Лангер отряхнул с лопаты песок, отставил ее в сторону, повернулся к Рионе:

— Так что у тебя там с вазой не так?

Она заколебалась было, потом ответила:

— Сама не пойму, только она мне не нравится. Какая-то тяжеловесная, нижняя часть слишком массивная.

Лангер взял вазу в руки, покрутил, разглядывая со всех сторон. Пожалуй, Риона была права. Та, что в передней комнате, была гармоничной, соразмерной, а эта…

— А если тут, внизу, вот такой изгиб сделать? — он изобразил рукой. Риона покачала головой:

— Так не получится. Оно, может, и красиво было бы, но стекло лопнет.

— А может, просто цвет тут сделать посветлее? — предположил он. Риона взяла пластинку матового белого стекла, приложила к нижней части вазы.

— А вот это, пожалуй, хорошая мысль. Можно не сплошь сделать, а полосами. И тут ещё рельеф выдавить…

— А ты вообще как работаешь? — заинтересовался Лангер. — Каждый раз по-новому что-то придумываешь?

— По-всякому, — пояснила Риона. — Если удачно получилось, то можно и повторить несколько раз. А бокалов и вовсе надо помногу одинаковых делать, их дюжинами покупают. А бывает, что я придумаю вещь, а Клаас потом повторяет.

— А Йост?

— Йост пока в основном дешёвый товар делает, бутылки да стаканы. Им цена невелика, зато и спрос на них всегда есть, и изготавливать их — дело нехитрое. Стаканы даже Виллем выдувает.

— А вот ты сказала, что стекло лопнет… Почему? И откуда ты это заранее знаешь?

Риона стала объяснять про напряжение в стекле, про отжиг — оказывается, вторая, невысокая печь была нужна как раз для этого. Лангер слушал, переспрашивал. Он и не думал раньше, что это так сложно!

Потом Риона вдруг спохватилась:

— Нас, поди, уже к обеду заждались!

Лангер вспомнил о том, что было вчера на столе. И насупился.

— Я не думал, что тебе так придется ужаться… что одни пустые овощи.

— Я же говорила, что это все деньги, — ответила Риона спокойно, без упрека в голосе.

— Ну, я думал, ты одолжишь у кого-нибудь…

Риона поморщилась.

— У знакомых я одалживаться не люблю. Сразу как отец умер, приходилось, но это неприятно. И молва дурная пойдет, что я не могу следить за расходами. А в банке брать тем более невыгодно, уж лучше так потерпеть. Спасибо, что Магда согласилась подождать с платой.

— Давай мое кольцо продадим, — предложил Лангер, — и лютню тоже можно!

— Нет, что ты! — отказалась Риона. — Ты хорошо играешь, слушать очень приятно! И кольцо хорошо смотрится. Или оно тебе не нравится? Материалы для работы у меня пока все есть, это главное, а остальное… Потерпеть можно. Когда отец умер, хуже ужиматься приходилось. А на этой неделе я товар сдам, и деньги будут!

После обеда они к делам не возвращались. Воскресенье же! Успеют ещё. На улице опять моросил дождь, так что на майл тоже не пошли. Сели играть в карты. Лангер на этот раз не жульничал, и Риона то и дело выигрывала. А потом вдруг спросила:

— А как ты тогда играл, что все время обыгрывал?

Лангер покраснел:

— Ты обиделась? Мы же не на деньги играли! Это, считай, шутка была.

— Да я не про то! Я хотела сказать, научи меня этому!

— Зачем?! — изумился Лангер. Риона пожала плечами:

— Просто так. Интересно. Ну, понятно, с другими я так играть не буду, только с тобой!

Лангер не стал спорить. Правда, почему бы и нет?

Когда за окном окончательно стемнело, они пошли наверх. Лангер потянул Риону в свою комнату. На пороге она остановилась:

— Тебе неприятно со мной…

— Глупости не говори, — он закрыл ей рот поцелуем. Ее губы приоткрылись ему навстречу, неожиданно оказавшись живыми, тёплыми, умелыми.

