Тяжелые, свинцовые тучи непроницаемой пеленой заволокли небо. Облепили набрякшими бурдюками все прежде подвластное Солнцу пространство, не пропуская на волю ни единого лучика. Всем своим видом, не допуская возражений, показывали — грозы не миновать.

И только Одет успела согласиться с ними, как девушку едва не ослепила яркая вспышка молнии. Немного отставая от своей неразлучной подруги в нарастающее буйство стихии вплелись бьющие по ушам громовые раскаты. Да такие мощные, что задрожали стекла.

Дюбуа непроизвольно вздрогнула, отодвигаясь на шаг от окна, и зябко поежилась, будто почувствовав на себе промозглое дыхание осени. Холод во всех его проявления — за редким исключением — она недолюбливала.

А между тем вошедшая во вкус природа не собиралась останавливаться на полпути. Наземь обрушились потоки воды. Словно какой-то умелец одновременно мириадами игл проткнул до предела наполненную емкость, даря ей желанную свободу от осточертевших ограничений.

Окно усеяли крупные капли. Стекали с него замысловатыми ручейками. Сливались воедино, рисуя на доступном им холсте настоящую карту рек. На смену своим сбежавшим собратьям немедля приходили новые художники и все повторялось по кругу.

Одет, касаясь стекла самыми кончиками пальцев, очертила несколько особо извилистых дорожек. Другой рукой потерла основание шеи, пытаясь унять нарастающий зуд. Заживающие ранки от укусов порой начинали нестерпимо чесаться и зачастую это раздражало куда сильнее, нежели сам факт нанесения увечья.

Понаблюдав за небесными забавами еще какое-то время, Дюбуа машинально поправила и не думающие никуда сползать очки в тонкой оправе и переместилась к книжному шкафу. Замерла напротив него, внимательно рассматривая надписи на корешках, кое-где выцветшие, и выискивая среди ценнейшей коллекции достойное для ознакомления чтиво.

Обнаружив искомое, Одет с ногами устроилась на низеньком диванчике, подхватывая с кофейного столика давно остывшую чашку чая.

Хороший чай и интересная книга — вот и все, что требовалось девушке для полного счастья. Хотя, пожалуй, не помешало бы добавить в сей список и тишину, чьи ласковые объятия Дюбуа ни за что не променяла бы на любую, даже самую доброжелательную, шумную компанию друзей.

Напольные часы пробили полночь, но с головой погруженная в перипетии главных героев, населяющих жестокий, созданный безграничной фантазией автора мирок, Одет не обратила на них ни малейшего внимания. Из вязкой пучины дух захватывающих приключений ее выдернул лишь апатичный, раздавшийся совсем близко голос.

— Ты опять здесь?

Вместо ответа янтарь на мгновение столкнулся с сапфиром и вернулся к покинутой строчке, пока та не затерялась в хороводе букв. Да и к чему тратить слова, когда одна и та же очередность действий дублируется по три раза на неделе, если не чаще.

Девушка только пересела поудобнее. Не столько для себя, сколько для подошедшего к ней вплотную вампира.

Используя колени Одет в качестве подушки, Шу безмолвно растянулся на диване, то ли всерьез намереваясь уснуть, то ли искусно притвориться спящим. С его появлением атмосфера в комнате почти не изменилась. Разве что шорох страниц стал глуше и шевелиться Дюбуа старалась пореже. А так безмятежность, царящая вокруг, никому не уступила свои права. И, если ни один из странноватых обитателей старинного особняка не нарушит покой уединившийся парочки, не уступит еще несколько часов.

О том, что произойдет по их истечении, девушка знала заранее. Наперед могла предвидеть будущее вплоть до мельчайших деталей, неоднократно становясь его непосредственной участницей.

В какой-то момент она неловко повернется, желая размять затекшие мышцы и вырывая тем самым Шу из лап обволакивающей его дремоты. Или, что куда менее вероятно, Сакамаки просто надоест бездельничать и захочется развлечься.

В любом случае рука, которой Одет изредка ерошила рыжеватую макушку лежащего без движения вампира, попадет в плен ледяных пальцев. Клыки совсем неделикатно вонзятся в алебастровую кожу на запястье в стремлении добраться до алой, обжигающей крови. Дюбуа поморщится — больше притворно, чем от страха или дискомфорта — и, не сумев сдержать колкий язык, с бесстрастным лицом обязательно выдаст свою коронную претензию.

Кусать людей без предупреждения — особенно женщин и особенно без их согласия — вершина бескультурья. Вообще-то это даже приравнивается к откровенному домогательству.

Губы обоих — и Шу, и Одет — после озвученного изогнутся в усмешке. Его — в немного ехидной, явно не предвещающей ничего хорошего. Ее — в беззаботной, показывающей, что девушка вполне осознает грядущие последствия.

Оторвавшись от манящего источника пищи, Сакамаки потянется к заколке, удерживающей волосы Дюбуа. Миг и симпатичный аксессуар неслышно упадет на пол, а лишенные своего тюремщика пряди каскадом горького шоколада рассыплются по узким плечам. Следом в изгнание отправятся очки. И тут на краешке сознания у Одет возникнет опасение — только бы ненароком не разбил, как предыдущую пару.

И завершающий штрих — одежда, которая девушке в ближайшее время совершенно точно не понадобится. Конечно, ради этого любовникам придется поменять положение, но игра стоит свеч. Ведь Дюбуа не останется в долгу.

А затем…

Внезапно становящийся все более неприличным поток мыслей оборвал мимолетный приступ боли.

И шестеренки, воплощающие в жизнь предрешенную цепь событий, медленно завертелись.