Одет с тоской взирала на свое помятое отражение в зеркале.

Да уж. Ночевка в не слишком-то комфортабельной комнате пыток определенно не пошла ей на пользу. Мало того, что она глаз весь день не сомкнула, не способная уснуть на ледяном, каменном полу, так вдобавок продрогла до костей настолько основательно, поддавшись терпеливому влиянию холода, что понадобилось не меньше получаса, проведенного в горячей воде, чтобы отогреться.

Возможно, стоило попробовать привлечь к себе внимание жалобными криками, но Дюбуа, не уверенная в результате, отказалась тешить тюремщиков, срывая до хрипоты голос. Все-таки о ней не забыли и освободили. Уже неплохо, если игнорировать залегшие на лице тени. Следы укусов на бледных ключицах и где-то на ногах. Девушка, не особо полагаясь на память, запуталась, вычисляя, кому из тройняшек какой принадлежал. И крайне заторможенную реакцию абсолютно на все.

Одет вздохнула. Ей бы хорошенько выспаться, а не в академию наряжаться. Но Дюбуа не могла баловать себя праздными прогулами. Рейджи не одобрит. К тому же, у нее сегодня контрольная по… по… по какому-то предмету. По какому-то важному.

Девушка смежила веки, сосредотачиваясь. Недвижимо застыла на минутку, стараясь не провалиться в манящую дрему. Чуть придя в норму, снова посмотрела на себя и принялась застегивать рубашку, пряча под тонкой тканью испещренную оставшимися от кровавых забав метками кожу. Управившись с сим нехитрым делом Одет поправила воротник и потянулась к ленточке.

Внезапно кто-то схватил Дюбуа за руку и прижал спиной к себе. Растерянная девушка попыталась вяло вырваться, больше повинуясь инстинктам, чем здравому смыслу, и, как итог, поймавшие ее объятия немного окрепли. Донесшийся словно откуда-то издалека шепот, щекочущий ухо, расставил все по местам.

— Не дергайся.

С трудом вникнув в суть происходящего, Одет безропотно замерла. Не только потому, что сопротивление — заведомо проигрышная стратегия, но и оттого, что какой-либо страх улетучился без остатка, всецело вытесненный ничем необоснованным доверием.

Проклятое доверие. Вот с чего она убеждена в том, что уж он то ее точно не убьет? Ну, или, по крайней мере, не так. Не тогда, когда она и без того еле на ногах держится.

Невесомое прикосновение и длинные, темные волосы, которые Дюбуа не успела заколоть, перекочевали с одного плеча на другое, открывая соблазнительный вид на изящную шею. Форма поползла вниз, оголяя больше пространства для клыков, и буквально через несколько секунд они с легкостью вонзились в Одет.

Девушка резко выдохнула, но и не подумала выражать недовольство. Вместо возмущения в голову ее проникла куда более интригующая мысль. Интересно, ей почти не больно из-за того, что она вконец потеряла чувствительность после буйно проведенных суток или разгадка кроется в чем-то ином?

Одет хотелось бы порассуждать на волнующую ее тему тщательнее, но причинно-следственные связи никак не желали выстраиваться в стройную логическую цепочку. Когда же Дюбуа поняла, что в подобном состоянии все равно не сформирует никакого внятного вывода и вернулась из глубин нематериального в реальность, то ощутила, как непроизвольно сократилась мышца в правом предплечье. Как пересохло во рту. И как сердце часто-часто колотится о ребра, так и норовя выскочить из грудной клетки. *

На девушку накатила паника.

Много. Он выпил слишком много. Если это немедленно не пресечь, она…

— Шу, прекрати… Я… сейчас…

Каждое слово давалось Одет ценой неимоверного напряжения. Язык еле ворочался, а банальная потребность высказаться превращалась в невыполнимую задачу.

Конечно же никто Дюбуа не послушался. Когда вообще в этом доме кто-то прислушивался к ее мнению?

Еще пара глотков и девушка тряпичной куклой обмякла в руках вампира, потеряв сознание.