За эти дни он успел забыть, как она обычно целуется, и не сразу сообразил, что изменилось. А когда дошло — резко отстранился, спросил:

— Как ты этому научилась?!

Риона ответила спокойно, безо всякого смущения.

— Я в прошлое воскресенье у Менкеса в гостях была, он как с ярмарки возвращается, всегда мастеров созывает.

Менкес?! Ну вот не зря Лангеру тогда подумалось, что они с Рионой хорошо смотрятся, прямо пара… Но возмутиться он не успел, она продолжила:

— И я поговорила с его женой, не прямо про нас с тобой, а вообще… И она сказала, что надо уметь всякие такие вещи делать, тогда, мол, муж доволен будет.

— И она тебя научила?

Вообразить себе эту картину Лангеру не хватало фантазии.

— Нет, конечно. Я пошла… ну, знаешь, переулок за мельницей. И там подошла к одной… девушке и заплатила ей, чтобы она меня научила. А тебе что, не нравится?

Лангер кусал губы, чтобы не рассмеяться. И одновременно сгорал от стыда. Пока он развлекался, она… да в том переулке… а если бы ее там кто знакомый увидел? И вообще, с чужими людьми про такие вещи… про то, как она с ним…

— Нравится, — ответил он наконец, — очень нравится. Только ты бы лучше меня спросила, я сам все объяснить могу.

— Так ведь неловко, с тобой о таком разговаривать, — пояснила Риона.

— А с чужими ловко? — удивился Лангер. Подумал и добавил: — Ты же сама все время говоришь, что мы семья и у нас все общее. Ну, значит, и говорить мы о чем угодно можем. Видишь, как глупо получилось — я про ярмарку не спросил, ты про то, как целоваться… Давай всегда друг друга прямо спрашивать, если что!

— Правильно, — согласилась Риона.

И снова жизнь пошла спокойно и ровно, день за днём. По утрам Лангер так же шел с Рионой в мастерскую. Но теперь он смотрел не с пустым любопытством — старался понимать, как создаются изделия, какие элементы, какие детали можно использовать. Потому что перед ужином они с Рионой обсуждали новые вазы, чаши, бокалы, делали наброски, спорили о цветах и пропорциях.

Вечера они проводили как и прежде — то гуляли на майле, то играли в карты, а иногда Лангер брался за лютню, а Риона слушала.

Как прежде — и все же по-другому. На майле Лангер теперь не чувствовал себя чужим. Новичком — да, но не посторонним, не лишним. Как будто то, что он раз-другой в неделю перемешивал шихту да помогал Виллему поднять из подвала корзины с углем, уже позволяло ему считать себя наравне с другими. С углем, по правде говоря, случайно получилось. Ученик запаздывал к ужину, и Магда забеспокоилась, вот Лангер и пошел в мастерскую поторопить его. Вошёл и увидел, как мальчишка, тяжело сопя, волочит корзину.

Лангер молча отстранил Виллема, ухватился за ручки. Корзина оказалась тяжелее, чем он думал. Знал бы — тоже волоком тащил, не поднимая. Однако все же справился, донес до печи, не показал слабости перед щенком. Оглянулся — Виллем уже вытаскивал из подъемника следующую. Вдвоем они справились быстро. Мальчишка промолчал, не поблагодарил, но враждебности в его глазах поубавилась. А у Лангера появилась привычка — по вечерам посматривать, чем Виллем в мастерской занят. Полы подмести или окна протереть — это ученик, конечно, и сам справится…

На то, чтобы освоить все карточные жульничества, Рионе понадобилось три недели. Лангер научил ее и тому, как понять, что противник мухлюет, и даже тем знакам, которыми обмениваются между собой шулеры, работая в паре — хотя это уж точно никак не могло ей пригодиться. Теперь, садясь по вечерам за игры, они всегда уточняли друг у друга, как будут играть, честно или нет. Почему-то это обоим казалось очень смешным.

Как-то раз, когда Лангер наигрывал на лютне, Риона вдруг спросила:

— А что за танец мы с тобой тогда танцевали вдвоем? Ты можешь его сыграть?

