— А что это за звуки, вон там? — спросила Алиса.

— А это чудеса, — равнодушно пояснил Чеширский Кот.

— И что же они там делают?

— Как и положено, — Кот зевнул. — Случаются…

Л. Кэрролл

В свой день рождения я решил устроить себе полную перезагрузку: волевым решением отменил пробежку, купил фисташкового мороженого и заказал еду на дом. Гулять так гулять. Составил на вечер плейлист из любимых песен и приготовил два новых журнала по архитектуре — специально приберёг. Потом поржал над собой и принес из гостевой спальни две свечки. Еще лепестки роз по дивану рассыпать — и будет как в песне: «вся жизнь впереди, разденься и жди». Накамура зовет в Чикаго, но я пока не готов — вдруг Картрайт меня оставит у себя? Пожалуйста, пожалуйста! Я там первый ученик среди ребят, стараюсь изо всех сил. Но Накамура-сан меня подстрекает: «А что бы нам, Джуриан-кун, не замутить что-то типа квартала Дефанс в Париже? У меня есть кое-какие идеи. Показать?». И мы с ним сидим за круглым столиком в кафе и держим чашки в руках, потому что не будешь же их ставить на наброски и расчеты. И меня прямо подмывает сказать: «Да какие вопросы, Накамурушка, это ведь настолько круто, что даже если это будет единственный проект в моей жизни — я согласен!». Но пока у него нет ни проекта, ни инвестора, а у меня через несколько месяцев не будет даже постоянного дохода, так что приходится наступать на яйца своей песне — горло у нее давно перерезано. Я спроектировал несколько зданий, а он взял на себя колористику — мои пятьдесят оттенков белого его забавляют. Вот так и развлекаемся, и я бы поспорил с Вуди Алленом, что у тела развлечений больше. [Человек состоит из головы и тела. У второго развлечений больше.]

В дверь позвонили, и я пошел открывать, жалея, что еще не голодный, а есть придется: разогретый рамен — это кощунство. Но парень в зеленой куртке держал в руках большой букет, а на полу стояли три горшка с орхидеями.

— Боюсь, Вы ошиблись…

— Мистер Барнс? Тогда все верно, это Вам. Хорошего вечера!

— Спасибо.

Открытка была не подписана, просто стандартная «с днем рождения». Букетец неслабый, сотни на две точно потянет, еще и в вазе. А орхидеи — роскошные, моя жаба меня бы задушила на раз. Пока я подыскивал для них место, все ломал голову: кто так разорился? Надеюсь, не мама, но она бы сказала, когда поздравляла по телефону. Все мои бывшие скинулись? Вернись, любимый, мы все простим! А может, это моя прекрасная незнакомка в хрустальных туфельках сорок пятого размера?

Через месяц орхидеи еще цвели, и я представлял себя этаким лирическим героем-самураем на празднике цветения сакуры, когда смотрел на новогодний фейерверк в парке, сидя на подоконнике в окружении нежных лепестков.

Удивительно это —

Как ни в чем не бывало жить

Под цветущей вишней. (Кобаяси Исса)

****

Ну вот он, надежда олимпийской сборной. Уши заткнул наушниками, шорты по самое не хочу. Бегает, как по своей Англии, ничего вокруг не замечает. Я один раз за ним три мили проехал — ноль внимания. А если маньяк за ним бы следил, а не я? Пырнул бы его ножом или вколол дрянь какую? Хватит уже питерпэнствовать, тут вам не равнина.

Или с девицами своими ходит в обнимочку. Я сразу чувствую себя злобным старикашкой с плакатом «совсем распустилась молодёжь», когда вижу, как они ему в штаны прямо на улице лезут. Он ее за плечи обнимает, а она ладонь засунет ему в задний карман джинсов и лапает у всех на глазах. Хочется прямо вот ручонки ей оторвать. Не можешь до дома подождать? Я жду иногда, когда не спится. Моя любовь на пятом этаже, епрст, там, где луна… Стою, смотрю на окна, запиваю бессонницу из фляжки. Настольная лампа в гостиной по ночам больше не горит — значит, с деньгами все нормально. Три-четыре раза в неделю свет зажигается в моей комнате, в свою спальню их не водит.

