Потом Риона подошла к бюро, открыла замочек, выдвинула маленький ящичек.

— Тут я деньги держу. Бери, сколько надо. Тебе же вещи нужны, хоть на смену. И в воскресенье будем свадьбу отмечать, люди придут, надо как-то понаряднее выглядеть. Ну и вообще… мало ли, что тебе понадобится. И вот, возьми!

Она протянула Лангеру ключ.

— Это твой, значит, будет.

О том, что ключ ему в общем-то не нужен, Лангер, разумеется, не стал напоминать. Как и рассказывать о том, что ещё вчера открыл этот ящик, и все остальные тоже. Деньги действительно были только там. И действительно не слишком много.

— И что, мне вот прямо можно брать? — спросил он недоверчиво. — И спрашивать не надо?

— Ты же мне муж, — удивлённо возразила Риона. — Разве супруги друг друга спрашивают о таких вещах? Все ведь общее!

— Вот прямо всё можно будет взять? — настойчиво повторил Лангер. Риона смотрела на него с недоумением.

— Как это — всё? Тут же все деньги, — она говорила терпеливо, словно малышу объясняла. — И Магде на хозяйство, и жалование той же Магде, ну и остальным, и на уголь, и все такое… Как же всё? Хотя, если тебе нужно… Ты же сам понимаешь!

Ни черта Лангер не понимал. Вот нисколечко. Она что, издевается над ним? Или, может, проверяет? Он вор! А она ему ключи даёт — деньги здесь лежат, только ты все не бери…

— Да, насчёт воскресенья, — задумчиво проговорила Риона. — Я позвала Клааса и Йоста, но тебе бы тоже кого-нибудь позвать! А то нехорошо, что только с моей стороны гости будут. Родни у тебя нет, ну, может, друзей позовешь?

Лангеру опять показалось, что она издевается.

— Ты что, не понимаешь, кто мои друзья?!

— Люди, я полагаю, — ответила она серьезно. — А не волки, которые всегда в лес смотрят. Или ты думаешь, что в гостях у друга они воровать станут?

Собственно, сам Лангер так не думал. Во всяком случае, не про Яна. Конечно, в дом к нему, Лангеру, Ян придет без недобрых мыслей… Но Рионе-то откуда про это знать?

А она все смотрела спокойно и серьезно, и под этим взглядом даже как-то неловко стало. Как будто она думала про его друзей лучше, чем он сам.

— Ну, как хочешь, — не стал он спорить. — Найду, конечно, кого пригласить.

Наутро Лангер пошел на рынок. Сказать по правде, ему все ещё было не по себе. Мелькнула даже мысль увязаться с Магдой, она бы не отказалась. Но прятаться за женщину… глупо было и мерзко. Так что он пересилил себя и вышел один.

К его радости оказалось, что никто на него внимания не обращает. Нет, конечно, саму его женитьбу ещё не забыли — и не скоро забудут, наверное. Но вот в лицо его никто не узнавал, как будто не на него весь город смотрел тогда на площади. Даже капельку обидно показалось.

Несмотря на разрешение Рионы, роскошествовать на чужие деньги он не стал. Пару рубашек на смену — это уж необходимость, а насчёт того, чтобы принарядиться… Он перебрал несколько курток крашеного сукна и в итоге ограничился красной жилеткой.

Потом он увидел ювелирную лавку и задумался. Хотелось чего-нибудь подарить Рионе. Он любил и умел делать девушкам подарки, даже случайной подружке на одну ночь дарил колечко или брошку, а Риона ему вовсе жена. Но покупать ей подарок на ее же деньги было бы глупо. В принципе, Лангер мог бы добыть немного и сам. До Яна ему далеко, а все же облегчить карман иному ротозею он бы смог. Но — обещал же…

Он вздохнул с сожалением. Потолкался немного среди людей, послушал сплетни, выпил пива. И вернулся домой. Надо же, всего четвертый день пошел, а уже привык — домой… Как мать померла, так у него своего дома и не было.

Дома он поднялся наверх, в свою комнату, долго вертелся перед зеркалом, по новой перемеряя покупки, и остался очень доволен. Жилетка оттеняла белизну рубашки и подчеркивала румянец. Если без куртки, то вид получался прямо богатый. А если с курткой, то вроде и строго, скромно одет, а стоит ее немного распахнуть — и яркая деталь сразу притягивает взгляд.

