Первым опомнился, как ни странно, Виллем. Выскользнул из-за спины Клааса, сорвал фартук, бросил его на пол и как был, в одних штанах, кинулся к дверям, крикнув на бегу:

— Я за лекарем!

Йост бросил ему вслед чью-то куртку.

Лангер опустился на колени перед Рионой, взял ее за руку, другой рукой осторожно потряс за плечо. Она открыла глаза.

— Это ты?

— Что с тобой?! Болит что-нибудь?

— Не знаю… Тянет внизу. И голова кружится.

Лангер поднял взгляд на Клааса:

— Ее надо в спальню перенести!

Вдвоем они подняли обмякшее тело, прошли по коридору. По узкой крутой лестнице идти вдвоем было неудобно. Лангер перехватил жену половчее, прижал к себе и, осторожно нащупывая ступеньки, понес наверх.

Магда уже была в спальне. Помогла Лангеру уложить Риону, стянула с нее окровавленную юбку, полотенцем обтерла кровь… Лангер сидел на краю кровати, сжимая холодные влажные пальцы.

На лице Рионы отражались боль и страх. Такой она не была, даже когда рожала. Ну понятно, о том, что рожать придется, она заранее знала, это со всеми бывает. А сейчас происходило что-то непонятное. И страшное.

Она опять открыла глаза.

— Я умираю, да?

От ее слабого голоса, от безнадежно-покорной интонации Лангер испугался ещё больше. Отчаянно замотал головой:

— Нет, нет, конечно! Сейчас придет лекарь…

По бледным щекам потекли слезы. Риона даже не всхлипывала, плакала совершенно беззвучно.

— Я чувствую, что умру, — шептала она. — Ты только девочек не бросай!

— Да не говори глупостей! — от страха Лангер начал злиться. — Что ты заладила — умру, умру… И как это я их брошу?

— Не бросай, — повторила она. — У них никого, кроме тебя, нет.

— Не брошу, — твердо ответил Лангер. Риона словно успокоилась, закрыла глаза и замолчала.

Стало ещё страшнее. Уж лучше бы она плакала.

Потом вошли лекарь и Виллем. Куртка Лангера висела на узких мальчишеских плечах балахоном, штаны по колено забрызганы грязью — видно, бежал, не разбирая дороги.

Магда тотчас выставила за дверь и ученика, и самого Лангера.

Он стоял, подпирая стену, и ждал. Внизу, под лестницей, нервно переговаривались Клаас и Йост. Из бывшей комнаты Рионы, превращенной в детскую, слышались испуганные голоса Анны и Греты — девочек, конечно, встревожили шум и суета. Виллем стоял напротив. Слишком просторная куртка едва держалась у него на плечах, и он все поддергивал ее, поправлял вместо того, чтобы вовсе снять. А потом вдруг сполз по стене на корточки, уткнулся лицом в колени и расплакался в голос, как маленький.

Какого черта?! Он что, оплакивает Риону раньше времени? Лекарь ещё ничего не сказал!

Лангер рявкнул негромко, почти шепотом:

— Замолчи! Что ревешь, будто она тебе родня?

Мальчишка вскинул голову. Прожёг Лангера яростным взглядом, прошипел так же тихо:

— Она мне всё! А вы… вам только лучше будет, если она помрёт!

Лангер не сразу понял, о чем тот вообще говорит. Встряхнул головой, переспросил ошарашенно:

— Что ты несешь?

— Ну как же! — Виллем вскочил на ноги, смотрел на него в упор. — Вы же ее не любили никогда! Я же знаю, весь город знает, как вы поженились. Если она помрёт, так вам все останется, и мастерская и дом… Вы ещё и жениться сможете, на красавице какой! А что же? С мастерской-то…

— Заткнись!!!

Лангер не помнил, как оказался рядом с щенком. И только ощутив, как горит ладонь, понял, что отвесил ему оплеуху, не сдерживаясь, что было сил. Мальчишка отшатнулся, оскалился волчонком, сжал кулаки.

— Что, правда глаза колет, да?

В этот момент из детской в коридор выскочила Грета, побежала, повторяя:

— Мама, хочу маму!

Следом за ней выбежала Луиза, перехватила у самой двери спальни. Обернулась с девочкой на руках, испуганно глядя на Лангера и Виллема, готовых едва ли не врукопашную сцепиться.

— Что пялишься? — рыкнул на нее Лангер. — За ребенком уследить не можешь, дура? На черта ты тогда тут вообще нужна?