— Ты уверен, что он тебе нужен, Майлз? А то оставь его мне, старательный парень, толковый, и проект для него у меня есть на примете.

— Завязывай, Картрайт, мы договаривались на полгода, пока я контору не открою.

— Не кипятись, просто не хочется, чтоб талантливый архитектор без работы болтался.

— Я прослежу. Что скажешь? Он потянет?

— Опыта у него маловато, но хватка, как у бультерьера. Единственно что — бурная личная жизнь пострадает, там же ни вздохнуть, ни пернуть, сам знаешь.

— Перебьется. Он трудоголик. Еще что на него есть?

— А, он тут с Накамурой сдружился, тоже самородок. Но японец в Чикаго уезжает, и парень твой не знает, что делать. Какой-то проект они там все обсуждают, фантазия у них работает, как банкомат, когда моя жена по магазинам ходит.

У меня, должно быть, громадный запас ума: 

чтобы им пораскинуть, иногда нужна целая неделя. 

М. Твен

Звонка в дверь я ждал и подготовился: специально забытую под подушкой кружевную тряпочку — «пупсик, я такая рассеянная, я забегу!» — красиво завернул в розовую бумагу. Сам стоял в коридоре весь очень спортивный, даже кроссовки надел. Ну и пусть как та старушка с зонтиком в бородатом анекдоте, зато без долгих благородных объяснений. Я же всегда честно предупреждаю — расстаемся на фазе сладких поцелуев. Горьких слез с меня хватит. Даже чужих.

Звонок еще звучал, а я уже распахнул дверь и протягивал сверток:

— Прости, дорогая, как раз убегаю…

На пороге стоял Майлз.

— Я зайду? — и прошел мимо меня внутрь, только что плечом не задел.

У меня от такой наглости перехватило дыхание, и я смог только молча закрыть дверь. Я вообще теряюсь от неадекватного поведения, а когда очнусь — приходится либо бить морду, либо кусать локти, обычно второе и свои. Он положил на стол коробку, перевязанную лентой, и черный портфель.

— Я тут чашки тебе принес, как обещал. Выбери, какая нравится, остальные можешь выбросить.

— Спасибо, — у меня прорезался, наконец, голос. — Я потом посмотрю, ко мне сейчас…

— Я по делу, — он забрался на стул и достал из портфеля несколько папок. — Да ты садись, надо поговорить. У меня к тебе выгодное предложение.

— Не интересует, спасибо, до свидания.

— Я открываю девелоперскую компанию, мне нужен архитектор.

— Мне сходить за англо-американским разговорником? Я сказал: проваливай!

Козлина с непрошибаемым видом начал раскладывать на столе бумаги. Выборочная глухота? Это лечится. Пяткой в нос.

— Рекомендации у тебя прекрасные, ты мне подойдешь.

— А ты мне — нет!

— Я тут набросал контракт, почитай.

Пришлось вспомнить дыхательные упражнения, которые мама делала во время панических атак. Сейчас он не раненый, не гость, я в более-менее приличной форме, хотя плечо после тренировки ноет. Главное — к двери его загнать, а на ступеньках уже гравитация за дело возьмется.

— Ты совсем охренел? Думаешь, после того, что было, я вообще с тобой в одной комнате находиться буду?

— Чего ты боишься? Тут же сказано, — он вынул еще один листок, — что с моей стороны никакого физического контакта. Мы оба подписали. Даже пальцем к тебе не притронусь.

Свой экземпляр контракта по спаррингу я давно уже выбросил за древностью лет, но что-то там такое было, да. Вместе с пунктом про десять тысяч.

— Чем лучше память, тем дольше жизнь. Дверь ты знаешь где.

— Даю тебе слово офицера, — он встал и обошел стол. Я не отступил, но напрягся. — Не прикоснусь к тебе, пока сам не позволишь. Честное слово капитана морской пехоты в отставке.

