В середине февраля морозы сменились оттепелью. Лёд на каналах потемнел, стал рыхлым. Коньки пришлось убрать в сундук до следующей зимы. Теперь вечерами и по воскресеньям Лангер с Рионой снова ходили на майл. Со многими завсегдатаями майла Лангер был уже знаком, они здоровались, обсуждали новости и сплетни. Дивились на модную дорогую вещицу — карманные часы. Бранили затянувшуюся распутицу, ждали, когда просохнут дороги…

А вот Рионе, казалось, прогулки перестали доставлять удовольствие. Она выглядела какой-то встревоженной, озабоченной. В разговоры не вступала, на вопросы отвечала невпопад, не играла в бабки, не спешила подойти к музыканту, наигрывающему модную мелодию. Это было странно. В мастерской дела шли благополучно, Лангер это точно знал. И денег у них хватало. Весенняя ярмарка не обещала большого дохода, но они достаточно выручили на рождественских заказах. А впрочем, Лангер надеялся, что и на ярмарке сумеет выторговать побольше. Так что тревожиться Рионе было ну совершенно не о чем!

Теряться в догадках Лангер не любил. Спросил прямо:

— Ты что так куксишься? Нездоровится, что ли?

Риона почему-то смутилась, опустила голову.

— Я не знаю… не знаю точно. Вроде как похоже, но у всех же по-разному…

— На что похоже-то?

Теперь Лангер и сам встревожился. Такое поведение было необычным для Рионы, всегда прямой и уверенной.

— Кажется, у меня ребенок будет, — проговорила она наконец. — У нас.

Лангер не сразу понял ее слова. Встряхнул головой, проговорил ошеломленно:

— Сын?

— Ну уж этого я точно не знаю, сын или дочь, — к Рионе как будто вернулось прежнее спокойствие.

— А когда узнаешь?

— К началу ноября, надо полагать, — ответила она серьезно. Лангер посмотрел с недоумением, потом понял:

— Да не насчёт сына! А вообще, про ребенка… Когда ты точно будешь знать?

Она помедлила, загибая пальцы, словно что-то подсчитывала в уме.

— Через две недели, наверное, — ещё подумала и добавила: — Через три уж точно.

По правде говоря, известие было ошеломляющим. И теперь Лангер сам не понимал, что чувствует. Не знал, рад или нет.

У Рионы родится ребенок. Их ребенок. То есть его, Лангера. Он станет отцом. Это не укладывалось в голове. Ну, правда, какой из него отец? Отец должен воспитывать, учить, пример показывать. Чему он может научить ребенка? Замки вскрывать? Ну, еще на лютне играть. На коньках кататься. Это если мальчик. А если девочка? Чему их надо учить? С девочками как-то по-другому надо…

А с другой стороны — если это будет мальчик, то ведь воспитывать его Лангеру не придется. Риона обещала, что с рождением ребенка этот дурацкий, нелепый брак закончится. И он снова сможет жить как прежде, свободным. В любую минуту сорваться с места и махнуть хоть на другой конец страны, приударить за любой девчонкой, выпить с друзьями, если хочется… И никаких глупостей вроде того, чтобы не опаздывать к ужину!

Он ведь хотел этого. И Яну, и Лассе сколько раз повторял, что не останется здесь, в этом доме, навсегда. Что непременно уйдет, рано или поздно, вернётся к прежней, привычной жизни. С первой ночи все надеялся, что Риона поскорее понесет…

А теперь вдруг пришло в голову, что эта, новая, жизнь не так уж тяготит его. Можно сказать, почти совсем не тяготит. Теперь, когда он сознавал себя не нахлебником в доме, а нужным и полезным, когда уважительное обращение Магды стало вполне заслуженным, и Виллем перестал враждебно коситься… так ли уж ему теперь хочется уходить? А если он уйдет... если его сын будет без отца расти... Ребенку, конечно, голодать не придется, а все равно без отца нелегко. И, может, он потом будет думать о Лангере так же, как Лангер о своем отце думает. Тоже захочет ему в морду плюнуть...

А Риона стояла и смотрела на него, и как будто чего-то ждала. Ждала, что он что-нибудь ответит. А что тут можно ответить?

Хотя если подумать — что он раньше времени распереживался? Может, она и не в тягости вовсе. Сама же сказала, что не уверена.

Он пожал плечами:

— Ну, значит, подождем. Там видно будет!

