Две недели прошли спокойно. По утрам Лангер просыпался одновременно с Рионой. Они вместе завтракали, вместе шли в мастерскую. Очень интересно было смотреть, как на конце трубки в руках Рионы вырастает ваза цветного стекла — словно волшебный цветок распускается. Правда, досмотреть это зрелище до конца не удавалось ни разу, от удушливой жары кружилась голова и не хватало воздуха, он спешил выйти в сад. Отдышавшись, шел приводить в порядок очередную клумбу. Не то чтобы в нем проснулась страсть к цветоводству, но после того, как он в запале прополол розы, все остальное стало выглядеть совсем уж неприглядно. Поневоле пришлось взять у Магды старые рукавицы и потихоньку освобождать от бурьяна тюльпаны, пионы и георгины. По правде говоря, сам он их и по цветкам не очень-то различал, а тем более по листьям. И, чтобы не перепутать, что тут цветы, а что сорняк, про каждую новую клумбу спрашивал у Магды, заодно и названия запоминал.

Впрочем, прополкой он занимался хотя и старательно, но недолго, довольно быстро это занятие ему надоедало. Он выпрямлялся, любовался результатом своих трудов, стараясь не смотреть на те клумбы, что оставались заросшими, а потом шел в дом помогать Магде на кухне. Чистить рыбу, разделывать птицу, месить тесто — ему нетрудно, а ей полегче.

Во второй половине дня Лангер выходил прогуляться. Иногда просто бродил по улицам, глядя по сторонам. Чаще — встречался с Яном. Они сидели в трактире за кружкой пива, играли в карты, а то шли вдвоем на рынок. Лангер обещал не воровать, но отвлечь вопросом богато одетого простофилю, пока Ян его карманы проверяет — насчёт этого у них с Рионой разговора не было. Ян каждый раз предлагал поделить добычу пополам, Лангер отказывался. Разве что выпить на эти деньги соглашался, потому что пить на те, что из шкафчика, было как-то неправильно. Конечно, они муж и жена, и у них все должно быть общее, а все равно…

Домой Лангер всегда возвращался к ужину. Раз уж у них тут так принято, за стол всем вместе садиться, раз уж его все равно будут ждать… ну и какая ему, в сущности, разница? Можно и ко времени вернуться, почему бы нет…

Вечера они проводили вместе с Рионой. Иногда ходили на майл, Лангер уже узнавал в лицо многих из тех, с кем здоровались Риона, и они привыкли к нему, не пялились как на что-то невиданное, здоровались учтиво, как будто и не знали, кто он такой и откуда взялся.

Бывали и такие дни, когда Лангер с Рионой оставались дома. Прохаживались по двору, Риона вслух восхищалась, как хорошо теперь выглядят клумбы. Разговаривали — так же осторожно, старательно подбирая вопросы, чтобы не затронуть больного, не обидеть. Риона расспрашивала Лангера, в каких городах он бывал, где ему больше понравилось… Он рассказывал про гавань в Герсте, где кораблей столько, что мачты теснятся, будто деревья в лесу, и про сторожевые башни Эммена, и про мосты Ноарда, разрезанного рекой на десяток островов…

И сам расспрашивал про ее ремесло, про то, долго ли остывает стекло, про то, как это его можно гнуть и резать. Ну, правда же интересно!

Потом они возвращались в дом. Играли в карты, сидя на скамье под окном — там было уютнее, чем вдвоем за столом. Риона, к удивлению Лангера, оказалась серьезным противником — хладнокровная, внимательная и наблюдательная.

Потом наступала ночь.

Безразличие Рионы в постели пробудило в Лагере прямо-таки азарт, цель появилась — добиться, чтобы ей приятно стало. Ну в самом деле, что это такое — до нее все девчонки довольны были, а она только куксится! Лангер пробовал по-разному. И руками гладил, ласкал, щекотал, руки у него были чуткие, ловкие, многое умели. И целовал, чуть ли не с головы до ног обцеловывал. Был бесконечно нежным, едва ощутимо касался ее кожи, дыханием согревал. Был напористым, требовательным, властным.

И в итоге, кажется, изучил ее тело лучше, чем она сама, знал, что ей приятно, а что не очень, где у нее самые чувствительные местечки. Знал, как твердеют ее соски, когда он обводит пальцами темные кружки на груди. Знал, как она вздрагивает и еле слышно ахает, если он ерошит волосы у нее на затылке, у самого основания шеи. Знал, что в решающий момент она хватает его за плечи, не обнимает, а именно пальцами цепляется, а потом медленно, словно неохотно, разжимает руки…

Одного он так и не знал до сих пор — как добиться, чтобы она сама хоть немного участвовала в этом, а не просто лежала, закрыв глаза.

