Несколько минут Лангер простоял как идиот с двумя свертками в руках, пытаясь уловить в крохотных сморщенных личиках хоть какое-то сходство с Рионой или с собой. Потом Магда открыла дверь, забрала детей и позволила Лангеру войти.
Риона лежала в постели, бледная, осунувшаяся и одновременно какая-то умиротворенная. Спутанные волосы прилипли к потному лбу, на губах слабая улыбка.
Он осторожно присел на край постели, взял ее за руку.
— Ну, как ты?
Вопрос звучал глупо — а что он ещё мог спросить?
— Устала, — тихо ответила она, чуть сжимая его ладонь.
Лангер в тревоге оглянулся на Магду. Риона никогда не была такой. Такой слабой, бледной, тихой. Вдруг она уже помирает?
— Ещё бы не устала, — мягко, ласково сказала Магда, — нелегкое дело детей рожать, а уж тем более двоих сразу!
Она улыбнулась ободряюще, и Лангеру полегчало. Не стала бы Магда улыбаться, если бы её хозяйке грозила беда. Он крепче сжал руку Рионы, наклонился, поцеловал в щеку.
— Ну так отдыхай, значит, раз устала! Ты молодец, с таким справилась!
Она вздохнула и закрыла глаза. Лангер опять покосился на Магду — теперь ему что делать? Магда взглядом указала на дверь.
Весь день Риона оставалась в постели, то дремала, то открывала глаза. А у Лангера нашлась куча дел, начиная с того, что детей некуда было уложить. Колыбелька была, конечно, давно приготовлена, но ведь для одного ребенка, не для двух! Лангер спустился в подвал, придирчиво выбрал среди корзин, с которыми он на ярмарку ездил, самую крепкую и чистую, долго вытряхивал ее во дворе, выбивая пыль и остатки соломы, застелил простыней и соображал, как закрепить ткань, чтобы она не сбивалась…
Потом Магда позвала его помочь купать детей. Посреди комнаты стоял новый, заранее купленный ушат. Магда по очереди разворачивала белые кулечки, держала младенцев на весу, склоняясь над ушатом. Лангер принес из кухни ведро с теплой водой, черпал ее новым же ковшом, осторожно поливал тельце, стараясь не забрызгать крохотное личико. И все остальное тоже было невероятно, неправдоподобно крохотным. Лангер бережно трогал маленькую ладошку, разглядывал пальчики, ноготочки… Просто невозможно представить себе, что Риона или, скажем, Магда когда-то были такими!
Потом Магда пеленала детей бесконечно длинными свивальниками, так, что из маленьких человечков опять получились тугие полотняные свертки.
Заглянул после работы встревоженный Клаас. К Рионе его, естественно, не пустили. Магда сказала ему про девочек, успокоила, что с роженицей все нормально.
— Через месяц приходи, — добавила она строго, — а раньше тебе их видеть незачем!
К столу Риона не выходила, Магда ей еду наверх носила. Лангер то и дело заглядывал к ней на минутку, она каждый раз благодарно улыбалась. Корзинка и колыбель стояли рядом с кроватью, дети тихо сопели. В комнате пахло молоком, и все это было необыкновенно уютно.
На следующий день Риона вышла из комнаты. Лангер помог ей спуститься по лестнице. Детей купали уже втроем, Риона училась пеленать, аккуратно расправляла складки свивальника, удерживала брыкающиеся ножки…
Потом Риона спросила Лангера:
— Как назовем дочек?
Вопрос был неожиданный. Лангер понимал, конечно, что это его дети, что он им отец… но все равно даже не задумывался о таких вещах.
Он пожал плечами.
— Не знаю. А ты как хочешь?
— А как твою мать звали?
— Гретой, — ответил Лангер, не понимая, к чему ей это.
— А мою Анной, — Риона улыбнулась. — Хорошие имена, правда?
Лангер прикинул про себя, как это звучит. Повернулся к спящим детям. Это в колыбели, значит, Анна, а в корзинке Грета… или наоборот?
— А как мы их различать будем? — спросил он растерянно. Риона засмеялась:
— Они же разные, ты только присмотрись!
Подумала и добавила чуть сочувственно:
— Не повезло тебе, что девочки.
А Лангер и сам не знал, повезло ему или не повезло. Хорошо это или плохо, что девочки.
А пожалуй, как раз и повезло. Ну, куда ему сейчас уходить? Совсем не время. Они с Михелем почти придумали конструкцию, достаточно надёжную с точки зрения каждого из них, совсем немного осталось доработать. Если сейчас расстаться с Рионой, то с Михелем неловко будет работать вместе. А бросать не хочется, интересно ведь.
И опять же — каким образом расставаться? Как предложила Риона, обвинить ее в неверности? После того, как он сам ей изменял? Стыдно и вообще… неправильно.
