Олежа режет картошку, и расшатанный стол общажной кухни качается под каждым его движением.

Доска тоже старая — он себе купил, когда увидел, на чем режут еду его соседи. Олежа говорил себе: вот в следующий раз пойду в магазин, куплю новую обязательно. Каждый раз забывал; а сейчас смысла уже нет, он готовит на этой кухне чуть ли не в последний раз. До выпуска всего неделя.

Олеже, когда он переехал, было трудно переучиться: привык за столько лет готовить на них с отцом. Трудно стало рассчитывать количество продуктов, чтобы ничего не пропало. Олежа первые месяцы делился, когда понимал, что сам все не съест. Пытался сначала даже с соседом готовить на двоих — но после трех покупок еды за свой счёт, от этой идеи отказался. Олежа научился готовить так, чтобы не тратить лишних денег. Так, чтобы не волноваться — останутся ли ему на ужин котлеты, или он увидит вечером свою тарелку в мойке.

Потом пришлось переучиваться снова — когда Антон ответил на домофон и принял от курьера несколько лотков с готовой едой.

— Так же дороже, почему сам не готовишь?

Антон посмотрел устало, почти измученно. И Олежа опять начал вспоминать, сколько нужно покупать мяса на суп для двоих, сколько нужно риса и моркови для вкусного гарнира. Антон смотрел на него как на волшебника. Олежа уверен — Антон с таким восторгом не смотрел ни на одного шеф-повара из самых дорогих ресторанов. От этого к щекам приливало горячо — и точно не от ровного жара дорогой плиты, на которой все конфорки работают безукоризненно (не в пример общажным). 

Олежа закидывает нарезанную картошку на сковородку и надеется, что в этот раз он рассчитал все правильно. Что в этот раз он не рассчитал порцию ещё и на Антона. Ему кажется, что глаза слезятся не из-за лука, а из-за их глупой и совершенно провальной ссоры.