***

Когда Одет открыла яро возражающие против подобного надругательства глаза, то очутилась в компании тишины, темноты, которую малость рассеивала дарующая тусклый свет настенная лампа, и одиночества. В незашторенное окно робко заглядывала Луна, мягко намекая своим присутствием на довольно поздний час.

Дюбуа моргнула несколько раз, возвращая четкость бесчеловечно расплывающемуся перед ней изображению, и с любопытством уставилась на балдахин собственной кровати. Разве она вправе разлеживаться, когда…

Когда что? У нее же вроде полно неотложных обязанностей, нет? Каких? И что приключилось?

Рассудок оплели щупальца недоумения. Тут и там мелькали белые пятна, от которых требовалось как можно быстрее избавиться. Вот только стремлению Одет к порядку препятствовали мысли, шустрыми стайками проносящиеся мимо девушки и не позволяющие ей догнать себя и пошагово восстановить ход событий, которые привели ее к незапланированному отдыху.

Но упорством своим Дюбуа исконно гордилась. Со сказочной настойчивостью она отлавливала обрывочные воспоминания и кропотливо латала с их помощью дыры в собственном разуме.

Первыми неуклюже выползли из укрывающего их мрака испуг и обреченность, прочно ассоциирующиеся у девушки с комнатой пыток. Чудесная точка отсчета. Очень… въедающаяся в подкорку.

Одет поморщилась от нахлынувших на нее подавленных впечатлений. Не тот момент, который ей хотелось бы пережить повторно. Зато преодолев штиль расследование пошло более споро. Каждый новый фрагмент все проще и охотнее занимал покинутое им место и вскоре перед Дюбуа предстала вся картина целиком.

Внимательно проанализировав ее, девушка резко села на постели и тут же откинулась обратно на подушки, борясь с мощным приступом головокружения.

Она ведь собиралась в школу!

Не желала идти, боясь отключиться прямо на уроке и навлечь на себя какое-нибудь не особо щадящее ее наказание, но и пропустить занятия не могла. А потом… Потом ее укусил Шу и теперь она валяется здесь, а не ерзает на жестком стуле, грезя о передышке и гадая, дотянет ли она до окончания ночи без каких-либо провинностей.

Одет нахмурилась, сдвигая брови к переносице. В душе зародились странные подозрения.

Зачем он укусил ее? Неужели нельзя было потерпеть до возвращения в особняк? Она же ничем его не провоцировала, не надоедала, не мельтешила поблизости. Да и кровью своей делилась не настолько давно, чтобы жажда успела проявиться так неистово, что отсрочки не миновать, а саму Дюбуа понадобилось доводить до обморока. Особенно девушку тревожило последнее. Уж очень сие событие смахивало на намеченный финал, а не потерю самоконтроля.

Это что же… акт благотворительности? Проявление своеобразно-извращенной… жалости?

Одет усмехнулась. Невообразимая чушь. Что за ерунда, воистину. Она уже совсем спятила, фантазируя себе невесть что. Или…?

Червь сомнения поселился внутри Дюбуа. Крохотный, едва различимый, но чрезвычайно назойливый. Девушка облизнула пересохшие губы и предприняла очередную попытку занять немного более вертикальное положение.

Ну и кто все же из них двоих по-настоящему несносный? Разве так трудно хотя бы изредка объяснять скрытые истоки своих поступков? Преимущественно тогда, когда они заставляют других мучиться от чудовищной неопределенности.

Не обнаружив признаков будущей потери равновесия, Одет вылезла из кровати и сделала шаг. Девушку мигом повело в сторону и, дабы не упасть, она намертво вцепилась в один из столбиков, поддерживающих балдахин. Прислонилась к нему лбом, набираясь сил и умоляя организм отозвать подкатывающую к горлу тошноту.

Ей действительно необходимо так срочно выяснить правду? Выяснить ее в принципе? Откуда ей знать, что в особняке помимо нее сейчас кто-то есть? Почему она не может плыть по течению и расстаться со сложившейся ситуацией, не разбивая свои иллюзии горькой истиной? Зачем по собственной инициативе лезет к корню ее бед, когда всячески воздерживалась от столкновений с ним?

Дюбуа стиснула зубы, едва ли не ненавидя себя за очевидный ответ.