Проходили дни. Лангер старался не думать о словах Рионы. Ещё ведь толком неизвестно, есть ли там ребенок — так чего о нем думать? Да и не до того было, по правде говоря. Надо было готовиться к весенней ярмарке. По второму разу, конечно, проще. И не надо снова искать, у кого нанять лошадь с телегой, и пустые корзины с осени хранятся в подвале, и навык уже есть. А все равно — хлопот хватало.

Лангер тронулся в путь как раз через две недели. Погода стояла непонятная, переменчивая. То солнце пригреет так, что впору до рубахи раздеваться, то ветер подует так, что хоть в шубу кутайся. И весь мир вокруг был такой же переменчивый, с серединки на половинку — на пригорке цветы цветут, в овраге снег лежит… Лангеру вдруг подумалось, что и жизнь его сейчас такая же половинчатая, изменчивая. То ли он вор и бродяга, то ли добропорядочный горожанин, муж и отец семейства. И что с ним случится через месяц, кем он через год будет — так же не угадаешь, как и то, какая погода будет через полчаса…

Потом впереди показался Ноард, и стало не до дурацких мыслей.

Ярмарка Лангеру понравилась, пожалуй, даже больше, чем в Эммене. Теперь он не был зелёным новичком, знал, как разговаривать с распорядителем, и торговаться умел. И выгадать сумел удачнее, чем в первый раз. Наполовину больше того, что получила бы Риона от Менкеса. Ну правильно, Менкесу нужно свою выгоду получить, а у них с Рионой выгода — одна на двоих.

И по дороге домой Лангер, естественно, ни о каком ребенке не думал. Вспомнил, только когда Риона ему навстречу шагнула. Поспешно окинул ее взглядом — да нет же, глупости, никакого пуза не видно!

Они обнялись, поцеловались

— Ну, как ты? — спросил Лангер на всякий случай. — Теперь-то уж точно знаешь?

— Точно, — ответила она. И положила руки на живот, словно прикрывая, защищая его. — Теперь уж точно!

Казалось бы, до ноября ещё много времени — а перемены в их жизни уже начались. По утрам Риона так же шла в мастерскую, а по вечерам так же склонялась над гроссбухом или рисовала эскизы. Но в середине дня она все чаще выходила в сад, стояла снаружи и дышала, словно сам Лангер, когда он первый раз сунулся посмотреть на её работу.

Лангер вынес из дома табуретку, поставил у двери мастерской. И подумал, что беседка бы пригодилась, там Риона и прилечь могла бы, если уж ей отдохнуть надо…

И на майл они ходить перестали. Риону мутило от запахов из раскрытых дверей трактиров, раздражал шум человеческих голосов. Теперь они оставались дома.

— Ты бы сходил, развеялся! — говорила Риона Лангеру. — Чего тебе со мной скучать?

Лангер отмахивался. Вот ещё глупости, что ему одному там делать? Пива и дома можно выпить. И на лютне поиграть, ну или в карты.

Начало весны выдалось дождливым. Тучи висели низко над городом, мелкий нудный дождь продолжался часами. По воскресеньям Риона и Лангер подолгу сидели в передней комнате. Тусклый свет преображался, пройдя сквозь цветные стекла окна, шелест дождя по карнизу казался уютным. Почему-то в эти дни они много разговаривали о самых разных вещах. Неожиданно для себя Лангер стал рассказывать о своем детстве, о маленьком домике и розе в горшке под окном, и о том, как он после смерти матери оказался на улице, как мерз и голодал, пока не прибился к шайке. В ответ Риона рассказала о строгом и неласковом отце, о бойкой служанке, которая считала себя главной в доме и ни в грош не ставила дочь хозяина…

— Ты ее уволила, когда отец умер? — предположил Лангер. Риона качнула головой:

— Не понадобилось, она сама ушла. Видно, накопила за те годы достаточно. Отец ей на подарки не скупился…

— Непросто тебе жилось, — вздохнул Лангер. Риона грустно улыбнулась:

— Тебе, поди, ещё хуже…

Они вдруг разом потянулись навстречу, обнялись — с нежностью, а не со страстью. Как будто не взрослые люди обнимались, а жались друг к другу голодный оборванный мальчишка и хмурая некрасивая девочка… Словно они хотели защитить, согреть, утешить друг друга.

В нечастые солнечные часы они выходили в сад. Запах влажной земли мешался с запахом смолистых почек. На клумбах, освобождённых от бурьяна, с новой силой пробивались тюльпаны и гиацинты.

Потом, конечно, появились и сорняки.

— Надо бы опять прополоть, а то ведь снова зарастёт, — вздохнула Риона.