А через две недели Ян собрался на ярмарку в Герст.

Настроение у Лангера сразу же испортилось. В прошлом году они были там вдвоем. Бродили по городу, торчали в гавани, разглядывая большие корабли. Задирали головы, изумляясь высоте мачт. А то целый день гуляли в дюнах, смотрели на море, бурное, неспокойное, переливающееся всеми оттенками голубого и зелёного…

Ну и, конечно, не забывали о главном — о самой ярмарке. Ян ловко шнырял в толпе, высматривая поживу. У Лангера основная работа была по ночам, днём разве что выбрать цель, пройти мимо, прикидывая, куда ночью вернуться… А по большей части он просто смотрел по сторонам, удивлялся диковинным товарам, как любой другой зевака.

Честно говоря, особой выгоды в этих поездках для Лангера не было. Ян — другое дело, в кошельках у людей деньги, а они везде одинаковы. Лангеру же именно деньги редко перепадали, их обычно при себе хранят. А товара в чужом городе много не возьмёшь, потому что — куда с ним потом? Скупщиков Лангер здесь не знал, если бы и нашел кого, так его здесь тоже никто не знает и связываться не станет. И если даже найдется неосторожный человек, который примет товар у чужака, то цену даст такую, за которую не стоило и отмычки доставать… Значит, надо тащиться с товаром домой, к знакомому скупщику. А много ли добра унесешь на плечах, да чтобы не выглядеть при этом подозрительно?

Нет, по деньгам если — Лангеру выгоднее было дома оставаться. Но ведь не одной выгодой люди живут! Гомон торговцев, и запах моря, и возвышающиеся над городом мачты кораблей — все это в деньгах не оценишь.

А теперь все это не про него. Правильно Лассе сказал, закончилась его воля вольная. Не навсегда? А это уж как повезет. Вдруг эта каланча вовсе пустобрюхой окажется? А вполне может быть, то-то она ростом больше на мужика похожа, да и фигурой тоже. А ему, Лангеру, придется семь лет торчать тут как привязанному, точно он в этом виноват…

Ян уехал, и Лангер вовсе затосковал. Последняя клумба, в самом углу двора, так и осталась непрополотой. Никакой охоты доделывать эту работу у Лангера больше не было. Действительно, какое ему дело? Как будто он в этом доме правда хозяин, а не приживалка!

Гулять одному было невесело. Лассе остался в городе, но с ним у Лангера такой уж дружбы никогда и не было. Притом Лассе то и дело подкалывал его, поддразнивал. То начинал мурлыкать песню про то, как стреножили вольного коня в табуне, то бормотал, что, мол, не всем так повезло, чтобы на мастере с мастерской жениться… Лангер едва сдерживался, чтобы не залепить в ответ в морду. Но с хромым драться — не дело, да и годами Лассе старше его… А только терпеть молча тоже было невыносимо. Проще уж вовсе не видеться с давним приятелем.

И в мастерскую ходить он перестал. Там и без него народу хватает. И все нужны, все делом заняты, один он торчит, как пень, только мешается. Даже этот щенок Виллем смотрит на него свысока. Как же, у него важная работа, печи разжигать да шихту растапливать, без него мастерская встанет…

А от него, Лангера, какая польза? Одно название, что хозяин. Вернее, муж хозяйки.

Вечером Риона звала его на майл. Он отказывался — резко, почти враждебно. Черта ли он там забыл? Там все люди были одного круга, все знали друг другу цену. Этот — мастер-краснодеревщик, тот — подмастерье у ювелира, вон тот — углем торгует… А это муж мастера Хейнст, в бабки играть умеет, а вообще-то он вор. Вслух-то никто такого не скажет, понятное дело, а только Лангер сам не дурак, понимает, как на него смотрят.

— Ну не пойдем, раз не хочешь, — соглашалась Риона. Правильно, зачем ей спорить и уговаривать его? Она и так уже всем похвастались красивой обновкой.

— Может, тогда в карты поиграем?

Лангер хотел было отказаться, потом вдруг согласился.

— Давай, если не боишься!

Обычно Лангер всегда в карты играл по-честному, хотя мошенничать умел. Конечно, с настоящими шулерами ему было не сравниться, а все же кое-что мог. Но — зачем? На жизнь он себе другим ремеслом добывал, а если просто так, для развлечения, так по-честному как раз интереснее. Но тут он все хитрости вспомнил, каким его в юности научили, все использовал. Обыграл Риону несколько раз кряду, как дурочку, и плевать, что играли они на интерес, главное — чтобы она себя самой умной не воображала.

