08/: принцесса железный веер

Что бы Джонни не сказал Бестии, она дала добро. Горо лишь мельком слышал их разговор — видел на экране ее разъяренное лицо, и слышал голос — ледяной, совершенно не вяжущийся. Тогда она лишь мрачно оглядела Джонни с головы до пят и сузила глаза, почти что в презрительной манере. Будто одна только мысль о планируемом злила ее сильнее с каждой секундой.

И произнесла:

— Тебе дорого это обойдется.

Как бы то не было, налет на «Найт» начинал казаться самой дорогой миссией в жизни Горо. Даже во времена работы на «Арасаку» выделяли куда меньшие средства и ресурсы для исполнения приказов. Было ли это результатом неопытности, или просто Сандра с Джонни верили в силу денег — кто знал? Горо это интересовало мало, лишь забавляло. Он изредка делал замечания Сильверхенду, отчего тот приходил в бешенство, но потом все же исправлялся. 

Эта черта в нем точно осталась от Ви. Горо был уверен.

Между делом он занимался простой рутиной подготовкой: договаривался с Вакако и Падре о поставке оружия, выяснял какую-то информацию у Дино — с тем у них отношения не заладились, но он, как и любой хороший фиксер, чувствовал грозящее, а потому временно отложил свое недоверие. Настоящий профессионал, честное слово. Между делом выбивал дерьмо из Кирка и Хванбо, стараясь дать им чуть больше уровня уличной подготовки. «Найт» — не умирающая «Арасака», знающая о штурме. Они будут бороться до самого конца. В чем, а в этом Горо предпочитал доверять мисс Дорсетт.

Но не было ничего удивительного, что нервы у кого-то сдавали. Даже у Джонни. Он был нетерпеливым говнюком, этот умник, и Горо искренне удивлялся, что у него хватило терпения довести дело хотя бы до нынешней стадии. Со слов Ви тот выглядел человеком, не стоящим доверия, подверженным эмоциям придурком — так она о нем отзывалась. И по началу Горо именно так и казалось. Но было видно, что Сильверхенд старался, честно, и все ради своего долга.

Гири. Джонни свое берег. Горо — давно поломал.

В сущности, он не удивился, когда одним вечером тот влетел в его квартиру — вопросы «как он ее нашел, если Горо так тщательно скрывал свой адрес» тут не работали, у них было несколько профессиональных раннеров в команде — взъерошенный, злой, и потом голосом, каким обычно требовала какую-то глупость Ви, гаркнул:

— Бля, они меня просто доебали! Один умнее другого, хуесосы ебучие! Давай выпьем, а?

Горо тогда занимался чтением какого-то суперважного документа, который прислала ему Мередит, и лишь бросил на Джонни не впечатленный взгляд.

— По-моему, ты ненавидишь «Арасаку», а меня тем более.

Взгляд Джонни приобрел панические нотки, и он сцепил руки в умоляющем жесте.

— Бля, мужик! Я в отчаянии! Ты думаешь, я бы к тебе просто так пришел?

И в самом деле.

Развеяться было полезным делом. Иногда Горо думалось — он только и делал, что отвлекался, но затем он оборачивался назад и оценивал список сделанного. И, пожалуй, небольшой перерыв и правда не мог повредить. Дела шли по плану, сейчас основные задачи лежали на нетраннерах и Мередит, торговавшейся за бюджет операции, а потому, в сущности, помимо мелких заданий остальным оставалось лишь сидеть ровно и ждать. Выпить он не особо хотел, но его жутко позабавил факт просьбы не от абы кого, а от Джонни, поэтому Горо согласился. 

Они некоторое время шатались по Джапан-тауну в поисках дешевой забегаловки, потом все же нашли. Собеседником Сильверхенд был скудным: он отвешивал почти всем ночным бабочкам сальные комплименты, то и дело срывался на жалобы на команду, обвинял их в слишком высоких требованиях… Но Джонни был тут, не с ними, и отряд все еще не распался. Значит, сделал логичный вывод Горо, какая-то частичка благоразумия от Ви ему досталась — и он просто нашел себе жертву выговориться, не портя настроение другим. Самому Горо было все равно на подобные комментарии, он и сам был не особо высокого мнения о жителях Найт-Сити, и пусть и испытывал к некоторым едва ощутимое им самим же уважение (или просто теплые чувства — например, к Кирку, чьи тренировки приносили не только результаты, но и неописуемую мстительную радость), а потому на большую часть обвинений лишь пожимал плечами.