Он убрал обновки в сундук. Спустился вниз, уже привычно пошел помогать Магде. Та, хоть и держалась как будто по-прежнему строго, а все же посматривала приветливо, ласково.

Чуть позже Лангер снова вышел из дома. В грязном и шумном трактире на окраине города его встретили восторженно, обнимали, хлопали по плечу. Какой-то мальчишка за мелкую монету с готовностью кинулся поискать Яна и Хромого Лассе и, надо отдать ему должное, довольно быстро нашел. И опять — объятия, поздравления, расспросы…

Наконец они втроём сели за стол — в углу, чтобы никто не мешал. И Лангер, не отвечая на бесконечные вопросы, сходу заявил:

— Я вас в гости приглашаю. В воскресенье будем мою свадьбу отмечать, вот, значит, я вас и приглашаю.

— Смеёшься? — фыркнул Ян. — Да твоя жена нас с крыльца спустит!

— Причем сама справится, стражников звать не будет, — поддержал его Лассе. Лангер усмехнулся.

— Не поверите, она сама мне предложила. Мол, если родни нет, так хоть друзей пригласи.

— Точно не поверим, — согласился Лассе. — Она у тебя блаженная, что ли?

— Есть немного, — признал Лангер. — Так ведь было бы иначе, она и замуж за висельника не пошла бы.

— Тоже верно, — кивнул Ян. — Так что блаженная или нет, а жизнь она тебе спасла. И давайте за нее выпьем!

Кружки сдвинулись с плеском, но Лангер отпил совсем немного. Для него эта кружка была уже далеко не первая.

— Ну если твоя жена не боится нас в дом пустить, так мы придем, почему бы и не прийти, если зовут? — в подпитии Ян всегда начинал выражаться длинными и сложными предложениями. И они с Лассе возобновили расспросы.

Под конец Лангер вспомнил о своих недавних сомнениях.

— Тут такое дело, — начал он неуверенно. — Я ей колечко подарить хочу. А денег у меня своих, сами понимаете…

— Да не вопрос, — перебил его Лассе. — У меня как раз с собой несколько, выбирай!

— Ты сдурел? — возмутился Лангер. — А если Риона с хозяйкой кольца знакома?

— Не подумал, верно, — согласился Лассе. А Ян молча вынул из кармана кошелек.

— Я отдам, — заверил его Лангер. — Непременно. Не знаю, как, но придумаю что-нибудь…

— Не надо, — перебил его Ян. — Ты, можно сказать, заново родился, вот тебе и подарок на рождение.

Лангер промолчал. Что тут сказать?

Втроём они пошли в ювелирную лавку и выбирали долго и придирчиво. Яну нравились тонкие, изящные колечки, Лассе настаивал, что невесте надо дарить жемчуг.

— Она не невеста, а уже жена, — поправил Лангер. На крупной, почти мужской руке Рионы изящное колечко смотрелось бы нелепо, и гладкая белоснежная жемчужина только подчеркивала бы изъяны грубой кожи, в ожогах и шрамах.

Он выбрал широкое, массивное кольцо со вставкой из перламутра. Бирюза была бы не лучше жемчуга, янтарь на темной в красноту коже терялся бы, гагат — может, сам по себе не плох, но не к свадьбе же! А перламутр — всех цветов, а значит, и сочетается со всем.

Цена колечка Лангера неприятно удивила. Он понимал, конечно, что скупщик краденого никак не может давать настоящей цены — ему ведь надо свою выгоду получить! Но все равно это было как-то неожиданно. Да и вообще, платить за то, что бесплатно можно было бы взять, казалось глупо и даже обидно. Но раз обещал — никуда не денешься…

С кольцом в кармане Лангер собрался было возвращаться, но Лассе решительно потянул его обратно в трактир:

— Ты куда? Его же обмыть надо!

— Иначе носиться не будет! — поддержал его Ян. — А так обмоем, и будет все как надо… что от чистого сердца и на счастье!

— Да хватит мне уже сегодня пить! — пытался отказаться Лангер.

— Так мы тебя разве пить зовем? — возражал Лассе. — Только для колечка, чтобы хорошо носилось!