Потому что, если есть хотя бы эфемерная надежда на… На что? На то, что их отношения не такие ясные, как ей всегда казалось?

Одет отпустила опору, проверяя, кто поразит соперника — упрямство или слабость.

Какая разница, зачем ей приспичило докопаться до этого лентяя? Она лишь хочет разобраться в его мотивах. Нет в столь примитивном капризе никакого подтекста. Элементарная дотошность и ничего более. Да и пятиминутная беседа не доведет ее до края, не даст сорваться в пропасть уныния. Семейные ужины, например, она ведь как-то выдерживает.

Получилось, вроде, толково.

Успокоенная столь внушительными предлогами и торжеством упрямства, Дюбуа переоделась — школьная юбка Одет никогда не нравилась в виду открываемых ей для разных развратных личностей возможностей — и отправилась в путешествие по дому в поисках некоего конкретного вампира. Обойдя почти весь особняк и ожидаемо никого не встретив — учеба еще была в самом разгаре — девушка обнаружила себя перед дверью в комнату старшего Сакамаки.

Что сподвигло ее проверить наиболее вероятное место его обитания последним, Одет затруднялась сказать. Подсознательный страх неизбежного разговора, пожалуй. Желание выкроить отсрочку, чтобы набраться мужества, невзирая на все так резко тающего.

Чувствуя, как нерешительность медленно распространяется по телу, Дюбуа занесла руку для удара, но, замешкавшись, опустила ее. Сосчитала про себя до десяти, вновь подняла кулак и, используя сохранившиеся капли воли, негромко постучала.

Промчалась секунда, другая, но приглашение войти так и не прозвучало. Впрочем, девушка не спешила уходить, прекрасно зная, что отсутствие ответа далеко не всегда приравнивается к отсутствию хозяина помещения.

Перед Одет предстала дилемма — понаглеть и попасть внутрь незваной или вернуться к себе и наслаждаться покоем? Непростой выбор, которого Дюбуа лишили.

— Долго ты собираешься там стоять?

Оцепенение спало, повергнутое привычно безэмоциональным голосом. Глубоко вдохнув и уверяя себя в успехе сомнительного предприятия, девушка повернула ручку и переступила через порожек, закрывая за собой дверь.

Дорога назад бесследно растворилась, расстилая перед Одет единственный путь, с которого уже поздно сворачивать.

Теплая цветовая гамма интерьера неизменно вызывала симпатию у девушки. Расслабляла и навевала флер грусти по погожим, солнечным денькам. По ним Дюбуа периодически очень скучала. Опережая ностальгию Одет обвела взглядом комнату, выискивая Шу.

Вампир полулежал на кровати, изучая какую-то книгу — прищурившись, девушка идентифицировала ее как нотную тетрадь — и не выражал никакого энтузиазма по поводу вторжения гостьи, словно ее и не существовало.

Не спрашивая разрешения, Дюбуа спустилась до середины лесенки и примостилась прямо на ступеньках, приваливаясь к стене. Поход отобрал у Одет все силы. Впрочем, приближаться намного ближе ей и не хотелось. Дистанция, пусть и незначительная, для девушки являлась залогом безопасности.

— Что тебе нужно?

Вопрос, вопреки своей предсказуемости, застал Дюбуа врасплох. Вся накопленная храбрость куда-то мгновенно испарилась, бросая Одет на попечение робости и смущения. Кое-как призвав дезертира в строй, девушка практически прошептала:

— Зачем ты это сделал?

— Что именно? — Губы Сакамаки тронула едва уловимая ухмылка, а Дюбуа с натугой подавила порыв съязвить и закатить глаза.

Дразнит. Он вечно дразнит ее, провоцируя на препирательства. Можно подумать, так сложно догадаться, что она подразумевает.

— Зачем тебе понадобилось, чтобы я прогуляла школу? — Как Одет не старалась, в интонации прокрались обвинительные нотки.

— А ты жаловаться пришла? — Вампир по-прежнему не отрывался от исследования любимой музыки, все больше выводя Дюбуа из себя своими обтекаемыми ответами.

