Норман улыбается собравшимся поприветствовать его детям, чувствуя, как предупреждающе сжимается на плече мамина рука, стоит лишь ей встретиться глазами с рыжей девочкой, с горящим любопытством и беспечным весельем зелёными глазами, по цвету напоминающие драгоценные камни из мира людей.

Те самые, о которых с детства мечтала его любимая сестрица.

Норман переводит смущенный взгляд на Изабеллу, стараясь безмолвно донести, что та сжала слишком сильно, и на его коже останутся синяки. А на самом деле говорить ей вкрадчиво, без слов, что он здесь не для того, чтобы спутав ей карты, погубить взращенное с материнской любовью и заботой дитя, которое единственное из поста выживет. А потом девчушка ему смущённо улыбается и, раскрасневшись, о чем-то говорит хмурому мальчишке. Норман случайно встречается с ним взглядом.

На его приветливую улыбку отвечают скучающим взглядом, но под тонкой пленкой деланного безразличия. Норман на миг видит столько противоречивых эмоций, что кружится голова, как будто он пьян: становится сложнее дышать и улыбка трещит по швам, пока в голове так легко, как не было веками, а щеки горят, будто Норману в лицо плеснули кипятком.

Человеческая кожа же уязвима к высоким температурам?

Мама, заметив это, лишь снисходительно и предупреждающе улыбается, отпуская его плечо, и ласково подзывает к себе маленькую белобрысую девочку шестилетку.

— Но это не все новости на сегодня. Наша маленькая Конни наконец отправится в приёмную семью — её удочерила одна очень хорошая пара, — Изабелла улыбается, мельком встречаясь глазами с тем самым мальчиком, но теперь в его глазах читается лишь скука и нечего более.

В глазах на один краткий миг блеснул до боли знакомый лиловый.

Интересно.

Будоражуще.

Пожалуй, это будут самые продуктивные полгода за последние столетия. Ему впервые за века хочется творить: узнать все о местной системе безопасности и улучшить её настолько, чтобы даже у такой умной человеческой женщины, как Изабелла, не было ни шанса устранить все слабые места, сделав её совершенной, не говоря уже о тех двух товарах премиум качества.

И чисто из спортивного интереса обвести вокруг пальца самую молодую и эффективную маму за последние сотни лет, используя только свои логику и ум.

А для этого…

Норман отходит к старшим детям, пока все те, кто хотел его поприветствовать, переключили свое внимания на Конни.

— Привет. Как ты уже поняла, меня зовут Норман. Надеюсь, мы подружимся?

— Эмма! Конечно подружимся, ты же наш новый брат! Хотя странно, что мама привела тебя сюда таким взрослым, обычно дети куда младше, — девочка, до этого обнимавшая товар нормального качества и с лёгкостью держав его на руках, отпускает ребёнка на паркет, пока та, не сдержав радостный возглас, несётся к рослому смуглому мальчику, крепко вцепляясь тому в правую ногу и до боли сжимая пальцы.

— Я уверен, у мамы есть на это свои причины.

— Конечно, куда ж без этого. Эй, Рэй! Ты куда?! — девочка только согласно кивнула и, резко повернув голову, увидела, как тот самый товар премиум качества уходит, не сказав на прощание ни слова.

— К тесту готовиться. И тебе бы не помешало, Эмма.

— Ты даже не поприветствовал Нормана! Не попрощался с Конни! Это грубо, Рэй, — девочка хмурится и зелёные глаза блестят как драгоценные камни — изумруды или малахиты, Норман не уверен. Ловят блики искусственного света и тень, танцующую в глубине угольно чёрного зрачка — человеческое глазное яблоко совсем не похоже на демоническое, хотя есть у них одно общее свойство.

Они невероятно хрупки: их так легко поддеть когтем, и отсека строительный нерв вытащить из глазницы. Норман, не привыкший так ярко ощущать собственный садизм, кусает себя за щеку, пока ротовая полость не наполняется человеческой кровью. Тяжело сглатывая вязкую алую жидкость столь восхитительную на вкус, он на мгновение замирает, выпадая из реальности.