Пил Джонни по старой привычке — много, а вот тело Ви к такому убойному количеству алкоголя подготовлено не было. После пары стаканов его уже развезло; упираясь локтями в стол, Джонни, раскрасневшийся, слезящимися глазами смотрел куда-то сквозь Горо и плаксивым тоном ведал:

— … и все это было бесполезно, бля. Все, что мы предприняли. Ви померла, а я, блядь, сижу тут. Джонни, сука, Сильверхенд, никому нахуй не сдавшийся герой нашего времени. Альт же… богиня! Мать его. И такая же сука. Все равно ничего не сделала…

До этого разговора Горо знал лишь то, что Джонни испытывает вину за смерть Ви и хотел отплатить за оставленное ему в подарок тело. Не более. Внутренние переживания рокербоя интересовали его куда меньше, чем судьба нынешней «Арасаки», поэтому он не спрашивал. Но сейчас плотину прорвало, и Джонни опять трепался на больную тему.

Если так подумать, это и правда был уже не настоящий Джонни Сильверхенд. Тот до своей смерти оставался мудаком себе на уме, Бестия не обманет. А этот — результат соседства с Ви, ее влияния, слияния даже. Было нечто любопытное в его нынешнем «я».

Змейкой облизнувшись, Джонни ударил кулаком по столу, чем вызвал легкий интерес соседнего столика: 

— Я, блядь, ей обещал! Что Альт все починит! А в итоге тупо загнал в тупик! Она убила ебучего Смешера, понимаешь? Даже ссаный Морган не сумел, а она сделала. Ви такая баба… Мировая… А я ей все обломал.

Горо поводил чекушкой в руке. Затем пошутил — проформы ради, не всерьез:

— Говоришь, будто влюбился.

— Не, при-и-иятель, мы с Ви просто чумбы, — Джонни мотнул головой и сильнее нахмурился. — Я же говорил те-е-е… 

— Да. Про шутки про говно.

Величайшая теория измерения дружбы. Современные социологи обзавидовались бы.

— Во-во! Про это самое… Меня все это просто заебало. Я тут нахуй никому не сдался. Шаришь? Мой век уже ушел. Джонни был крутым парнем в двадцатых, не в семьдесят девятом. У Ви тут знакомые на каждом шагу, куда не плюнь — тут же вылезет. Я тут не нужен… Бля, нахуй так жить, попортил ей все и…

— Несомненно, ты — проблема, но не ты ее убил.

Стоило Горо проговорить это, тоном, каким обычно с грустью признавали собственные заблуждения, Джонни резко поднял взгляд и уставился ему в глаза. Что-то нечеловеческое промелькнуло в нем в этот момент, фальшивое. Такое, отчего стало жутко — но Горо не мог назвать конкретной причины. Может, вдруг запоздало пришла в голову мысль, он просто только сейчас осознал, что сидит и выпивает с ненавистным врагом и террористом. 

Не то, что он должен был делать.

Но Джонни непоследователен. Хаотичен — отличался от обычного искина человеческим поведением. Вероятно, это лишь глитчи системы, так думал Горо. Джонни был искином, варящемся в собственном соку, в его коде накапливались ошибки и кластеры, что в конечном итоге вырождалось в подобие «личности», сомнения и ошибки. Машина в своей природе так и останется машиной, даже подари ей человеческое тело. Так всегда утверждал им отдел разработки. Разумный искин — это огромная проблема, и нет ничего хуже конструкта, осознавшего себя. Особенно если он был способен на радикальные действия при жизни.

Но не врал ли отдел разработки из страха перед скрывавшимися за Заслоном чудовищами?

Вудуисты верили в лоа — их богами стали разумные искины, ведущие их за собой. Не вредящие, миролюбиво слушающие. Альт Каннингхэм стала набором единиц и нулей, но сумела сохранить подобие человечности. Помогла же Ви, пусть лишь по просьбе Сильверхенда. С каждым годом они развивались все сильнее, имитируя человеческое, включая ошибки. Кластер порождал кластер, но в конечном итоге ошибки накапливались, их критическая масса переваливала за норму…

Так наступала новая ступень эволюции.

Когда такое случится с конструктом Ви, верилось Горо, глаза после спасения откроет именно она. А не дешевая имитация, снятая с мозга умирающей женщины.

Мозг — такой же набор импульсов. Души как понятия не существовало, что бы не говорили в «Арасаке» про «Соулкиллер». 

Джонни перед ним не был настоящим Джонни, но это была личность. 

Другая. Химера, порожденная единением воспоминаний Сильверхенда и нутром Ви.