Так что очень даже хорошо, что родились девочки. Пока ещё Риона снова понесет… К тому времени, глядишь, что-то наладится. По правде говоря, он сам не представлял себе, что тут может наладиться. Ну, там видно будет. Что наперед загадывать!
День проходил за днём, и Лангер все больше привыкал к очередному изменению в жизни. К тому, что он теперь отец. Что у него есть дети, дочери. Это по-прежнему казалось невероятным чудом — и одновременно становилось чем-то обыденным. Ну, дети… У Клааса и у Лассе тоже дети, что же тут такого!
Теперь он и сам видел, как сильно отличаются друг от друга Анна и Грета. Магда повязала им на ручки ленточки — Анне розовую, Грете зеленую. Но Лангер, как и Риона, считал, что и без этого не спутал бы их. Анна подолгу не засыпала, ее приходилось укачивать, зато и разбудить ее было не так просто, как Грету, которая просыпалась от любого звука. И плакали они по-разному: Анна кричала, зажмурившись и широко раскрывая беззубый ротик, а Грета хныкала, поджимая нижнюю губу.
Лангер умел укачивать плачущих дочек и был совершенно уверен, что у него они успокаиваются быстрее, чем у Магды. И даже пеленать научился.
Больше всего ему нравилось смотреть, как Риона их кормит. Все трое в этот момент казались одинаково сосредоточенными, даже брови сдвигали одинаково. Когда Лангер первый раз заметил это сходство, то встревожился — что, если они лицом в мать получатся? Потом присмотрелся повнимательнее и успокоился — глаза у девочек точно были его, голубые, значит, и в остальном на него похожи будут. И, конечно, вряд ли им так не повезет, чтобы тоже переболеть оспой, как когда-то Риона.
Прошло три недели после родов. Риона сидела на кровати, придерживая детей у груди двумя руками сразу. Грудь была налитая, белая, округлая, как у мраморных статуй. Случалось Лангеру в богатых домах такие статуи видеть, аж смотреть на них неловко было… А теперь он смотрел с восторгом. И вдруг не удержался, наклонился и осторожно, чтобы не помешать малышкам, поцеловал в ложбинку между грудями. Риона подняла на него взгляд, полный нежности, шепнула:
— Подожди, сейчас они уснут!
Он помог ей уложить девочек в колыбельки (корзина давно вернулась обратно в подвал). Грета сразу заснула, Анну пришлось укачивать, как всегда. Потом Риона повернулась к нему, их губы сблизились…
Прикасаться к Рионе было страшновато. И ее тело, изученное Лангером во всех деталях, казалось новым, незнакомым. Другими были и грудь, и живот, и тем более то, что ниже. И не больно ли ей там? Он старался быть осторожным и нежным. Да при том нельзя было даже кроватью скрипнуть, чтобы не разбудить Грету… И все равно это было прекрасно!
Ещё через неделю детей крестили. В церковь стали собираться сразу после завтрака. Младенцев завернули в новые белоснежные свивальники и кружевные покрывальца, а поверх этого закутали в теплые одеяла, сами тоже нарядились. Пришел Клаас, строгий и взволнованный, взял Анну, а Магда — Грету. Лангер с Рионой шли налегке.
Гулкая тишина церкви и торжественный голос пастора настраивали на серьезные мысли. Вдруг накатило понимание, что прежняя жизнь уже никогда не вернётся, что не будет он больше вором и бродягой. Именно сейчас накатило, а не под виселицей и не тогда, когда Риона его в дом привела. Потому что теперь он перед всем миром отец этих девочек. Как тогда Лассе сказал — «никто их мной не попрекнет»? А тут — никуда не денешься, не откажешься, его проступок будет их позором. Так что — все, забыто. Даже когда он расстанется с Рионой, даже и тогда нельзя будет воровать.
А потом ещё подумалось — а как же это они расстанутся? Так, как Риона предлагала — придумать, будто она ему изменила? Это же не только ее, но и их опозорить! Нельзя так. Неправильно. Кто же их после такого замуж возьмёт!
Вот чудно, если подумать! Им только месяц от роду, весят не больше кошки. А ведь вырастут, будут девушками, как дочка Клааса, потом замуж выйдут, потом у них дети будут… Это же до бесконечности так! Голова кружиться начинает, если вдуматься.