Лангер с готовностью заиграл круисполку. Веселая музыка, заводная, и играть приятно, и слушать. А Риона вздохнула:

— Сплясать бы опять, да только ты же не сможешь играть и танцевать сразу. Может, Виллема с губной гармошкой позовём?

— Не надо! — решительно заявил Лангер. — Зачем нам Виллем?

Он отложил лютню, взял Риону за руки. И стал негромко напевать мелодию, сначала не спеша, потом все быстрее и быстрее, отбивая каблуками ритм. Риона танцевала легко и уверенно, не сбиваясь, глаза весело блестели. И Лангер с удивлением понял, что ему и самому нравится этот танец без музыки, только для них двоих.

Риона пожаловалась, что в мастерской заканчивался песок. Лангер нанял в предместье лодку, позвал Яна, и они вдвоем два часа плыли вверх по реке. Пока Лангер греб, Ян с кормы лодки забросил удочки, то и дело дёргал то окуня, то щучку. Причалили к берегу на излучине. Чистый белый песок скрипел под ногами, блестел на солнце. Они в четыре руки работали лопатами, наполняли мешки. Когда притомились, устроили перерыв, искупались, пожарили на костре чуть ли половину улова. Струйка дыма от костра поднималась к безоблачному небу, солнце вспыхивало бликами на поверхности воды.

— Ты прямо совсем привык, уже хозяйствуешь, — посмеивался Ян. Лангер пожал плечами:

— Ну а что делать? Раз уж я ей муж и живу в доме… Что же, на ее содержании жить? Она работает целыми днями, а мне в потолок плевать?

— Ну правильно, — согласился Ян. — А вообще у тебя как с ней?

Лангер ответил не сразу. Сощурился, глядя на реку, поднял плоский камушек, бросил его с размаху «блинчиком». Вроде и несложный вопрос, а сходу не скажешь…

— Да нормально, привыкаю, — сказал он наконец. — Она страхолюдина, конечно, а так, если в лицо не смотреть, то и ничего. И не дура, разговаривать с ней интересно. Но все равно такая жизнь не по мне. Так что я насовсем не останусь, все равно уйду.

— Всё-таки ты дурак, — вздохнул Ян. — Не ценишь ты своего счастья.

Возвращались они изрядно усталыми, но грести вниз по течению было нетрудно, вода сама несла тяжело груженную лодку.

Лангер пытался предложить Яну денег, все же тот целый день потратил.

— Да ты сдурел? — Ян даже обиделся. И рыбу взять отказался. Тогда Лангер взял да и позвал его в гости. Вот на это Ян с радостью согласился. А Лангер запоздало подумал, что надо бы с Рионой заранее поговорить.

К его удивлению, она тоже обрадовалась:

— Это ты здорово придумал! Когда отец был, он тоже гостей приглашал…

В одиночку Ян стеснялся куда больше, чем в тот раз, когда с Лассе приходил. В разговор почти не вступал, отмалчивался. А когда Риона стала его благодарить, что с песком помог, он и вовсе смутился, опустил голову, уткнувшись в тарелку. На прощанье Магда ему завернула пару кусков пирога с рыбой.

Днём Лангер сидел в кабинете, просматривал гроссбух Рионы. Не то чтобы он разбирался во всех этих сложностях, но уж где на что цена указана — понимал. А потом уходил бродить по городу, и не просто так, как раньше, а со смыслом. Заходил в лавки, смотрел, сколько стоят стаканы и бокалы. Останавливал на улице угольщика с тачкой, приценивался…

А потом как-то вечером спросил у Рионы:

— А что ты так дешево свой товар отдаешь? В лавках он дороже стоит.

— Это не дешево, — возразила Риона, — дороже у меня никто не возьмет. В лавку не за вазами ходят. Туда ходят за горшками, мисками да кувшинами. Ваза там полгода простоять может, пока ее случайно купят, заодно с горшком. А мне недосуг по полгода ждать.