Она, похоже, расстроилась. Посмотрела растерянно, вздохнула. И больше сыграть не предлагала.

В другой раз она вдруг взяла да ни с того ни с сего подарила ему серебряное кольцо-печатку. Собственно, она и раньше ему всякое разное дарила — лютню, потом пряжки для башмаков. Тогда он радовался, а теперь накатило раздражение. Она что, хочет его привязать этой ерундой? Или просто лишний раз напоминает, что он тут ничто и никто, даже кольцо сам себе купить не может? Мало того, что он в ее доме живёт, за ее счёт одет и сыт, так ещё и это… Между прочим, он ее об этом не просил! До нее он жил нормально и от женщин подарки не принимал — сам дарил!

По ночам в спальне Лангер теперь не тратил зря времени и сил. Ей это не нужно, ну, а ему и подавно. Быстро делал свое дело с одной надеждой — что она понесет поскорее. Потом отодвигался, сколько позволяла кровать, отворачивался и засыпал.

Когда он в первый раз так сделал, Риона, кажется, удивилась. Осторожно тронула его сзади за плечо, словно обнять хотела. Лангер дернулся, чуть с кровати не свалился, отстраняясь. На следующую ночь она уже не пыталась лезть к нему с объятиями. Молча встала и вышла из комнаты. Ну и молодец, не дура, сама поняла…

Ян вернулся через десять дней. Лангер столкнулся с ним перед самым домом, когда возвращался с прогулки — если можно так назвать тоскливое и бесцельное блуждание по улицам.

— Ты как тут оказался? — удивился он.

— За тобой зайти решил, — пояснил Ян, — позвать посидеть вместе. Я ж по тебе соскучился!

— А уж я-то как соскучился! — засмеялся Лангер. Они обнялись.

— Ну так пойдем!

— Нет, подожди, — спохватился Лангер, — я домой заскочу, деньги возьму!

— Не надо, я угощаю! — возразил было Ян, но Лангер был тверд. Если бы они в городе встретились, так бы ещё ладно, а когда в двух шагах от дома…

Он бегом поднялся на второй этаж, открыл ящичек бюро. И задумался — сколько взять? Ян сейчас с полными карманами, будет бахвалиться, всех в трактире угощать… Не хочется же ударить лицом в грязь перед ним! Он пытался сообразить, сколько может ему понадобиться на вечер, чтобы не хуже друга выглядеть. Махнул рукой и взял все, что было, торопливо запихнул в кошель. Какая разница? Что останется, он обратно положит.

Лангер запер пустой ящичек и поспешил к ожидающему его Яну.

По дороге Лангер все пытался расспрашивать Яна, как оно там, на ярмарке. Тот оказался неважным рассказчиком, пожимал плечами и повторял одно:

— Там здорово, весело! Ну, как и в прошлом году, ты же помнишь, так же и сейчас.

Лангер настаивал:

— Ты про порт расскажи, как он? Как море?

Ян хмурился, подбирая слова:

— Ну что я тебе скажу? Порт как порт, корабли там. Много. Я у одного моряка ракушку в карты выиграл, из южного моря, потом покажу. Что море? На месте море, никуда не делось. Нет, без тебя я в дюны не ходил. Одному неинтересно.

Это даже обидно было. Мало что не смог сам побывать там — так этот дуреньрассказать и то не может!

В трактире было весело и шумно. И пахло, как всегда, дешёвым пивом и жареным луком. А Лангеру так и чудилось, что пахнет морем, смолеными канатами, сохнущими водорослями, и ещё немного дорожной пылью. Они пили, разговаривали, смеялись и снова пили. Привлеченные их разговором, к ним подсаживались знакомые, и полузнакомые, и знакомые знакомых. Ян, хвастаясь богатой добычей, угощал всех собравшихся, и все пили за его здоровье. В следующий раз проставлялся уже Лангер, стараясь не отстать от друга.

Время летело незаметно. Когда за окошком сгустились сумерки, Лангер спохватился, что опоздал к ужину. Впрочем, спешить было уже незачем, так долго его, конечно, не стали ждать, давно без него поужинали. Ну и правильно! Зачем он там вообще нужен? Его место здесь, где ему рады, где его знают и уважают…

И вообще, когда придет домой, тогда и придет. Имеет право!