Луиза смотрела со страхом, голубые глаза были полны слез. Виллем вдруг метнулся вперед, встал перед девушкой, словно прикрывая ее собой. Лангер опомнился, перевел дыхание. И уже спокойнее бросил:

— Займи их чем-нибудь, чтобы тихо было!

Девушка торопливо кивнула, испуганной мышкой кинулась назад.

И тут вышел наконец лекарь. Лангер бросился к нему.

— Ну что?

Виллем в двух шагах от него окаменел, обратившись в слух.

Лекарь ответил неторопливо, тщательно вытирая руки:

— К сожалению, этого ребенка она потеряла. Надо сказать, что крайне неразумно было на данном сроке поднимать такие тяжести. Известно же, что связь плода и матери…

— Она сама не помрёт? — перебил его Лангер. Лекарь вздохнул, явно недовольный, что ему не дали закончить рассуждения.

— Пока ещё нельзя исключить риск осложнений, но вероятность благоприятного исхода весьма вероятна.

Лангеру показалось, что лекарь над ним издевается. Или говорит на незнакомом языке.

— Она не помрёт?!

— Скорее всего нет, — лекарь наконец ответил понятными словами. — Но вставать ей пока нельзя. И при следующей беременности пусть будет осторожнее.

Виллем пошел провожать лекаря, а Лангер шагнул обратно в комнату. Риона лежала все такая же бледная, но вроде немного успокоилась.

— Ну вот видишь, ничего страшного! — ободряюще улыбнулся Лангер.

— А ребенок? — она, кажется, опять собиралась заплакать.

Лангер смутился. Вот про ребенка он как-то даже и не думал, да и было бы о чем думать — даже живота еще почти не видно! Он только за саму Риону волновался.

— Анна с Гретой же есть, — сказал он неловко, — а с этим… ну, так уж получилось.

— Но он тоже был! — она тихонько всхлипнула. — Он был, понимаешь? Уже двигался во мне. Я его уже любила! Как же так? Он ведь был!

Ну вот что тут можно было ответить? Был, да, а теперь нет…

— Я помолюсь за него, — осторожно сказал Лангер и, кажется, угадал. — Схожу в церковь и помолюсь, а потом, как тебе лекарь разрешит, еще вместе сходим.

Она благодарно улыбнулась, слабо, еле заметно. И снова встревожилась:

— А вдруг у меня больше детей не будет?

— Сколько захочешь, столько и будет, — твердо возразил Лангер. — Лекарь сказал только, что в другой раз надо быть осторожнее.

Риона вздохнула, закрыла глаза и, кажется, задремала, а Лангер все держал ее руку. Потом зашла Магда:

— Идите, хозяин, я с ней посижу…

Он тихонько вышел. Спустился вниз. Клаас и Йост сидели на кухне, при его появлении замолчали, глядя вопросительно. Лангер тоже сел, сказал коротко:

— Ребенка она скинула, а так ничего, обойдется.

Чуть помедлил и спросил:

— Что она такое тяжёлое поднимала-то?

— Да горшок меняла, в печи, — пояснил Клаас. Лангер вспомнил про горшки с кипящим стеклом, так поразившие его а первый день своим размером, и мысленно ужаснулся.

— Зачем же она сама?

— Да я ей тоже говорил! — возмутился Клаас. — Я же предлагал, чтобы я сам… А она — как положено…

Лангер не стал уточнять, что именно положено и кем.

Подмастерья ушли обратно в мастерскую, а Лангер все сидел и думал. Сначала, понятное дело, о Рионе, а потом мысли как-то сами соскользнули на Виллема. На его злые слова, на их нелепую ссору. И как это вышло, что он, Лангер, ударил мальчишку? Не то чтобы его сильно совесть мучила, ученик должен знать свое место и язык не распускать — только прежде Лангер никогда не бил тех, кто слабее. Это было неправильно. Что же он так взбеленился-то?

Потому что правда глаза колет…

Правда?! Разве он желал Рионе смерти? Нет. Никогда, ни на миг. Она спасла ему жизнь, и помогла дело свое начать, и дочек ему родила… И доверяла ему, даже тогда, когда он этого доверия не заслуживал. Нет, он не хотел ей ничего плохого!

Но про красотку с постоялого двора он всё-таки думал. И представлял себе, как и с кем будет жить, расставшись с Рионой…

Как?! Как он будет жить без нее? Без их разговоров по вечерам, без молчаливого танца без музыки — они частенько так танцевали. Без ее советов по делам мастерской, без ее спокойной уверенной поддержки…

В постель можно с кем угодно завалиться, а вот разговаривать, смеяться и грустить — далеко не с каждой.