— А на ярмарку? — настаивал Лангер. — Там-то полгода ждать не приходится! Туда не за мисками ходят, а как раз за дорогими вещами, красивыми, редкими!

— А купцу, который туда товар везет, свой доход иметь надо, — пояснила Риона. — И лошадь, и повозка, и место на площади, где палатку поставить, и место на постоялом дворе, где самому заночевать… Ты попробуй дешевле управься!

Они вдруг разом застыли, пораженные одновременно одной мыслью. Первой заговорила Риона:

— Ведь ты же хотел на ярмарку съездить!

— А что ты думаешь, и попробую, — рассмеялся Лангер. — Какая у нас ближайшая подходящая?

— Через два месяца в Эммене осенняя ярмарка будет, поедешь?

— Так нескоро! — нетерпеливо воскликнул Лангер. Риона усмехнулась:

— Ты не спеши так. Лошадь с повозкой найти недолго, только ведь это стекло, а не дрова, их просто так не навалишь! Надо ящики подготовить или корзины, куда все упаковать, солому купить, чтобы переложить… Знаешь, тебе надо будет с Менкесом поговорить, он подскажет.

— Очень нужно твоему Менкесу мне помогать, — проворчал Лангер, — я же ему конкурентом буду!

— Не все деньгами меряется, — возразила Риона. — Менкес с моим отцом дружил. Если бы не он да не Клаас, я бы после отцовской смерти не справилась, он мне тогда очень помог.

Риона оказалась права, два месяца пролетели быстро. Лангер загодя нашел, у кого нанять лошадь, сильную, но спокойную и покладистую. И повозку тоже выбрал заранее. И часть платы сразу отдал. И не пожалел времени научиться запрягать и править лошадью. Оно вроде и нехитрое дело, а все равно уметь надо. Понесет лошадь — не то что товар, повозка не уцелеет.

Корзины пришлось покупать, тоже расход. И солому тоже. Хорошо, что уже жатва началась, и солома дешёвая.

По вечерам Риона и Лангер теперь сидели в маленькой комнате позади мастерской, где хранился готовый товар. Разглядывали каждую вещь по отдельности, прикидывали ей цену, потом оборачивали соломой, укладывали в корзину — плотно, чтобы на тряской дороге не побилось.

— Маловато получается, — вздохнула Риона, оглядывая ряд корзин. — Это и половину повозки не заполнит.

— Так давай я дешевку тоже возьму, — предложил Лангер. Риона удивилась:

— Простые стаканы в Эммен тащить? Кому они там нужны?

— Не в Эммен, — пояснил Лангер. — По дороге распродам. Дорога-то не глухим лесом идёт, а через деревни, через городки. А ты сама говоришь, на такое всегда спрос есть. Выгоднее получится, чем у тебя их сейчас разносчики берут.

— Это ты здорово придумал! — обрадовалась Риона.

Чем ближе была ярмарка, тем больше волновался Лангер. В голову лезли тревожные мысли. А вдруг повозка опрокинется, и все разобьётся? А вдруг у него ничего не купят? А вдруг его обворуют? Последнее почему-то пугало сильнее всего.

А ведь Риона отдала ему чуть ли не все, что за два месяца сделали! А он, дурак, совсем недавно думал, что она ему не доверяет, когда деньги из шкафчика пропали. Думал, она их от него спрятала. А она их сразу потратила, в дело пустила. Через несколько дней появилось и мясо на столе, и деньги в бюро.

Лангер тогда ещё напомнил Рионе, чтобы в другое место переложила. Она посмотрела на него с недоумением:

— Мы же семья, у нас все общее, помнишь?

Сейчас Риона выглядела спокойной, ещё и его подбадривала…

В день отъезда Лангер проснулся ни свет ни заря, даже, кажется, раньше Виллема. Оделся, сбегал за лошадью и за телегой. Вернулся, пристроил их в переулке, у задней двери мастерской, и пошел в дом. Магда как раз завтрак приготовила и даже лепёшек ему в дорогу напекла. Вместе позавтракали. Тяжёлые корзины Лангеру грузить помогали подмастерья, Риона стояла рядом. Когда она в сотый, наверное, раз сказала, что все будет хорошо, до Лангера дошло, что она тоже волнуется. Потом они поцеловались на прощанье, Лангер взялся за вожжи, и лошадь неспешно пошла вперёд.