— Ты серьезно так думаешь?

Джонни смотрел на него неотрывно, серьезно. Словно протрезвел за секунду.

Помедлив, Горо кивнул.

— Не ты перестраивал ей мозг насильно. Это был чип.

— Теперь моя очередь удивляться.

— Чему? — скептически свел Горо брови на переносице. — Что я просто признаю истину? Я знаю, у нас с тобой очень интересная история ненависти, но сейчас нам надо преодолеть раздражение друг к другу и начать работать. Только так мы сможем исполнить план идеально. Или хотя бы близко к нему. 

Уголки рта у Джонни приподнялись в улыбке.

— Но я же отговорил ее сотрудничать с фарфоровой сучкой. С Ханако.

— Поверь, Ви мало интересовало твое мнение. Просто она была такой… — со вздохом Горо развел руки в стороны. Истина была элементарна. — Не хотела никем зазря рисковать, а корпорация ей была словно кость в горле. Альт и ты были уже мертвы, ей подходило. 

— Но Ви сохла по тебе. Не понимаю… 

— Любовь не задурманила Ви голову. Она выбрала тот путь, который считала нужным. Я не одобряю этих действий, она предала меня, молодую госпожу, сделала «Арасаку» посмешищем, а меня выставила идиотом. Но твое влияние тут минимально. Ты был скорее наблюдателем, чем активным действующим лицом. 

В ответ Джонни жеманно улыбнулся, но ничего не произнес.

Странная улыбка. Ви так никогда не улыбалась, но отчего-то Горо легко мог представить себе ее лицо таким. Он надеялся, что так оно и было, что воспоминания были верны. Они — единственное, что сейчас у него осталось. Но прошло два года, образы в памяти начали расползаться, оставались лишь яркие пятна. По-хорошему, если бы не Джонни, он бы и ее голос забыл — помнил бы лишь интонации.

Вспоминать о выборе Ви в самом конце было неприятно. Черт, если подумать, она поступила намного правильней его — и осталась верна своим идеалам до конца. Дешевая воровка отдала сердце городу, а не «Арасаке». Горо резво осушил чекушку и мысленно отметил дикость ситуации, очередную деталь истинного безумия этого города. 

Он свихнулся. В тот самый момент, когда Еринобу открыл на него охоту. Все просто.

— Знаешь… — неожиданно протянул Джонни.

Его голос звучал слабо и вяло, взгляд блуждал где-то за окном.

— Я рад. Что твое ебланское сообщение оказалось неправдой, и ты не убил себя.

— Рад, что я струсил?

Джонни резко перевел на него взгляд. Следующая фраза была сказана неожиданно серьезным тоном, несвойственным ему:

— Иногда продолжать жить требует намного больше храбрости, чем скрыться от проблем в посмертии.


С Ви Горо не пил; зато она с ним пару раз наклюкивалась, а потом блевала за углом. Приходилось держать ей волосы, обстановка была мягко говоря неловкая, но Горо стоически молчал. Это были такие сущие мелочи на фоне маячивших проблем, что можно было и постоять рядом и похлопать по плечу, пока Ви тщательно выплевывала из себя остатки ужина и алкоголь. Потом она всегда говорила какую-то глупость и улыбалась, и Горо вытирал ей лицо салфеткой.

— Ой, идите нахер! 

Это обычно отвечала Ви и смеялась. 

Джонни щадить он не собирался. Но волосы все равно пришлось держать.

— Зачем столько пить, если не можешь?

— Привычка… Тяжело отделаться… Бля-я-я-я, как же мне хуево…

По цвету его лицо напоминало ближайший мусорный контейнер задорного салатового цвета, и Горо скептически цокнул.

— У тебя биохимия Ви, а не твоя. Два года живешь, переучивайся.

— Не еби мне мозг, пожалуйста… 

Но зато он немного протрезвел; несомненный плюс. 

Некоторое время они просто бесцельно бродили по улицам, Джонни продолжал о чем-то болтать, явно не надеясь на ответ, просто говорил, говорил и говорил. Это мало чем напоминало их разговоры с Ви, но иногда такая мысль — что все ровно как два года назад — проскальзывала. Хорошие были времена. То есть, конечно, нет. Гибель господина, охота за головой… Но что-то приятное в те месяцы было. 

Когда перед ними замаячила автобусная остановка с ярким рекламным баннером «Арасаки», Джонни резко остановился. Сейчас опять начнет, раздраженно отметил в голове Горо, но затем удивленно вскинул бровь — потому что Джонни неожиданно рыкнул:

— Зацени. Еще шевелится. А я думал, что Еринобу все уже проебал. «Арасака», ебать его за ногу… Такое просрать — легендарно.