Ясно. Девушка чуть наклонила голову. Какая же она дура. И почему сразу не предвидела, что ничего хорошего из ее затеи не выйдет? Играть в полемику и выпытывать информацию, по крупицам вытягивая ее из вереницы вопросов — которые, вообще-то, задавать собиралась исключительно она — Дюбуа была не в настроении.

Похоже, стоит поскорее свернуть непродуктивный диалог, пока он не увел Одет неведомо куда, и идти спать, коль выпал шанс побездельничать. Это бесспорно лучшее, что она может предпринять в потихоньку выбивающейся из плана ситуации.

— Разумеется нет, — девушка взяла паузу, обдумывая свой следующий ход.

Ей надлежит немедленно встать и покинуть комнату, но двигаться как на зло так лениво. Может, все-таки рискнуть и попробовать вовлечь Шу в разговор, чтобы посидеть подольше?

— Рейджи сильно ругался из-за того, что я осталась дома?

— Так ты поэтому недовольна? Из-за того, что Рейджи разозлился? — Голос окрасился неприязненными оттенками, вынуждая Одет мигом упрекнуть себя за сказанное. Приплетать родственные связи — и без нее не блещущие дружелюбием — не самый оптимальный способ развить беседу.

Настало время исправляться.

— Я не это имела в виду. Просто не хочу, чтобы из-за меня неприятности возникли у… ни у кого. — Зрачки расширились, когда Дюбуа осознала, что именно только что чуть не сболтнула. Усталость понемногу превалировала над прочими чувствами и контролировать каждое вылетающее изо рта слово становилось все труднее.

Но, кажется, у нее получилось выкрутиться.

— Вот как? — Девушка невольно достигла своего, завладев вниманием Сакамаки. — И почему тебя это волнует?

— Не в-важно. — Одет и не заметила, как начала запинаться. Рассудок вовсю принялся посылать сигналы об отступлении, на максимальной громкости вереща об обуявшей его тревоге. — Прими мою благодарность, даже если она для тебя ничего не значит. А мне уже пора. Извини за потраченное время.

Дюбуа поднялась на ноги, не отлипая от стены, и, спотыкаясь, направилась к выходу. Но не преодолела она и пары ступенек, как в спину раздалось насмешливое:

— Опять убегаешь?

Сердце пропустило удар. Ее раскусили? И как давно, интересно? Но пока Одет сама в этом не признается, ничего непоправимого не произойдет, верно?

— Я н-не… — отрицание застряло в горле.

А есть ли резоны так дико отнекиваться от своей причастности к преступлению, когда тебя уже поймали с поличным? С торчащими из всех карманов доказательствами твоей приобщенности к чему-либо?

Конкретно в данном инциденте к ускользанию.

Апатия и глупость, в конце концов, не одно и тоже, а она — наивная идиотка, раз подумала, что, если Шу ничего не высказал ей сразу, то либо его все полностью устраивает, либо он прозевал ее пропажу.

Так почему сейчас? Потому что она сама вломилась к нему с дурацким стремлением разнюхать истину? Или скука замучила?

— Подойди сюда.

Девушка сглотнула, не спеша подчиняться. Разведывая доступные тропки для отступления из устроенной самой себе западни и не находя их. Ощущая себя загнанной в угол. Ей ни за что не превзойти вампира в скорости, особенно в ее текущем состоянии. И это если забыть о телепортации. А другие варианты, кроме как попытаться исчезнуть в каком-нибудь укромном местечке особняка, не торопились обрадовать Дюбуа своим рождением.

Видимо, разговора по душам не миновать. Проказы канули в прошлое. Вот только черта с два она ему во всем добровольно признается. Самоуважение, пусть и сжавшееся до размеров горошины, еще тлело внутри Одет.

Поправив падающие на лицо волосы, Дюбуа развернулась и с опаской приблизилась к Сакамаки. Увы, но осторожность не спасла. Готовая к любому, как она предполагала, подвоху девушка и опомниться не успела, как оказалась прижата к кровати нависающим над ней вампиром без малейшего шанса на самостоятельное освобождение.

На щеках выступил едва видимый румянец от внезапной близости, а пальцы, наоборот, задрожали от откуда-то накатившего ужаса. И хоть боялась Одет не самого Шу, а того, что совершенно не представляла его дальнейшие действия, комбинация захвативших ее эмоций выходила затейливой.