В следующий раз Лангер опомнился уже ночью. Большинство посетителей давно разошлись. Ян спал, уронив голову на грязную столешницу. На коленях Лангера сидела белокурая девица в красном корсаже. Когда она успела там оказаться, Лангер совершенно не помнил.

— Пойдем спать, да, красавчик? — спросила девица и хихикнула, словно в этих словах было что-то смешное.

Лангер встряхнул головой, пытаясь соображать. Как-то не совсем правильно это было. Надо бы вернуться домой. Спать тут, в трактире — нехорошо. И тем более нехорошо обниматься с этой белокурой. У него есть дом и жена…

Только вот прямо сейчас возвращаться глупо. Ночь же, все спят. Риона на втором этаже, она и не услышит, если он начнет стучать. А Виллем услышит и откроет, и слова не скажет, разве что про себя проворчит, а только ему утром вставать раньше всех, шихту растапливать… Почему-то Лангеру врезалось в память это странное слово «шихта», надо бы узнать толком, что это такое.

В общем, не стоит среди ночи возвращаться. Надо переночевать, а вернуться уже утром.

Он повнимательнее посмотрел на девицу. Волосы гораздо светлее, чем у Рионы, и лежат мягкими локонами. Грудь над корсажем такая, что ткань платья чуть не трещит. Кожа нежная, гладкая, белая. Лангер погладил незнакомку по щеке, та обняла его, потянулась с поцелуем. И целовалась она умело, не хуже самого Лангера.

Он перехватил девицу поудобнее, сунул руку ей за ворот платья — грудь удобно легла в ладонь. И всё-таки, откуда она взялась? И как ее хоть зовут? Ведь наверняка знакомились! Он поднапряг память, нахмурился, соображая:

— Ну, пойдем, Лотти!

— Меня Лиззи зовут, красавчик! — она опять захихикала так, словно ее щекотали.

Личико у девицы было миленькое, смотреть приятно. И в постели она оказалась хороша, и ласкать умела, и на его прикосновения отзывалась с готовностью, так что все получилось просто замечательно. В итоге заснул Лангер только на рассвете.

И проснулся, разумеется, далеко за полдень. Голова болела, мутило. Он вышел на крыльцо, немного отдышался. Вернулся в трактир, в общий зал. Трактирщик окинул его помятую физиономию оценивающим взглядом и молча протянул кружку пива.

После третьей кружки в голове прояснилось. Лангер огляделся, увидел за столом в углу Яна в обществе аж двух девиц сразу. Что же, Ян холостой, ему можно, а у него, Лангера, жена…

Вчерашнее — не в счёт, это так, спьяну. Жена — это всерьез, их обвенчали, они в верности клялись…

Ян заметил его, приглашающе махнул рукой. Лангер подошёл, сел рядом. Ну, позавтракать-то надо? Одна из девиц, увивавшихся вокруг Яна, придвинулась было к Лангеру. Тот отрицательно замотал головой.

— Ты тут, красавчик? А я уж думала, ты меня бросил!

Лангер обернулся. И увидел вчерашнюю девицу.

— А ты решила, я с тобой так и останусь? — бросил он чуть сочувственно. — У меня жена есть.

Девица засмеялась.

— Жена?! Вовремя ты о ней вспомнил! Да и то, жена — не стена, отодвинуть можно.

— Ну уж нет, — насупился Лангер, — поищи себе другого кавалера!

Она не стала спорить.

— Хоть завтраком угостишь?

— Садись, — Лангер подвинулся, уступая ей место за столом. Подумал, вынул из кошеля несколько монет, протянул девушке. Та мгновенно ухватила деньги, спрятала в карман фартука. Это заметили и девицы, сидящие с Яном, посмотрели в его сторону с интересом. Одна, рыженькая, спросила:

— А что это ты при деньгах, а такой невесёлый?

— Да вот в Герст не попал в этот раз, — честно сказал Лангер.

— Ну и что? — не поняла девушка. — У тебя и без того деньги водятся.

— Да при чем здесь деньги!

Лангер попытался объяснить, рассказать про дальнюю дорогу, про то, как здорово каждый миг видеть перед собой что-то новое, каждую ночь засыпать в новом месте, и про сам Герст… И с досадой понял, что девушек его слова не трогают. Рыжая, кажется, даже и не слушала, только на его кошель косилась.

Почему-то вспомнилось, как внимательно слушала его рассказы про разные города Риона. Каждое слово ловила, переспрашивала…

В голову вдруг пришла нелепая мысль — Риона, наверное, поняла бы его огорчение. Вот ведь чушь! Что она может понять! Из-за нее он и торчит тут, как привязанный…

Он безнадежно махнул рукой. И взялся за завтрак.

