясь прийти в себя. Том тоже не смог подняться на ноги, так как за первой волной последовала вторая, да ещё и мокрый костюм тянул на дно, а Антоха, выпрыгнув из воды, поднял руки и зарычал.

— Акула! — заверещала я, вспомнив ещё одну игру из детства, а затем пихнула Тома в бок. — Акула, смотри! А-а-а!

Антоха снова зарычал, стараясь держаться прямо после очередного удара моря, а я вдруг мельком заметила на лице Тома вместо азарта… непонимание происходящего. Полную и абсолютную растерянность. Вздохнув, я с жалостью посмотрела на него, и даже Антоха вышел из образа и почесал затылок.

— Мда…

— Человек, у которого не было детства… — добавила я, а то самое чувство детской непринуждённости постепенно испарялось в лучах заката. — Ладно, пошли…

Но только я сделала шаг к берегу, как Том вдруг поднялся на ноги, вытянул руку и с пафосом проговорил:

— Я не боюсь тебя, акула! И не дам тебе съесть Кейт! Ни за что!

Мы с Антохой мигом расцвели, как жёлтенькие астры Азарии Самуиловны, а Том изо всех сил пытался сделать серьёзное лицо, хотя на его губах проглядывалась улыбка. Я снова взвизгнула и повисла на шее у Тома, а Антоха вернулся к роли «акулы» и попытался догнать нас и потопить, уворачиваясь от мощных волн… и то и дело среди грохота моря слышался наш звонкий дружный смех.

На берег мы выползли уже в сумерках, когда последний золотой луч солнца скрылся за беспокойным горизонтом. Море было словно парное молоко, но вот воздух уже был холодным… только вот впечатления от купания настолько приятно грели изнутри, что было как-то всё равно и на пронизывающий холод, и на промокшую одежду, и на сгущающуюся темноту вокруг.

Пожухлая трава в степи ковром стелилась под ногами, когда мы уже шли обратно домой, и я, не выдержав, шумно вдохнула сумеречный воздух и закрыла глаза, пропитываясь моментом.

— Ты чувствуешь? — выдохнула я, повернувшись к Тому, и он недоуменно посмотрел на меня в ответ. А я, ещё раз шумно вдохнув воздух, пояснила: — Я дома. Здесь… здесь всё не так, как в Англии, всё по-другому. Земля не та, воздух не тот, не та трава, и люди не те… Там всё чужое, а здесь такое родное, знакомое… Я… я передать не могу это чувство… дома. Я… я так скучала по всему этому, ты себе этого даже представить не можешь! Нигде в другом месте нет такого ощущения, как здесь… я наконец дома. Ты чувствовал когда-нибудь что-то подобное?

Он растерянно помотал головой, и я тяжело вздохнула. И вдруг послышался едва слышный шёпот:

— Нет, Кейт, я никогда такого не чувствовал. Но… — добавил Том, и я тотчас подняла на него глаза, а он бледно улыбнулся. — Я очень рад за тебя. Правда. Я рад, что ты можешь это почувствовать. Наверное, это потрясающее чувство…

Улыбнувшись в ответ, я несильно сжала его руку, словно пытаясь через прикосновения передать хотя бы толику того, что я переживала в текущий момент. Но момент ушёл, когда Антоха заметил, что мы сильно отстали, и вернулся к нам.

— Эй, что случилось? Выдохлись на половине пути? 

— Ага, — наигранно печально протянула я, а затем резво вскочила на закорки к Антохе и прокричала: — Поэтому вези меня, мой верный конь!

— И-го-го! — заржал тот, подхватив меня, и побежал до деревушки, которую уже было видно, а Том быстрым шагом последовал за нами, улыбаясь во все тридцать два зуба.

— Где это вас носило, детишки?! — с порога возмущённо воскликнула Азария Самуиловна, когда мы наконец в кромешной тьме пришли домой. — Ах, батюшки, да ещё и сырые до нитки! Ужин-то, ужин-то стынет!