У меня в который раз за эти несколько минут пропал дар речи. Точно! Это неспроста он ходит, как дорическую колонну проглотил, это же военная выправка, как я сразу не догадался! Твою мать, да я не подошёл бы к нему вообще, если бы знал! И в баре не стал бы драться — вырубил и срыл по-быстрому. Душу обласкала запоздалая лесть: проиграл достойному сопернику. Была у меня подружка, которая шутила, что если попасть под машину — то только под белый Ягуар. А мне, значит, если лечь под мужика — то только под американского спецназовца. Ненавижу козлину! На разворот корпуса и замах он не отреагировал, от боли хрюкнул:

— Я защищаться не стану, так что бой будет неинтересный. Давай лучше поговорим про работу.

— Опять обдолбался, мудак? Я сказал, иди ты на…

Мою прочувствованную речь прервал звонок в дверь.

— Пупсик, как хорошо, что ты дома! А то это мой любимый лифчик, и я без него как без… Ой, ты не один!

Хоть здесь козлина пригодился — увидела его и передумала блузку снимать. Не знаю, что она в этот лифчик складывает, но у некоторых людей завышенная самооценка, и это не моя проблема.

— У нас тут деловая встреча, милочка. И так как с моим архитектором мы достигли полного согласия и удовлетворения сторон, я с удовольствием тебя подвезу, куда скажешь. Это твое? Держи.

Он сунул офигевшей девице розовый сверток, положил ей свою лапищу на спину и развернул к двери.

— Барнс, подготовьте комментарии к проектам и впишите в графу «Заработная плата» нужные цифры. Я заеду через неделю.

Я и тут не упустил возможности упустить возможность и показал средний палец, только когда за ними захлопнулась дверь.

****

Он выдержал двадцать семь минут:

— Неужели не понятно, что никого нет дома!

Я снял палец с кнопки звонка:

— Я человек слова. Пришел через неделю, как обещал.

Барнс снова был как моток колючей проволоки, но шкура у меня толстая. И плазменный резак в коробке с лентой принес.

— Энцо привет передает, — я проигнорировал сунутые мне в нос черные папки с документами и прошёл к кухонному столу. По квартире поплыл запах кондитерской, в которую за последние пару дней превратился мой дом. — Он мне не дал попробовать, сказал, что ты поделишься. Как джентльмен.

Джулиан очнулся, злобно рыкнул и грохнул папки на край стола:

— Тебе, может, чаю еще предложить?

— Кофе.

— Я туда не успел яду подсыпать, так что отвернись, пожалуйста, на минутку.

Я встал так, чтобы он меня видел — все еще боится ко мне спиной поворачиваться. Молодец.

— Ты все чашки оставил? Понравились?

— Все красивые, спасибо. Можешь себе выбрать одну, я потом на ней в магии вуду поупражняюсь.

Я сел за стол первым, давая волку преимущество в скорости и радиусе поражения.

— Что думаешь про проекты? Шансы есть?

Профессиональная гордость пересилила злобу. С приманкой я угадал, он не удержался, посмотрел.

— Памятники культуры и архитектуры не по моей части, про них ничего сказать не могу. А вот жилые кварталы очень интересные, там можно хорошо все обыграть.

— Кто сможет? — удивленно стрельнул глазами: прекрасно, обиделся, что я принял его отказ. — Но мне нужен независимый архитектор, чтобы работал только на меня. Деньги большие, проекты элитные. Надо сразу сделать по высшему разряду, второго шанса не будет. Есть кто на примете? — тут на землю летит следующий кусок мяса: ничто так не сближает невольных союзников, как общий враг. — У Стивенса, может, поискать?

Волк чуть чай свой в чашку обратно не выплюнул и приготовился в Стича превращаться, но я его опередил:

— Там все какие-то рукожопые, наш с тобой проект чуть не просрали, дебилы.

— Даже имени этого при мне не говори, — Джулиан возмущенно бросил на блюдце печенье. — У них не только руки, у них и мозг из жопы растет и дальше унитаза не растекается. Чтобы твой бизнес выстрелил, надо сделать, как никто еще не делал. Вот в Кенсингтоне, например, я бы предложил стиль чикагского пригорода — если хочется побольше домов разместить. Или Истлейк — там тоже узкие фасады и большие окна. Но мы же можем сделать по-новому, верно? Фасады расширить, ступеньки убрать, с цветом поработать — смотри, как можно…

И я смотрел, не смея прикоснуться к остывающему кофе. Только отодвинул его чашку от края стола, над которым порхал карандаш и взлетали листы, заполненные набросками.