Впрочем, ничего совсем уж кошмарного пока не свершилось.

Решив, что не помешает обозначить свою негативную позицию относительно занятого ей положения, Дюбуа, смиреннее, чем следовало, обратилась к тюремщику:

— Если тебе нужна еще кровь, давай отделаемся от этого побыстрее. В противном случае, пожалуйста, отпусти. Я поняла, что пришла зря, и прошу прощения за беспокойство.

— Ну уж нет, — в синих глазах застыла несвойственная им серьезность, хоть голос и не выдавал ее, оставаясь все также нейтральным. — Обычно, сколько тебя не выпроваживай, ты все равно вертишься вокруг. Но в последнее время ты постоянно прячешься от меня. А вдобавок еще и переживаешь о каких-то пустяках вроде Рейджи. Не хочешь рассказать, с чего вдруг такая перемена?

— Учусь уважать чужие потребности в уединении и проявляю вежливость. — Одет искренне надеялась, что сочиненная отговорка не сквозит фальшью, несмотря на подбирающуюся панику. — Советую последовать моему примеру и слезть с меня.

— Звучит неубедительно. — Условия пленения не изменились ни на йоту.

— Как знаешь. Мне больше сообщить нечего. — Дюбуа отвернулась от вампира, фокусируя взгляд на стене и всем видом показывая, что сокровенные тайны у нее отсутствуют.

— Ты действительно упрямая. — Сакамаки как-то разочарованно вздохнул, будто принимая поражение, и девушка, игнорируя недремлющую интуицию, внушающую ей, что преодолена только завязка катастрофы, не на шутку настроилась на обретение независимости.

Крайне досрочно.

— А если так? Тоже не признаешься?

Затесавшиеся в интонации коварные нотки почему-то сразу не понравились Одет. А через секунду она уже резко ущипнула себя, лишь бы не выпустить наружу неподобающие ситуации стоны.

В ход пошли запрещенные приемы. Дюбуа ощутила, как язык вампира скользнул по ее шее, а затем тот же участок охладил поцелуй. И еще один. И еще.

Ну что за нечестные фортели?! У нее ведь нет ни защиты от них, ни какого-либо компенсирующего сие непотребство преимущества. Но что по-настоящему заботило Одет — как долго она продержится под столь оригинальными пытками, прежде чем уступит им? И есть ли у них границы?

Ответ на второй вопрос не заставил себя ждать. Девушка почувствовала, как рука Шу движется вверх по ее ноге, задерживается на бедре, подбирается к кофте. Пульс и дыхание Дюбуа участились. Подчиняться разуму становилось все сложнее. И единственное, что удерживало Одет от падения во власть греха — уверенность в том, что с ней банально играют. А притворяться игрушкой, особенно в подобного рода развлечениях, ей уже порядком надоело.

Но при любом раскладе домогательства вкупе с маловероятным, но потенциальным изнасилованием в вечернюю программу девушки категорически не вписывались. И, пока не поздно, не лишним будет донести это до добившегося-таки своего вампира.

Дюбуа поделится с ним порцией правды, если это прекратит нестерпимо сладкие муки.

— Стой! — Одет уперлась ладонями в грудь Сакамаки в тщетной попытке оттолкнуть его от себя. — Сдаюсь. Я… Я расскажу, почему решила избегать тебя.

— Хм. Все-таки ты не выносишь, когда тебя дразнят, — Шу довольно улыбнулся, смотря прямо на Дюбуа и все пуще вгоняя ее в краску столь пристальным вниманием, но свои незаконные действия однако прекратил. — Давай. Я слушаю.

— Ладно. — Девушка закрыла глаза, собираясь с духом. Разговаривать, не видя собеседника, почему-то было не так страшно. Да и покается она в самом минимуме, в безобидной ерунде, не обличающей ее ни в чем постыдном. Выдаст голые факты, только бы испариться отсюда и без каких-либо дальнейших задержек перебраться к себе. — Пусть ты и пьешь мою кровь, но зачастую ведешь себя адекватнее остальных. Поэтому мне спокойнее рядом с тобой, и я старалась держаться поближе. В чисто практических целях. Но потом поняла, что чем больше времени провожу с тобой, тем сильнее воспринимаю тебя в качестве друга. А так как никому из нас данное усложнение не нужно, то я посчитала, что мне следует сократить наше общение. Все. Доволен? А теперь отпусти меня.