— Всё нормально. Не знал, что к тестам надо готовиться, — Норман старается звучать так, как должен звучать человеческий ребёнок, но судя по промелькнувшему в глазах Эммы замешательству, у него это не получается.

Или он попросту переоценил возможности человеческого мозга, кисло думает Норман, когда Эмма всего лишь спрашивает у него, что неужели никто в его прошлом приюте не готовился к тестам.

— Слушай внимательно, дуреха, чтобы мне не было за тебя стыдно. Для Нормана это первый раз, когда он попадает в приют, да, Норман? — Рэя на буксире тянет крошечная смуглая девчушка с живыми карими глазами и нахмуренными бровями, не говоря ему ни слово, только сжимает до боли руку.

— Точно! Тогда откуда ты знаешь о тестах? — Эмма с любопытством заглядывает ему в глаза.

— До семьи я жил в другом приюте и во всех у них есть ежедневные тесты.

— Оу. Значит, ты дважды потерял семью?

— В этом нет нечего грустного, ведь я встретил вас. Уверен, мы подружимся! — Норман ласково улыбается рыжей девочке, украдкой посматривая Рэю в глаза и замечая там черную, глухую и безысходную ненависть, но удивляет его не это — Рэй смотрит на него с болезненным пониманием, тоской и чем-то еще, чему Норман не может дать названия.

Научить свое тело мастерски распознавать человеческие эмоции было верным решением, думает Норман, загадочно улыбаясь в след уходящему Рэю.

Следующее, что привлекает внимание Нормана — догонялки. Дети решают сыграть прежде, чем мама уведет товар. К нему, облокотившемуся на дерево, под которым Рэй без всякого интереса листает толстый том по введению в автомеханику, утопая в теоретических формулах и отсутствии всякого смысла в этом чтении, подбегает довольная Эмма.

— Норман, вот ты где. Мы тебя как раз искали! Не хочешь поиграть с нами в догонялки?

— Только чур, ты водишь! — Подоспевший товар премиум качества, кажется, Дон — вспоминает его имя Норман — держит на руках Конни, с любопытством разглядывающую Нормана.

— Без проблем. Какие правила? — Норман поднимается со своего места, приветливо улыбаясь собравшимся у дерева детям.

— Считаешь до двадцати, играют все дети, по времени не ограниченно и…

— Попытайся не облажаться, Норман, — перебивает возмущенную Эмму Рэй, перелистывая очередную страницу.

— Давайте до пятидесяти, я вечно не успеваю спрятаться, — Конни взволнованно закусывает нижнюю губу, вцепляясь в рубашку Дона.

— Да хоть до ста! Слово именинницы — закон, — Дон смотрит на него с вызовом, на что Норман лишь снисходительно улыбается

— Договорились. Считаю до пятидесяти. Медленно, но кто не спрятался — я не виноват! — дети после его слов разбегаются кто куда, оставляя их с Рэем наедине.

Как раз то, что Норману и было нужно — он садится рядом все с той же лёгкой улыбкой, только голос становится таким, каким Норман привык разговаривать с многочисленными слугами и людьми клана Ратри.

— Ты планируешь убежать один?

Рэй фыркает, продолжая читать бесполезную и устаревшую книгу.

— Я с идиотами не разговариваю.

— Я дожил до своих лет, значит, не такой уж и идиот, — улыбка Нормана за секунду становится опасной.

— Был бы не идиотом — давно бы сбежал или сжёг к чертям свою прошлую ферму. Значит, идиот.

— Это в тебе говорит гордость? Прости, но ты правда ошибся в той формуле. Не моя вина, что тебе так тяжело даётся механика.