— Надо бы, — согласился Лангер, заранее ощущая, как зудят обожжённые крапивой руки. Риона явно заметила отсутствие энтузиазма в его голосе. Подумала, предложила:

— Можно садовника нанять. Тут работы-то немного, прополоть, подрезать… Раз в неделю достаточно будет.

Лангер задумался. Возможно, Риона была права. С другой стороны, платить деньги за такую ерунду… Пока сорняков не очень много, можно и повременить.

А через несколько дней после того разговора Лассе позвал его в гости, на именины. Звал и Риону, но та отказалась. Ее теперь все время мутило, в свободную минуту она старалась прилечь. Лангер заколебался было — оставлять ли ее одну.

— Да иди ты, — твердо сказала она, — помочь ты мне все равно не поможешь. Хильде привет передай!

Лангер не стал дольше спорить. И правда, чем он ей поможет? Он не лекарь.

Дом у Лассе был невелик, а все же уютный, и всякого угощения Хильда наготовила, не хуже, чем Магда. Впрочем, все это Лангер и прежде знал, бывал уже у Лассе в гостях. А вот чего он раньше не видел, а может, просто внимания не обращал, так это вазонов с цветами у крыльца. Заинтересовался, спросил:

— Это ты цветы разводишь или Хильда?

— Да это Густав, старший мой, увлекся, — с теплотой в голосе ответил Лассе. Позвал сына, из другой комнаты к ним вышел мальчишка чуть старше Виллема, смущенно поздоровался.

— А что, если он у нас цветами заниматься будет? — вдруг предложил Лангер. — За плату, разумеется. Ты ведь не против?

Густав оживился, с надеждой косясь на отца. А Лассе усмехнулся:

— Это как же я могу быть против, чтобы у него честный заработок был? Думаешь, я ему своей судьбы желаю? Чтобы он тоже всю жизнь под виселицей ходил?

Он помолчал и договорил негромко:

— Я ведь потому и не женюсь на Хильде. Если что… никто не докажет, что это мои дети, никто их мной не попрекнет.

К началу лета Рионе стало легче. Тошнота прошла, и даже сил как будто прибавилось. Но на майл они по-прежнему не ходили. Там было слишком шумно, слишком много народу, и боязно — вдруг толкнет кто… Они прогуливались по саду, совершенно преобразившемуся усилиями Густава.

Мальчишка приходил раз в неделю, что-то перекапывал, что-то пересаживал… Возился до вечера. В первый же день Риона предложила ему остаться на ужин. Густав застеснялся было, но быстро сдался под совместным напором Рионы и Лангера. За столом он сидел рядом с Виллемом, и забавно было видеть рядом их, таких разных — один улыбчивый и дружелюбный, другой насупленный и мрачный.

Странное дело, понемногу мальчики сдружились. После ужина Густав не спешил уходить, они с Виллемом сидели и болтали в задней комнате, а то, наоборот, вместе выходили из дома. Виллем возвращался чуть ли не в темноте, и на лице его было непривычно радостное выражение.

Гулять по саду туда-сюда целыми днями было скучновато, да и, пожалуй, утомительно. А в доме Рионе тоже не сиделось, ей хотелось выйти на воздух. Лангер все чаще думал о том, как пригодилась бы беседка. Там можно было и в карты поиграть, и эскизами заняться, даже и пообедать, когда жарко. А когда ребенок родится, тем более она нужна будет, чтобы с малышом во всякую погоду в саду гулять. И, когда очередную прогулку прервал внезапно начавшийся дождь, Лангер окончательно решился. На следующий вечер пошел на майл — один, без Рионы. Поговорил со знакомыми и с третьей попытки нашел плотника, который не слишком дорого запросил за то, чтобы поставить беседку.

Первые два дня Лангер сам ему помогал. Ямы под опоры копать, доски подавать — дело нехитрое. На третий день Густав пришел заниматься садом и с ходу включился в работу.

Дело спорилось быстро, уже через десять дней были готовы и дощатая крыша, и ажурные стены, и стол с лавками. А за ужином сияющий Густав сообщил, что плотник берет его в ученики.

— Я и к вам буду приходить, — торопливо уточнил он, — по вечерам, после работы.

Лангеру вспомнились слова Лассе о том, что он своим детям своей судьбы не желает. Что ж, по крайней мере у Густава точно будет другая судьба…

В июле состоялась очередная ярмарка. Лангер хоть и чувствовал себя уже совсем опытным, а почему-то волновался, когда собирался в дорогу.