Дюбуа замолчала, выжидая, но сковавшая ее ловушка никуда не делась. Голову заполонило замешательство.

Он же получил желаемое, так зачем продолжает издеваться над ней?

— Знаешь, ты отвратительно врешь. — Голос перешел на вкрадчивый шепот, из-за которого по коже Одет немедля поползли мурашки. — Твое тело выдает тебя. Если тебе все безразлично, почему ты так реагируешь?

— Что?! Я не вру! И откуда тебе… — преисполненная возмущения девушка подняла веки, собираясь рьяно отстаивать свою точку зрения, но ее тут же заткнули непривычно нежным поцелуем.

Не похожим на очередной раунд подколок.

Не ведая что творится, подавленная шоком, Дюбуа впала в натуральный ступор. В подлинный вихрь потрясения. Последствия ее интриги обернулись крайне заманчивым образом и походили на минутное счастье, за которое, вероятно, Одет придется расплатиться всем, что у нее еще есть. И она без колебаний согласилась бы на такую выгодную сделку, если счастье продлится немного дольше.

Когда Шу оторвался от нее, Одет смогла произнести только одно:

— Почему?

— А? — Вампир малость устало взглянул на девушку, будто сетуя на ее бестолковость. — А ты не слишком-то сообразительная. Так утомительно объяснять что-то, но ты ведь не отстанешь?

— И не надейся, — с готовностью подтвердила домыслы Сакамаки Дюбуа, стараясь уже не удивляться ничему и не придавать значения тому, что ее до сих пор насильно удерживают в месте, в котором она совсем не собиралась застревать.

— Я так и думал. — Шу с досадой взъерошил светлые волосы, но смилостивился над бродящей в дремучем лабиринте теорий Одет. — Наблюдать за твоими нелепыми попытками сбежать было забавно, но… У тебя нет права исчезать без разрешения.

От немудреного признания неловкость и растерянность растаяли без следа. Все растаяло, кроме гнева, который с недюжинным напором вытеснил прочих конкурентов. Девушка, конечно, смирилась с тем, что ей все помыкают, но это… Это уже не укладывалось в рамки. Что за… тирания?! С какой стати она должна спрашивать дозволения проводить свободное время так, как ей хочется? Она же все-таки не чья-то собственность и не зверушка, ни на шаг не отходящая от хозяина.

— Это тут причем!? Если тебе не нравится, что я лишила тебя удобной подушки, обогревателя и объекта для шантажа, то я не виновата. И ничье разрешение на отказ от данных обязательств мне не нужно. И потом, тебе же нет дела до меня. Я — всего лишь еда. — Выверенное до мелочей мнение Дюбуа компромиссу и обжалованию не подлежало.

Долго еще он планирует морочить ее? Она уже и без того беспросветно заблудилась в хитросплетении его поступков. Разве она не заслужила хоть немного искренности?

— Ты такая проблемная. Неужели сама не догадалась? — С неподдельным любопытством поинтересовался Сакамаки, наверняка все непреклоннее убеждаясь в ее глупости. И девушка, по-прежнему плутающая вслепую, только отрицательно повела головой из стороны в сторону.

Ей казалось, что она упускает что-то важное. Что-то переломное. Что-то, что навсегда преобразит ее судьбу, толкнувшую Дюбуа сегодня на излишние откровения. И награда за них вот-вот обрушится на Одет.

Но какую форму она примет, какие очертания обретет, девушка не представляла. Воображение не справлялось с непредсказуемым вампиром.

— Ты… — доверительный голос раздался над самым ухом, опьяняя и даря выстраданное, хрупкое, готовое в любую секунду разбиться осуществление мечты. — … ошибаешься.

Новый поцелуй прибавил смысла таким обескураживающим словам. И Одет, все еще не веря в происходящее, не осознавая его до конца, ответила.

Не смогла не ответить.