Рэй лишь скалится, обнажая свои острые клыки, но ничего не отвечает — он не кажется удивлённым ни этим разговором, ни тому, что Норман с ходу подправил то, на что ему потребовалась полчаса тяжёлых раздумий. Рэй скорее раздраженный тем, что Норман лезет не в свое дело.

— Будь добр, сгинь. Изабелла не оставит от тебя и мокрого места, а с живыми трупами я бесед не веду.

— Но ты же говоришь с Эммой. Или ты до сих пор надеешься, что она станет мамой? — Норман иронично усмехается, облокотившись на ствол и слушая, как ветер играет с листвой, будто что-то шепчет ему на ухо — и как он прожил века так этого и не заметив?

— Завались, Норман, раздражаешь.

— Забавно, что это взаимно. Ты меня тоже бесишь, Рэй. Ты и эта рыжая, в которую ты влюблен с того момента, как только начал себя осознавать и понимать, что у вашей любви нет будущего.

Рэй переворачивает очередную страницу прежде, чем спокойно и вкрадчиво начать:

— Очень похвально, Шерлок, а сейчас ты узнаешь, что вижу я. Итак, Норман, я вижу лишь завравшегося ребёнка, думающего, что он что-то знает о мире, раз ему повезло быть чуточку умнее остальных. Я вижу перед собой тварь, которая очень завидует Эмме в том, что даже при всей своей мерзости и изворотливости, не смогла бы стать мамой только по причине банальнейшей биологии, и из-за этого обозленной на весь мир. А ещё я вижу, что ты уже проиграл Норман, но так и не дополз до старта. И ещё, Норман, — Рэй захлопывает дочитанную книгу, откладывая её в сторону и смотрит Норману прямо в глаза, — у мамы уже есть шпион, так что сгинь с честью, если она у тебя все ещё есть.

Норман откидывает голову назад и беззаботно смеётся, вытирая поступившие к глазам слезы.

— Это было великолепно, Рэй, то, как ты… Боже, я не могу. То, как ты говорил, что я завидую женской биологии и про мои проблемы с мамой, господи! Ты далеко пойдёшь, если оставишь эту глупую идею сжечь тут все до тла. Даже жаль, что сейчас я должен ловить Эмму. Мы поговорим сегодня вечером в библиотеке, если хочешь узнать хоть сотую долю правды об этом мире. Не говори Изабелле о нашей встречи. Увидимся, Рэй! — Норман как ни в чем не бывало встает с сухой травы и, в последний раз улыбнувшись Рэю, убегает в сторону леса.

Детей оказывается поймать слишком легко, даже самых старших — Анну, Ната, Гильду, Дона — ни один из них не может противостоять даже Норману-человеку, о Нормане-демоне и говорить нечего.

И когда остаётся только Эмма, он замирает на кажущейся тихой поляне: безмятежные кроны деревьев, дикие цветы, щебет птиц и усталость несовершенного человеческого тела. Норман тяжело опирается об дуб, обессиленно сползая вниз, царапая об кору тонкую детскую кожу и обречённо прикрывает глаза — ему самому не сдвинуться с места, разве что если…

С дерева кто-то спрыгивает и, садясь перед ним на корточки, обеспокоено дотрагиваясь до плеча, как раз в тот самый момент, когда Эмма хочет взволнованно позвать на помощь или взять отвести его до дома, Норман касается её рукой.

— Поймал, Эмма. Шучу-Шучу. Не смотри на меня так, я хотел кое о чем у тебя попросить: не прогуляешься со мной сегодня после отбоя?

— Зачем? — Эмма удивлённо смотрит на мальчика, даже не успев возмутиться — настолько ошарашенной она выглядит. — или ты… Хочешь посмотреть на звезды?

— Скорее, хочу реванша. Один на один. Ты водишь, считаешь до двадцати, но так, чтобы мама не заметила.

— О, а можно позвать Рэя? — девочка азартно улыбается и думать забыла о нечестной игре, разве что любопытство в зелёных глазах граничит с беспокойством, но Эмма старается об этом не думать. В конце концов, Норман же предлагает просто игру в прятки? Пускай и после отбоя.

