Лангер вернулся в Бригге в середине дня. По дороге вернул лошадь и телегу владельцам, до дома дошел пешком. Кошель он убрал за пазуху, а то с пояса его слишком легко срезать. И шел, придерживая рукой.

Дверь ему открыла Магда, ахнула:

— Неужто распродали уже? Мы вас позже ждали, хозяин! Вот хозяйка-то рада будет!

— А уж я-то как рад! — засмеялся Лангер.

Пока он умывался с дороги, Магда развила бурную деятельность, спеша приготовить праздничный ужин.

Вышла из мастерской Риона, замерла на месте, увидев Лангера, потом бросилась к нему:

— Ты вернулся!

Они обнялись. Лангер чувствовал, как стучит сердце в груди Рионы.

Он вернулся домой. Туда, где ему рады.

Они прошли в кабинет. Лангер вручил Рионе подарки.

— Зачем мне это? — растерялась она.

— Зачем всем женщинам, затем и тебе, — пожал он плечами и добавил с усмешкой: — Ты у жены Менкеса спроси!

— Спасибо, что ты меня в переулок за мельницей не послал спрашивать! — чуть язвительно ответила Риона, и оба засмеялись.

Лангеру вдруг подумалось — пусть Риона и немного умеет в постели, зато с ней хорошо и разговаривать, и смеяться…

Потом он демонстративно высыпал деньги в ящик. Понятно, что часть этих денег разойдется тут же — на жалование подмастерьям, на красители… Но все равно смотреть на полный ящичек было приятно.

— У тебя здорово получилось, — с уважением сказала Риона. — Я и не ждала такого!

— Что, когда у нас теперь следующая ярмарка? — деловито спросил Лангер, старательно скрывая гордость.

— Так весенняя же, в Ноарде, — не задумываясь, ответила Риона. Лангер удивился:

— А рождественская?

Риона поморщилась.

— Не надо на рождественскую! Останься дома, вместе отпразднуем. Притом я на рождественскую ярмарку мало товара отдаю. К такому празднику все загодя готовятся и подарки ещё с осени заказывают, я, можно сказать, только на заказ работаю, так что тебе и ехать не с чем будет.

Лангер не стал спорить. Действительно, была охота мерзнуть! Пока до места доберешься, примерзнешь к повозке, да и на рыночной площади в холод топтаться — то ещё удовольствие.

Потом был ужин, с тушёной курицей, и медовыми блинчиками, и горячим вином. Магда красовалась в новом фартуке, поминутно разглаживая оборки. А Виллем, принимая пряник, привычно насупился, буркнул мрачно:

— И на что мне это? Я не ребенок!

— Я тоже не ребенок, а сладости люблю, — возразил Лангер и неожиданно для себя взьерошил волосы на голове мальчишки. Тот отскочил, крепко прижимая подарок к груди.

И снова пошла прежняя жизнь, день за днём. Мастерская, шихта, уголь, эскизы…

Зима наступила как-то внезапно. Кажется, только вчера деревья стояли в золотой листве — а сегодня в воздухе кружатся снежинки, и каналы схвачены льдом. Теперь вместо прогулок по майлу они ходили кататься на коньках. Бегали то держась за руки, то наперегонки — и Лангеру нелегко было обогнать Риону.

Возвращались вечером, в темноте. Виллем открывал им дверь, завистливо косился. Что же, в его годы у Лангера тоже коньков не было, даже самых дешёвых, с деревянными полозьями.

О приближающемся Рождестве первой напомнила Магда. Демонстративно поглядывая на хозяйку, проговорила словно про себя:

— Праздник скоро, в этом-то году дом украшать надо…

Видно, в прошлые годы Риона об этом не слишком задумывалась.

Эта нехитрая мысль неожиданно захватила Лангера. Когда-то они с матерью тоже украшали дом к Рождеству, и от запаха хвои и воска, от зелени еловых веток их бедное жилище казалось светлее и уютнее.

Риона задумалась о другом.

— Тебе к портному надо сходить. На Рождество бал в танцевальном доме будет, ты бы принарядился!

— А ты? — уточнил он. Риона махнула рукой:

— Мне незачем! Праздничное платье у меня есть, не шить же каждый раз новое. Да на меня и не смотрит никто.

— Вот и надо, чтобы смотрели, — серьезно сказал Лангер.

— И смеялись, — с горечью в голосе добавила Риона. — Что в новом платье, что в старом… Обезьяна и с золотым кольцом — все равно обезьяна. Ноги бы моей на этом балу не было, только ведь положено… хотя бы раз в год.

— Не будут смеяться, — твердо и уверенно заявил Лангер. — Любоваться будут!