Выйти из трактира самостоятельно оказалось неожиданно трудно. Спасибо, Ян поддержал, не дал упасть. Стоять вдвоем, обнявшись, было гораздо легче, чем одному. А втроем так даже и идти можно, не падая. Правда, некоторые улочки почему-то оказывались слишком узкими, и это было очень смешно…

По дороге Лангер успел протрезветь достаточно, чтобы передвигаться самостоятельно. И даже сумел сообразить, что их троица — не совсем то зрелище, к которому в этом квартале привыкли. Отделился от друзей и пошел один. Те не стали настаивать на дальнейших проводах, только помахали ему вслед.

К ужину Лангер, кажется, опоздал. Во всяком случае, все уже сидели за столом, и Виллем с мрачным видом втихаря щипал кусок хлеба.

— Ты занят был чем-то? — спросила Риона. Она говорила спокойно, безо всякого раздражения, но почему-то Лангер почувствовал себя виноватым. И буркнул мрачно:

— Гостей звал, сама же сказала…

— Вы бы предупредили, что задержитесь, хозяин, — вполне почтительно проговорила Магда, и от этой почтительности ему стало еще хуже.

— Да я и не знал, что задержусь!

Лангер сам не понимал, почему для него так важно было, чтобы Магда о нем хорошо думала. Вот ведь глупости! Риона — хозяйка, как она прикажет, так Магда и сделает… Но почему-то ему было не наплевать, как она к нему относится. И тепло в ее голосе, во взгляде — радовало. А сейчас… Ну, задержался немного, что за беда? Без него не могли поесть, что ли?

Кольцо лежало в кармане куртки. Он думал подарить его сразу, как придет, но теперь это было бы неуместно. Как будто задобрить ее этим кольцом хочет. Нет уж, лучше в другой раз.

А потом вдруг накатило раздражение. Да почему он вообще должен извиняться? С какой стати? Он обещал не воровать, а приходить каждый день ужинать к определенному часу он вовсе не обещал! Он что, мешал им поужинать? И ведь это теперь всю жизнь так! Свихнуться можно.

То есть не всю, а только пока у Рионы сын не родится. Ну, и то хорошо. Может, она быстро понесет. Бывает же так, что только поженились, и уже жена с пузом ходит… Столько он потерпит, черт бы с ними. В чужой монастырь… Принято у них ужинать вместе — ладно, пусть. Спасибо, что к завтраку его не ждут.

Проснулся Лангер от головной боли, голова прямо раскалывалась. Полежал, морщась от яркого солнечного света, кое-как встал, пошел вниз. Выбрать момент, когда Магда будет убираться в комнатах, и пройти на кухню, хоть воды напиться… Разговаривать не было ни сил, ни желания.

И, конечно же, Магда мыла ступеньки лестницы. Выпрямилась, поздоровалась, посторонилась, давая пройти.

— Подождите, хозяин, я сейчас…

Вытерла руки и поспешила по той же лестнице вниз, в погреб.

Лангер опять, как пару дней назад, всматривался в ее лицо, вслушивался в голос. Ждал и почти хотел заметить укоризну, неприязнь, может, насмешку. Тогда бы он сказал… объяснил… что выпить с друзьями за собственное спасение — не грех, и что он не требовал ждать с ужином, и что он вообще ни о чем не просил, и спасать его тоже не просил, если на то пошло!

— Вам бы сейчас лучше на свежем воздухе, во дворе, побыть, — спокойно сказала Магда, протягивая ему кружку. — А завтрак я попозже подам.

И уже почти готовые сорваться с языка слова разом оказались ненужными и глупыми. А в кружке было кислое молоко, очень холодное, густое, чуть горьковатое, прямо то, что надо…

Понемногу и головная боль прошла, и раздражение рассеялось. И когда Риона вышла из мастерской, он встретил ее и с ходу предложил:

— Ты хотела погулять на майле, так давай сегодня?

Ну, надо же им уживаться! Принято у них тут гулять по вечерам — значит, и ему надо привыкать.

Она посмотрела недоверчиво, потом вдруг улыбнулась.

— Ты хочешь? Давай, конечно! Подожди, я сейчас переоденусь.

Зачем она вообще переодевалась, Лангер не понял. Сменила тёмно-коричневое платье на темно-синее, такое же добротное, строгое и мрачное. И черный жилет на шнуровке тоже не радовал глаз. Лучше бы корсаж, он бы и талию подчеркнул, и грудь приподнял, а так ни того, ни другого, плоская, как доска. Только что белые воротник и манжеты сорочки немного разбавляли этот мрачный вид и с кружевным чепцом сочетались. А в целом — Магда и та наряднее одевалась.