— Вы как хотите… — протянула я, сползя со спины Антохи на твёрдую землю, — а я сначала, пожалуй, поем.

— А я в душ, — отозвался Антоха, и мы разошлись кто куда, следуя зову или желудка, или чистоты.

Удивительно, но я словно действительно помолодела вдвое или даже втрое, да ещё и бабушка Антонина относилась к нам троим как к неразумным детям, за которыми был нужен глаз да глаз. С одной стороны, конечно, не очень приятно постоянно жить в подобной атмосфере, когда ты уже взрослый, а с другой — на какое-то время, особенно после тяжёлых испытаний накануне, такой отдых мог пойти на пользу. По крайней мере, мы с Антохой смогли возместить нашему общему знакомому хотя бы немного того, что он упустил в своём непростом детстве… уж лучше поздно, чем никогда.

Когда я наелась досыта, мальчики наконец вымылись, и мы поменялись местами. Они засели на кухне, а я с чистой совестью и слипающимися глазами пошла в душ с намерением лечь сразу же, едва зайду в дом. Тёплая пресная вода с большой неохотой вымывала соль и песок из моих густых спутанных волос, а сквозняк снаружи то и дело приводил в себя… а цикады, наоборот, убаюкивали своей тихой колыбельной.

Видимо, я немного задержалась в душе, потому как на кухне через окно уже не было видно Азарии Самуиловны, только Тома и Антонина. Они не заметили, как я вышла, а я бы и вовсе прошла мимо, тем более что Антоха уже взялся за бутылку на сон грядущий, если бы не мимолётом услышанная фраза:

— …думаешь, у меня совсем нет шансов? Только честно?

Я замерла, а затем спряталась рядом с порогом, чтобы меня не было видно с кухни, а Антоха тяжело вздохнул, залпом осушил рюмку и прохрипел:

— Знаешь… если бы меня кто оглушил, засунул в железный гроб без палочки, закопал бы на пустыре без возможности к трансгрессии и придавил бетонной плитой сверху… у меня и то было бы больше шансов выбраться, чем у тебя сейчас.

— Спасибо за честность, Антонин, — тихо протянул Том, и его друг разом насупился:

— Так ты ж сам просил! Без обиняков, но это тупик. Глухой просто! Хрен знает, что с этим делать. И кстати, я ж говорил тебе, что она не простит то, что ты поставил на первое место работу, а не её! Сам всё слышал днём, она бесится в первую очередь из-за этого, а не из-за того, что ты войну развязал. Бабы никогда не прощают, если их задвинуть на второй план, никогда, запомни это.

Снова послышался тяжёлый вздох и хлопок рюмки по столу, а после вдруг раздался сдавленный голос Тома, причём он был таким тихим, что мне пришлось вплотную прижаться к стене, чтобы что-то услышать:

— У меня больше ничего нет. Только она. Точнее… нет, не так. Мне ничего, кроме неё, не нужно. Знаешь, Антонин, у меня же было всё… я был на вершине власти, у меня был огромный сейф с деньгами, слуги, рабы, я щелчком пальцев вершил судьбы… но когда она исчезла, это всё… обесценилось. Мне не нужны ни власть, ни деньги, ни могущество, если Кейт нет рядом. Это пыль. Всего лишь мелкая бесполезная пыль. Мне это на самом деле не нужно, как бы я ни стремился к этому раньше. Я хочу быть с ней… рядом с ней я чувствую себя… живым. Настоящим. В ней что-то есть такое, к чему я всё время тянулся, но я раньше даже не понимал этого. Что-то такое, чего во мне никогда не было, какой-то… кусочек пазла, который у меня отсутствует, а у неё есть. Но я не знаю, как всё исправить, Антонин… ты прав, это тупик. Она вроде и оттаяла, и возится со мной, но стоит мне отвернуться, и Кейт в который раз вздыхает по Гампу. Она гонится за ним, а я — за ней. А в итоге никто не может получить то, что хочет. Я не знаю, что с этим делать, но я очень хочу её вернуть…