— Ну, в общем, много чего можно придумать. Были бы деньги и мозги, — он вздохнул.

— Деньги я обеспечу, это моя задача, — я вернул ему чашку — белую с голубым — и блюдце с надкусанным печеньем. — А у кого еще мозги есть, как у тебя?

— Льстите мне, я это люблю, — Джулиан сделал глоток, недовольно поморщился и пошел заваривать свежий чай. — Тебе еще, что ли, кофе?

— Да, пожалуйста. Кстати, какой у тебя сорт? Энцо все не может подобрать, я его совсем замучил.

— Самый обычный, просто кардамон добавляю. Могу с корицей сварить, могу с мускатным орехом.

— Один хрен не запомню. Ладно, пускай дальше мучается.

— Я напишу.

— Я потеряю.

Я не очень силен в языке тела, но тут и без словаря по его спине можно было прочесть «бедный, бедный Энцо!». Значит, третий кусок приманки волчок тоже заглотил. Я улыбнулся в чашку, которую купил для себя, — черную с золотыми крапинками внутри. Пьешь — а тебе из кофейного космоса подмигивают звезды. Как волчьи глаза.

Джулиан решительно отодвинул от себя ворох бумаг:

— Забирай и сваливай. Мне еще два макета делать.

— Для Картрайта?

Он подозрительно на меня посмотрел.

— Ну не у Стивенса же про тебя спрашивать.

— У Картрайта своих архитекторов хватает, он с ними уже сработался, я не при делах, — он повертел в пальцах недоеденное печенье и положил его обратно на блюдце. — Мои клиенты — тупые безрукие студенты, пусть они вам потом город и застраивают, я посмеюсь.

— Тебе не нравится Нью-Йорк?

— Это я ему не нравлюсь. Продам уже к чертям собачьим квартиру и уеду в Чикаго, хватит здесь время терять. За пять лет нормальной работы не нашел, и ни одного проекта интересного не светит.

Я выдержал стратегическую паузу — досчитал до семи. Медленно. Потом выбрал листок со свежим эскизом:

— Вот этот мне нравится. Достаточно дерзко, и в то же время респектабельно. Такой точно никто больше не сумеет…

— Чтоб ты горел в аду, скотина! — взорвался волк. — Один проект, понял? И считай, что тебе очень крупно повезло!

— Я в курсе, — я подвинул к нему контракт и ручку. — Завтра едем смотреть офис.

От горчицы — огорчаются, от лука — лукавят, 

от вина — винятся, а от сдобы — добреют. 

Как жалко, что об этом никто не знает… 

Все было бы так просто. 

Ели бы сдобу — и добрели! 

Л.Кэрролл

До Третьей авеню на Манхэттене мне добираться целый час, но офис на высоте — двадцать пятый этаж, стекло, бетон, хай-тек, красота. Виды из окон охренительные, оборудование и кабинеты — изумительные. Аренда, наверное, дороже, чем моя квартира. Козел в безупречном костюме там смотрится гораздо органичнее, чем я в джинсах, но это его проблемы. Девушкам я нравлюсь, остальное неважно. Радостную песнь души сопровождал контрапункт опасения: успею ли я среагировать, если Майлз опять нападет? Хотя отец прав, нечего искать вокруг виноватых, в этот раз буду начеку. Ну и не станет ведь козлина при всех меня в спину бить. Так что прорвемся!

Из персонала в офисе пока только финансовый директор, архитектор и секретарь. Очень хорошо для своих лет выглядит, вот бы мама за собой так следила. Ей тоже давно пора на работу устроиться и перестать от людей прятаться. Когда уже она поверит, что ни в чем не виновата! Хотя отец забыть не даст. Я, конечно, тот еще сынок — с двумя образованиями, а гордиться родителям нечем. Может, в круиз их отправить? Черт, я так всю жизнь денег не увижу. Иногда жалею, что не родился в многодетной семье, было бы тогда на кого стрелки разбитых надежд перевести. Но навестить их, конечно, пора, вот и Билли с утра звала домой — приезжай, мол, детка, соскучилась по тебе мама (Baby Won’t You Please Come Home). Скоро посещу вас, знакомые места, дайте только срок. И денег заработать.