Вернулся Виллем — он, оказывается, уже и к аптекарю сбегал. Положил на стол свёрток и поспешил в мастерскую. Пока Магда возилась, заваривала принесенные травы, Лангер опять сидел с Рионой. Когда она открывала глаза, он гладил ее руки, твердил что-то успокаивающее и ласковое.

Потом Магда напоила Риону какими-то отварами, и та заснула. Лангер вышел в коридор, растерянно оглянулся, не зная, чем заняться. За дверью детской слышалось тихое шебуршание, словно там семейство мышей обосновалось. Как Луиза может успокоить малышей, если сама перепугана?

Лангер вошёл в детскую. Девочки кинулись к нему, он подхватил их на руки.

— Хочу маму! — немедленно заявила Грета. Лангер поцеловал ее в щёчку, ласково сказал:

— К маме нельзя, милая! Мама нездорова, ей нужен покой.

— Маме больно? — переспросила Анна.

— Хочу к маме! — повторила Грета. Она вообще отличалась настойчивостью, чтобы не сказать упрямством.

— Потом маму, — решительно ответил Лангер. — Мама отдохнёт, и мы к ней сходим.

С девочками на руках он подошёл к кровати. Сел, усадил их себе на оба колена.

— Поиграем в лошадки?

Через несколько минут обе малышки уже весело смеялись, забыв про свои страхи, да и сам Лангер улыбался от души. Тревога оставалась внутри, но все-таки верилось, что все будет хорошо.

Луиза стояла у окна, робко косилась на хозяина. Вот ещё и на нее наорал… Ладно Виллем, он сам нарывался, а девчонка-то чем виновата? Что под горячую руку подвернулась?

— Это ты им ленты повязала? — спросил Лангер мягко. — Красивые, и не растрепались совсем!

Наступил вечер. Вышел из мастерской Виллем. Магда накрыла на стол, позвала ужинать. Аппетита не было ни у кого, кроме разве что девочек. Наконец Лангер отодвинул пустую тарелку и окликнул Виллема:

— Давай выйдем!

— Зачем? — напрягся мальчишка.

— Значит, надо, — коротко ответил Лангер. Виллем немного помедлил, потом пожал плечами:

— Ну, выйдем!

Луиза с тревогой переводила взгляд с одного на другого. А вот Магда почему-то смотрела так спокойно, словно заранее знала, что задумал Лангер. Хотя она даже и про оплеуху не знала…

Лангер шел по улице, придерживая мальчишку за плечо. Втолкнул его в дверь ближайшего трактира. Велел сесть, взял по кружке пива. Виллем пить не торопился, смотрел с недоумением… А Лангер сам не знал, как начать разговор.

Наконец отодвинул полупустую кружку, вздохнул и сказал:

— Что я не по любви женился — это весь город знает, правда. А только ведь и не из корысти. И вообще я ее не добивался, не соблазнял и не обманывал. Она знала, кто я такой есть, чем занимаюсь. И сама так решила. Верно ведь? А что я не отказался… ну а ты на моем месте отказался бы?

— Я не воровал! — резко ответил Виллем.

— Правильно, что тебе воровать! — вспыхнул Лангер. — О тебе было кому позаботиться, вон в какое место пристроили!

И они оба опять замолчали. Потом Лангер отхлебнул пива и продолжил:

— Тогда я ее не любил, да. Не любил, но благодарен был… за то, что жизнь спасла, за то, что доверяет мне… Я ей и тогда зла не желал. А с тех пор много времени прошло. И многое изменилось.

— Вы еще скажите, что теперь вы ее любите, — проворчал Виллем.

Лангер ответил не задумываясь:

— Да, люблю.

И сам поразился своим словам. Он никогда такого не говорил, никому. И не думал так ни о ком. Много у него девчонок было, и не все — на одну ночь. Были и такие, о которых долго потом вспоминал, иные даже снились… но чтобы любить — такое ему и в голову не приходило.

Виллем вскинул голову, посмотрел на него внимательно и требовательно. И потом почему-то заговорил о другом.

— Никто меня сюда не пристраивал. Я с теткой жил, а у нее родных детей пятеро, не до меня. Она меня на улицу гнала, мол, хочешь жрать, так сам и заработай. А как я мог заработать? Если получится кому корзинку до дома донести или двор подмести… а больше побирался. Старый хозяин меня в дом взял, в прислуги… А потом, как хозяйка мастером стала, она меня взяла в ученики. Просто так, без платы. А вы говорите, родня…

Теперь они смотрели друг на друга, как еще ни разу прежде. Так, словно впервые увидели. А может, так оно и было? А раньше им обоим глаза застили предубеждение и неприязнь?