— С каких пор Джонни Сильверхенд волнуется за судьбу «Арасаки»?

В него мгновенно стрельнули злым взглядом.

— С тех самых пор, как Горо Такемура выпивает с Джонни Сильверхендом! Ой, иди нахуй! — всплеснув руками, он ускорил шаг, и затем начал свой жутко нужный монолог, в котором отстаивал, что нет-нет, он-то, дескать, ничуть не изменился: — Я, типа, не идиот. Ну, ты так не считаешь, но не суть. «Арасака» — это ж рыночек, ля-ля-ля, полетела она, и эдди сразу рухнул в цене, все начало дорожать. Когда я делал свой налет, я об этом не думал. Я помер быстрее, чем экономика успела показать мне свой спелый зад, как когда я бы пришел за сижками за сто эдди, а мне въебали бы ценник в двести. А сейчас я это на своей шкуре почувствовал… Нет, я все еще думаю, что я поступил верно, и Ви тоже, но старый пень-то сумел вернуть ‘саку на первое место на рыночке, а Еринобу? Ему кристально похуй было на то, что мы забрались в его башню. Я же говорю — еблан.

Если не вспоминать, что налет был частично профинансирован им, конечно же.

Но Горо молчал. Они шли дальше, Джонни переключился на более нейтральные темы, болтал о чем-то бессвязном, пока, вдруг, не затормозил вновь. Так резко, что в него влетел Горо и выругался себе под нос на японском. Он уже хотел было устроить тому головомойку, но Джонни во все глаза смотрел в сторону — и на стене рядом Горо увидел нарисованную от руки, вот уж дикость в их времена, небольшую афишу, приглашавшую всех в крохотный частный театр. Локальная группа хотела показать миру (для начала — хотя бы своему району) небольшое представление. 

«Принцесса Железный Веер», значилось на афише.

Джонни облизнул высохшие губы

— Идем. 

Горо скептически на него взглянул, и Джонни с отчаянием затоптался на месте.

— Бля! Ви такую хуйню обожала… Да и охота посмотреть на что-то, я сейчас слегка поддат, так что хорош ломаться, ты и сам говорил, что почти в театрах не был.

— И такое помнишь.

— Еще бы. Все, идем! Смотри, билет всего двадцать эдди стоит, это ж хуйня, а не цена!

Пойти в дешевый театр казалось Горо не лучшей идеей, но делать ему сейчас было нечего. Он согласился. Внутри помимо них совсем немного народу: какая-то парочка на задних рядах, несколько пожилых людей и стайка молодежи на первом ряду, наверное, знакомые. Еще пара одиночек, случайно забредших сюда. Единственный, кто отличался — пожилой мужчина, смотрящий на зашторенную сцену строго. Постановщик, наверное.

Кресла неприятно скрипели. Джонни наклонился к нему, и его горячее дыхание обдало кожу.

— О чем это вообще? Ты читал афишу?

Горо не нужно было читать афишу, чтобы знать, о чем велся рассказ в постановке.

— Это история о Сунь Укуне. 

— О ком, бля?

— О Царе Обезьян, — на лице Горо мелькнула кривая ухмылка. — Ты найдешь много параллелей с собой, если будешь смотреть повнимательней.

В ответ его, конечно же, послали нахер.

Постановка выглядела дешево. Большое количество декораций не помогало — актеры, совсем молодые ребята, иногда слишком переигрывали, и когда такое случалось, Горо ощущал странное легкое чувство стыда. Впрочем, он все равно смотрел — наблюдал за тем, как в дешевых костюмах актеры продолжали рассказывать вечную историю.

Пьеса рассказывала о Сунь Укуне, путешествовавшем со своими друзьями, конкретно об одном из эпизодов, когда они дошли до огненных земель. Жители изнывали от постоянной жары, в которых были виновата жена главного демона — принцесса с магическим веером. Сунь Укун решил украсть его, и об этом, казалось, была вся история — об умении работать слаженно и победе над злым демоном... С первого взгляда. На деле история велась вовсе не о Царе Обезьян, а о жене демона, что испытывала тоску по своему мужу. У того была любовница, и ее гнев перерастал в огненные всполохи, донимавшие жителей ближайших деревень. История о потерянном человеке, у которого отняли самое ценное, и теперь он отчаянно цеплялся за прошлое, стараясь вернуть утраченное.