Предложенный Майлзом ресторан я забраковал сходу: патлатые официанты болтали в углу. На вопросительный взгляд пожал плечами:

— У меня девушка была из ресторанного бизнеса, открыла тайны золотого ключика.

— А я подумал, ты там работал, раз готовить умеешь.

— Для работы у меня есть профессия, все хобби — для дома.

В кафе «У Мел» я затащил козла отчасти от вредности: явно ниже его уровня, пусть прикоснется к народному творчеству кашеваров Ямайки. Интерьер впечатления не произвел, но туалет чистый, официантки все при деле, свободных мест мало — хороший знак, и цены нормальные, можно здесь обедать.

— У них даже сконы в меню есть, — Майлз посмотрел на меня, — это же английские, вроде. Будешь?

Выражение моего лица доходчиво объяснило мнение непредвзятого эксперта об аутентичности британской кухни в исполнении выпускников американских кулинарных техникумов. И, к сожалению, не только козлине.

Наша официантка была похожа на фигурки примитивного искусства народов Африки, воспевающие плодородие — живое воплощение матери-земли. Только на меня она обратила свой гнев, а не милость, судя по бурлящему водопаду кофе, с опасной скоростью заполнявшему мою чашку. Из плоских ноздрей грозили вырваться струйки пламени, а под цветастым тюрбаном наверняка проснулись черные мамбы Медузы.

— Мне, пожалуйста, маффин с черникой, — Майлз попытался спасти ситуацию, пока я судорожно соображал, как извиниться. 

Официантка удалилась, вихрем негодования смахнув со стола салфетки. Десерт принесла уже другая, молодая и плоскогрудая.

— Ваш маффин, сэр. А скон за счет заведения, хозяйка угощает, — она поставила передо мной тарелку с чем-то квадратным, намазанным малиновым джемом. Я покорно съел все.

Всю дорогу в метро я размышлял и все же постучался в заднюю дверь: хоть и вечер, посетители все равно могут не то подумать, увидев меня в зале с коробкой. Три дня места себе не находил, придумывая, как загладить вину перед ни в чем не повинными американками, которые никогда не пробовали настоящих сконов. Я, вообще-то, и сам карри готовлю, как мне нравится, одна моя бывшая тоже снисходительно улыбалась.

— Мел? Я пришел просить прощения за свое поведение, если позволите…

****

На совещании доложил, какое значение имеет девелоперский бизнес для семьи. Босс довольно кивал и потом распространялся еще про инициативность, финансовое предвидение и новые горизонты. Я делал вид, что все так и есть.

— Весли, сынок, а почему ты все-таки novizio (новичок) неизвестного выбрал? Давай кого, может, посолиднее найдем? Передай мне еще брускетту.

— Он проверенный, мистер Феррелли, и перед трудностями не пасует. Если проявит себя — прикормим и оставим, он нам дешево обойдется. Не понравится — избавиться не проблема, связей у него здесь нет. Зато идей отличных на сто лет вперед.

— Папа, — недовольно протянула Ванесса, убирая сыр на дальний край стола, — я не ожидала от тебя такого предвзятого отношения к молодым специалистам. А если меня никто не возьмет к себе в модный дом работать?

— Тебя возьмут, куда захочешь, cara mia! Даже не думай об этом! Ладно, Весли, набирай себе команду, но секретаршу не тронь. Я обещал Микеле позаботиться о семье, упокой, Мадонна, его душу.

Чего-то я, наверное, в жизни не просекаю. Думал, волк никогда больше не сунется в то кафе, ну или нас там обслуживать откажутся.

— Джулиан, золотенький мой, садись скорее, я сейчас все принесу!

А ведь под ее взглядом волк боялся пошевелиться в прошлый раз. Или ему все равно, кого охмурять? Кобелина, она же ему в матери годится! Мой взгляд он истолковал по-своему:

— Я им сконов принес настоящих, а то неудобно тогда получилось.

— Где купил?

Так, наверное, на Мерлина посмотрел бы Артур в ответ на вопрос, сколько человек помогали ему вынуть меч.