Он давно заметил, что в мастерской Риона выглядит красивее, чем обычно. И не только потому, что ее лицо в отблесках огня кажется необыкновенным и таинственным. Ещё и по другой причине.

— Зачем ты сутулишься? — неожиданно спросил он.

— Сам не понимаешь? — помрачнела Риона. — Угадай, как меня в детстве дразнили!

— Каланчой, — спокойно констатировал Лангер. — Только от того, что ты сутулишься, ты не становишься ниже. Все равно высокая, только ещё и горбатая. Выпрямись и плечи расправь! Встань, как в мастерской!

Он почти силой подвёл ее к зеркалу, повернул боком.

— Смотри, какая у тебя грудь красивая!

— У меня? Красивая?!

Кажется, она хотела сказать это насмешливо. Но Лангер ясно расслышал в ее голосе надежду.

— Ещё какая! — подтвердил Лангер. — Только жилетом ее сдавливать не надо. А надо, чтобы грудь была приподнята, а не приплюснута.

Недолго думая, он схватил полотенце, обернул им Риону, стянул, как корсетом. И опять повернул ее к зеркалу.

— Ну, сама видишь? Красиво же?

Риона смотрела растерянно:

— Я не знаю… Ты думаешь?

— Просто уверен!

В конце концов Риона действительно заказала портному корсаж. И даже не черный, а светло-зеленый. Лангер уговаривал ее на красный, но тут уж она настояла на своем.

— И так ярко будет! Не хочу, чтобы все на меня пялились…

Себе Лангер заказал новую куртку, темно-зеленую. Сам он, может, и поярче выбрал бы, но ведь надо было думать, чтобы они вдвоем хорошо смотрелись! Она же теперь не сама по себе, а его жена, и на балу они будут вдвоем, и если на нее будут смотреть с насмешкой, то, значит, и на него тоже. А этого он допустить не мог.

Дом украшали все вместе. Еловые ветки продавались на площадях, но Лангер, разумеется, не стал тратить деньги. Вот еще глупость — платить за то, что можно бесплатно взять! Дождался солнечного денька, выбрался за город и вернулся с изрядной охапкой, еле дотащил. Магда в свободные минуты вязала венки, обвивала их цветными лентами, мастерила цветы из пестрых лоскутов. Риона вырезала снежинки из бумаги, заворачивала орехи в пеструю обертку. Виллем приделывал веревочки-петельки к круглому сладкому печенью, к необыкновенно ароматным яблокам зимних сортов. Лангер развешивал украшения по всему дому. Занимались этим после ужина, и такие вечера сами по себе были маленькими праздниками. Сидели все вместе за большим столом, болтали о всякой ерунде, советовались, как сделать красивее, радовались, если что-то особенно удачно получалось…

Большую часть украшений, конечно, разместили в передней комнате, но и на все остальные хватило — и в обеих спальнях, и в кабинете тоже чувствовался праздник. Как-то днем, пока Виллем был в мастерской, Лангер с молчаливого одобрения Магды даже в задней комнате над лавкой повесил венок, и несколько орехов, и колокольчик. Пусть у мальчишки, кроме общего праздника, будет и свой собственный… Такой, какого не было у Лангера в его годы.

По утрам Лангер все так же ходил с Рионой в мастерскую. Зрелище того, как на конце трубки вырастал, словно мыльный пузырь, блестящий стеклянный шар, не переставало поражать воображение. Как-то ему в голову пришла мысль, которой он тотчас поделился с Рионой:

— А ведь такими шарами тоже можно дом украсить, очень красиво будет!

Риона на миг задумалась, кивнула:

— Верно! И делать их совсем легко, проще стаканов. Виллем справится!

Она ещё немного подумала, добавила деловито:

— На продажу в этом году уже поздно, да и ни к чему. Люди у нас старыми привычками живут, не станут покупать незнакомую безделку. Для себя сделаем, у нас дома разложим, Клаасу с Йостом предложу, в цеховой дом, друзьям на подарки… Гости будут приходить, увидят, заинтересуются. А на следующий год и на продажу можно будет.

— На следующий год их все подряд продавать будут, — проворчал Лангер. Риона возразила:

— Нет, на следующий — не будут. Ты придумал, значит, целый год только за нашей мастерской будет право их изготавливать. А вот еще через год, конечно, будут. Ну что же, значит, надо будет придумывать, как их поинтереснее делать, с узором, с рисунком…

Кажется, больше всех эта идея обрадовала Виллема. Выдувать шары было не только просто, но и интересно. В свое время Лангер удивился, как это у мальчишки получается делать стаканы — такие ровные и, главное, такие одинаковые, и почему Риона говорит, что это проще всего. А оказалось, что стаканы выдувают в форму — действительно дело нехитрое, любой дурак справится. Даже сам Лангер, наверное, смог бы. И совсем скучно, никакой выдумки. А шары — это ведь не стакан, не бутылка, это украшение, оно любым может быть, тем более не на продажу. Риона разрешила Виллему пробовать по-разному, и он делал то совсем круглые, то немного вытянутые, сжимал с боков, выдавливал на остывающем стекле узор вроде еловых веток… И с цветным стеклом он теперь работал, это тоже было для него необычно и ново.