В итоге оставалась лишь ярость и разочарование.

Жутко знакомая история…

— А вот и я, Царь Обезьян! — кричал со сцены молодой мальчишка и стучал палкой о пол, и Горо думалось: вот он, Джонни Сильверхенд. Наказанный свыше человек, ищущий прощения. А в принцессе, отчаянно цепляющейся за прошлое и не желающей его слушать, он видел…

Актриса, играющая ее, была молодой, в чем-то ее выступление казалось странным, слишком личным. Наверное, дело было во взгляде — пустом и полном бешенства одновременно. Она двигалась и говорила медленно, растягивала гласные, но стоило Сунь Укуну явиться на сцену, как она мгновенно вспыхивала и превращалась в другого человека.

Пьеса была дешевой, но отчего-то Горо не мог оторвать от нее взгляда.

И понял — когда Сунь Укун замаскировался под демона, мужа принцессы, чтобы выкрасть магический веер. Это был тот же Царь Обезьян, громкий и раздражающий, но теперь он принял родной принцессе облик. Он ведь точно так же бесполезно гнался за ушедшими образами, когда можно было найти счастья в другом. И этим самым Сунь Укуном в чужом облике был для него Сильверхенд.

— Стоит ли твой гнев всего этого?

Постепенный развал «Арасаки». Гибель Ханако. Клеймо предателя.

— Действительно ли я твой противник?

Ви, похожая на стихию. Ждущий десятки лет удобного шанса Еринобу. Неживая, но продолжавшая существовать Альт Каннингхэм. 

— Ты уже поняла это. Враг — он в твоем сердце. 

«Арасака». «Арасака». «Арасака». «Арасака». «Арасака». «Арасака». «Арасака». «Арасака». «Арасака». «Арасака». «Арасака». «Арасака». «Арасака». «Арасака». «Арасака». «Арасака». «Арасака». «Арасака». «Арасака». «Арасака». «Арасака»…

— Успокой его и прекрати страдать.

Актриса взмахнула клинком, глаза ее широко распахнулись.

— Но как я могу?!

Сколько бы он не старался, он будет продолжать гоняться за ушедшими тенями.

В этом была его природа. Неважно, какой был исток, его обрубили и создали абсолютно другого человека. Найт-Сити раз за разом обращался к его корням, заставляя проходить мучительное метаморфозы: забыть о чести, начать работать с низкими людьми. Идти по тому же пути, каким шла воровка. И искать ее, ту, что разрушила всю его жизнь. Ах, если бы только ДеШон пристрелил ее насмерть тогда. Еринобу избавился бы от него, и никакой проблемы не было бы. Покой — в смерти.

Но Джонни говорил: смерть — это выбор для трусов.

И в этих словах тоже была истина. 

Пьеса завершилась за пару часов. В конце актеры вышли на поклон, благодаря каждого за посещение, Джонни даже сыграл им что-то на гитаре, что те пообещали обязательно включить в свой репертуар. Когда они вдвоем покинули крохотный театр, между ними двумя царило молчание. И так продолжалось долгое время, пока вдали не засияли огни рынка.

— Актерская игра просто отстой. Но мне понравилось. В целом. А ты что думаешь?

— Не могу сказать, что потратил эти пару часов впустую.

Сигарета в зубах у Джонни тлела, и он улыбнулся. Чужой улыбкой. Улыбкой Ви.

— Что, прямо по больному, да?

— Ты ведь знал, о чем эта пьеса, да? Решил затащить меня насильно?

— Честно говоря, нет, — Сильверхенд пожал плечами. — Я не фанат азиатского фольклора. Думаю, это просто был знак свыше. Подумать тебе кое о чем. Но раздражает, согласись?

Когда Горо взглянул на Джонни еще раз, тот улыбался уже криво. По-своему.

— Поэтому я ненавижу глубокие фильмы, которые так любит Ви. Они постоянно выдирают из тебя что-то ценное и заставляют переживать заново, смотря со стороны. Таким картинам легко найти что-то родное в душе и заставить откликнуться, они нацелены на то, чтобы именно зацепить, а не развлечь. То ли дело трешовые боевики и летние блокбастеры. Гораздо круче, когда тебя цепляют глупые фильмы, разве нет? Значит, даже не стараясь найти какую-то струнку, режиссер такого дерьма сумел тебя задеть.

Затянувшись, Джонни сбросил сигарету на землю и растоптал ее. А затем неторопливо двинулся вперед, провожаемый внимательным взглядом за спиной.