— Сам сделал, там на все про все десять минут.

— Ясно. Энцо расстроится.

Опять испуганный взгляд — капкан сработал. Уноси готовенького.

— Он каждый день про тебя спрашивает. Обижается, что не заходишь. Он же тебя угощал.

Джулиан виновато отвел глаза:

— Давай я ему в субботу сделаю, а ты передашь. Хорошо?

Я пожал плечами:

— Не проблема, тем более, если всего десять минут.

Волчок был в фартуке с надписью «Еду засуньте себе в рот, критику — в жопу» и сразу ускакал обратно к плите. Стол и стулья были заставлены коробками и на чем там пекут печенье, никогда не помню название. Хватит накормить целую дивизию.

— Положи обратно! — рявкнул волк. — Возьми вот этот, он некрасивый. Красивые для Энцо оставь. И что за манера все жрать, как только в дом заходишь!

С набитым ртом разговаривать нельзя, кто сказал, что я невоспитанный. Я даже сам налил воды в кофеварку. Джулиан закатил глаза и достал кофемолку.

— Я думал, сконы сладкие.

— Всякие бывают, — он придирчиво разглядывал каждый, сокрушенно щелкал языком и качал головой. — Я еще сделал с чеддером и прованскими травами, с беконом и сладким перцем, с грецким орехом и козьим сыром. На вот этот тоже, какой-то он неровный. Черт, печенье!

Прошедшие беспощадный отбор элитные легионеры глянцево пялились на меня из коробки. Я улыбнулся им как Шерхан Маугли.

— Что, какой-то некрасивый? — испугался вместо них волк. — Давай поменяем.

— Все как на параде. Ты когда будешь готов? Говорил же — десять минут.

— Да ты и сырое тесто сожрешь — не подавишься, — он зашипел, перекладывая горячее печенье в коробку. — А это для хорошего человека.

Есть очень действенное средство от ожогов. Я представил, как наклоняюсь через стол и облизываю пальцы, покрытые крупинками сахара, и Джулиан смотрит на меня, приоткрыв рот, и проводит языком по губам…

— Иди переодевайся, — я встал вплотную к столу. Слишком живое у меня воображение, твою налево, моряк уже паруса поднимает. — Я сам сложу.

— И в холодильнике еще клубничный джем и сливки в банке! И я все печенье посчитал, так что больше пяти штук не жрать!

Джулиан вернулся через минуту, и мой пиратский фрегат еще не успел застыть в полярных льдах. Но уже бросил якорь.

— Я сказал из холодильника достать, не из морозильника, — волк распахнул верхнюю дверцу, чуть не заехав мне по носу. Попытка засчитана, уважаю. — И зачем мне переодеваться? Сам все отвезешь.

— Ну Энцо ждет, он все утро для тебя старался, даже меня не кормил, — вот он, удивленный большеглазик, выглянул наконец. — Я к вам в службу доставки не нанимался. Так что поехали.

— Я сам доберусь, на метро.

Я выразительно посмотрел на коробки, взял одну за угол и легонько потряс.

— Прекрати, сволочь, все сломаешь! Ладно, один раз. Посмотрим, что у тебя там за рояль в кустах.

Ну я же подготовился. Так что концертный. Белая кожа. Черный Феррари.

Волчок раздул ноздри от неожиданности, потом спохватился:

— Разуваться? — ядовитенько, как мы любим. Нет, дружок, раздеваться и на колени ко мне. И трахаться до потери пульса.

— Я после поездки на мойку отправлю. Коробки держи как следует — прокачу с ветерком.

— Давай уж и с огоньком тогда, если не слабо.

Вот ведь зараза мелкая, ну ничего, сейчас ты у меня заткнешься.

В ушах у меня беседовали послы Великобритании и Италии на официальном дружеском приеме на кухне США. «Ты пьянишь меня, и мысли о тебе пляшут в моей голове, как пузырьки в шампанском». В животе за место сражались всякие сконы, амаретти, шотландское печенье, фроллини и дохрена еще чего, что в рот уже не лезло. «Ты улыбаешься — и я горю, как июльское солнце». В душе саперными лопатками ковырялся джазовый оркестр: «И пусть я знаю, что моему несчастному сердцу ничего не светит, ты все равно ударяешь мне в голову». Джулиан и Энцо сияли от взаимных комплиментов, обсуждали процент содержания протеина в муке и по очереди варили кофе. «Твои глаза пьянят мою душу, а я говорю себе: идиот, этому не бывать никогда» (You Go to My Head).