В тот же день они принимали гостей, отмечали крестины. Пришли Йост, и Ян, и Лассе с Хильдой, и Клаас с Катрин, и Михель. Невольно Лангеру вспомнилось, как совсем, кажется, недавно праздновали свадьбу. Так же стол ломился от угощения, и вино в бокалах не заканчивалось. А всё же теперь по-другому было. В задней комнате спали дети, и все старались разговаривать негромко, даже песни пели вполголоса, чтобы не разбудить. И то и дело то Магда, то Виллем срывались с места — заглянуть, проверить, все ли в порядке, не проснулись ли. И без танцев пришлось обойтись. Общий разговор не очень ладился, Риона то и дело начинала шептаться о чем-то с Катрин и Хильдой…
А Лангер вдруг с удивлением понял, что он больше разговаривает с подмастерьями, чем с прежними своими друзьями. Как-то оказалось, что с Яном и Лассе ему особенно обсуждать нечего…
Через несколько дней надёжный во всех отношениях замок был закончен. Лангер добросовестно провозился с ним целый день, пытаясь подобрать отмычку и, к общей радости, не добился успеха.
— Да, такую вещь можно подать как шедевр! — горделиво проговорил Михель.
— Так что мешает? — удивился Лангер. — Конечно, его покрасивее оформить надо бы, узор какой-нибудь сделать по лицевой стороне… Накладку или насечку.
— Узор — дело нехитрое, — вздохнул Михель, — только мне на взнос ещё копить и копить…
— А если бы я тебе дал денег на взнос, сколько тебе не хватает, — неспешно, словно соображая на ходу, проговорил Лангер, — а потом мастерскую вместе открыли бы, компаньонами? Я бы заказы принимал и на ярмарки ездил бы с замками, заодно со своим стеклом…
— Ты серьезно? — недоверчиво переспросил Михель. — Вот это здорово! Тогда мне поспешить надо, чтобы сразу после Рождества обратиться в гильдию. После праздников все добрые будут, сильно придираться не станут.
Лангер, разумеется, не собирался объяснить, что эта идея пришла в голову Рионе. И что как раз накануне они с Рионой сидели, прикидывая, сколько придется вложить в мастерскую и как им с Михелем делить доходы.
Со всеми этими заботами Лангер чуть не забыл про приближающееся Рождество. Вспомнил только тогда, когда воскресным вечером в дом пришел Виллем с охапкой еловых веток.
— Ты один ходил? — удивился Лангер. — Напомнил бы мне…
— Меня Густав позвал, — буркнул Виллем, отряхиваясь от снега.
И опять были долгие вечера за большим столом, и еловые венки, и яблоки на ленточках, и разноцветные стеклянные шары… Шаров наделали много. Виллем весь год потихоньку, между другими делами, этим занимался, а ближе к праздникам и Клаас с Йостом за них взялись. Новинка пользовалась спросом, торговцы охотно брали шары, и не только на продажу, но и для того, чтобы лавку украсить.
В конце декабря ударил на редкость сильный мороз. Оконные стекла затянулись замысловатым узором, словно белые цветы расцвели. Улицы по вечерам были почти пустыми — мало кто рисковал гулять в такую пору.
Наступил Сочельник. Магда, как и год назад, суетилась на кухне, Лангер помогал чем мог, и даже Риона спускалась в кухню, пока дети спали, резала овощи, раскатывала тесто для печенья. Потом Риона переоделась и отправилась на праздничный сход в цеховой дом. Вернулась все продрогшая, пряча заледеневшие руки в рукава — к вечеру, оказывается, ещё сильнее подморозило.
После ужина собрались в церковь.
— Вам бы не стоило ходить, хозяйка! — заметила Магда. — Холод-то какой! Грудь прохватит, застудитесь…
Риона не стала спорить. Все равно кому-то надо было остаться с детьми.
Лангер шел по тихой улице, по чистому, белому снегу. На душе было торжественно и как-то… странно. Вот и год прошел, и снова он идёт по той же улице, в ту же церковь. Сколько раз ещё придется пройти, прежде чем Риона родит сына, и можно будет податься куда глаза глядят? Год назад он шел под руку с Рионой, а теперь один. Позади, как и год назад, слышались шаги Магды и Виллема. А рядом — никого. Когда он успел привыкнуть чувствовать рядом с собой Риону, спокойную и надёжную?
Всё-таки хорошо, что у нее… да не у нее, а у них сейчас девочки родились…
Потом было утро Рождества, тихое, сонное, с запахом хвои и корицы, и немного молока, которым теперь постоянно пропитывались сорочки Рионы. И праздничный завтрак, и подарки, и многочисленные гости — все как и год назад было, как, должно быть, и на следующий год…
Сами они в этом году с визитами не ходили. А вот на бал идти надо было.
— Может, тебе не стоит? — с тревогой спросил Лангер. Риона покачала головой:
— Нельзя пропускать, не положено. Да ничего, сходим ненадолго! Сегодня вроде потеплело…
За последние месяцы Лангер привык видеть Риону в домашнем платье. И, когда она нарядилась к балу, стянув талию зелёным корсажем, — сам поразился, какая у нее статная фигура, высокая грудь… И как это он ее когда-то уродиной считал?