Шары лежали и висели по всему дому, отражая огоньки свечей. Несколько самых красивых Риона взяла с собой, собираясь на сход в цеховой дом. Вернулась очень довольная — как она и предполагала, гильдия подтвердила за ней исключительное право торговать такими украшениями в течение целого года.

Наступил сочельник. Магда, кажется, начала возиться на кухне ещё до рассвета, чтобы в праздник было время отдохнуть и повеселиться. К середине дня дом был полон умопомрачительных ароматов. Лангер помогал ей, как мог. Работа в мастерской закончилась раньше обычного. Виллем тут же включился в хлопоты по дому, а Риона переоделась в праздничное платье и отправилась в цеховой дом на праздничный сход.

— Ты не обижайся, — чуть виновато сказала она Лангеру перед уходом, — там только мастера. Вот на бал можно хоть всей семьёй…

— И не думал! — спокойно ответил Лангер. Риона свое место среди мастеров честно заработала, на что тут обижаться?

Вернулась она как раз к ужину. Потом они пошли в церковь, все вчетвером. Лангер держал Риону под руку, Магда и Виллем шли следом. Крупные снежинки медленно кружились в воздухе, улицы были чистыми и белыми. И у Лангера вдруг появилось какое-то странное чувство — как будто это все его семья. Родные люди. Вот ведь ерунда лезет в голову! Ладно Риона, она ему жена, а служанка с учеником при чем здесь? Но чувство было приятное.

Утром Лангер, к своему удивлению, проснулся раньше Рионы. Осторожно, чтобы не разбудить, приподнялся на локте, разглядывал ее лицо. Почему-то во сне она выглядела не такой некрасивой, как обычно. Пропала строгая морщинка между бровей, губы раскрылись в полуулыбке… Вот бы она всегда такая была!

Она открыла глаза. Лангер с сожалением ждал, что сейчас исчезнет эта лёгкая улыбка, взгляд станет строгим, сосредоточенным…

— Ты не спишь? — она потянулась к нему с поцелуем. — С Рождеством!

Праздник начался с самого утра. Завтракали сладкими блинами, ароматным печеньем, запивали крепким пивом. Потом вручали подарки. Риона подарила Лангеру кожаный кошель, вместительный, с прочными завязками, в самый раз для ярмарки. Лангер, в свою очередь, надел ей на шею ожерелье из разноцветных камней. Не драгоценных, конечно, а все равно красиво. Яшма, и агат, и сердолик — все вместе очень даже ярко и нарядно.

Магда получила отрез кружева, целый моток. А Виллем — коньки. Как и ожидал Лангер, у мальчишки аж дыхание перехватило, он застыл, вцепившись обеими руками в подарок. И пробормотал, опустив голову:

— Я и кататься-то не умею…

— Вот ещё беда! — засмеялся Лангер. — Пойдем, научу!

И опять, как накануне, из дома они вышли все вчетвером. Магда, естественно, была без коньков, спокойно шла улицей, пока Риона с Лангером бегали по каналу туда-сюда. Виллем научился на удивление быстро, за хозяевами не поспевал, конечно, но и почти не падал. Полюбовались большой ёлкой посреди площади, купили у уличного торговца жаренных в масле пончиков и разошлись — Виллема окликнула компания мальчишек, Магда завела разговор со знакомой, а Лангер и Риона, взявшись за руки, заскользили дальше.

В дом все вернулись к обеду. После еды Лангер взялся за лютню, Виллем за губную гармошку. Сначала пели рождественские песни, как положено, и обычные, застольные. Потом Виллем заиграл нехитрую мелодию друисмана, и Лангер ухватил за руки сразу и Риону, и Магду, ухитряясь танцевать с двумя обеими разом. Крутился между ними, прыгал, то одну, то другую вертел перед собой. А что делать, если партнёров для танца не хватает?

Играли в карты и кости, потом Магда взялась гадать на картах — и как-то так получалось, что всем выпадало только хорошее, удача, и успех, и любовь до гроба…

Потихоньку догорали свечи, в сумерках таинственно блестели стеклянные шары, и по углам ложились тени от еловых веток.

Наконец Риона и Лангер поднялись наверх. На душе у Лангера было светло и радостно, и хотелось всех осчастливить. Он нетерпеливо помог Рионе раздеться, жадно стал целовать ее.