Лангер вдруг протянул руку Виллему. Как мужчине, как равному.

— Мир, да?

Виллем неуверенно улыбнулся и крепко пожал руку.

Они вместе вернулись в дом. Лангер со свечой поднялся в спальню, постоял, глядя на спящую жену. Лечь рядом было страшно — вдруг во сне придавит нечаянно, потревожит, снова кровь пойдет. Он придвинул стул, сел рядом. Риона тихо застонала, он поспешил взять ее руку, погладил ладонь, уткнулся в нее лицом…

И так и сидел до утра — то задремывал, свесив голову на грудь, то снова просыпался, прислушиваясь к тихому дыханию Рионы.

Проснулся Лангер на рассвете. Тело затекло от неудобной позы, голова болела. Он осторожно высвободил руку, встал. Старался не шуметь, чтобы не потревожить больную, но она все равно проснулась. Подняла голову, посмотрела чуть недоуменно:

— Ты что, всю ночь так просидел?

— Да ничего страшного. Ты-то как? Болит что-нибудь?

Она помолчала, словно прислушиваясь к себе.

— Вроде ничего. Пить хочу.

Какое-то питье с вечера стояло на столе, только ведь оно совсем остыло, да и наверняка свежее полезнее.

— Подожди, я сейчас!

Лангер сбежал вниз по лестнице. Обрадовал Магду, сказав, что хозяйке получше, получил от нее кружку с горячим отваром и вернулся. Помог Рионе сесть, поддерживал за плечи. Сегодня она и впрямь выглядела не так, как накануне. И голос был потверже, и лицо не такое бледное. И держалась бодро, не плакала. Уже успокоилась или просто скрывала, прятала слезы? Ей к этому не привыкать, терпеть она умеет…

Лангер вдруг ощутил словно волну нежности в душе, захотелось сказать что-нибудь хорошее, теплое… как-то утешить, поддержать… В церковь он вчера так и не сходил, а ведь обещал. Нехорошо получилось, хоть она об этом и не узнает. Надо сейчас сходить.

— Магда тебе сейчас завтрак принесет, а позже лекарь обещал прийти!

— Хорошо… А он правда тебе сказал, что я не умру?

Он терпеливо вздохнул:

— Абсолютно точно. Ну, ты же сама видишь, что сегодня тебе легче. Так ведь?

— Наверное. Знаешь, я вчера думала… Мама умерла, когда мне два года было, а девочкам уже второй год пошел.

— И что?! — не понял Лангер. — Ты тоже так должна помереть? Так ведь ты — не она. Она и мастером не была, и замуж вышла не так, как ты, и ребенок у нее один, а не двое.

Он сам понимал, что это звучит как-то глупо. А с другой стороны, сама она разве не глупости говорит? При чем здесь ее мать? Почему тогда не его?

Вспомнилось почему-то, как мать жалела его, когда он плакал оттого, что разбил коленку. Как прижимала его к себе, закрывала своим платком, словно птица крыльями. Словно хотела спрятать, защитить от всяких бед…

Лангер снова сел на кровать. Прижал Риону к себе, обнял, обхватил руками, стал укачивать, как будто Анну убаюкивал. И твердил всякие глупые и нежные слова, какие ему мать когда-то говорила:

— Это у тебя слезы или дождик? Сейчас солнышко встанет, тебя согреет, тучи разгонит, слезинки высохнут.

— Солнышко уже встало, — возразила Риона, уткнувшись лицом ему в грудь.

— Вот и хорошо, вот и ладно, — обрадовался он непонятно чему, — а сейчас тебя ангел поцелует, и все пройдет…

Он и не знал, что помнит эти слова! А вот надо же — хранились все эти годы где-то глубоко в памяти, и теперь пригодились.

Потом Риона осторожно высвободилась из его объятий, улыбнулась благодарно:

— Спасибо! И правда, что-то я раскисла… Тебе ведь надо идти, делами заниматься? Ну иди, не беспокойся! Тут же и Магда, и Луиза рядом, если что.

— Я постараюсь поскорее управиться, — пообещал он. Вышел, придержал дверь, пропуская Магду с тарелкой каши. И поспешил вниз — дела-то, и верно, не ждали.