Домой волк, груженный пакетами, поехал на метро, а я пошел, наконец, куда мне нужно было весь день. Стоял в душевой кабине и ощущал на теле струйки воды. Как они спускаются с груди на живот и в пах. С плеч на спину и в ложбинку между ягодицами. И представлял, что это его пальцы, те самые, что я так хотел облизать. Лениво скользят по коже, которая сразу покрывается мурашками от желания. Или ожогами от бурлящей во мне крови. Он ведь ниже меня, так что будет заглядывать мне в глаза снизу вверх, проведет языком по губам, улыбнется… Нет, скорее, ухмыльнется, встанет на цыпочки и прошепчет мне в ухо… Нет, пусть лучше лизнет и прикусит мочку, и потом шею, а руки в это время мнут мой зад, и я подаюсь вперед и ощущаю своим членом его. Я беру их оба в ладонь, и Джулиан стонет мне в рот, прижимая к себе, и я, с сожалением разорвав поцелуй, разворачиваю его спиной. Опускаюсь на колени и скольжу по безукоризненным ногам жадными губами, дохожу до поджавшихся от нетерпения яичек… Я зажмурился и представил себе его приоткрытые губы, опущенные ресницы, пальцы в моих волосах и нежный выдох… Постоял еще несколько минут, упираясь одной рукой в стену, восстановил дыхание. Еще раз вымыл себя и кафель и пошел спать.

Запах роз и последствия размышлений, чем будут пахнуть волосы Джулиана, если он встанет передо мной на колени, пришлось нейтрализовать ромом, и с утра болела голова. Так что болтовню Тайни я слушал вполуха. При свете дня становилось ясно, что план по приручению обречен. Даже если волк к себе и подпустит, то точно не на расстояние объятий. И не лизнет меня в шею, а просто перегрызет горло. Гребаная реальность, хоть опять иди душ принимай для успокоения. В кабинку для солиста секс-караоке.

Энцо сварил кофе со специями, и в столовой пахло волчьей квартирой. Я купил себе бело-голубую чашку, как у него. Для иллюзии. Джулиан обещал Энцо раз в неделю появляться. А на работе я не смогу его часто видеть. Так что новый план такой: один проект, волк уезжает в Чикаго, я женюсь на Ванессе… Все херово и без этих мыслей, твою мать.

И Тайни еще заныл, что встретил юношу, полумесяцем бровь, а кто он — спросить не успел, а парень ну уж такой, что хоть с руками отрывай, хоть лопатой загребай. Слушай, напиши уже про него песню и заткнись. Все эти люди икс — сплошная боль в организме: пока не найдешь, не знаешь, как жить, а найдешь — не знаешь, на какой козе подъехать.

— A как же ты можешь разговаривать, 

если у тебя нет мозгов? — спросила Дороти. 

— He знаю, — ответило Чучело, 

— но те, y кого нет мозгов, очень любят разговаривать.

Л.Ф. Баум

— Вы ведь претендуете на должность расчетчика? — я непонимающе нахмурился.

— Я считаю, так? Что заслуживаю признания своего богатого опыта, так? — индус лет сорока запальчиво тряс своим резюме.

— У Вас ведь даже образования специального нет, — надо осторожно, мужик явно не в себе.

— Я из опыта все знаю, так? Я всю стройплощадку за год изучил, так! — да чего ты башкой дергаешь, как болванчик.

— Не могу себе даже представить, что там за опыт у помощника ассенизатора в проектировании зданий.

— Вот, пожалуйста, написано, так? Полгода курс онлайн «Дизайн интерьера», так? Сто долларов платил, между прочим! Какого еще надо образования!

— Профильное высшее не помешало бы, — я уже начал заводиться. Что за хрень? Кто вообще этого мудака пригласил на собеседование? — Боюсь, Вы нам не подходите. До свидания.

