В детстве Антуан мечтал стать королем. Особенно в те дни, когда ему не позволяли вторую порцию мороженного или укладывали спать слишком рано. Королю же можно все, он сам решает за себя и всегда получает желаемое.

      Став взрослее, Антуан начал смотреть шире. Во-первых, королем он мог сделаться только после смерти отца, и это уже было страшно само по себе. Во-вторых, королю можно далеко не все: разумеется, у короля вряд ли кто-нибудь отберет и вторую, и третью, и даже десятую порцию мороженого, но ангину он заполучит примерно с той же вероятностью, что и все остальные. В-третьих, высочайший титул не делал ни достойнее, ни счастливее, зато работы прибавлял немерено. Даже у принца имелось куда больше возможностей для свободного времяпрепровождения.

      Поэтому мечтать о короне Антуан давно перестал. Детское желание всколыхнулось в нем лишь однажды, когда он хотел броситься на поиски Анны. Однако следовало быть честным хотя бы с самим собой: Анна не любила принца — не полюбила бы и короля. Она была для этого слишком гордой и независимой. А значит, и искать ее бесполезно — лишь унижать себя да ставить в неловкое положение ее.

      И все же стать королем Антуану пришлось. После женитьбы сына, о которой он так радел, отец прожил лишь чуть больше года. Все это время он продолжал восхищаться «прекрасной парой», что не мешало ему все прозрачнее и прозрачнее намекать молодым о необходимости обзавестись собственными наследниками. Антуан и Каролина честно старались, однако их брак дал плоды лишь после коронации. Мать, прослезившись — в последнее время она плакала чаще, перестав скрывать это, — заявила, что так даже лучше.

      — Принц — наследный принц — должен быть сыном короля, — сказала она. — Малыш почувствовал, что пришло его время.

      Антуан спорить с матерью не стал, хотя и счел подобное утверждение редкостной чушью. Для него самым главным было то, что ребенок все-таки появится на свет, а значит, его брак не оказался напрасной жертвой.

      Впрочем, называть этот брак «жертвой» можно было только из лицемерия. Выбрав наугад, Антуан по чистой случайности вытянул счастливую карту. Принцесса Каролина пришлась ко двору, полюбилась родителям, но главное — она с неизменным почтением и даже восхищением относилась к собственному супругу. Помимо этого, тихая и кроткая в семейном быту, на официальных приемах Каролина умела представать достойной своего высокого положения. На церемонии коронации, например, новая королева выглядела воплощением царственного величия. Антуан вполне допускал, что на коронации Каролина и смотрелась, и ощущала себя куда более уместной, нежели он сам. Антуан, хоть и обошедшийся на этот раз без успокоительного, нет-нет да поглядывал в толпу. Зал собора снова заполонил разношерстный народ, но молодой король напрасно всматривался в чужие незнакомые лица. Анны не было. Антуан давно уже сомневался, а видел ли он ее тогда, на свадьбе. В любом случае, даже если Анна и приходила взглянуть на его свадьбу, то до коронации ей однозначно не было никакого дела. Это не удивляло: корона изначально не привлекала эту удивительную девушку.

      Но сколько можно было думать об Анне? Прежняя боль давно притупилась, Антуан втайне гордился тем, что теперь иногда проходили дни, недели и даже месяцы, когда ему удавалось не вспоминать о своей любви: первой и разбитой. Однако окончательно забыть ее не удавалось. Когда Каролина обустраивала свои новые покои, Антуан ловил себя на мысли, что Анна сделала бы все по-другому. Задавая вопрос, он словно бы знал, что ответила бы Анна — и удивлялся, слыша от жены совершенно иное. Даже думая о будущем сыне, Антуан отчего-то представлял его черноволосым и зеленоглазым — и тут же одергивал себя, напоминая, что этого просто не может быть.