Как ни торопился Лангер, а освободиться получилось только к вечеру. Перескакивая через ступеньку, вбежал по лестнице. И на миг помедлил в тревоге, прежде чем войти в комнату.

Риона сидела на кровати, а с двух сторон от нее устроились Анна и Грета. У всех троих в руках были куклы, и они что-то увлеченно обсуждали, то и дело хихикая. Лангер остановился в дверях, глядя на эту картину с каким-то странным чувством. С нежностью. Его семья. Его любимые люди.

Грета первой заметила его, тут же сползла с кровати и кинулась вперёд:

— Папа!

Ухватила за палец и потащила к остальным в компанию. Они возились вчетвером до самого ужина, и спросить у Рионы, как она себя чувствует, не было никакой возможности — да и нужды, в общем, тоже, видно же, что все хорошо, раз она так смеётся.

К ужину Риона не спускалась. То есть она-то хотела, но Лангер ее отговорил. Сам торопливо поел, передав девочек на попечение Луизы, и вернулся к ней.

— Ну, тебе лучше? Вы так весело играли!

— Со мной в порядке, я уже и вставать пробовала, — кивнула она. — Играли, да. Знаешь, я вчера плакала о ребенке, что его нет, а сегодня вдруг поняла… Глупо, правда? Я поняла, что они-то есть, и я их люблю. И надо, чтобы они это видели, знали. А то у нас получается, что ты их балуешь, а я строгая… Знаешь, я, оказывается, не умею баловать детей.

— Научишься, — улыбнулся Лангер. — Ты всему, чему захочешь, научишься!

Потом он посерьёзнел и задал наконец вопрос, который его второй день интересовал:

— Скажи, как это вышло? Что там с этим горшком?

Она вздохнула.

— Ну ты же видел, горшок прямо в пламени стоит, снаружи огонь, внутри стекло… Такого даже глина не выдержит. Он прогорает, и тогда его надо менять. Вынуть старый, а новый разогреть в печи для отжига и поставить на его место.

— И для этого какое-то умение нужно? — не понял Лангер. — Клаас не мог поменять?

— Да какое там умение — вынуть горшок из одной печи и сунуть в другую! Просто принято так, чтобы это делал хозяин мастерской. Вроде приметы.

Лангер задумался. К приметам он привык относиться серьезно.

— Но если хозяин, а не мастер, так, значит, и я могу? Раз у нас все общее?

Риона тоже подумала.

— Наверное, можешь и ты.

— Ну вот и ладно. Значит, в другой раз ты этого сама не делай, меня зови.

— Хорошо, — согласилась она, — если я буду беременной…

— И если не будешь, — перебил Лангер. — Все равно не надо самой, ладно?

— Хорошо, — кивнула Риона.

А ещё через два дня Риона завела неожиданный разговор.

— Знаешь, я подумала, если я вдруг помру…

— Ты опять о своем?! — возмутился Лангер. — Да не помрёшь ты!

— Что ты меня перебиваешь? — в свою очередь нахмурилась Риона. — Помереть каждый может, хоть на лестнице споткнусь и шею сверну. Так вот — если я помру, ты останешься с мастерской, но без мастера. И придется тебе то ли продавать мастерскую, то ли искать, кто из молодых мастеров согласится к тебе пойти, то ли ещё что придумывать.

— Ты об этом не думай, я выкручусь, — попытался успокоить ее Лангер, но она продолжала:

— А если будет ещё ребенок, так ведь расходов прибавится. Да хоть бы и не будет… Даже и эти двое — это пока они малы, им ничего не нужно, но они же подрастут скоро! Надо бы мне ещё людей нанять.

— Как? — не понял Лангер. — Ты же говорила, на одного мастера не больше трёх работников. Да не волнуйся, мы с Михелем заработаем!

— А я тебе о чем толкую? Вы с Михелем — хорошо, а только мне ещё один мастер нужен. Я подумала, прикинула… Что, если Клаасу дать денег на взнос?

— Одолжить? — переспросил Лангер. — Можно, конечно, только чем он отдавать будет? И потом, он же уйдет, как Михель от своего мастера.

— Куда? — покачала головой Риона. — В его годы, да с четырьмя детьми, крутиться, как вы с Михелем? И где он деньги на печь возьмёт? Никуда он не уйдет, платить я ему буду вдвое против прежнего, он и не станет другого искать. И можно будет ещё трех подмастерьев взять.

Лангер подумал. Вроде все выходило складно. Вот только…

— Ну, а как он отдаст эти деньги?

— Никак, — пожала плечами Риона. — Он мне много помог в свое время… Считай, я долг верну.