На первом же постоялом дворе Лангер продал дюжину стаканов. На следующем — пару бутылок. На третьем остановился заночевать. Устроил лошадь в конюшне, сам наспех поужинал и лег прямо на телеге, между корзин. Зябко и жёстко, зато точно не обокрадут.

Не выспался, конечно, потом весь день носом клевал. Но ничего, до Эммена всего три дня пути, можно и потерпеть.

Копыта бодро стучали по мощной дороге. Добродушная гнедая кобыла не слишком нуждалась в присмотре возницы, и Лангер то дремал сидя, то вскидывал голову, чтобы посмотреть на перелески в золотой осенней листве, квадратики сжатых полей, ползущие по каналам баржи… Эммен открылся неожиданно. Дорога сделала поворот, и Лангер увидел стену серого известняка и стройную башню. Мелькнула в голове неожиданная мысль — стоило бы сделать вазу или, может, графин в виде этой башни. И бокалы в виде зубцов стены. Если бокалы, тогда точно графин, получится комплект…

В городе Лангер первым делом, как учил его Менкес, отправился искать распорядителя рынка — заплатить пошлину, узнать, где ему со своим товаром расположиться. Правда, Менкес его сразу предупредил, что новичку хорошего места никто не даст, куда-нибудь в угол, на задворки запихнут. Ну, что поделать…

Распорядитель, лысый, зато с длинными рыжими усами, словно таракан, действительно встретил Лангера не слишком приветливо.

— И откуда ты такой явился? — мрачно спросил он. — Давай показывай, что там у тебя!

И словно про себя проворчал:

— Хлам всякий везут, только покупателей отпугивают…

— Я из Бригге, — Лангер поспешно развязывал ближайшую корзину. — У меня стекло…

Усач бесцеремонно сунул руку в корзину, вытащил широкую чашу с двумя изогнутыми ручками, покрутил, разглядывая со всех сторон.

— Из Бригге? Это что же, мастерской Хейнст работа?

Лангер кивнул. Распорядитель пошевелил усами в раздумье.

— Что же, раз мастер Хейнст тебе доверяет… Ладно, выделю тебе место получше. Грешно такую работу на задворках прятать!

Через неделю Лангер тронулся в обратный путь. Товар свой он распродал за пять дней, не так уж много его было, да и брали у него охотнее, чем у соседей. Те завидовали, Лангер пояснял:

— Я же первый раз здесь. А новичку везёт, всегда так бывает.

— Не в том дело, — возражали ему. — Тебе, красавчику, люди не столько за товар платят, сколько за улыбку!

— Улыбаюсь-то я бесплатно, — отвечал он со смехом.

Шестой день он потратил на то, чтобы побродить по городу, по рынку. Полюбовался башнями, выбрал подарки. Магде купил фартук, нарядный, с прорезным кружевом. Виллему — большой фигурный пряник, пахнущий имбирём и медом. Над подарком для Рионы он призадумался, долго бродил между рядов, глядя по сторонам. Потом увидел лоток со всякими женскими притираниями и помадами. Вспомнил грубые, шершавые руки Рионы и выбрал горшочек мази — продавец заверял, что от нее кожа нежной делается. И крошечный флакончик розового масла взял. И отправился в путь.

Можно бы и ещё задержаться, но ведь за лошадь с телегой поденно платить надо, зачем же лишний расход!

Налегке кобыла шла куда веселее, чем с тяжелым грузом. Лангер насвистывал, поглаживая тяжёлый кошель, оглядывался на свёртки с подарками, заранее представлял, как обрадуется Магда, как Виллем будет скрывать радость за привычно недовольным видом… как он обнимет и поцелует Риону.

Он возвращался домой.