      — Сядь и успокойся, — строго велела королева, когда ее сын в десятый раз пересек свой кабинет. — Это дело небыстрое, несколько часов у тебя в запасе есть. Не стоит изводиться раньше времени… Да и вообще изводиться не стоит.

      — Матушка, как вы можете так говорить! — запнувшись на ровном месте, выпалил Антуан.

      — Могу! — с достоинством парировала королева. — Сама четверых родила и знаю, что говорю.

      — Но у Каролины это в первый раз!.. — попробовал возразить Антуан, и был безжалостно прерван.

      — У всех бывает в первый раз, — заявила королева. — Такова наша женская доля. От мужчин же в этом деле требуется одно: не путаться под ногами и не нагнетать. Думаешь, ей проще будет, если ты в ковре дорожку протрешь?

      — Но не могу же я просто не думать об этом!.. — Антуан взмахнул руками и неловко упал в кресло.

      Он растерянно посмотрел на свои ладони, чуть отрешенно отмечая, что они слегка трясутся. Очень хотелось спрятать в них лицо, однако Антуан понимал, что мать такого решительно не одобрит.

      — Не переживай так, — королева, в свою очередь, соизволила встать и, подойдя к сыну, положила руки ему на плечи. — Нервные клетки не восстанавливаются. Хочешь успокоительного?

      — Нет, не хочу! — нахмурился Антуан.

      Больше не было отца, который упрекнул бы, однако Антуан помнил выражение разочарования на его лице. Почему-то, несмотря на свое невменяемое состояние перед свадьбой, Антуан запомнил это, как и собственное отвращение, смешанное с брезгливостью. Тем более, что сейчас это будет отдавать еще и лицемерием: боль и страдания испытывала Каролина, а пить успокоительное ему?

      Дверь в королевский кабинет открылась, и Антуан с надеждой встрепенулся. Неужели все наконец-то закончилось, и мать зря его пугала предстоящими часами? Но нет, лицо врача выглядело слишком серьезным и строгим для радостной вести.

      — В чем дело? — поторопил визитера Антуан. — Что с королевой?

      — Ваше величество, — с поклоном обратился к нему медик, — я пришел, чтобы задать вам крайне неприятный вопрос и предупредить, что времени на ответ у вас не так уж много.

      — Так задавайте же! — воскликнул Антуан. — Не тяните.

      Врач кивнул и продолжил:

      — Роды идут крайне тяжело. Плод лежит очень неудачно, и может так оказаться, что выйти самостоятельно он не сможет. Пока мы еще пытаемся, и надежда есть, однако может наступить момент, когда спасти мы сумеем только кого-то одного.

      Пауза, которую он сделал, была очень короткой — буквально чтобы перевести дыхание. Но Антуану эта пауза показалась затянувшейся вечностью, за время которой внутри него все заледенело.

      — Ваше величество, я обязан спросить, как и всегда в подобных случаях. Если такой момент настанет, кого нам спасать: мать или ребенка?

      Антуану показалось, что он задыхается. И они спрашивают его? Как вообще можно выбирать — как можно выбрать? Он так ждал этого ребенка, так мечтал, что у него будет сын — будущее его самого и всего королевства… Но и пожертвовать женщиной, зачавшей этого самого ребенка, носившую его, ожидавшую ничуть не меньше, а то и гораздо больше, нежели сам Антуан — это тоже казалось невозможным! Каролина не виновата, что не любима, она не выбирала себе мужа. Ее, восемнадцатилетнюю девочку, отправили в чужую страну и положили в постель к чужому человеку. Однако она нашла в себе силы быть хорошей женой и собиралась стать хорошей матерью.

      Антуан прикрыл глаза и, не замечая этого, начал слегка раскачиваться из стороны в сторону. Краем сознания он помнил, что врач ждет его решения, он понимал даже, что, возможно, это решение нужно уже сейчас, но выбрать никак не мог.