Идти было недалеко, минут пятнадцать, если не спеша. Покачивали ветвями на ветру высокие липы, с их шелестом сливался гомон человеческих голосов. По мощеным дорожкам прохаживались парочки и одиночки, чинно, неторопливо. Многие здоровались с Рионой, и всем она непременно представляла Лангера:

— Познакомьтесь, это мой муж!

Один такой прохожий, немолодой, с добродушным румяным лицом, вступил с Рионой разговор. Обсуждали ярмарку в Герсте, до которой оставалось меньше месяца. Лангер тихонько вздохнул. Еще год назад эта ярмарка его тоже очень даже интересовала. И не только из-за добычи, которую можно было там взять. Он любил веселую суету, шум, крики зазывал, пёстрое разнообразие товаров, разноголосый говор торговцев… Не про него теперь все это. Интересно, Ян в этот раз отправится туда или нет?

Риона и толстяк обсуждали, какого цвета бокалы в этом году больше пользуются спросом, каких надо сделать больше — на высокой ножке или с широким основанием… Лангер скучал. Жена толстяка стояла спокойно, безмятежно разглядывая облака на небе. У Лангера мелькнула дурацкая мысль — раз уж Риона разговаривает с мужем, то ему надо заговорить с женой. Вот только о чем? О том, как варенье варить или белье штопать?

От скуки он рассматривал собеседника Рионы. Круглое, чисто выбритое лицо, костюм дорогой ткани, со вставками из бархата, негромкий мягкий голос… А хватка-то у него твердая, чувствуется. Мягко стелет, да жёстко спать. Хотя Риона, похоже, с его подходами знакома и сбить себя с толку не даст…

В голову вдруг пришла совершенно нелепая мысль — а ведь они хорошо смотрелись рядом, его жена и этот толстяк. Они были из одного мира, и знали друг другу цену, и уважали друг друга… А он, Лангер, тут случайный человек. Тут, на майле, и в доме Рионы, и вообще в этом мире. Он-то на нее свысока смотрел — «рябая каланча». А сам он кто? Бродяга со смазливой рожей, только и всего…

Он опять посмотрел на жену толстяка. Та держалась спокойно, видно, нисколько не тревожилась, что ее муж с чужой женщиной так долго разговаривает. Интересно, прислушивается ли она к их разговору? Может, она сама во всем этом разбирается не хуже мужа, может, они обсуждают вместе, обдумывают… А может, она только варенье варит и белье штопает. А все равно — на своем месте, и мужу она нужна, вот и не волнуется сейчас.

Разговор наконец завершился. Риона пояснила Лангеру:

— Времени-то немного осталось, пора товар готовить. А Менкес за спросом следит, я всегда с ним советуюсь.

Лангер кивнул понимающе. Что же, он тоже старался следить за спросом, чтобы не ухватить какую ерунду, никому не нужную.

Они зашли в первый попавшийся трактир, выпили по кружке пива. Лангер наконец достал из кармана кольцо.

— Это тебе.

На ее лице отразились разом радость, удивление и тревога, и он поспешил успокоить:

— Ты не думай, я помню, что обещал!

Она благодарно кивнула. Он взял ее руку, сам надел кольцо на палец. Подошло, как на заказ делали. Глазомер Лангера никогда не подводил.

— Спасибо!

Люди за соседними столиками заинтересовались, посматривали на них. Ну и пусть смотрят! Лангер это кольцо честно купил, чтобы подарить законной жене, ему скрывать нечего.

Потом они вышли на воздух. Риона все разглядывала кольцо на своей руке, точно у нее украшений прежде не было. А ведь наверняка ей отец дарил, и подороже. Или от матери остались. Лежат, видно, в шкатулке где-нибудь в ее комнате. И что она их не носит?

Она в очередной раз полюбовались кольцом и вдруг потянулась было к Лангеру, поцеловать. И остановилась на середине движения.

 Пришлось опять брать дело в свои руки. Обычно Лангер опускал голову, чтобы поцеловать девчонку. Теперь приходилось поднимать. В последний момент Риона чуть повернулась, подставляя щеку. Лангер усмехнулся, поцеловал туда, а потом осторожно, обеими руками, развернул ее обратно и снова поцеловал, в губы. 

— А я и не сообразила тебе чего-нибудь подарить, — вздохнула она с сожалением. Лангер подумал, что она ему вообще-то жизнь подарила. Но промолчал, разумеется.