— Так ведь это же Герст, твой любимый город, — полушутя пояснила Риона. Лангер ответил серьезно:

— Ну да, там ведь море!

— Расскажешь, когда вернешься?

Лангер хотел было удивиться, хотел возразить — он же ей уже рассказывал и про море, и про сам Герст! А потом вспомнил, как в прошлом году пытался расспрашивать Яна, и ответил коротко:

— Обязательно расскажу!

Вернулся он через десять дней. Вроде и немного времени прошло, а когда вернулся — увидел вдруг, как вырос живот у Рионы. Может, раньше он не замечал, потому что каждый день ее видел?

Риона взяла его руку, положила ладонь себе на живот:

— Чувствуешь?

Сначала он и не понял, что почувствовать должен. А потом вдруг с изумлением осознал, понял то, что умом знал уже давно — там, внутри, растет живой человек. Ребенок. Его ребенок. Не когда-то в ноябре появится, а уже сейчас есть. Это было невероятно, невозможно…

Потом они сидели в беседке, перед клумбой с цветущими пионами. Лангер рассказывал про Герст, про море и корабли. Риона жадно слушала, переспрашивала. А ему казалось, будто их тут трое. Будто между ними сидит ребенок, неважно, мальчик или девочка.

А может, и не так уж страшно, если он станет отцом? Будут сидеть вот так, разговаривать… Может, это даже и хорошо будет?

Пока Лангер был в отъезде, в мастерской случилась небольшая неприятность — сломался замок в двери, ведущей в сад. Ключ заклинило внутри, он не поворачивался и не вынимался. И теперь Риона надеялась, что Лангер с этим справится.

— Ну, ты же в этом разбираешься…

Лангер не стал возражать и объяснять, что его знания несколько односторонние. Провозился три дня, но всё-таки сумел разобрать замок, поставить на место перекосившуюся деталь и собрать обратно. А потом вдруг пошел на рынок и купил десяток разных замков. Принес домой, разложил на подоконнике в кабинете, стал изучать и сравнивать.

— Что это ты затеял? — удивилась Риона. Лангер ответил неохотно:

— Хочу придумать такой, чтобы нельзя было отмычку подобрать.

Почему-то ему казалось, что Риона смеяться будет. Ну в самом деле, смешно же — он, вор-домушник, мастер отмычки, вздумал надежный замок смастерить.

А с другой стороны — он тут уже больше года живет, и ни разу ничего не украл. Ну, тогда, в самом начале, деньги из шкафчика... Вспоминать тот случай было стыдно. Хотя если подумать, это нельзя совсем уж считать кражей, ведь Риона сама говорила, что можно брать сколько угодно, хоть все. И это же только один раз, а больше он не воровал, даже и не хотелось. Может, его уже и нельзя считать вором?

Надо же, какие мысли в голову лезут! Сам не поймет, кто он такой. И глупо, и смешно.

А Риона не засмеялась. Заинтересовалась, стала расспрашивать, как там все устроено и как работает. Лангер на полуразобранном замке показывал ей, как выступы на бородке ключа приводят в движение механизм, объяснял, в чем разница между ключом и отмычкой. Она внимательно слушала, переспрашивала. А через пару дней в кабинете рядом с бюро появился верстак. Теперь по вечерам, когда Риона выходила из мастерской, они сидели вдвоем, рядом — она с гроссбухом или эскизами, он с деталями и схемами. То есть он-то, конечно, и днем мог этим заниматься, но почему-то рядом с Рионой ему лучше думалось.

Время шло. Незаметно наступила осень. Риона стала совсем грузная, тяжело дышала и медленно ходила. По утрам у нее отекало лицо, к вечеру ноги. Работала она теперь, сидя на скамеечке, и крупные вещи больше не делала, а только чашки, да сахарницы, да маленькие вазочки — чтобы и вес был небольшой, и воздуха хватало выдувать.

Спали они теперь врозь.

— Ты не обижайся, — виновато говорила Риона, — это глупо, но я боюсь, что ты его раздавишь…

И она обеими руками прикрывала огромный живот. А Лангер и не думал спорить. Ему самому страшно было прикоснуться к туго натянутой коже — вдруг лопнет, словно мыльный пузырь!

И характер у Рионы изменился, она стала плаксивая, обидчивая. То и дело жаловалась Лангеру:

— Мне кажется, это никогда не закончится. Кажется, я всегда буду такой… как колода!

— Всегда точно не будешь! — утешал ее Лангер. — Родишь, и снова как раньше будет. Будем с тобой снова круисполку танцевать!