      Словно сквозь плотный туман до него донесся голос королевы-матери:

      — Вы задаете странные вопросы, мэтр! Разумеется, интересы королевства требуют, чтобы спасали насле…

      — Королеву! — неожиданно громко перебил ее Антуан. — Спасайте королеву!

      — Сын мой! — мать оглянулась на него с удивлением. — Что вы такое говорите?

      — Но вы же сами сказали, — уже тише произнес Антуан, глядя на нее несчастными глазами, — что родили четверых детей. Вы знаете про эти страдания. Вы ведь любите Каролину, отчего же не пожалеете ее? Дети у нас еще будут, а она…

      — Дети у вас могут быть и от другой жены, — решительно заявила королева-мать. — А вот у той, что не смогла родить сразу, иных детей может и не получиться. Вы правы, я полюбила Каролину, она хорошая девочка, но все-таки вы, мой сын, мне роднее. Я пекусь о вашем благе — и, заметьте, о благе государства! Стране нужен наследник, и думать надо в первую очередь об этом.

      Антуан медленно поднялся на ноги. Его слегка вело в сторону от ужаса и того, что он впервые в жизни перечит матери. С отцом он хоть и крайне редко, но все же спорил, мать же, казалось, всегда была на его стороне. Однако сейчас Антуан смотрел на нее сверху вниз и не узнавал самого родного человека.

      — Вы с отцом, — сухо и отрывисто произнес не сын, но король, — назначили мне эту женщину в жены. Венчаясь, я перед лицом бога клялся защищать ее. Кем я буду, если отрекусь от нее?

      — Но… — королева не хотела сдаваться до последнего, однако Антуан уже обернулся к врачу и как можно тверже повторил:

      — Если не будет иного выхода, спасайте королеву.

      Спасти удалось обоих. Король уже мысленно смирившись с потерей ребенка, никак не мог в это поверить. Когда ему вручили пышно спеленатый сверток с роскошными бантами, Антуан в первый момент подумал, что врачи все-таки обманули его и послушались королеву-мать. Однако женщины суетились по соседству и вовсе не выглядели перепуганными или несчастными.

      Взгляд больших голубых глазенок был настолько бестолковым, что казался по неземному мудрым. С бесконечным изумлением Антуан разглядывал своего сына, не в силах поверить, что это крошечное личико принадлежит самому настоящему живому человеку. Сам Антуан был младшим в семье и никогда прежде не видел столь маленьких детей. И вот теперь он держит на руках своего собственного сына…

      Сына, которого могло бы и не быть.

      От этой мысли Антуана снова затрясло, и он, опасаясь уронить свою ценную ношу с кривоватой улыбкой поспешил передать новорожденного принца кормилице, стоящей наготове. Сейчас решение казалось еще более ужасным — но еще ужаснее выглядело осознание, что Антуан не жалел о своем выборе. Он сказал матери правду: он не мог отречься.

      И лишь много позже, почти глубокой ночью, когда все осталось позади, король позволил себе то, чем никогда не злоупотреблял. Он безобразно надрался в собственных покоях, практически в полном одиночестве — ведь не считать же за компанию шута. Жанно тоже пил, хотя и старался сдерживаться, чтобы успеть удержать пьяное величество от какой-нибудь глупости.

      — За что она так с нею? — вливая в себя очередной бокал, внезапно спросил Антуан.

      — Кто с кем? — флегматично уточнил Жанно.

      Он не снял ни нелепого полосатого костюма, ни дурацкого колпака. За несколько лет все во дворце привыкли к такому атавизму, как придворный шут. Казалось все, включая бывших приятелей из слуг, давным-давно позабыли, что жил на свете Иоганн Хоффман, а тот словно был и рад. Новая роль подошла ему гораздо лучше, нежели вся прежняя жизнь, и теперь он даже не обернулся бы, позови его кто старым именем.