Потом они опять бродили туда-сюда по дорожкам. В одном месте наткнулись на компанию, играющую в бабки, и тут же присоединились к игре. К удивлению Лангера, Риона играла совсем неплохо. Хотя так подумать — чему удивляться? При ее-то росте да плечах — в самый раз биту метать.

За игрой Риона оживилась, глаза заблестели. Она смеялась, радуясь удачному броску, волновалась, когда подходила очередь другому игроку. Лангер с удивлением заметил, что она даже не кажется такой уж страшненькой, как всегда. И, похоже, не ему одному так кажется. Люди смотрели на нее одобрительно, шумно приветствуя удачный бросок. Лангер почувствовал, как просыпается в нем ревность. Это его жена, в конце концов!

Разгоряченные игрой, они, не сговариваясь, направились к следующему трактиру, выпить ещё по кружке. Лангер неожиданно для себя обнаружил, что получает удовольствие от этой прогулки. И уже не раздражало, что Риона без конца повторяла:

— Познакомьтесь, это мой муж!

Ну, что поделать, если тут ей все знакомые? Не здороваться, что ли?

Потом они подошли к компании, распевающей песни под музыку уличного скрипача. Лангер тоже пару песен спел. Не то чтобы он хорошо умел петь, но голос у него был приятный, он это знал. И Рионе явно понравилось, видно было по лицу, по взгляду…

Вернулись они уже в сумерках. Дверь открыл сонный Виллем, буркнул что-то и ушел — видимо, дальше спать. Лангер невольно вспомнил свое недолгое ученичество. Досталось бы ему от мастера за такое хамство.

— Он встаёт раньше всех, — Риона словно услышала его мысли, — печи разжечь, шихту расплавить. Вот и засыпает рано.

— Понятно, — кивнул Лангер, как будто его это правда интересовало.

Они вместе поднимались наверх по узкой лестнице. Риона была совсем близко к Лангеру, он почти прижимался к ее груди. Невольно вспомнилось, какой мягкой и нежной оказалась эта грудь тогда в постели. А ещё вспомнилось, прямо стояло перед глазами, как разгорячилась Риона во время игры, как жарко дышала в азарте — губы чуть раздвинулись, блестит полоска белоснежных зубов…

Он остановился, прижал жену к стене, стал целовать — жадно, нетерпеливо. А она стояла все с тем же безразличным видом, будто он статую целует. Только статуи обычно на лицо покрасивее.

Лангер наконец оторвался от нее, прошептал:

— Приходи ко мне опять! Приходи, я ждать буду!

Она что-то ответила, он не расслышал, слишком кровь шумели в ушах. Прошел в свою комнату — надо же, успел привыкнуть, считать ее своей! Разделся, лег и стал ждать. Вот сейчас скрипнет дверь. Так ведь и не смазал петли, забыл — у него-то они не скрипели! Вот сейчас послышатся шаги, осторожные, несмелые…

От усталости и хмеля клонило в сон. Он почувствовал, что засыпает, вскинулся. Никого рядом не было. Не пришла… Он встал, босиком дошел до соседней комнаты, приоткрыл дверь, заглянул. И услышал ровное, спокойное сонное дыхание.

Подойти, разбудить? А стоит ли? Она же слышала, как он ее позвал. Не хочет — не надо…

Так же тихо он вернулся к себе и тоже заснул.

Кажется, у Лангера в привычку входило просыпаться в дурном настроении, обиженным и раздраженным. Вечером он, сонный и хмельной, только и почувствовал, что лёгкую досаду от того, что Риона не пришла к нему. А сегодня с утра вдруг накатило. Вспомнилось, как она водила его по майлу, повторяя каждому встречному: «Это мой муж!» Хвасталась обновкой, как другие — новым платьем. Какого черта? Муж он или кто? Или собачка на поводке, чтобы выгуливать? Показывать тому толстяку, Якобу Менкесу, да тем парням, что в бабки играли?