— Вот не должны Вы так говорить, так? Это неуважение к моему этническому меньшинству, так! — индус вскочил, закивав уже не только головой, но и всем телом, и мне пришлось взяться за край стола, чтобы удержаться от искушения выставить кандидата за дверь невербальным способом.

— Я требую с директором разговаривать, так? Я знаю свои права!

— Анджела, мистер Майлз свободен? Попросите у него пару минут для меня, пожалуйста, будьте любезны. По какому вопросу? Несанкционированный крестовый поход в защиту прав этнических меньшинств.

****

Глаза опять волчьи, сощуренные, кулаки сжаты добела. Мальчик хочет крови: еще чуть-чуть — ощерится и начнет кусаться. Что там эта чунга-чанга лопочет? Не переживай, сейчас мы ее обратно на чудо-остров отправим.

— Значит, интересуетесь должностью ведущего архитектора? — ну ни хрена себе заявочка. — Я не вижу длинного списка проектов, которыми вы руководили. Как нет? Хотите судиться, что капиталисты США не дают проектов начинающим специалистам-иммигрантам? Вот визитная карточка моего адвоката, — выбрал покруче, с золотым тиснением: обосрется от страха даже имя прочитать. — Всего доброго, дверью хлопать не трудитесь — она на доводчике.

— Нет, я понимаю, что если не берут в штат женщину, она всех обвиняет в сексизме, — Джулиан наконец выдохнул. — Если берут — она недовольна тем, что на нее смотрят как на секс-объект, а не как не специалиста. Если смотришь как на специалиста, — недовольна тем, что не смотрят на сиськи. Тут все понятно. Но когда ко мне приходит туалетный работник с диагнозом климакс головного мозга и хочет занять мое место… — волчишка опять задохнулся. — Совсем они у вас тут страх потеряли, эти пожиратели карри! Я, конечно, не расист…

Ну-ну, лейся, песня. Выступает заслуженный солист Владычицы морей с номером про расовую толерантность. Я послушаю. Только не здесь.

— Анджела, мы с мистером Барнсом едем на площадку, оттуда на обед. Вернемся к двум часам.

— Зачем нам на площадку?

— Не надо? Тогда сразу на обед.

В машине пришлось-таки прослушать вариации на тему «Правь, Британия!», но не в свой адрес это даже как-то забавно.

— Ну это как если бы он к вашему адмиралу пришёл проситься вице-адмиралом, потому что «Титаник» три раза посмотрел! Пусть они все в свой Пиндостан пиндосят, там у них каждый день дома обрушиваются с их богатым изжопытом! А у тебя точно не будет из-за него проблем?

— Отдельно взятый ёршик для унитаза для нас никакой опасности не представляет, — вот про «нас» это хорошо получилось. Не переживай, волчок, я тебя от любого Мойдодыра спасу!

Джулиан не прокомментировал даже бутик-ресторан, послушно сел напротив и только удивленно вскинул бровь, услышав про двойную маргариту.

— Еще ведь работать потом?

— Это для восстановления душевного равновесия. Стейк?

— Угу. Минимальной прожарки.

Ну вот знал же, что крови жаждет.

— Десерт обычный, мистер Майлз? — официант с любопытством поглядывал на волка, который уже почти остыл до своего нормального цвета. — А что Вам будет угодно, мистер…?

— Это мистер Барнс, главный архитектор в моей новой компании, — давай залижу тебе хоть раны, раз пока больше ничего не даешь, эх…

Джулиан вежливо кивнул. Твою в дивизию, ну как же просто с парнем! Девица бы сейчас вся извихлялась, глазами стреляла и грудями пыжилась. А, да, они еще животы втягивают, чтоб в спинку стула упирался, и не жрут нихера. А ты давишься стейком под их голодными взглядами, пока они листочки шпината злобно препарируют на тарелке. С хищником все понятно: вижу цель — иду к цели. Вот опять жмурится, довольно урчит, снимая куски мяса с вилки. Значит, будем сюда заезжать по особым случаям. Раз в неделю. И десерт даже? Чего это он так разволновался? Фисташковое мороженое. Надо Энцо сказать. Удачный день!