      — Матушка с Каролиной, — чуть заплетающимся языком ответил Антуан. — Та же ей чуть ли не ближе родных дочерей была! Матушка мне все уши прожужжала: Каролина то, Каролина се! И красавица она, и умница, и держит себя так, что просто загляденье, и повезло мне с нею несказанно… Украшения ей свои дарила, поместье в пригороде уступила. Мне все пеняла, что я к такой чудесной жене равнодушен. А когда… когда доктор сказал… выбирать — словно подменили ее. Я-то думал, что она Каролину отстаивать будет, а она… Она же предала ее!

      Жанно сочувственно хмыкнул и подлил своему королю в опустевший бокал. Теперь ему хоть стало понятно, отчего «счастливый отец» напивается с таким отчаянным видом и почему прячется от двора. Ведь и то сказать, внешне причин никаких: королева жива, подарила стране наследника, здорового и славного мальчика. Все веселятся, и только у короля будто бы траур. А оказывается, он, перешагнув рубеж четверти века, наконец-то кое-что узнал о своей маменьке.

      — Бывает такое, — прерывая затянувшееся молчание, поморщился Жанно. — Мне моя мамаша про соседку похожее рассказывала. Подобное случается, когда мать — наседка, а сынок у нее единственный. Мамаши девиц — они как-то поспокойнее, знают, что их птичкам рано или поздно из родных гнезд в чужие дома улетать. И у кого мальчишек много, тоже не слишком над ними трясутся. Моей вот все нипочем: нас у нее трое. А вы у ее величества один, да еще и младшенький.

      — Но она же любила Каролину! — до Антуана все никак не могла дойти суть.

      — Так отчего не любить-то? — невесело усмехнулся Жанно. — С женою ведь, ваше величество, как ни крути, вам повезло. И на лицо хороша, и характером мила. Вас, опять же, полюбила — не кривитесь так, это все при дворе знают. За это ваша матушка ей и покровительствовала. Ведь женить-то вас по-любому было надо, а тут такая славная девочка подвернулась. В сыночка влюблена, да еще и послушна. Ей что свекровь скажет — то и наденет, чем повелит — тем и займется. А самое главное — вы ее не любили.

      Антуан тяжело вздохнул. Почти с отвращением посмотрел на полупустой кувшин и сделал неловкий знак налить еще.

      — Ничего не понимаю, — признался он в конце концов. — Ты меня совсем запутал.

      — Нет, — возразил Жанно, — я как раз к сути подхожу. А суть эта в том, что раз вы жену не любите, то никогда она не займет в вашем сердце место матери. В смысле, так королева-мать думала до сегодняшнего дня. А вы взяли и учудили: вместо наследника выбрали жену!

      Антуан прикрыл глаза и покачал головой. То ли он слишком много выпил, то ли никак не мог вникнуть в теорию шута.

      — Ну смотрите сами, — уже живее продолжил тот. — Легко жалеть и как бы быть на стороне несчастной покинутой супруги. Для вас мать все равно главнее, а она вроде как благородство проявляет. Но если вы сами на стороне собственной супруги, то уже и позиция матери не столь непоколебима, и сочувствие ее не так невестке нужно. Понимаете, да? Еще вчера вас трое было: вы, королева и королева-мать. А сегодня только вы и королева.

      — И Франц! — неожиданно для самого себя уже куда более весело добавил Антуан.

      Жанно несколько раз сморгнул, не понимая, когда королева успела обзавестись любовником, и почему короля это так радует, но потом его затуманенную алкоголем голову озарило воспоминанием, что Францем назвали новорожденного принца.

      — Ну да, — кивнул Жанно, едва не клюнув носом стол.

      Судя по всему, его попытки пить меньше короля не увенчались особым успехом. Однако главная цель явно была достигнута: король удовлетворился полученным объяснением и оживился.

      — Если уж нас должно быть трое, — заявил Антуан, — то пусть лучше третьим будет Франц.

      — Само собой, — согласился Жанно и поднял бокал: — За его высочество!