Ярость кипела в душе, требовала выхода. Прежде Лангер в таких случаях поступал очень просто — затевал с кем-нибудь ссору, переходящую в драку. Даст пару раз кому в морду, ну и сам получит, не без того — глядишь, на душе и полегчает. Вот и теперь руки прямо чесались, да только не с кем было. Не с Виллемом же! Ещё не хватало мальчишке морду бить. Хотя он тоже в мастерской, до вечера не покажется. Прямо хоть идти обратно на майл, искать тех, кто пялился на Риону во время игры. Так ведь они сейчас, с утра, тоже в делах…

Лангер пошатался по дому, не зная, куда себя деть. В передней комнате подошёл к столу, взял в руки вазу. Грохнуть ее с размаху об стену, чтобы осколки по всей комнате разлетелись! 

Синие и зелёные полосы стекла сливались, переплетались, переходили друг в друга. Узор завораживал, в него хотелось всматриваться, не отводя глаз, словно там, в глубине толстых стенок, можно было разглядеть что-то необыкновенное... Домик тетушки Метелицы, например, как в сказке, которую мать в детстве рассказывала.

Лангер бережно, осторожно поставил вазу обратно на стол. Вышел во двор, подошёл к розовой клумбе. Цветы едва видны среди бурьяна. У матери одна-единственная роза в горшке была, мать ее берегла, заботилась. А Риона тоже ещё строит из себя — мастер, хозяйка, все дела! А сама даже клумбу не прополола, поди, ни разу. Он рванул первый попавшийся под руку стебель сорняка. Тот неожиданно оборвался на середине. Корень остался, снова вырастет. Так неправильно, надо, чтобы с корнем. Следующее растение он дёрнул, ухватив почти у самой земли. Надо было вчера не отпускать Риону на лестнице. Прямо там платье сорвать. Он муж, имеет право! Руку неожиданно обожгло крапивой. Ещё этого не хватало для полного счастья! Он выругался в полный голос. И с новым пылом рванул злополучное растение.

Оказалось, что прополка помогает успокоиться не хуже, чем драка. Раздражение уходило, на сердце становилось легче. А когда через пару часов он выпрямился и оглядел результат своей работы, то и вовсе впору было загордиться собой. Только руки теперь чесались в самом прямом смысле — крапивы там оказалось немало, и чертополоха тоже.

Почесывая ладони, он вернулся в дом. И, разумеется, наткнулся на Магду. Следит она за ним, что ли? Увидела его исцарапанные руки, всполошилась:

— Что же вы не сказали, хозяин! Я бы вам старые рукавицы нашла. Сейчас, подождите…

Лангер стоял посреди кухни и смотрел, как она ищет что-то на полке. Нашла, протянула маленький горшочек с какой-то мазью, пахучей, видно, на травах.

И тут Лангер не выдержал.

— Магда! Да постой же ты, — он схватил служанку за руку. — Магда, почему ты так со мной разговариваешь? Так относишься?

— Как, хозяин? — она смотрела спокойно, как будто нисколько и не встревоженная его вспышкой.

— Ну, какой я тебе к черту хозяин?! Ты ведь знаешь, кто я!

— Вы муж моей хозяйки, госпожи Рионы, — казалось, чем больше ярился Лангер, тем спокойнее становилась Магда. — Значит, вы мой хозяин. А кем вы прежде были, меня не касается.

— Но ты же знаешь! Или нет? — в нем на миг вспыхнула невозможная надежда.

— Да трудно было бы не знать, — она едва заметно усмехнулась. — На другой день все только об этом и говорили. А все равно меня это не касается. Хозяйка вас выбрала, значит, так и должно быть.

— Глупость твоя хозяйка сделала, — бросил он, — уж ты-то должна понимать…

Магда нахмурилась. И решительно перебила его, заговорила не спеша, твердо и уверенно:

— Может, и глупость. Всякий может ошибиться, это правда. А только до сих пор она глупостей не делала. Все ей говорили, что глупость — а она же и права оказывалась. Когда она к отцу в ученики пошла — все говорили, что не женское это дело, что ей бы в швеи или хоть в пирожницы. А она по-своему решила, и выучилась. Когда старый хозяин, отец ее, умер, все говорили, что не справится она с мастерской, что продавать надо — а она сладила. Когда она решила мастером стать, все говорили, что молода она ещё, ей до мастера ещё лет десять учиться надо — а она как вынесла свой шедевр, так все за нее проголосовали. Вот и теперь… вы говорите, глупость, а я думаю — она знает, что делает. Она всегда по-своему делает, и все у нее получается.

Она замолчала. Лангер тоже молчал, не зная, что возразить. И тогда она мягко добавила:

— Вы руки-то помажьте, хозяин! А то уж до крови скоро расчешете.