— Не надо, — прошептала она, и прежде, чем он успел обидеться, договорила: — Дай теперь я!

Видно, сладкое вино ударило Рионе в голову. Потому что оказалось, что ее грубоватые шершавые руки могут быть необыкновенно ласковыми и нежными. И целовать она умеет прекрасно, и не только в губы.

И ни одна трактирная девица, ни беленькая, ни черненькая, не могла подарить ему такое блаженство!

Они заснули, обнявшись, оба почти в изнеможении. И так и не разжали объятий до утра.

Потом наступил новый день. С утра они принимали гостей. Сначала пришел Йост, потом, к удивлению Лангера, Ян. Обменивались поздравлениями, выпивали вина с пирогом, который, кажется, стал ещё вкуснее, чем накануне.

Потом Лангер и Риона сами отправились с визитами. Лангер нес в руках большой пакет с разным печеньем. Зашли к Клаасу. Все четверо детей высыпали навстречу гостям, а вслед за ними вышла и жена Клааса, Катрин, улыбнулась приветливо. Их старшая дочь, уже почти невеста, застенчиво опустила взгляд, младший боязливо уцепился за руку матери, зато двое средних весело запрыгали вокруг, наперебой выкрикивая поздравления.

От Клааса пошли к цеховому старшине. Плотный, кряжистый мужчина, уже в годах, совершенно седой, но крепкий и сильный, посматривал на Лангера с любопытством — видно, и до него дошли сплетни о том, как Риона замуж вышла.

Напоследок они навестили Лассе. Лангер предложил, а Риона с готовностью согласилась. Похоже, своих друзей у нее немного было. А Лангер ещё и другое на уме держал. Пока Лассе рассыпался в любезностях перед Рионой, Лангер отвел Хильду в сторону и шепнул ей пару слов. Та, если и удивилась, то виду не подала. А потом уже сама отозвала Риону, зашептала что-то. Сначала Риона смутилась, замотала головой, а потом вдруг решилась, дала увести себя в другую комнату. Лангер никуда не торопился, они с Лассе сидели за столом, пили вино, разговаривали.

Потом вернулись Хильда и Риона, и мужчины разом замолчали. Уж чем там Хильда пользовалась, какими кремами или пудрой, или ещё чем — неизвестно, а только красное лицо Рионы теперь выглядело просто румяным, и оспины сгладились, стали едва заметными. А губы вдруг оказались полными, сочными, ярко-вишневого цвета. И глаза стали больше и выразительнее.

— Ну, как вам? — горделиво спросила Хильда.

— Прекрасно! — честно ответил Лангер. — Я такого и не ждал…

— А я тебе сразу сказал, что жена у тебя — огонь! — серьезно проговорил Лассе. — Очень красивая!

— Красивая? — недоверчиво переспросила Риона и улыбнулась благодарно.

Бал проходил в танцевальном доме, напротив ратуши. Разумеется, для одних только стекольных дел мастеров зал, щедро украшенный еловыми гирляндами и венками, залитый светом множества свечей, был слишком велик. Пришли и ювелиры, и краснодеревщики, и златошвейки, и мастера и подмастерья, с супругами, со старшими детьми… В этой толпе незнакомых людей на Риону не слишком обращали внимание. Во всяком случае, насмешливых или пренебрежительных взглядов точно не было. Смотрели с интересом, с уважением.

Сначала Лангер не отходил от Рионы, опасаясь, что она останется без кавалера. Весь вечер танцевать с одним человеком, притом собственным мужем, может, не так весело, но уж точно лучше, чем просто так стоять, стену подпирать. Однако потом ее пригласил Клаас, а Лангер, в свою очередь, взял за руку Катрин. Следом за Клаасом с Рионой станцевал старшина, потом какой-то незнакомый долговязый парень… Весёлый, бойкий танец сменялся чинным и строгим, танцевали то парами, то хороводом. Лангер приглашал на танец всех подряд, вихрь праздничного бала захватил его, закружил. Про Риону он, впрочем, не забывал, то и дело посматривал — не скучает ли она, не стоит ли в одиночестве? И каждый раз, оглянувшись, видел, как она, возвышаясь над толпой, кружится и кружится в танце. Пару раз Лангер и сам возвращался к ней, всё-таки это его жена, нельзя ее оставлять без внимания. Притом танцевала Риона прекрасно, одно удовольствие кружиться с ней в паре.

Они ушли почти последними. Лангер был готов на что угодно спорить, что раньше Риона уходила с бала при первой же возможности. На улице было совсем темно, Лангер освещал дорогу захваченным из дома фонарем. Перед крыльцом Риона вдруг остановилась, обняла его:

— Спасибо тебе, — проговорила негромко. — Это самое лучшее Рождество в моей жизни.

— И в моей тоже, — признался Лангер.