— Так ты… скажи ей об этом, — растерялся Антоха, и Том поднял на него полный боли взгляд, а я задержала вдох, чтобы не выдать себя. — Как-нибудь вечерком на прогулке… астры вон можешь даже срезать и Катьке подарить, тебе-то уж точно Ба это простит, не то что мне…

Услышав подобный совет, Том криво усмехнулся, пытаясь скрыть свою горечь, и прошипел:

— Ты… ты так легко разговариваешь с женщинами, так быстро сошёлся с Кейт, всего за полдня… а я так не могу. Я легко могу уговорить нужного мне человека сотрудничать, легко могу выступить перед кабинетом министров, да ещё и так, чтобы они меня в итоге поддержали, могу стравить между собой целые государства, но Кейт… я не могу с ней разговаривать так, как ты! Не могу… просто я… — шумно вздохнул он, — не могу…

Антоха лишь пожал плечами и закусил ароматным салом, а Том, помолчав немного, встал из-за стола, и я снова вжалась в стену.

— Ладно, я пойду спать, день сегодня… был насыщенным. А ты много не пей, надо всё-таки найти змея и Гампа… может, хоть так она простит меня?.. Хотя если Гамп будет рядом, Кейт даже не посмотрит на меня… Дьявол!

Последнее слово осталось звенеть в темноте даже тогда, когда Том хлопнул дверью в свою комнату, а я осталась стоять в своём убежище, ломая голову, как же незаметно пробраться мимо Антохи, продолжавшего сидеть на кухне. Немного постояв и оценив обстановку, я на цыпочках прокралась в коридор, стараясь издавать как можно меньше звуков, но у самой кухни в абсолютном беззвучье на моё плечо вдруг опустилась широкая рука, и я сдавленно взвизгнула, но мне быстро закрыли рот ладонью.

— Тише, весь дом поднимешь! — прошипел Антонин, и я выдохнула:

— Напугал! — и, расслабившись, повернулась к нему лицом. Он хмыкнул, и я уж думала пойти к себе, как вдруг Антоха басом прохрипел:

— Всё слышала, да?

Моё лицо мгновенно исказила гримаса ужаса, ведь до этого я была уверена, что меня так никто и не заметил, и я еле-еле нашла в себе силы, чтобы прошептать:

— Откуда ты?!

— Я всё вижу, даже если другие этого не замечают, — самодовольно отозвался он, пока я приходила в себя. — Иначе зачем бы он, — Антоха кивнув в сторону комнаты Тома, — приехал в такую глушь?

Наконец отойдя от испуга, я хмыкнула, а внутри поселилась крохотная надежда, что уж с таким наблюдательным хитрюгой, как Антоха, мы точно найдём Дерека. И будто угадав мои мысли, Антоха нахмурился и вполголоса спросил:

— И что ты будешь с этим делать?

Горечь осела во рту, будто что-то отравляло меня изнутри, и я скривилась, отвела взгляд и нехотя прошептала:

— Вы оба признали, что это тупик, и я врать не буду. Я же говорила тебе, что всего лишь хочу спокойно жить рядом со своим мужем и лечить людей… разве я многого прошу?..

— Нет, — пожал плечами он, пока я пыталась прогнать неприятную ноющую боль. — Так когда завтра выходим?

— После обеда, я с утра договорилась, что посмотрю ещё несколько человек. А ты не пей много, хорошо?

— Обижаешь! — вскинул Антоха руки, вызвав тем самым слабую улыбку на моих губах. — Да я всего-то чуть-чуть, чтобы лучше спалось! Завтра буду как огурчик!

Помахав на прощание рукой, я тихонечко прокралась в свою комнату и плюхнулась на мягкую заправленную кровать, накрахмаленный пододеяльник которой приятно хрустел под пальцами. А в голове перед самым сном промелькнула полная отчаяния мысль: «Поскорее бы найти Дерека и вернуться к прежней жизни… я долго не выдержу в этой западне и опять угожу в капкан… а ничего хорошего там меня не ждёт, второй раз так точно…»