Потом отодвинул опустевшую тарелку, расплатился с трактирщиком. Надо было вставать и идти домой. Он представил себе, что его там ждёт. Насупленные лицо Рионы — «У тебя какие-то дела были?» Подчёркнуто, нарочито почтительный голос Магды — «Вы бы предупредили, хозяин…» Опять будут смотреть на него, будто он виноват, будто он должен оправдываться, как будто ему нельзя погулять и выпить с другом!

Ничего плохого не случится, если он ещё на полчаса задержится. Выпьет ещё кружку. Ну, может, две. Придёт чуть позже, что такого?

Рыжая девица подсела к нему сбоку. Он машинально обнял ее, потрепал по щеке. Зелёные глазищи, алые губы, заранее приоткрытые для поцелуя. В этом же плохого нет, правда? Он привлек девицу к себе.

Лангер открыл глаза, с некоторым недоумением глядя на низкие серые облака за узким окном. Сколько дней он тут? Он попытался подсчитать, получалось плохо. Кажется, пять… или всё-таки четыре?

Он приподнялся на подушке. От этого движения проснулась спящая рядом темноволосая девчонка, потянулась к нему.

Лангер вдруг замер, встревоженный неожиданной мыслью. И осторожно спросил:

— А ты от меня не понесешь?

Девчонка скривилась, точно неспелое яблоко раскусила:

— Тьфу на тебя, такое сказать! Дура я, что ли? На черта мне это надо!

— А как же? — удивился Лангер

— Каком! Разные есть способы, тебе знать незачем!

Она помолчал и добавила:

— А если случится, так можно к старухе Скалле сходить, она умеет вытравить плод.

Лангер молчал. Почему-то на душе было нехорошо. Да что там — просто погано было.

Интересно, пыталась ли его мать вытравить плод?

Если бы получилось, ей бы полегче жилось. Не пришлось бы заботиться о нем, Лангере, думать, как его прокормить… И, наверное, тогда она не умерла бы так рано.

Лангер всю жизнь ненавидел того человека… ну, своего отца. А ведь тот ничего особенного не сделал. Ровно то же, что и сам Лангер.

Он встал, оделся под недоуменный взглядом девицы. Полез в кошель и поразился тому, как мало в нем осталось. Когда он успел столько потратить? А Риона говорила, что это — все ее деньги.

Его обожгло стыдом.

Нет, конечно, голодать Риона не будет. Даже если это правда все-все деньги, все равно… Одолжит у кого-нибудь. Да какого черта? Она знала, что он вор, сама виновата.

Эти рассуждения не помогали. Все равно было стыдно.

Девчонке он заплатил щедро. Монетой больше, монетой меньше — разница невелика, и она, эта темненькая, не виновата, что он вор, свою же жену обокрал, в своем же доме…

Он вышел на улицу, под моросящий дождь. Поежился, потёр ладонями лицо, заросшее щетиной. И пошел — домой. Нужен ли он кому теперь в этом доме? По крайней мере, оставшиеся деньги вернуть надо, а там видно будет.

Он шел тесными грязными улочками, так непохожими на чистые аккуратные улицы ремесленного квартала. Шел мимо покосившихся заборов, мимо домишек с узкими окнами, закрытыми рассохшимися ставнями… И вдруг остановился.

Из двери убогого грязного трактира вышла Риона.

Что она здесь делает?!

Приличной женщине в этом квартале попросту опасно бывать. Хорошо ещё, что ей хватило ума надеть черную накидку, старую, побуревшую на сгибах, под ней не видно шерстяного платья и белого чепца…

Она огляделась по сторонам. И увидела его.

Они одновременно шагнули навстречу друг другу.

— Что ты тут делаешь?

Два вопроса прозвучали хором. Риона ответила первой:

— Я… так, по делам. А ты куда идёшь?

— Домой! — ответил он с вызовом. Ну, точно не очень-то он ей нужен…

— Домой? — переспросила она растерянно. — А где ты был?

— Гулял!

Он ждал упрёков, возмущения, гнева.

— А почему так долго?

— Заблудился!

— А… ну ладно, — она осторожно коснулась его руки. — Ну, пойдем домой!

Они шли рядом. Она молчала, и без того узкие губы сжаты в тонкую линию, лицо как каменное. И даже не смотрит в его сторону. Противно ей, значит, на него смотреть…

Ну и плевать! Ему на нее смотреть тоже не больно-то приятно!