— Тогда, наверное, лучше всего начать, когда мама отведет Конни к приемным родителям: сразу после этого она бывает где-то полчаса очень занята и ей не до детей, — Эмма уже обдумывает коварный план, не зная, каких усилий стоит Норману играть свою роль — в теории, это было гораздо проще, чем на практике, когда в своём настоящем теле последний тост остаётся за ним.

Настоящий Норман стоит во весь свой высокий для человека рост, глядя на сидящих демонов снизу вверх.

— Признаться, я очень рад, что меня позвали отведать дичь в стой тёплой компании. Я редко когда выбираюсь из своего поместья и вижу только людей из клана Ратри и слуг. Благодарен вам особенно за то, что весь вечер вам удавалось терпеть моё занудство, но я хочу сказать, пока у нас есть такие плантаторы, простые демоны и клан Ратри может спать спокойно. Что же касается вашей последней просьбы по поводу улучшения системы безопасности на третей плантации — я лично займусь этим вопросом, если вы позволите и дадите мне все необходимые полномочия, — Норман прячет усмешку в бакале вина и ждёт, терпеливо ждёт скупых оваций, ждёт, когда его, увлекающегося наукой вместо охоты и бессмысленной жестокости, изгоя в королевской семье, предпочитающего удовлетворять свой садизм с пользой для демонического общества, прежде чем дожидаться того, что Йервек встаёт со всего места и тихо говорит, усыпленный ложью Нормана и грубой лестью, сказанной с надеждой на то, что сейчас кто-то из демонов встанет и наконец-то воздаст Норману за все его высокомерие, а его второе тело приведут сюда только затем, чтобы заставить Нормана его сожрать живьём. Но, увы, все, что достаётся Норману — это арогорлон. Говоря на языке уважение — даже аристократы лижут ему ноги только за то, что Норман один из пяти семей реагентов. Скучно.

Норману скучно, ему паршиво, и в то же время любопытно: будут ли эти господа все так же чинно тянуть из бакалов бардо, если, скажем… Все дети с Благодатного Дома в один прекрасный день сбегут?

Новая идея заставляет Нормана сделать ещё один глоток, отправив в пасть аккуратный кусок человеческого мяса и снова спрятать свой уродливые оскал, ряд бритвенно острых зубов, перемалывающих человечину в труху — и он возвращается к Эмме.

— Хотя, давай для начала я покажу тебе одно место. Только для этого, — Норман подходит ближе к девочке, заставляя ту сглотнуть вязкую слюну вмиг пересохшим от волнения горлом.

— Только для это придётся немного прогуляться за границы, ты же не против побывать по ту сторону, Эмма?

Девочка отрицательно мотает головой. Норман смотрит, как некогда решительно зелёные глаза горят азартом, плотно сжатые губы говорят о серьёзности её намеренья.

— Веди. Я давно хотела узнать, что находится по ту сторону, но Рэй всегда отказывался пойти со мной, говорил, что ничего хорошего по ту сторону быть не может. Только сначала… Пообещай мне, что не будешь больше задирать Рэя. Со стороны может и не заметно, но он… Ему тяжелее всех даётся расставание со своей семьёй, — Эмма смотрит на него выжидающе, и Норман понимает: если он откажется — это будет последний их разговор, так что…

Он протягивает ей правую руку. С понимающей улыбкой смотрит лукаво — по рукам.

И ждёт, пока цвета слоновой кости девичья ладонь сожмет его со всей своей уверенной силой. Эмма ему тепло улыбается в ответ, отвечая с предвкушением.

— По рукам!

И даже не подозревает, почему Рэй, умный и милый Рэй так ненавидит мир по ту сторону.

Она не имеет понятия, что её ждёт, когда девочка с кивком перепрыгнет вместе с Норманом через невысокую, чисто условную ограду.