Лангер сам накинул ей на плечи шерстяной платок, расправил спереди, чтобы уберечь от холода. И помог надеть тяжёлый теплый плащ.
Просторный, ярко украшенный зал танцевального дома был полон. Риона остановилась в дверях, сжимая ладонь Лангера.
— Тебе нехорошо? — встревожился он. — Может, уйдем?
— Нет, — она замотала головой, — нет, все в порядке! Я просто… отвыкла. Людей давно не видела. Все хорошо!
Поначалу Лангер не отходил от Рионы, опасаясь, что у нее голова закружится или просто устанет. Потом как-то так вышло, что шумная праздничная толпа развела их, закружила… И опять, как год назад, Лангер только издалека высматривал, с кем там его жена танцует…
Уходили, как и в прошлый раз, чуть ли не последними.
— А ты говорила «ненадолго», — поддразнивал ее Лангер. Риона улыбалась счастливо и устало:
— Но ведь хорошо было!
Михель договорился с двумя знакомыми подмастерьями, чтобы в один день, вместе экзамен сдавать — хоть на угощении для мастеров сэкономить, в складчину стол накрыть. На долю Лангера выпало закупить хлеб и ветчину. И пока Михель в который раз полировал корпус замка, украшенный чеканным узором, Лангер мотался по рынку, разрываясь между желанием сэкономить и опасением опозориться. Накануне экзамена Лангер волновался, кажется, едва не больше Михеля. Они встретились около цехового дома, вместе вошли внутрь.
В большом зале двумя рядами стояли длинные столы — впереди сидели мастера, следом за ними подмастерья, все нарядно одетые, оживленно что-то обсуждающие. Причем передний стол был сплошь заставлен кувшинами с пивом да блюдами с закусками. А в середине зала стоял большой верстак, странно неуместный среди этих нарядных людей, среди вкусных запахов и веселых разговоров. Все три соискателя стояли перед верстаком, стараясь скрыть волнение. Лангер сидел в заднем ряду, в самом углу, ободряюще улыбался Михелю, прислушивался к разговорам мастеров.
Сначала парням задавали общие вопросы — кем были родители, где крестился, у кого и сколько лет учился… Среди прочего спросили и о том, есть ли свой дом, где именно. Михель, как выяснилось, жил в Мокром переулке. Лангер, услышав это, напрягся в тревоге. Знал он этот переулок, и знал, какие там дома… Они с матерью, пожалуй, побогаче жили.
Однако мастеров это не смутило. То ли никто из них в тех местах не бывал, то ли это не имело значения — имеется свой дом, и ладно.
Потом пошли вопросы по работе. Лангер не понимал половины слов, но видел, что Михель держится спокойно и отвечает уверенно.
Потом всем троим дали по сломанному замку — найти неисправность и отремонтировать. Михель и еще один подмастерье управились почти одновременно, третий провозился дольше, мастера уже начали недовольно ворчать.
После этого дело дошло до шедевров.
Соискатели по очереди с поклоном вручили старшине гильдии свои замки, при этом каждый пояснил, в чем достоинства его работы. У одного замочек был совсем крохотный, для маленьких шкатулок, у другого — не портился от попавшего внутрь песка, ну а Михель твердо сказал, что отмычку подобрать очень сложно. Старшина внимательно разглядел каждый замок, покрутил ключ в скважине, посмотрел, как работает механизм, и передал следующему мастеру.
Наконец началось голосование. Против Михеля почти никто не голосовал, и второго тоже приняли большинством, а вот с третьим мнения разделились чуть не пополам. Мастера стали обсуждать его работу, спорили, доказывали друг другу свою правоту… Дали ему ещё одно задание — выточить ключ к замку. И в итоге всё-таки приняли и его.
На этом торжественность закончилась. Все смеялись, шумели, как обычная уличная толпа. Новоиспечённых мастеров поздравляли, хлопали по плечу, обнимали. Лангеру тоже досталось за компанию — Михель не скрывал, чья была основная идея замка.
Все вместе — трое молодых мастеров с друзьями да приятелями, всего человек десять — они вышли из цехового дома и отправились в ближайший трактир отмечать успех. Лангер не беспокоился, знал, что дома его к ужину не ждут. Риона по своему опыту знала, как затягиваются обычно такие посиделки.
Наутро Лангера с Михелем ждало много забот — надо было закупить надежный инструмент, договориться хоть в нескольких лавках, чтобы сдавать товар, найти, кто им вывеску нарисует… А Лангер еще хотел поискать, где бы подешевле купить соду для стекла. И уже надо было начинать думать про весеннюю ярмарку… Но пока он праздновал. И чувствовал себя совершенно счастливым.