По правде говоря, поверить в это было трудно. Но ведь другие женщины рожали, и потом выглядели нормально, и Хильда, и Катрин. Значит, и с Рионой все должно быть в порядке!

— А у тебя как дела? — поинтересовалась Риона. — С замком?

Лангер досадливо поморщился.

— Да вроде придумал хорошо, должно работать. А сделать-то я не могу, не умею. Прямо хоть в ученики к слесарю идти!

— Не надо, — возразила Риона. — Ты не умеешь — значит, надо найти того, кто умеет. Вроде Магда что-то такое говорила… Племянник, что ли, у нее на слесаря пошел…

Белобрысый Михель пришел к ним в дом через три дня. Посмотрел на схемы, которые так старательно вырисовывал Лангер, и коротко бросил:

— Ерунда это, так нельзя делать.

— Почему?! — возмутился Лангер.

— Потому что он через три дня сломается. Вот видишь, — Михель ткнул пальцем в бумагу, — тут самая нагрузка, а у тебя тут совсем не закреплено. Эта деталь разболтается и сместится.

Лангер задумался. Кажется, Михель был прав.

— А по-твоему, как надо сделать?

— Надо сюда поставить дополнительную шайбу, тогда не будет такого люфта.

Лангер прикинул, что получится, и в свою очередь возразил:

— И открыть его можно будет хоть ногтем!

— А если вот так…

— Нет, смотри, вот тут получится…

Работа увлекла обоих. Михель приходил почти каждый вечер, на верстаке появились тиски, напильники, буравчики… А ведь ещё и к ярмарке готовиться надо было! И следить, не заканчиваются ли запасы песка в подвале. И в лес к углежогам ездить, это выходило дешевле, чем покупать в городе у угольщика. Странно было вспоминать, как год назад он томился от скуки и не находил себе дела.

Ярмарка в этот раз оказалась Лангеру не в радость. Не оставляли тревожные мысли — как там Риона? Срок вроде ещё не подошёл, но мало ли… Очень хотелось распродать все поскорее и вернуться домой. А приходилось, наоборот, торговаться до последнего — ведь после родов Риона не сразу сможет работать, деньги нужны будут…

Он вернулся через две недели. Риона встретила его объятиями, как всегда.

— Ну, как ты?!

— Да пока ничего, — она слабо улыбнулась, — только работать совсем не могу, представляешь? Даже сидя спина болит.

— Значит, надо лежать, — логично предположил Лангер. — И сейчас не надо было спускаться! Давай я провожу тебя наверх.

Ещё несколько дней прошло в тревожном ожидании. Риона почти не выходила из комнаты, только к столу спускалась. Лангер провожал ее вниз и вверх по лестнице, поддерживал под руку. Магда каждый раз предлагала принести обед хозяйке наверх, та отказывалась:

— Ну перестань, я же не больная!

Лангер с опаской косился на живот Рионы. Так и казалось, что она прямо сейчас начнет рожать. А вдруг что-то пойдет не так?

А началось все среди ночи. Лангер уже засыпал, когда услышал то ли крик, то ли стон. Вскочил, вбежал к Рионе. Та сидела на кровати, испуганная, бледная.

— Что случилось? — глупо спросил он.

— Пошли Виллема за повитухой, — простонала Риона. — Ох, как больно!

Лангер метнулся вниз по лестнице, разбудил крепко спящего Виллема. И бросился обратно.

Риона стонала и кусала губы. Лангер стоял перед ее кроватью, растерянный. Надо было что-то делать. А что он мог сделать? Он сел рядом, обнял ее. Гладил плечи, шептал что-то успокаивающее…

Потом появились Магда и какая-то незнакомая женщина, видно, повитуха. Лангера выпроводили из комнаты. Они с Виллемом вдвоем притащили наверх несколько вёдер горячей воды, а потом оставалось только бестолково метаться по дому, слушая стоны и крики. Ночь казалась бесконечной…

Уже рассвело, когда стоны Рионы вдруг сменились пронзительным детским криком. Забыв обо всем, Лангер кинулся к двери. Внутрь его не пустили, Магда остановила, заставила отступить:

— Подождите ещё немного, хозяин!

А ещё через несколько минут, показавшихся Лангеру часами, она вынесла аккуратный белый кулёк, сунула ему в руки. Среди оборок виднелось красное сморщенное личико.

— Кто это? — растерянно спросил Лангер. Понять, мальчик оно или девочка, было невозможно.

— Дочь, — пояснила Магда. — Подожди, сейчас вторую вынесу.